Юлия РУТБЕРГ родилась 8 июля 1965 года в потомственной театральной семье. Папа - Илья Григорьевич Рутберг - Заслуженный деятель искусств России, один из основателей студенческого театра "Наш дом". Бабушка и дедушка по маминой линии (Елена Кудельская и Николай Суворов) танцевали в знаменитом ансамбле НКВД (театр "Остров танца"). Бабушка была блистательной исполнительницей народного танца, английские газеты писали про нее: "Русская красавица Леночка Кудельская". Дедушка - солистом классических танцев ("Шурале"). Мама - Ирина Николаевна Суворова, закончив Гнесинский институт, преподавала в музыкальной школе.
Юлия училась в музыкальной школе при Академии им. Гнесиных. Окончила Театральное училище им. Щукина (мастерская А. Казанской), с 1988 года работает в Театре им. Вахтангова.
Талантливая трансформация природных данных определила ее легкость вхождения в разнородную стилистику. Ее чувственный, слегка хрипловатый, богатый оттенками голос органично сочетается с тщательно разработанным сценическим рисунком - четким, графичным, острым, предпочитающим ломанные линии. Яркая ироничная экстравагантность, эксцентричность, психологический парадокс - почва на которой рождаются образы, созданные актрисой такие, как Зоя Денисовна в "Зойкиной квартире" Гария Черняховского, Двойра в "Закате", Хетти в "Даме без камелий" Романа Виктюка, мадам Дурандас во "Французских водевилях" А. Кузнецова и Г. Черняховского, Тайная Недоброжелательность в "Пиковой даме" Петра Фоменко, Анна Андреевна в "Хлестакове" Владимира Мирзоева.
В кино дебютировала в 1989 году в мюзикле "Руанская дева по прозвищу Пышка". Снялась более чем в 30 фильмах, в том числе: "Похороны Сталина", "Старые молодые люди", "Расстанемся, пока хорошие", "Макаров", "Чек", "Фаталисты", "Атлантида", "Прощайте, доктор Фрейд", сериалах "Московские окна", "Сыщики", "Смотрящий вниз", "Холостяки", "Участок". Юлия работает на радио и телевидении. Соавтор и ведущая цикла телепередач о театре "Субботний вечер со звездой" (1996-1997г.г.).
Юлия Рутберг - Заслуженная артистка Российской Федерации (2001г.). Лауреат театральной премии "Чайка-1997" (спектакль "Хлестаков").
В 2004 году создала свой собственный театральный проект, в рамках которого вместе с режиссером Владимиром Ивановым поставила спектакль в жанре кабаре - "Вся эта суета". Лауреат премии "Лица года-2005" (спектакль-кабаре "Вся эта суета").
В 2006 году награждена Международным Благотворительным Фондом «Меценаты столетия» Орденом «Слава нации» за значительный вклад в области искусства.
В 2007 году награждена Всемирным Благотворительным Альянсом «Миротворец» (Международный комитет общественных наград и Благотворительный Фонд «Дети и молодежь против терроризма и экстремизма») Медалью «Миротворец» ЗА ВКЛАД В ДЕЛО МИРА.
Молодежь Эстонии, 07/03/2006 Любовь на тропе войны
В преддверии Международного женского праздника во время Гатчинского фестиваля кино и литературы мы решили обратиться с двумя одинаковыми вопросами к нескольким популярным и, надо думать, весьма любимым представителям российского кино и театра. Не мудрствуя лукаво, спросили у них, во-первых, что такое, по их мнению, женское счастье, а во-вторых, попросили дать всего один совет Ей и Ему, что находятся рядом.
Юлия Рутберг, заслуженная артистка России, актриса театра имени Вахтангова
1. Мне кажется, в разные жизненные периоды женщины под своим счастьем понимают разное. Вообще в женском счастье роль мужчины очень важна, но, уверяю вас, что женщина, которая перекладывает на мужчину ответственность за свое счастье, – совершенно не права. Мы и сами способны не ждать милостей ни от природы, ни от мужчины, а то так всю жизнь можно прождать. А ждать и догонять на свете хуже всего. И кто сказал, что все вокруг должны делать тебя счастливой? И потом, так прекрасно быть самой ответственной за чье-то счастье.
В пору первой любви никакого счастья, кроме взаимности, для женщины не бывает. Впереди — целый мир и еще вся жизнь, а первая любовь – это самое оглушительное, что можно пережить. Потом ты взрослеешь, у тебя появляются семья, ребенок, и ты начинаешь понимать, что за что-то отвечаешь, но, уверяю вас, женское счастье приходит не в этот момент, потому что муки первого времени, во всяком случае, у меня, на счастье походили меньше всего – как кошмар, вспоминаю все эти недосыпания, и, слава Богу, что моя мама, мне тогда очень помогавшая, как раз и стала тогда моим счастьем.
2. Совет мужчине – не забывать о том, что женщина такое же замечательное и богоподобное существо, как и он. Потому от того неразумного эгоизма, что есть в мужчине, стоит прийти к разумному, и тогда твоя вторая половинка будет поистине счастлива. Женщине же хочется напомнить, что можно добровольно сидеть дома и растить детей. Но если она понимает, что сидеть дома это для нее, как носить паранджу, то никогда с этим не надо смиряться. Для женщины очень важно состояться. Никогда не была согласна с тем, что женщина обязательно должна посвятить себя мужчине и раствориться в нем. Могу объяснить, но, боюсь, в моих аргументах будет не много праздничности. Потому я с мужчинами всегда встаю на тропу войны. Война может быть веселой, может быть без правил, самурайской или кикбоксингом, но может быть и нежным препирательством, доставляющим взаимное удовольствие.
Отправлено: 07.09.13 19:12. Заголовок: 07.03.2006 На вопро..
07.03.2006 На вопрос "Как вы отдыхаете?" отвечает актриса Юлия Рутберг
- Юля, как обычно вы проводите свободное время? - Отдыхаю спазматически, нервно и чуть-чуть. Когда работаю, с одной стороны, понимаю, что есть слово "надо", с другой - надеюсь, что будет работв с отличными актерами, это для меня большая радость. А отдохнуть успею в другой жизни, наверное.
- В какие места вы чаще всего выезжаете? - Люблю путешествовать на море. Еще мне обязательно надо попасть в Среднюю полосу. Обожаю собирать грибы, землянику. Мне нужны лес, резиновые сапоги, платок, и чтобы меня никто не узнавал. В первые три дня отпуска хочу быть абсолютным животным: спать, спать и есть.
- Какую кухню вы предпочитаете на отдыхе? - Ем что дадут, а вообще люблю постное. Если выезжаю на море, то предпочтение отдаю дарам моря - свежей рыбе, морским гадам. Если оказываюсь в другой стране, пробую национальные блюда. Когда ты находишься в чужих краях, нужно понять, чем там живут люди. А еда - это очень мощное познание.
- Удается ли вам смотреть последние театральные премьеры? - Поскольку в нынешнем году я была членом жюри фестиваля "Золотая маска", я посмотрела 21 спектакль, от которых до сих пор отхожу. Это очень много для актера и очень трудно.
Эта женщина блещет эмоциональностью, элегантностью. Любое ее появление на публике, будь то театральная сцена или показ мод, производит впечатление. А виновница волнений остается непосредственной и естественной. Коротко остриженная, то ли девочка-проказница, то ли мальчик-шалун, очаровывает режиссеров Виктюка и Фоменко. Игра ее на сцене лучезарна и сильна до остроты. Но передать ее словами почти невозможно - эмоции улетучиваются. Остается актриса Юлия Рутберг в Вахтанговском театре. "Зойкина квартира", "Дама без камелий", "Принцесса Турандот", "Я тебя больше не знаю, милый". Сидя на балконе на Смоленской площади, мы с Юлией Рутберг с высоты птичьего полета разглядываем пыльную майскую Москву. Слабый ветерок навевает что-то воландское.
- Юлия, а как Вам вообще дьявольская, чертовская тема? - Все, что связано с дьяволом, мне внушает как минимум опасение. Но вот уже несколько раз я сталкивалась с ролями, которые несут в себе отголосок этой темы. Но я пытаюсь всегда рассматривать чертовщину через персонаж Воланда. По-моему, это человек, который пришел на землю, чтобы прежде всего сделать добро Мастеру и Маргарите, потавить на место бесстыжих, наглых. Я ненавижу этот класс, который Воланд уничтожал. Этих бесконечных администраторов, этих бесконечных людей, которые отрывают руки режиссерам, не дают писать романы, которые заседают в Моссолите, принимают бездумные решения и едят в этих бесконечных ресторанах. А Воланд увидел все это с высоты птичьего полета и принял решение, кого сечь, а кого помиловать. И сек он правильно. И произошло воссоединение двух светлых и талантливых людей. А это так редко бывает, что я принимаю и приветствую.
Может быть, потому, что я человек весьма ироничный и с наличием некоторого серого вещества в голове, мне доверяют роли, которые часто приходится выдумывать. В зале ведь бывает разная публика, и нужно пронести этот выдуманный образ через собственные чувства и сердце, чтобы сложилось впечатление. А потом публика выяснит, кто испытал маразм, кто оргазм, кто решил удариться в сионизм, а кто в ленинизм. А сейчас мы репетируем Пушкина, и там есть тайная недоброжелательность, которая тоже связана с чертовщиной, с мистификацией, с метафизикой. Мы воспринимаем это с позиций интеллекта, потому что дьявол - это вам не простой смертный. Чертовщина и воландовские проявления - это наличие колоссального ума и иронии.
- Насколько важны для Юлии Рутберг естественность и ироничность? - Огромное количество людей придумывают себе маски, образы, меняют голос, начинают закатывать глаза и демонически хохотать. И когда я это вижу, мне становится ужасно жаль таких людей. Мне, наверное, удалось сохранить естественность процентов на 98. А два-три процента некоего вежливого существования появились у меня в последнее время, когда я стала попадать на светские рауты. Я иногда бываю... ну как козе баян мне все это мероприятие, а я вынуждена вести себя прилично и достойно. А я человек ужасно увлекающийся... И вот на всяческих вечерах и презентациях я научилась "носить лицо". Я его надеваю, когда выхожу в свет, но иногда что-то происходит, и оно сбивается.
Но я считаю, что это хорошо, быть естественным человеком, я не стыжусь и не боюсь своих эмоций. Хотя очень сложно бывает жить ироничной женщине. Постоянно ожидают от тебя чего-то такого - вот сейчас придет Рутберг и пошутит. А иногда бывает так, что и разговаривать-то не хочется. И тогда видишь тень разочарования в глазах окружающих. Ироничная, веселая. но иногда я могу быть совершенно другой. Это, наверное, приобретение последних лет, потому что мне иногда приходится вступать в такое единоборство с мужчинами, которые старше меня, наделены большей властью. и здесь я понял, что у меня начинают воспитываться достаточно жесткие качества, которые если и предполагают иронию, то уже ближе к сарказму.
Меня очень часто ругает мама, потому что я не всегда властна над выражением собственного лица. И это так прокалывается! Вдруг до такой степени меня что-то шарахнуло, что у меня вытягивается подбородок, наливается лицо. окружающие толкают в бок и говорят: "Перестань, ведь люди видят!"
- А родители вас строго воспитывали? - Они строгие в том, что касается этических норм. А вообще-то они всегда разрешали мне все. У нас потомственная театральная семья. бабушка и дедушка по маминой линии танцевали в знаменитом ансамбле НКВД, откуда взялся Юрий Любимов, Юрий Силантьев. Там был такой театр "Остров танца". бабушка была блистательной исполнительницей народного танца, английские газеты писали про нее: "Русская красавица Леночка Кудельская". Дедушка - солистом классических танцев ("Шурале").
А папа закончил режиссерский факультет, он мастер пантомимы. Так получилось, что папа сначала был начинающим инженерном, потом учился в ГИТИСе и был одним из руководителей студии "Наш дом", куда отдавал почти три четверти своей зарплаты. А мама, закончив Гнесинский институт, преподавала в музыкальной школе. Сколько я себя помню, у нас в семье никогда не было денег. И всегда у нас все жили, обедали, ночевали.
Родители привили мне очень строгое отношение к театру. Я училась в Гнесинской музыкальной школе, а танцевать научилась сама, генетически. Я в детстве собирала гостей, ставила пластинку Андрея Миронова, где он поет песни Кима, и пела, и танцевала импровизационно. Мне задавали тему, и я танцевала всю пластинку. Классе в 9-10-м я достигла фантастических результатов, потому что действительно могла импровизировать на одну и ту же мелодию совершенно по-разному, у меня так тело работало, и это доставляло мне колоссальное удовольствие. Я была помешена на Миронове, мне казалось, что это идеальный сплав музыкальности, танцевальности и выразительности.
Мы с папой танцуем вдвоем с детства. Он приучил меня к нетрадиционному танцу. И папа научил меня, что очень важно, слушаться партнера. Когда на каком-то рауте приглашают танцевать, на чем обычно горят люди, каждый пытается быть лидером и вести. А партнеру нужно отдаться в танце и попытаться телом следовать за ним. Это иногда бывает очень верное существование и на сцене, и в жизни. Хотя это очень сложно, ведь должны быть очень сильные партнеры. Я люблю людей сильных, мне всегда интереснее с теми, у кого я могу чему-то научиться, с теми, за кем я могу пойти.
У нас был творческий вечер "В гостях у семьи Рутбергов", где мы с папой воспользовались нашими внешними данными, нашим невероятным сходством и решили сделать "зеркало". Когда-то это делали тонкий и толстый актеры, у "зеркал" бывают разные формы. А мы сделали семейный, в чем-то сентиментальный номер абсолютного отражения папы и дочки. Мы взяли нашу любимую музыку Гершвина "Крейзи фо ю". Мы отобрали очень легкие движения, но так поставили наш номер, что казалось, что это архисложно. За такие "обманки" я обожаю театр! Родителями и Богом мне дано, что мое тело всегда проживает свою собственную жизнь в каждой роли. Я запоминаю текст, мизансцены спектакля втаптыванием, телом, мышцами. И текст у меня идет как бы параллельно с жизнью тела.
- Происходит ли так, что ваши героини со сцены вторгаются в вашу личную жизнь? - Почти всегда мои героини живут во мне. Во многие спектакли я погружаюсь, в них сосредоточиваюсь. Вот "Зойкина квартира" идет семь лет, но этот спектакль меня не отпускает, я с огромным удовольствием играю. Чем лучше спектакль, чем больше ты затрачиваешься, тем больше ты освобождаешься от разных собственных эмоций, заполняешься энергией какой-то новой силы. Когда в тебе что-то перегорает, начинается закись, такое забродившее сусло, и ты не знает, куда с этим деться, то это вызывает или агрессию, или депрессию. Порой это начинает разъедать, распирать, портится настроение, хуже играешь, а потом - взрыв, энергия уходит и ... (шумно вздыхает).
- А что такое высшее наслаждение? - Это бывает редко. Но это удивительнейший кайф, когда ты понимаешь, что идеально точно существуешь в пространстве и времени. Это связано и со смеховой реакцией зала, и с тишиной. Потому что иногда по тишине и по зрительскому вниманию можно определить, насколько люди погружены, как завязался контакт, и в какие моменты зал начинает взрываться. Если это комическая роль, то это одна природа. А если это связано с серьезными, трагическими проявлениями, то иногда наступает такой момент, что чувствуешь себя центром вселенной, хозяйкой жизни, хотя при этом на сцене могут быть еще двадцать человек. Можешь молчать, может быть закрыто лицо, но исходит такая энергия предыдущих сцен, ты сжата, как пружина, что зал воспринимает все через молчаливый объект человека с закрытыми глазами... Это как озарение.
- А если спросить по-виктюковски, это похоже на моменты любви? - Я думаю, сравнивать не стоит. Здесь действуют другие человеческие окончания. Все, что может быть связано с любовью и интимом, не может быть адекватно огромному залу. Эти удовольствия нельзя сравнивать. Когда об этом говорят, я всегда испытываю неловкость, потому что эту тему нужно оставить в покое хотя бы для того, чтобы у людей остались хоть какие-то тайны. И так стало доступным все: скрытая камера, закрытая камера, под водой, на земле, через огонь... А все равно всякий раз, когда возникает любовь, это между двумя, и никогда ничего похожего у миллионов людей не бывает.
Чем больше говорят на тему человечности, достоинства, любви, тем больше эти понятия входят в тираж... Очень жаль, что сейчас все стали говорить друг другу "ты". Надо мной смеются, что я по крайней мере первые два часа знакомства обязательно говорю "вы"... "Ты" должно возникать органично. Я не люблю, когда мне "тыкают", резко и болезненно реагирую, когда мне ко мне в гримерку входят без стука, пусть даже с комплиментами.
Я вообще не требую никогда никакой любви и считаю, что любить тебя должны твоя семья, твой муж, твой ребенок и, может быть, те люди, которые тебе дороги. А все остальные должны просто уважать и относиться к тебе с интересом. Любить все друг друга не могут, иначе у нас сердце бы было размером не с кулак, а с телевизор! Мне кажется, чем медленнее происходит столкновение людей, тем прочнее связи. И в дружбе, и в любви. Потому что если сразу начинать на градусе кипения, то потом дальше некуда расти. Когда кульминация в начале, самое интересное позади, потому что самое интересное в любых отношениях - дорога к кульминации.
- Есть ли у вас свой секрет улучшения настроения? - Можно просто пойти и накупить много вкусной еды! Я раба своего желудка. И, конечно, покупаю красивые туфли. Я обожаю "собирать", "подсматривать" походки. А походка всегда зависит от обуви. Если это ботинки, которые можно одеть с шерстяным носком, это одна походка, если это высокий каблук - другая, если без каблука на жесткой подошве - совсем другая. И тело двигается иначе, ноги, руки.
Я бесконечный наблюдатель, я подсматриваю в метро, в троллейбусе, ведь каждый второй - это такой персонаж! У кого-то, например, центр фигуры в подбородке, он идет, и подбородок его ведет! Есть люди, бедра которых выписывают "восьмерки", это невозможно смешно, такая эротическая походка для клоунов. Толстые люди ходят по-своему, а худые по-своему. Вот недавно я видела женщину, которая была одета в платье, а сверху сетка, на шляпе тоже сетка, а в руках мужской портфель в авоське. В этом же можно сразу на сцену выходить, Брехта играть.
Я собираю всякие туфли, я собираю старые сумки, я помешана на шляпах, перчатках, шарфиках. Дома кладезь, и я все это вечно волоку в театр! А в одежде я предпочитаю английский стиль, причем мужской. Мне нравится гранж, но дендизм все-таки лучше. Четкий, графичный, с локальными цветами. Часто я выбираю какие-то выразительные предметы, например люблю ходить с мундштуком и в пенсне и вокруг них выстраиваю свой образ. Ненавижу сладкие запахи, люблю терпкие мужские духи и одеколоны.
Отправлено: 07.09.13 19:13. Заголовок: VIII-й Фестиваль виз..
VIII-й Фестиваль визуальных искусств: Юлия Рутберг
Актриса Юля Рутберг - мама с 17-летним стажем. Кому как не ей не понаслышке знать настоящее искусство воспитания. Свой опыт в шестой раз она пополняет в общении с орлятами.
Принципиальные идеи, которые проповедует Юля, заключены в следующем. Детям необходимо самим формировать свое "надо" и "хочу". В 12-13 лет - они уже самостоятельные люди и не нуждаются в надзирательстве. Любое давление можно заменить душевной беседой. Взрослые должны разговаривать с детьми, но при этом им надо уметь слышать ребенка. Самое трудное в жизни - это диалог. Но в диалоге рождается истина. От умения и желания взрослых идти на взаимное общение зависит развитие индивидуальности. Те, кто слышит только себя, пытаются причесать всех под одну гребенку, сделать стадо овец, блеющих на одну ноту.
Родителям надо максимально стараться сделать себе подобных. К примеру, родители Юли в детстве создали такую систему координат, в которой она живет и сейчас. Они заложили в ее организм все те заповеди, которые теперь передаются ее сыну.
Детям необходимо уделять внимание. К сожалению, у взрослых столько работы, что на самые главные вещи в жизни времени не хватает. Юля даже сказала, что и ребенка она родила, "не отходя от кассы". Но, несмотря на это, любовь к родным ограничивать из-за работы не собирается. Она уверена, что "наши дети лучше нас! Их будущее - это продолжение нашего прошлого, а советские люди - самые великие во всех отношениях".
В начале сентября в здании бывшего ДК "Красный пролетарий" на глазах представителей прессы был торжественно отснят один из последних эпизодов мини-сериала с участием Андрея СОКОЛОВА, Юлии РУТБЕРГ, Зиновия ВЫСОКОВСКОГО, Юрия ШЛЫКОВА, Никиты ДЖИГУРДЫ. На съемочной площадке побывала корреспондент "ЭГ".
В одном отдельно взятом московском банке работает охранником Угаров, кандидат филологических наук. Имеет за плечами боевое армейское прошлое, на судьбу не сетует. Но в один далеко не прекрасный день он становится эпицентром событий, разумного объяснения которым не может дать никто. Чтобы выжить в сложившейся ситуации, Угарову приходится вспоминать все свои боевые навыки.
В результате получилось красочное зрелище - много шума, стрельбы, трупов, погонь и гибнущего при этом автотранспорта. Зритель поймет суть изощренной интриги лишь в заключительной серии телефильма, снятого режиссерами Иваном Щеголевым и Мариной Сахаровой по детективу Олега Егорова "Правила игры". Имеется в виду игры шахматной. Ставками и фигурами в ней станут жизни людей, понятия не имеющих о том, что их будущее уже предрешено.
Особо любопытный гость презентации, а именно наш корреспондент, не удовлетворившись показанным массовой аудитории и спрятавшись за углом, понаблюдала, как милый и добрый Алексей Серебряков, ставший в одночасье зверски беспощадным, сначала душил Юлю Рутберг, а потом довольно ощутимо тыкал ей в шею пистолетом. Зрелище было настолько тяжелым, что рука журналиста с фотоаппаратом дрогнула и кадр не получился.
Слава богу, что все прошло без взрывов и разрушений! Да и взрывать было уже некому: профессиональные каскадеры, закончив работу, покинули съемочную площадку значительно раньше. В количестве пяти человек они прибыли на съемки из Канады. "Канадский десант" в Москве - все как один наши бывшие соотечественники, крепко вставшие на ноги на другом континенте. Ребята демонстрировали высший пилотаж и покорили всех лихостью и профессионализмом. Вопрос, почему же режиссер не воспользовался услугами своих специалистов-трюкачей, члены съемочной группы отбили с ходу: "Это друзья Щеголева, у них свои, особые отношения..."
Рассказывают, что во время съемок взрыва в подмосковной деревне Мячиково, в аэропорту, вместо обычных двух бочек взрывчатого вещества знатоки эффектов заложили 15! В результате со всей округи на максимальной скорости примчались пожарные машины и милиция. Все воздушное пространство над аэропортом затянуло дымом. Говорят, зрелище было незабываемое!
Достойную конкуренцию канадским профи составил Никита Джигурда. Держась одной рукой за край вертолета, а другой стреляя из автомата, он парил в вышине и довел режиссера до предынфарктного состояния.
Рутберг все время падала на спину
На пресс-конференции актеры и члены съемочной группы отвечали за содеянное. Первой жертвой журналистов оказался исполнитель главной роли Андрей Соколов. - Андрей, давайте коротко и честно: кто убийца? Соколов хмыкнул, взял паузу и задумчиво сообщил: - Не я…
- Что в процессе съемок вам запомнилось лучше всего? - Работа с каскадерами. Я был для них просто подопытным кроликом. И били, и контузия была - всего хватало.
- Как получили контузию? - Знаете, когда имитируют взрыв, обычно делают "подсадку" (объем взрывчатых веществ, используемых на съемках. - А.Ф.). Техники переборщили, и где-то с неделю я не слышал вообще. Поэтому на площадке все время дежурил доктор, который постепенно восстанавливал мой слух.
- Кто-нибудь еще рисковал, кроме вас? - При взрыве храбро падала на спину Юля Рутберг. Мы сидели с ней за столиком, а нехорошие люди в нас стреляли. Мне приходилось ронять ее на пол вместе со стулом, но Юля стойко все перенесла.
На вопрос, как зовут его героя, Андрей напрягся, несколько раз повторил "Угаров, Угаров…" и …обратился за помощью к кому-то из коллег: - Сейчас выясним. Слушай, как Угарова зовут? - Угарова? - коллега захихикал, подумал и обратился к третьему участнику группы: - Слушай, а Угарова как зовут?
Под дружный хохот актеров и журналистов, под крики режиссера "Молчать! Зарплаты лишу!" заинтересованная общественность выяснила, что имя филолога-бойца - Александр. Покончив с паспортными данными героя, пресса переместила свое внимание на героиню.
Юлия Рутберг, как оказалось, в недавнем прошлом чуть было не уехала на съемки в Голливуд. А протежировал ей в этом все тот же Андрей Соколов.
- Юля, раскрывайте карты, что было с Голливудом? - Андрея пригласили сниматься в американском фильме и заодно попросили порекомендовать русскую актрису, знающую английский язык. Мне очень приятно, и я благодарна Андрею, что он вспомнил обо мне. У нас в Щукинском училище, которое оканчивали почти все члены съемочной группы, так заведено: по-доброму относиться друг к другу. К сожалению, проект не состоялся - картину закрыли.
- А кто ваша героиня в этом сериале? - Вы будете смеяться, но она - журналистка. Вообще в кино мне обычно предлагают три ипостаси: журналисток, куртизанок и врачей. Еще иногда - дурочек каких-нибудь. Почему? Не знаю. Мне приходилось сталкиваться с умными, отважными, порядочными журналистами. И вообще - я играю не профессию, а человека. С появлением моей героини - Ольги Пановой - сюжетная интрига достигает своего пика.
Рядом с Рутберг блестяще смотрелся патриарх российского театрального и киноискусства Зиновий Высоковский (Пан Зюзя из знаменитого "Кабачка"). Его герой гибнет буквально в первой же серии, на что Зиновий Моисеевич откровенно сетовал, намекая автору, что если будет продолжение романа и фильма, то его персонажу неплохо бы и ожить.
Джигурду задавили личные проблемы
Перед тем как задать вопрос Олегу Егорову, автору романа, я с большим изумлением убедилась, что практически никто из актеров, снявшихся в фильме, книгу не читал: только сценарий, который, по словам режиссера Ивана Щеглова, значительно отличается от первоосновы.
- Олег, вокруг вас сидят актеры, снявшиеся в фильме по вашему роману. Скажите, такими ли вы представляли своих героев, когда писали "Правила Игры"? - Если честно, то абсолютно совпал для меня только Угаров - Андрей Соколов. Но поскольку сценарий - не книга, то я могу утверждать: все исполнители подобраны просто идеально… Мой роман получился несколько специфическим: ни одной эротической сцены! Но когда я увидел исполнителей главных ролей...
- Сразу возникло желание их написать! - хором среагировал зал… Весьма заинтригованная романом без эротических сцен (что в наше время большая редкость!), я подстерегла автора, раздававшего книги с автографом съемочной группе. В итоге получила последний "чистый" экземпляр и персональный автограф для "Экспресс газеты".
Пресс-конференция завершилась банкетом, на котором, весь в белом и с гитарой под мышкой, появился Никита Джигурда. - Никита, не страшно было летать на вертолете, уцепившись за него одной рукой? - А что тут особенного? Нормальная работа, мне и не такое приходилось проделывать.
- Вы имеете в виду трилогию "Любить по-русски"? - И ее тоже. Вообще с сериалом "Смотрящий вниз" у меня связаны удивительные события. Я, честно говоря, подумывал уходить из кино. Так сложилось, еще и личные проблемы сильно давили. А потом как по заказу: предложили сценарий, моя девушка вернулась, и я понял, что должен работать.
- Ваш герой по сюжету - бандит. Обычно вы играли положительных персонажей… - Я хотел показать, что у этого человека - Руслана - есть своя правда и своя философия. И он намного глубже и серьезнее, чем привыкли думать окружающие.
Отпустив знаменитого барда общаться с коллегами, я нацелилась на режиссера Ивана Щеглова. - Что бы сказать такое, что я еще не говорил? Я сейчас понимаю: картины надо уже снимать иначе, чем это было, когда я работал над "Бабником-2" и "Американским дедушкой". Все происходит абсолютно в ином режиме.
- Актеры говорят, что с сожалением покидают съемочную площадку… - И я вам скажу, такое бывает нечасто, чтобы в конце съемок все члены группы производственного процесса сохранили теплые отношения. Бывали случаи - не буду называть фамилии, - когда режиссер с автором сценария общались посредством телеграмм. У нас, наоборот, ребята заботятся друг о друге. Вот сейчас на репетицию уехала Юля Рутберг - повез ее Антон Болышев, бывший однокурсник. А ведь хотел остаться с нами. Но Толя Лобоцкий, Юлин супруг, не смог за ней приехать. Все эти дружеские эмоции, безусловно, переходят на экран. Он как увеличительное стекло - высвечивает все взаимоотношения. Не только между персонажами, но и между людьми, играющими этих персонажей.
"Гвоздем" банкета, как и ожидалось, стал Никита Джигурда. Он пел свои песни о любви. На русском, украинском… Присутствующие таяли от восторга, а в распахнутые окна зала с изумлением заглядывали случайные прохожие. Видели до боли знакомые лица, не верили своим глазам и, тряхнув головой, торопливо шли дальше. Последний съемочный день подошел к концу…
Отправлено: 07.09.13 19:14. Заголовок: Новые Известия 2.02...
Новые Известия 2.02.2004 Куда бежит время?
Кто-то из великих однажды заметил, что каждый человек имеет право на пять минут славы. Жаль, не добавил, что тот, кто ее ощутил и попытается удержать успех, рискует потерять свободное время вовсе. Актриса Юлия Рутберг — тому явный пример. Ее имя не исчезает с театральных афиш, а лицо не сходит с телеэкранов и обложек глянцевых изданий.
Застать Юлию дома практически невозможно. Она признается, что ее замучили дела, хочется остановиться, немного отдохнуть, больше времени посвятить семье, сыну, дому. Но все, как назло, происходит иначе. «Господи, куда стало деваться время!» — восклицает актриса и улетает на очередные съемки в Северную столицу.
Ей удается выпускать новые спектакли в родном Вахтанговском театре, играть в нескольких антрепризах в Москве и Санкт-Петербурге и даже репетировать в Болгарии. «Когда я вечером прихожу в свой театр, знаю, что сейчас меня оденут и загримируют, безумно радуюсь, — смеется она. — Вот только там я и могу отдохнуть, ведь целых три часа я проведу в одном месте!». Но, несмотря на сумасшедший ритм работы, актриса с азартом увлекается новыми ролями и вот уже снова готова репетировать до изнеможения. Она запрещает себе халтурить и даже к эпизодическим ролям относится серьезно, по-философски рассуждая, что, прояви она слабость, не выложись на все сто, в дальнейшем придется оправдываться и краснеть: «Начинаю отвечать за все и за всех, а за это — люди садятся мне на шею».
Юлию Рутберг называют одной из самых эффектных и стильных женщин, между тем она не устает повторять, что не любит пользоваться косметикой: «Многие люди теряются, случайно встретив меня на улице и не узнавая. Как, это вы?» — «Это я!» Еще один распространенный вопрос: «Что вы делаете в метро?».
На публике актриса всегда улыбается, она умеет колко шутить и задорно рассказывать театральные байки. «У меня принцип — какие бы ни произошли неприятности, в театр я прихожу на работу, и о них никто не должен знать. Дома — все по-другому. Я могу биться в истерике и рыдать, и меня поймут», — говорит Юлия.
Будучи частой гостьей светских мероприятий, она утверждает, что презирает законы шоу-бизнеса и не желает участвовать в постановках, рассчитанных исключительно на то, чтобы позабавить зрителя.
Рассказывая о своих партнерах, педагогах, режиссерах, художниках по костюмам, с которыми ей посчастливилось работать, актриса не перестает ими восхищаться и благодарить, искренне добавляя эпитеты: гениальный, мощный, потрясающий, выдающийся.
Юлия Рутберг умеет радоваться жизни и быть благодарной: «Я счастливый человек, с первых моих шагов мне улыбнулась удача. Я не боюсь ошибаться. У меня были вывихи, переломы, катастрофы, но я всегда шла вперед. Работая с такими людьми, каких мне дарит судьба, стремиться нужно только ввысь!».
Юлия Рутберг сегодня – одна из самых популярных и востребованных актрис театра и кино. Ее имя в афише для посвященного зрителя – своеобразный гарант качества. Актрису приглашают в свои проекты ведущие отечественные режиссеры. Сегодня «Новые Известия» беседуют с Юлией Рутберг о современном театре.
– Вы только что выпустили «Короля Лира» в Театре им. Вахтангова и уже репетируете что-то новое в антрепризе. О чем будет этот спектакль? – Это довольно странный проект – пьеса современного драматурга Алексея Пояркова «Песнь Козлов», это название в переводе с древнегреческого означало «трагедия», а сегодня – просто сленговая шутка. В этом и есть собирательный образ прошлого и настоящего. В спектакле речь идет о реальных исторических персонажах, разыгрывается конфликт, который звучит актуально по сей день. Пьеса написана о Боккаччо де Оро. По сюжету, он известный драматург и поэт и, разумеется, автор «Декамерона». Однажды ему надоело писать про любовников и любовниц и их развесистые груди, и он захотел создать пьесу о Христе и о человеческой душе. Но тогда сборы от его постановок резко упали. Его секретарь Скарт Ханс, замечательный менеджер, человек нового времени, постоянно говорит: «Бокко, посмотри, что ты пишешь? Если на твоих первых спектаклях не то что яблоку, дробине некуда было упасть, свечи гасли от того, что не хватало кислорода, по три младенца рождалось, то теперь – кинь арбуз, ни в кого не попадешь». Это то, что сейчас происходит в нашем театре. Никому не нужны трагедии, все ждут низкопробных шуток.
– А кого вы играете в этом спектакле? – Мою героиню зовут Эриния Оксюморон. Кстати, Эриния по-гречески означает богиня мщения. В ней совмещены все женские ипостаси, которые только возможны. Она и сумасшедшая «сыриха» театра, и начинающая актриса, поэтесса, муза, возлюбленная и предательница. Благодаря этой героине развивается действие. У меня прекрасные партнеры – Владимир Зайцев и Эдик Радзюкевич. Все мы помогаем ставить спектакль молодому режиссеру Вадиму Данцигеру.
– Вам интересно работать с молодыми режиссерами? – Интересно работать с талантливыми людьми. Я играла в спектаклях Петра Фоменко, Романа Виктюка, Гарри Черняховского, Владимира Мирзоева, Андрея Жолдака. Проблема большинства молодых режиссеров в том, что они не умеют работать с актерами. Актеры оказываются гораздо мощнее, опытнее и просто накрывают их. Но я с огромным уважением и снисхождением отношусь к людям, которые начинают, и всячески пытаюсь им помочь.
– В спектакле «Сказка» по Владимиру Набокову вы тоже работали с молодым режиссером. – Любое взаимоотношение с режиссером – это танец, и очень важно, кто кого приглашает. С Васей Сениным у нас был белый танец. В паре один должен вести, а другой его слушаться. А этого, к сожалению, у нас не произошло в полной мере.
– А кто придумал образ дьяволицы – шикарно одетой дамы, прихрамывающей на одну ногу? – В этой роли мне помог костюм. Его придумала художница Маша Данилова. Она вообще чудо. Мы вместе прорабатывали эскизы, все вплоть до длины рукава. Маша создала удивительный головной убор – шапку, в которую вмонтировано при помощи циркуля увеличительное стекло для глаза. Еще один художник, который определил для меня значимость костюма в роли – это Паша Каплевич. Его работа в «Чайке» Жолдака – просто гениальна. Он сшил костюмы из скатертей и пододеяльников, из старинного кружева и каракулевых шуб. Паша придумал нам всем одинаковые ботинки с вытянутыми лаковыми носами, которые напоминают клювы чаек. Потрясающе!
– Вы много играете в антрепризе, насколько серьезно вы относитесь к такому театральному предприятию? – Я никогда не буду работать с халтурщиками, так как ответственно отношусь к любой работе. Халтурщики заполнили все, они насилуют театр и публику. Нет никаких критериев. Есть 765 театров: Театр Станиславского, Театр-музей Станиславского, театр около дома Станиславского, театр на прищепках, на заборе – все смешалось. Должна быть структура: государственные театры и «бродвейские», авангардные, музыкальные… Антреприза, в которой я работаю, это всегда какое-то новообразование. Репетировать «Хлестакова» у Мирзоева в Театр Станиславского ушли трое вахтанговцев: Максим Суханов, Владимир Симонов и я. Эксперимент Жолдака «Чайка», который идет на сцене Театра Наций, – это фестивальный спектакль, его вообще сложно как-то классифицировать. Сейчас с Михаилом Козаковым мы будем возобновлять «Играем Стриндберг-блюз». У питерского режиссера Гриши Козлова я играла в «Докторе Чехове» в Театре на Литейном с додинскими актерами. В кассовом, но низкопробном действии я принимать участие никогда не буду!
– А провалы в вашей творческой биографии были? – Да, без них нельзя. К примеру, «Трехгрошовая опера» была провалом со свистом. Всего десять спектаклей вышло. Когда мы играли для худсовета – было просто смешно. Мы пели, танцевали, как-то шутили – в зале тишина… Это был ужас, но мы дотянули. Без юмора было не обойтись, иначе в театр пришлось бы вызвать 45 «скорых». Я почему-то с удовольствием об этом вспоминаю. Провалиться вместе с талантливыми людьми – тоже приятно и полезно.
– Вы играете в достаточно необычных современных постановках, возможно, вам хотелось бы сыграть в каноническом спектакле? – Когда я в Риге сидела на репетиции Питера Штайна, я поняла, что в таком спектакле мне бы хотелось играть. Мне было интересно наблюдать, как он придумывал, угадывал, играл, объяснял актерам их задачу. Там жизнь человеческого духа была в этой неспешности, подлинности и медлительности. В постановке такого мастера, как Питр Штайн, я бы с удовольствием приняла участие. Я вдруг поняла, что уже объелась скоростных новаторских вещей, захотелось чего-то неспешного, классического.
– Вы можете назвать себя успешной актрисой? – К чему Бога гневить? Я очень много работаю. Я счастливый человек. С первых моих шагов мне улыбнулась удача. Я не боюсь ошибаться. Но я не знаю артиста, который мог бы сказать про себя, что он реализован и успешен. Или же он дурак
Полина ШЕРШНЕВА
Юлия РУТБЕРГ родилась 8 июля 1965 года в семье актера Ильи Рутберга, одного из основателей студенческого театра «Наш дом». Детство провела за кулисами. Училась в музыкальной школе при Академии им. Гнесиных. Окончила Театральное училище им. Щукина, по окончании которого служила в Театре им. Вахтангова. Известна такими ролями, как Зойка в «Зойкиной квартире» у Черняховского, Двойра в «Закате» у Каца, Хетти в «Даме без камелий», мадам Дурандас во «Французских водевилях». Играла в «Пиковой даме» у Фоменко, в «Хлестакове» Мирзоева. В кино Юлия дебютировала в 1989 году в мюзикле «Руанская дева по прозвищу Пышка». Среди фильмов с ее участием – «Похороны Сталина», «Старые молодые люди», «Расстанемся, пока хорошие», «Макаров», «Чек», «Фаталисты», «Атлантида», сериалы «Московские окна», «Сыщики», «Мамука», «Смотрящий вниз».
Отправлено: 07.09.13 19:16. Заголовок: 02.05.2005 Вся крас..
02.05.2005 Вся красота от куража Юлия Рутберг - звезда вахтанговского театра. О ней не так много известно, поскольку она не любит мелькать на страницах прессы.
- Юля, ты почти всегда обходишься без косметики. Это твой имидж или просто нет времени сидеть перед зеркалом? - Так часто приходится на сцене быть в боевой раскраске, что совсем не хочется пользоваться косметикой в повседневной жизни. В последнее время если и крашусь, то совсем умеренно. Во-первых, потому что лицо устает, во-вторых, мне кажется, все время быть накрашенной — значит носить маску. Я доверяю выражению своего лица, а главное — те люди, которые меня любят такой, накрашенную будут любить в десять раз больше. Стараюсь быть натуральной. Крашу только волосы уже три года. Вначале это было связано со съемками, теперь со спектаклем. А в итоге это вылилось в свой стиль.
- А в одежде твой стиль — спортивный? - В общем, да. Это удобно. Мне кажется, что человек должен одеваться не модно, а удобно. Соблюдая этот критерий, ты всегда в глазах окружающих будешь восприниматься как стильный человек. Сейчас дефицита, слава Богу, нет — можно купить в магазинах вещи и в спортивном стиле, и в стиле гранж, и в английском классическом. Главное — понять, что тебе идет. А поскольку я бегаю, как сумасшедшая кенгуру, это удобно. Правда, у меня дома висят вечерние туалеты. Этим летом я вела Пушкинские балы в музее Пушкина, каждый вечер выходила в новом изумительном платье. Когда все это на мне примеряли, я чувствовала себя Джулией Робертс, и мне казалось, что где-то за углом стоит Ричард Гир с кейсом, в котором лежат пачки долларов. Одно платье владельцы фирмы мне подарили, и я на «Кинотавре» блистала в нем.
- Тебе нравится процесс примерки костюма? - Обожаю! Крутиться перед зеркалом — с удовольствием.
- Сама частенько забегаешь в магазин, чтобы порадовать себя новой вещью? - Очень редко — нет времени. И желание должно быть, иначе я могу забежать, а все равно ничего не куплю. Вот когда на меня навалится «мамаша кураж», могу обкупиться. От куража все.
- А, наоборот, пойти поднять настроение покупкой? Это же известный женский прием… - Такое тоже бывает. Но систему выстроить трудно. Никогда не трачу много времени на магазины, покупаю все на лету. Для меня непозволительная роскошь — фланировать по магазину.
- А как ты решаешь проблемы еды дома? Ты любишь готовить и вкусно поесть? - Поесть вкусно люблю. Но вообще еда для меня — тоже на бегу. Обедаю я всегда в театре. Завтракаем мы дома, обычно кофе с молоком, йогурт, творожок, иногда каши растворимые. Очень люблю китайские рестораны: все в кисло-сладких соусах, креветки, лапша. Дома что-то особенное, требующее времени, готовлю очень редко. Вот вчера отмечали день рождения мамы, и я кухарила. Но это исключение. И потом — я терпеть не могу, когда нужно наготовить 764 салата непонятно зачем, чтобы хозяева были в умоте, в муке, а потом пришли гости, нажрались до посинения, когда уже никто не может сказать слово «мама». Что это такое? Я не понимаю. Поэтому предпочитаю фуршетистые застолья.
- Легко ли ты расстаешься с деньгами и на что тратишь с большим удовольствием? - Рассказываю: такси и новые туфли. Туфли и новое такси! Потом сапоги, ботинки — и в такси… Меня просто хлебом не корми, дай купить обувь, это я в маму. Я могу не есть весь день, но не поеду в метро, а только в такси. И еще хорошие сигареты. Копить — это не про меня. Если вдруг что-то очень захочется, предпочитаю занять. Надо жить, пока живется.
Благодаря дайджесту культуры “Рампа” саратовцы недавно смогли посмотреть одну из самых громких постановок сезона – “Играем Стриндберг-блюз”. Главную женскую роль играла актриса Вахтанговского театра, кинозвезда Юлия Рутберг.
- Юля, войдя однажды в Вахтанговский театр, Вы больше из него не ушли. Почему? - Меня ничто не заставит уйти из моего театра, кроме нарушения причинно-следственных связей, которые были когда-то установлены самим Вахтанговым. Эти связи поддерживались очень талантливыми людьми, воспринимавшими учение Вахтангова не на уровне софистики или беллетристики, а на уровне жития на сцене. Если в моем театре что-то сломается, конечно, уйду. Я могу работать только там, где мне интересно, и с теми людьми, которых я люблю.
Актрисы растут ролями. Роль в “Стриндберг-блюзе” для меня достаточно неожиданна. Я безумно благодарна Михаилу Козакову за то, что он мне ее доверил. Он долго со мной бился, но в итоге мы стали сотворцами. Именно по этому спектаклю можно судить, насколько театр – дело коллективное. Я ведь вижу, как сейчас приобретает катастрофический масштаб самодостаточность актеров на сцене. Люди не партнерствуют. А в этом спектакле у нас взаимопонимание на уровне взгляда.
- Вы любите антрепризу? Она дает Вам возможность чуть-чуть расслабиться, посвоевольничать на сцене? - Попадая к Козакову, например, о своеволии можно забыть. У него очень жесткая система координат. Козаков в этом смысле – ученик великих режиссеров. Он понимает, что любым спектаклем должна править воля одного человека. Иначе каждый будет играть свое.
- Как Вы начинали в кино? Чего ждете от работы в кино? - Начинала в “Пышке” у Гинзбурга. Я недавно пересматривала картину. Как же повезло тогда! С какими людьми меня познакомил этот фильм! Валерий Аркадьевич Гинзбург, оператор легендарного “Комиссара”, – величайшая личность, человек, с которым мы дружили до самой его смерти. Валерий Аркадьевич оказал на меня огромное влияние. Это был настоящий российский интеллигент. Еще в “Пышке” я снималась с замечательными актерами: Мамукой Кикалейшвили, Леней Ярмольником и покойным Колей Лавровым. А жду я от кино новых серьезных работ.
Юлия Рутберг, актриса. Предпочитает одеваться элегантно, что подразумевает одежду, в которой удобно ходить, удобно садиться и которая подчеркивая фигуру, демонстрирует достоинства и скрывает недостатки... Всем стилям Юлия предпочитает классику, считая, что сочетание черного и белого бессмертно и наиболее интересно, но также ценит стиль модерн, а уж после модерна - гранж. Любит "GUCCI", "ARMANI", "MAXMARA" и признается, что ей вообще близка итальянская мода, но также она ценит Ив Сен-Лорана и отдает должное Вячеславу Зайцеву не только как мэтру отечественной моды в общепризнанном смысле этого слова и рада, что сегодня каждый человек может носить "хоть длинное, хоть короткое", потому что главное - это стиль и стильность.
Вывести из себя Юлию Рутберг может человек, одетый в яркие, химические, "эскидные" цвета, а также дамы в норковых шубах с авоськами и в "в чет-то, похожем на кеды". также она не выносит сладкие, пряные запахи, от которых у нее может даже заболеть голова, и признается, что, когда не было возможности купить подходящие духи, с удовольствием пользовалась хорошим мужским одеколоном.
Когда Юля получила первый гонорар в кино. что-то около двухсот рублей. в голове у нее, по ее признанию, сразу замелькали подсчеты: сколько носочков, шарфиков, платочков и прочих штучек сможет она себе купить, поскольку очень любит всяческие аксессуары.
Юлия Рутберг - актриса Театра Вахтангова, спектаклей Владимира Мирзоева и любимая героиня модных журналов - впервые выступает в антрепризе. Она играет главную роль в новой постановке Михаила Козакова "Играем Стриндберг-блюз" по пьесе Фридриха Дюрренматта.
- После главной роли в пьесе "Фрекен Жюли" вы опять со Стриндбергом - в дюрренматтовской вариации на темы "Пляски смерти". Случайное совпадение? - Книжка Михаила Козакова в серии "Мой ХХ век" начинается с цитаты Александра Блока: "То, что хочет человек, непременно сбудется, а если не сбудется, то и желания не было, а если сбудется не то, разочарование только кажущееся - сбылось именно то". То есть, если человек чего-то жаждет всем своим существом, это непременно исполнится. Мне, например, очень везло с серьезными режиссерами: Гарий Черняховский, Петр Фоменко, Роман Виктюк, Владимир Мирзоев. Спектакли "Хлестаков" и "Пиковая дама" поставили меня на пьедестал характерной актрисы. Критики спели мне "Песню о Гайавате", а мне безумно захотелось говорить человеческим голосом. В ролях последнего периода присутствовал явный элемент глумления. Самоирония стала разрушительной прежде всего для меня. "Фрекен Жюли" Стриндберга с превосходными партнерами - Владимиром Симоновым и Марией Ароновой - вывела меня в совершенно иное пространство. А когда позвонил Михал Михалыч Козаков и предложил проект "Играем Стриндберга" - я мягко перешла в другое пространство, где тоже - страстные отношения мужчин и женщин, где любовь и психология.
- И как впервые работалось в антрепризе? - В своей "Русской антрепризе" Козаков заработал право ставить серьезные спектакли. Он начинал с комедий Куарда, а теперь делает то, что хочет. Когда Гафт узнал, что мы работаем с Козаковым, он среагировал: "Как ты можешь с ним репетировать, он же сумасшедший". На что Козаков, которому я рассказала о встрече с Гафтом, немедленно парировал: "Еще бы, этот сумасшедший тебе расскажет". Они обожают друг друга, оба великолепны, только один - это Кларк Гейбл, а другой - Бастер Китон. Гафт, кстати, тоже начинал репетировать в этом спектакле. Сейчас мои партнеры по "Блюзу" - артисты Владимир Стеклов и Александр Гордон и джазовый квартет Игоря Бутмана. Бутман - замечательный человек и величайший музыкант. На репетиции он и его саксофон - отдушина, а во время спектакля - душа.
- А что у вас в родном Вахтанговском? - Я очень люблю этот театр. Это мой дом. Но о чем можно договориться с людьми, которые сегодня снимают "Фрекен Жюли", мотивируя это тем, что драматургия Стриндберга зрителя не привлекает, а завтра вывешивают распределение ролей на "Земляничную поляну" Бергмана? Я никогда ничего не просила и не оспаривала в родном театре и не собираюсь изменять этой тактике. Я обязана этим стенам своими профессиональными успехами, благодарна Михаилу Александровичу Ульянову за покровительство, но сейчас, наверное, такой момент, что я не нужна Театру Вахтангова. Тем более, у меня есть выбор.
- В том числе и кино? Ведь за последние месяцы у вас прошло несколько премьер. - Да, это "Мужской характер", "Чек" и последняя часть сериала про Каменскую "Не мешайте палачу", где мне посчастливилось сыграть вместе с Валерием Приемыховым.
- А сами вы Маринину читаете? И, кстати, как относитесь к безумной популярности романов Акунина? - Серия о Каменской кажется мне хорошей детективной литературой. В этом смысле сценарии были слабее романов-первоисточников. Маринина и сама интересная женщина, мы пообщались на съемках. Что же касается Акунина, я от него просто в восторге. Сама фигура Фандорина - новый тип романтического, положительного героя. Сама же я мечтаю сыграть Иглу - героиню романа "Статский советник", дворянку-террористку.
- То есть вы не сомневаетесь, что Акунина необходимо экранизировать? - Безусловно. Не помешало бы заодно вспомнить отечественную историю и освежить в памяти хронологию событий.
- Кто же должен играть Фандорина? - Думаю, Олег Меньшиков.
- Вы часто снимаетесь в кино и телесериалах. Что новенького? - Я снялась в полнометражном художественном фильме «Прощайте, доктор Фрейд!» Сценарий написал Вадим Михалев по мотивам «Ревизора». История предновогодняя. Зрители увидели фильм, встречая 2005 год. И еще поступило предложение от продюсера Мирры Тодоровской сыграть в многосерийном телефильме о семье Сталина, который будет снимать молодая женщина, режиссер из Чехии. А всё, что касается семьи Тодоровских, от мала до велика, они очень профессиональные люди. И работать с ними - одно удовольствие. Еще я занята в одном невероятном проекте, который снимает «Первый канал» совместно с американцами, - о блокадном Ленинграде. Для Европы и Америки это будет фильм, а для России - сериал.
- Артисткой стать хотели с детства? Судьба была предопределена? Ведь ваш папа, Илья Рутберг, тоже актер. - А мама музыкант. Произошло это осознанно в пятом классе на юбилее эстрадной студии «Наш дом» при Университете, где работали мои родители: папа был одним из трех руководителей (Аксельрод, Розовский, Рутберг), а мама пела в квартете.
- В детстве, наверное, снимались в «Ералаше»? - Нет, я снималась в «Ералаше» уже взрослой. А в детстве не снималась. И считаю, что это правильно. Не надо было.
- У Вас есть мечта о какой-то конкретной роли? - Есть, конечно, но я никогда не скажу, пока это не осуществится. - Я буду скрывать мечту о роли, как некоторые мудрые, серьезные женщины долго скрывают свою беременность.
- В свободное время смотрите телевизор? Что нравится? - Если я плотно занимаюсь выпуском спектакля, репетирую, то в свободный день с удовольствием буду лежать дома на диване с книгой. Может быть, иногда посмотрю телевизор. Но телевизор нужно очень аккуратно включать, в том смысле, что можно получить такой заряд негатива и пошлятины, что даже страшно. Поэтому стараюсь сначала почитать программу передач и либо смотрю хорошее кино, либо телеканал «Культура», потому что там трудно сразу «вляпаться» во что-то неприемлемое.
- А от какого отдыха получаете удовольствие? - Горные лыжи. Это потрясающее ощущение: поднимаешься на подъемнике, а потом, как птица слетаешь вниз с горы. И что замечательно – все вокруг улыбаются. Это здорово. А летом я должна обязательно плавать. Я водный знак по гороскопу.
- Какой? - Рак. А по восточному гороскопу – Змея.
- Вы верите в гороскопы? - Не то чтобы верю. Интересуюсь. Там есть какие-то толковые вещи, но есть и чушь собачья, ведь нельзя всех людей на планете под «одну гребенку» подогнать.
- У Вас в семье двое мужчин. Почти традиционный вопрос – готовить любите? - Люблю. Но быстро. Правда, иногда у меня бывают кулинарные «заскоки». Например, когда репетировали «Сказку» В. Набокова, приходилось чуть ли не сутками находиться в театре. Но потом я мчалась домой и начинала варить суп. Причем я варила каждый день разный суп, изощренные супчики, вероятно, такая трудотерапия своеобразная. Помешивая суп, я повторяла текст, и так изо дня в день. Мой муж был просто в восторге и удивлении.
- Хобби есть у Вас? - Да, я верблюдов собираю. У меня верблюжатник дома. Уже 89 набралось.
- А почему именно верблюдов? - Как-то лет 10 назад нарисовалось мое тотемное животное. И мы с папой похожи на верблюдов, есть в нас что-то верблюжачье. И потом, когда я почитала о верблюдах, я в них влюбилась. Они очень выносливые, потрясающе внимательно относятся к детенышам. Они очень терпеливые, сильные, долго терпят, а потом плюют. И мне это свойственно.
В начале января на экраны выйдет фильм по пьесе Александра Островского «Без вины виноватые», где одну из главных женских ролей сыграла Юлия Рутберг. Одна из самых востребованных актрис российского театра, она много снимается в кино, участвует в телепроектах. Недавно стала продюсером своего спектакля «Вся эта суета».
– Вы театральная актриса, но занимаетесь не только сценой. Такой характер? – Наше поколение еще застало то время, когда театр был и домом, и храмом, но еще и монастырем, из которого невозможно было никуда уйти, и судьба артиста могла складываться только в пределах этого театра. В нашем театре в штате работали Роман Виктюк, Петр Фоменко, Гаррик Черняховский и Аркадий Кац. Первые восемь лет работы в театре я выпускала по две премьеры в год. Сергей Маковецкий резко пошел в гору за счет Виктюка, Максим Суханов – за счет Фоменко и Черняховского, как и я. Мы очень быстро завоевали первые позиции, а работа с режиссерами такого уровня привела к тому, что на сегодняшний день мы – среднее поколение – самое профессионально востребованное. Но в какой-то момент предметно изменилась социально-экономическая среда, и артист академического московского театра при всех своих умениях, но при мизерной зарплате стал бомжем. На мою театральную зарплату я могу сходить в магазин один раз. Один! А что делать дальше? Ведь раньше театр-монастырь ограждал, охранял, защищал своими стенами от социума. В театре была некая другая, отличная от уличной государственность. А потом улица стремительно вошла вовнутрь, и нам осталось просто выживать. Когда после спектакля выходишь на улицу, как разделить свое сознание: здесь я художник и творю, а здесь – голь перекатная, но уважаю себя за то, что я занимаюсь искусством? Артист нашего поколения может позволить себе выпустить одну премьеру в год в своем театре, где репетируешь бесплатно и играешь потом практически бесплатно, и играть в 2–3 спектаклях, которые идут регулярно. Все остальное – заработок денег. У каждого свой. У некоторых актеров – бизнес, многие снимаются в кино, в сериалах, в рекламе. Кроме того, изменился сам театр. Сегодня всем по большому счету наплевать, что происходит вокруг, каждый озабочен только собой. В нашем театре никто не беспокоится по поводу актера, который ничего не репетирует долгое время. Не уверена, что кто-то заметил, что уже полтора года я ничего нового не делаю. Все привыкли, что Юля Рутберг всегда где-то занята. Что мной не надо заниматься. Что все у меня в порядке. А в порядке я, потому что все время продолжаю что-то делать, все время ищу выходы. Никогда не сижу на месте. И даже когда сижу, я уже за километр от этого – мозгами.
– Вы чувствуете себя обязанной театру Вахтангова? – За прошлое – да! А сегодня, к сожалению, я никому ничего не должна. Своей 17-летней работой в театре, надеюсь, завоевала право говорить с администрацией театра на равных. Нельзя быть постоянно благодарной, нельзя уважать, если не находишь взаимного уважения. Случилось так, что один раз я оказалась должна театру – когда выпускался спектакль по Набокову «Сказка. Кабаре». Я хотела уйти с работы, но мне объяснили, что поскольку спектакль ставился на меня, то при замене он просто не выйдет. Потом из-за откровенного хамства одной из молодых актрис, которая позволила себе не явиться на спектакль, я отказалась выходить на сцену, ибо отношусь к театру Вахтангова как к профессиональному, а не как к самодеятельности. Так очень достойный спектакль «Сказка. Кабаре» ушел из репертуара театра Вахтангова. И театр Вахтангова никак не наказал ту актрису! Вот вам и уважение…
– Когда-то Станиславский написал 15 этических заповедей для актеров. А сейчас существуют этические нормы в актерской профессии? – Никаких. У каждого – свои принципы. Я не могу и не хочу понимать, когда человек говорит одно, а делает другое, сначала берет на себя некие обязательства, а потом нарушает их. Сейчас все решают, с одной стороны, деньги, с другой – гордыня. И это, пожалуй, одна из самых страшных вещей, которая произошла с нами: все превратились в самодостаточные системы и уверены, что мир должен плясать от них, поэтому словосочетание «этические нормы» теперь звучит словно на древнерусском языке.
– Вы только что выпустили свой спектакль «Вся эта суета» по Бобу Фоссу, где выступали как продюсер. Хотите начать свое театральное дело? – В этом спектакле удалось совместить все по максимуму. И самое большое счастье, помимо того, что спектакль вышел, – это та команда, которую я собрала. Нашла людей, художественный уровень которых соответствует тому театру, который я исповедую. И знаю, что, если вдруг захочу сделать еще что-нибудь, есть люди на все позиции. Это то, чем можно гордиться. Благодаря этой команде я еще раз поняла: чтобы на сцене начать бить фонтаном, нужно оказаться среди людей, которым нравится то, что они делают, которые приходят на работу не отбывать повинность, а получать удовольствие и выкладываться на 100 %. Хотя когда только затевали спектакль, да и когда его делали, я себя чувствовала абсолютным Остапом Бендером, потому что не было написанного текста – только перечень песен, которые хотела петь, и знание того, что со сцены я хочу говорить то, что думаю. Рассказывала, показывала, играла свой замысел людям, у которых искала поддержки. Пришла в театральный Центр «На Страстном», и меня пустили, не видя спектакля, не читая текста (которого до сих пор нет), – как только я им показала и рассказала идею. На премьере я вышла на публику, и никто из участников спектакля не знал, что именно я буду говорить. Такое возможно? Но пришли 400 человек, и премьера прошла хорошо, хотя я собой была очень недовольна. Переволновалась. Вообще, многое в этом спектакле случилось вопреки. Но чтобы преодолеть это «вопреки», надо было потратить невероятное количество сил и похудеть на 7 килограммов. Так что пока вопрос о своем деле остается открытым.
Юлия Рутберг: «Балерина — это мечта любого мужчины»
В детстве все мы мечтали скорее вырасти и стать кем-то значительным: продавцом мороженого, космонавтом Гагариным, пожарным на красной машине с сиреной, доктором Айболитом… Но маленькая Юлия Рутберг грезила совсем об ином: ей не давала покоя слава Улановой и Плисецкой. Себя, летающую по сцене в легких белых одеждах и атласных туфельках, Юля видела во сне чуть ли не каждую ночь. Но волею судьбы она сделалась другой и стала актрисой, о ролях которой в театре и кино знают очень многие. И все же Рутберг признается, что до сих пор при виде классических танцовщиц у нее замирает сердце. “МК-Бульвар” решил осуществить мечту актрисы и дать ей возможность ненадолго перевоплотиться в героинь “Лебединого озера”.
— Юля, а почему вдруг балет? — Мой дедушка был артистом балета, танцевал классику, и я захотела быть балериной. Лет в шесть мне сшили пачку — самую настоящую, белую, пышную. Два раза в неделю я выдвигала на середину комнаты драное кресло, надевала хэбэшную футболку и белые носки, но главное — пачку. И сначала перед дедом делала станок, а потом разыгрывала спектакли. Данные для балета у меня были, подъем до сих пор очень высокий, но… я не то что на шпагат сесть не могла, — с растяжкой вообще не случилось.
— Жалеете, что не сложилось? — Ни секунды! Всю жизнь махать ногами у станка — я бы, наверное, с ума сошла при своей лени. Хотя в моменты, когда балерина выходит на сцену и делает вот так и вот так (показывает разные па. — М.С.), по-прежнему екает сердце. И до сих пор представляется, что каждая балерина — это мечта любого мужчины.
— В детстве вы чувствовали свою исключительность из-за того, что ваш папа актер? — Нет. И потом, папа ведь не являлся большой звездой, он был известен в каком-то своем кругу. Жили мы очень бедно, в основном в долг. Когда я росла, была такой же дворовой девочкой, как и все. Зато, поступая на актерский, я была готова убить всех, кто знает папу. Я испытывала страшное унижение, когда мне говорили: “А вы Илюшина дочка?” Лишь с годами, добившись, чтобы фамилия Рутберг зазвучала и в женском роде, я успокоилась.
— В каждой профессии есть изнанка. С чем вы столкнулись в первую очередь? — С тем, что тебя будут отвергать. В свои шестнадцать я безнадежно проваливалась во все театральные. Когда я слетела в Школе-студии МХАТ — курс был ефремовский, но сам Ефремов первый тур не слушал, — то подошла к какой-то приятной пожилой даме в комиссии и спросила: “Простите, вы не подскажете, что у меня не так в программе, почему меня не пропустили?” А она говорит: “Ну как бы вам объяснить, деточка?.. Вы как-то слишком интеллигентны для МХАТа…” Но такие вещи всегда возвращаются бумерангом. На четвертом курсе (я заканчивала Щукинское) мы ходили по театрам, показывались. Так меня и Миша Ефремов пригласил в набираемый им “Современник-2”, и Олег Николаевич — во МХАТ. Но я сказала: “Нет, мои дорогие мальчики, до свидания! Пойду-ка я в Театр Вахтангова и буду репетировать Булгакова”.
— За 15 лет в родном Театре Вахтангова вы много сыграли. Но сейчас у вас там почти нет работы — один спектакль. Это травмирует? — Уже нет. Мне трудно отвечать на этот вопрос, потому что наш театр находится в тяжелом состоянии: и в творческом, и в любом другом. Но у нас есть заповедь: в этом доме не принято выносить сор из избы, как бы ни было трудно. Скажу лишь, что вера в перемены есть! А чтобы творчески саморазрядиться, я недавно выпустила моноспектакль “Вся эта суета”, где два часа не ухожу со сцены.
— Вы чувствуете себя звездой? — Нет. Для меня звезда — понятие мега, которое правильнее присуждать человеку ближе к финалу его судьбы. Ведь, чтобы быть настоящей звездой, надо эту позицию долго удерживать. Орлова, Ладынина, Раневская, Смоктуновский, Баталов — вот истинные звезды. А по отношению к себе могу лишь сказать: я горжусь тем, что я профессиональный человек.
— Тем не менее вы вынуждены вести образ жизни публичного человека… — Самое неприятное, что теперь модно быть в курсе, не какие роли играют артисты, не где они снимаются, а кто с кем спит, кто кого бросил. Доходит до абсурда: известные люди порой вынуждены сдавать ДНК на анализ, дабы опровергнуть опубликованное в желтой прессе фото: маленький мальчик, сидящий в трусиках на скамеечке, вовсе не их брошенный ребенок. Мне кажется, это беспредел! Поэтому я никого не пускаю к себе в дом и не общаюсь с подобными изданиями. Одно из них я послала семиэтажным матом, а они написали, что Юлия Ильинична поздравила их с Новым годом и пожелала счастья и здоровья. Вот все вывернут наизнанку с выгодой для себя! Не знала я, что послать к бениной маме означает “поздравить”.
— Значит, к журналистам вы относитесь… — …настороженно. Я запретила себе предполагать в человеке сволочь, но ко мне приходило такое количество сволочей… Эти люди сначала признавались в любви: “Да вы звезда, да вы потрясающая!” — а потом просто выжимали меня, как канарейку, в чашку чая, которую я же для них и налила, и получали за это свое бабло (“бабло” — их любимое слово). Никогда не предполагала, что можно столь прилично зарабатывать на чужом счастье и горе. Так что теперь я общаюсь в основном с теми, кого уже знаю.
— А с народом общаетесь? — Общаюсь. Очень смешно на меня реагируют таксисты-леваки. Иногда среди них интеллигентные люди попадаются: “Ой, здрасьте, Юлия Ильинична! Прекрасно выглядите, вы в жизни гораздо лучше!” Я балдею — даже по отчеству знают и комплименты говорят! Это такой заряд бодрости! А бывает наоборот: “Вы, случайно, не артистка?” — “Случайно — да”, — говорю. “Чего бледная такая? Болеете, что ли?” Видимо, многие думают, что если артистка, то постоянно должна быть в норковой шубе, на каблуках, с кортежем. Однажды, попав под проливной дождь, совершенно мокрая, облезлая, как крыса, я забежала в метро. Сидит напротив женщина, читает журнал, где я на обложке. Поднимает глаза — и тут же в журнал. Потом еще раз на меня — и в журнал. “Да я, — говорю, — я это”. И такой у нее на лице немой ужас отразился! Наверное, считала, что я белая и пушистая, а я зеленая и в пупырочку оказалась!
— Вас часто путают с певицей Аленой Свиридовой. Это не раздражает? — Да наоборот, мы сами всегда веселимся по этому поводу. Недавно столкнулись с ней на одной кинопремьере и с криками “Сестра!” кинулись друг к другу. Вокруг нас тут же собралась толпа, фотографы щелкали со всех ракурсов, и мы с ней просто хохотали!
— А по темпераменту вы кто? — Наверное, итальянка или грузинка. При этом я абсолютный экстраверт, который с годами все больше присматривается к интровертам.
— Кулаком по столу умеете стучать? — Умею, но делала это всего дважды в жизни. Первый — выбивая квартиру в Театре Вахтангова, когда за спиной у меня расписались, будто в жилплощади я не нуждаюсь (мы с сыном прописаны были в коммуналке на четырнадцати метрах). Когда я пришла разбираться, то напоминала Хрущева в ООН, разве что ботинок не сняла. Спасибо большое нашему директору, что он форму мою не воспринял, а вник в содержание. Мне выдали документы: “Надо успеть все оформить за два дня”. И я успела. А второй раз был, когда мне подправили договор на сериале “Лучший город земли”. Речь шла о 24 съемочных днях. А я смотрю — меня вместо двенадцати часов в день все по пятнадцать снимают, и мы уже опережаем график. А меньше дней — меньше оплата. Я потребовала договор, долго не выдавали, наконец, трясясь, приносят. А там чужой рукой вписано слово “около” — “около 24 дней”. Тут я устроила форменный скандал, но в юмористической форме, что возымело невероятное действие на продюсеров. Кое-кого уволили, а мне заплатили все деньги.
— То есть, если вас что-то возмутит, об этом знают все вокруг? — Несколько раз я превращалась в кошмарную бабу, хуже торговки. А потом мне казалось, что я просто сыграла роль. Так было, когда вор залез ко мне в сумку за кошельком, а я его за руку поймала. Ох, как я орала! При этом видела себя третьим глазом как бы со стороны: замотана в какой-то платок и орет — представить, что это артистка государственного театра, невозможно! Вот что делают с человеком предлагаемые обстоятельства.
— Вы умеете врать? — Нет, я вообще не вру, но… придумываю. Близкие меня называют Мюнхгаузеном. Я почему-то не могу просто отказать журналисту: “Интервью не дам, мне надоело”, — а почти мгновенно сочиняю историю, что занята, поскольку меня ждут в Свиблове, где ювелирный магазин предложил мне прорекламировать эксклюзивное кольцо. Слышу в ответ: “Ну, извините тогда, конечно…” — и мне кажется, что человеку не обидно. Однажды я так расфантазировалась, что чуть не сказала: “Прямой эфир? Нет, не получится, в это время меня как раз запускают в космос!”
— Почему-то считается, что у актеров бывает бессчетное количество служебных романов, большинство которых заканчивается вместе с окончанием работы. А ведь у вас с актером Анатолием Лобоцким все произошло наоборот? — Да, нас с мужем соединила сцена, но я очень не люблю, когда про актеров говорят, обобщая. Такое ощущение, что из нас пытаются сделать совсем уж недоумков и каких-то бля…ин. Согласна, когда играешь страсть, любовь, могут возникнуть особые эмоции. Но это нормально, поскольку существуют мужчина и женщина. Марчелло Мастроянни во время съемок безумно влюбился в Катрин Денев, у них родилась дочка, потом они расстались… Но ведь это не показатель того, что именно так происходит у всех артистов. Я просто в ужасе от того, как об этом пишут! Мол, романчик закончился на съемочной площадочке после съемочек сериальчика. И фотографию прилепят какую погаже. А может, это встретились Петрарка и Лаура?!
— У вас с мужем, кстати, были совместные работы? — Ну, вот один раз и была, где мы с Толей соединились, — спектакль “Играем Стриндберг-блюз”. С тех пор не рискуем.
— Многие женщины убеждены, что мужчин нужно “строить”. Вы согласны? — Не знаю. Мне кажется, если человека все время “строить”, то это будут взаимоотношения рядового и прапорщика, а прапорщиков всегда недолюбливают. Представляете, если мужчина будет воспринимать свою жену как прапорщика? Лично я не вижу перспектив в таких взаимоотношениях.
— А у вас в семье какая иерархия, если по-армейски? — Мы средний комсостав в одинаковом чине.
— Вот все говорят: женские капризы. А мужские капризы, по-вашему, бывают? — Сколько угодно. Мужчины — очень эгоистичные люди, и проявление их эгоизма бывает разным, в том числе и в капризах. Не знаю, стоит ли этому потакать… На какие-то вещи стоит смотреть с юмором, хотя другие, конечно, могут сильно раздражать. Когда два человека живут вместе, очень важно не задевать своими капризами территорию другого, не насильничать. Потому что иначе второй человек встанет в оборонительную стойку, а это для семейной жизни плохо.
— Большинство женщин очень ценят даже маленькие знаки внимания своего мужчины. У вас это принято? — Ну, конечно! Вот я, например, собираю фигурки верблюдов. Из всех стран, где Толя бывает, он привозит мне самых невероятных. Оказывается, у народов представление о верблюдах очень разное: иногда это горбатые олени, а иногда чуть ли не ежики какие-то, а написано: “верблюд”. Ужасно смешно!
— Замечено, что женщина при любом удобном случае уменьшает себе возраст. Приходилось? — Нет, я никогда не молодилась и не скрывала, сколько мне лет. Тридцать девять. Я нормально отношусь к своему возрасту. А когда рядом со мной стоит мой восемнадцатилетний сын, никто не верит в то, что я его мама. Ну, девяносто процентов людей говорят: “Это неправда”.
— Сын уже куда-то поступил после школы? — Да, Гриша учится на первом курсе Международного института рекламы. Это его выбор.
— У вас с сыном всегда было взаимопонимание? — Как я говорю, идет волнообразный процесс. Случались моменты отторжения и непонимания. Гриша, как и все дети в определенном возрасте, был агрессивным. А потом он вдруг сделался страшно нежным, и мы с ним просто купались в этой абсолютной нежности. Сейчас я для него и мама, и сестра. Нет, я даже не мама, а, как мы вместе сформулировали, я для него больше отец. И это справедливо, ведь вырастила нас — и меня, и его — моя мама, наша “большая медведица”.
— Вы из тех актрис, которых узнают не только по внешности, но и по голосу. Ваш тембр трудно перепутать и еще труднее найти похожий… — Но однажды меня все-таки озвучивала другая актриса. Это было на картине “Похороны Сталина”, которую поэт Евгений Евтушенко снял как режиссер. Меня он пригласил на небольшую роль еврейской мамы. Мне тогда было-то всего двадцать семь лет, а сыну моему, по сюжету, шестнадцать — это же нонсенс! Я товарища Евтушенко убеждала, что по возрасту не гожусь, но он твердил: “Нет, это должна играть только ты!” А потом без моего ведома переозвучил. Слышать этого не могу, настолько плохо получилось. И такое ощущение, что от меня кусок оторвали.
— Вас часто можно слышать в рекламе. Работа непыльная? — Вообще рекламу я пишу быстро. Но вот с женским пивом однажды застряла, правда, не по своей вине, а потому, что все время что-то меняли: то текст, то акценты, то паузу. А еще, пригласив меня как-то озвучить рекламу новой косметической линии, от меня вдруг потребовали сопрано. Я удивилась: “Ну, зачем же звать Шаляпина на арии Козловского и Лемешева?!” А мне: “Ой, ну давайте все-таки попробуем сказать повыше… И еще повыше!” Я говорю: “Еще повыше — это будет выше крыши”, — и ушла.
— Еще ваш томный тембр мог бы подойти для эротики или даже порно. Предложений не поступало? — Было один раз такое предложение — дублировать кино на кассетах, но я, естественно, отказалась. “Большое спасибо, — говорю, — я не настолько нуждаюсь, чтобы работать в этой сфере”.
25.11.2004 Юлия РУТБЕРГ: В РОССИИ КАБАРЕ — ПРИМЕТА СМУТНЫХ ВРЕМЕН
Романс с контрабасом
«Каждый человек в родстве с каким-то оркестровым инструментом. Я — контрабас», — говорит Юлия Рутберг. Прикасается острыми, худыми пальцами к семижильной струне. Контрабас низким, хрипловатым голосом со своей стороны подтверждает родство и задает камертон моноспектаклю «Вся эта суета». Точнее, не моноспектаклю, а сольной кабаретной программе. С песнями на четырех языках, серебряным платьем на бродвейский манер и фраком, обтрепанным по мансардам. Она открывает программу песенкой «Куда ты скачешь, мальчик?». Потом играет роскошную Долли, устроительницу судеб и музыкальных вечеров. Парижского апаша. Всю десятку непутевых абитуриентов Щукинского училища. Мекки-Ножа. Возвращается в собственный образ. Рассказывает о школьной учительнице литературы. О московских пробках и московских страхах. Этого формата «кабаре с человеческим лицом» давно не хватает. Ее спектакль перекидывает воздушный мост между той Москвой, где были поэты, но не было кофеен, и той, где есть кофейни, и DVD «Детей райка», но нет в воздухе фермента, вырабатывающего поэзию из этого. «Кабаре Рутберг» — как раз из тех ферментов, что вырабатывают поэзию в воздухе больших городов. Думаю, эта программа — только начало.
— К вашему облику так идет понятие «кабаре», что кажется: вы пели на сцене всегда. Между тем… вы ведь никогда на сцене не пели! Как сложился этот спектакль? —…Однажды на репетиции «Пиковой дамы» нас всех позвали на чей-то творческий вечер в Дом актера. Петр Наумович Фоменко тогда сказал: «Когда я слышу: «творческий вечер», мне кажется, что артист уходит на пенсию или что будет репетиция его похорон». Я очень это запомнила.
А этой весной Дом актера предложил творческий вечер мне. Я долго отказывалась, потом сказала: «При одном условии: все время на сцене буду одна! И никто не выйдет рассказывать, какая я талантливая… Потому что если артист пускается в такое плавание, он должен сам показать залу, что он может, что умеет, какая у него энергетика, какие мозги… Не сможет — нечего ему творческие вечера устраивать». Я простояла на сцене одна 3 часа 20 минут. Было много музыкального материала. А между песнями — масса воспоминаний, историй, наблюдений.
Потом все стали говорить: «Ты должна это сохранить! Это такая странная форма и спектакля, и живого общения. Этого сейчас не хватает». И я поняла, что единственный жанр, который вместит все сразу, — это кабаре. Мы очень дружили с Гришей Гурвичем… Эстраду мне преподавала Людмила Ильинична Тихвинская, которая сама «болела» этой темой. Поэтому я и про Мейерхольда много знала, и про Балиева. И вообще про кабаре как ипостась поиска и театрального хулиганства.
Поскольку я играла в «Сказке» Набокова, мы занимались берлинскими кабаре 1920-х. И современный Берлин — невероятно кабаретный город! Там, недалеко от Бранденбургских ворот, есть кварталы театров, художников, где сама ночная жизнь похожа на гигантский хепенинг в кабаретной структуре. Декорацией кажутся подворотни, обжитые художниками, какие-то немыслимые распахнутые дворы, освещенные окна. И потрясающее смешение всего! То чудится Амстердам, то Краков. То 1920-е годы: Дитрих, «Голубой Ангел»… Вообще кабаре — невероятное поле для фантазии! Там действительно возможен разговор с публикой.
— О чем вы намерены говорить с публикой этой зимой? — На премьере я ударилась не в Боба Фосса, а во Владимира Владимировича Маяковского. Даже слишком. Я для себя открыла: наша страна насквозь пропитана этим гениальным человеком. И до сих пор во всех нас дрожит: «Я, ассенизатор и водовоз… ушел на фронт из барских садоводств!». Я в эту сторону и пошла на премьере…
Но буду и впредь на каждом спектакле говорить то, о чем думала накануне. О мире, который меня окружает. О Москве, отравленной, стиснутой машинами… Меня потрясают сегодняшние коммунисты: я говорила об этом со сцены. Одни из них бреются наголо, другие оставляют ирокезы. Те и другие бьют кого-то ногами по лицу. И что действительно поразило меня и пронзило: у всех у них есть своя мораль…
— У вас это легло в такую интермедию к зонгу Брехта. — Да. Но на премьере, по-моему, не получилось настоящего контрапункта с «Трехгрошовой оперой». Нерв — вещь хорошая, и я рада, что мне удалось его сохранить. Но мне не хватило силенок этот нерв не обнажать. А он должен быть внутри… У Брехта ведь всегда есть чувство юмора. И Гитлер его особенно ненавидел именно за это. А у этого спектакля должно быть не хард-роковое дыхание загнанной лошади, а легкое. Здесь еще нужно быть жонглером и уметь ходить на ходулях! Здесь важны все «мои» персонажи — и Мекки-Нож, и та, кто поет «Весь этот джаз» (я очень трусила, когда бралась за «Кабаре»), и взбалмошная француженка, которая клянет своего «пти-ами», а потом выдыхает из глубины: «Но… Но это мой мужчина!».
— Вам очень славно музыканты подпевают: «Мы с тобой, Долли, тут съели пуд соли. Так куда ж ты денешься от нас?». И вы уже не «актриса-контрабас». Скорее банджо… — Я вообще человек не моно, а стерео. Для меня костюмы Маши Даниловой — почти партнеры, а не реквизит. Татьяна Агаева помогла мне совместить актерское начало с музыкальным. Олег Глушков придумал говорящую пластику для спектакля. Музыканты мои — замечательные партнеры! Они на меня дышат, они меня поддерживают. Режиссер Владимир Иванов очень помог в каждой песне найти характер и способ изменения — потому что я ведь меняюсь на глазах зрителя. Не обязательно надевать личину: внутри столько всего намешано, что шляпой, сигаретой, прищуром это можно показать. Леша Кортнев сделал замечательные тексты. Особенно перевод «Весь этот джаз...»: «Мы хотели этой жизни, эта жизнь хотела нас… Эта жизнь — разве не шик, разве не блеск, разве не класс, разве не кайф…». Очень точно, по-моему. И очень кабаретно.
— После сцены из «Хелло, Долли!» вы сказали, что просите считать это заявкой на роль, которую вам дважды не удалось сыграть. Почему? — Первый раз мы пытались это сделать с «Квартетом И». Там должен был играть и Леша Кортнев. Он писал песни — вы слышали фрагменты «Хелло, Долли!» в его переводах. Но начали работать на сцене, и я поняла, что выходит не то… Хотя мы уже репетировали в Театре эстрады. Хазанов нам всячески помогал. Тот спектакль был остановлен моей волей. Второй раз пытались начать в театре Вахтангова с Владимиром Ивановым — не получилось по срокам. А сейчас от изобилия мюзиклов в Москве уже оторопь берет. Может быть, и к лучшему, что не сделали…
— В США мюзиклы росли из степа, ревю, кабаре. Долго. Как большой бизнес из малого. У нас всплыли киты жанра, «собранные по лицензии», точно малолитражка какого-то автоконцерна. Как вы к этому относитесь? — Как к попытке сразу впрыгнуть в то, что американской культуре давалось в течение 100 — 150 лет. Это невозможно! Мне кажется, то, что когда-то сделал Александров с «Веселыми ребятами», — вот это и было русским мюзиклом своей эпохи. Догнать нам пока не удается. И еще есть тонкая разница… Мюзикл в США расцвел в трудные времена: Великая депрессия, помните? Эпоха требовала мужества, но многое зависело от храбрости и сил самого человека. Время было трудное, но все-таки прямое. А кабаре в России расцветает в смутные времена. Непрямые. Непонятные. Эпоха требует от человека храбрости, но не все от его храбрости зависит.
— Вы чувствуете сейчас связь между кабаре и Смутным временем? — Да. Да. Конечно… Август месяц всегда для России — погранзастава. И вот опять. Но не только поэтому… Сам воздух, которым мы дышим, агрессивен. Вселенский непокой во всем. Человек абсолютно не защищен. Ничем. Никем. Люди впали в период золотого тельца. У нас ведь все сейчас измеряется тем, у кого деньги. Ушло из языка слово «мастер», вы заметили? Все — звезды! Все стало покупаться и продаваться: уважение, честное слово, желание что-то сформулировать. Ведь теперь даже важнейшие вещи люди формулируют вслух, только если им за это платят.
— Можете ли вы себе представить ситуацию, при которой ваше кабаре станет политическим? — К сожалению, да. Но я подумаю тогда, пускаться ли в это плавание. Говорить о политике в нашей стране мне совершенно неинтересно. А то, что касается юмора, способов выживания и способов оттянуть людей от невзгод, — интересно. Потому что я тогда понимаю место артиста в рабочем строю.
— Я не об ангажированности. Я о том смысле, в каком было политическим кабаре Брехта. А у нас именно Вертинский, человек нежный до манерности, написал об Октябре 1917-го в Москве, о расстреле юнкеров. Да и назвал песню исчерпывающе: «То, что я должен сказать». — Честно говоря, «Расстрел юнкеров» сегодня можно повторить слово в слово: «Я не знаю, зачем и кому это нужно? Кто послал их на смерть не дрожащей рукой?.. И никто не додумался просто встать на колени и сказать этим мальчикам, что в бездарной стране…». Кажется: это написано сегодня. Но в бретовщину я не хотела бы уходить. И потом, что значит — «политический»? Таганка не была только политическим театром. Все равно это был театр прежде всего. Тем и был хорош! Вообще сила умного человека в том, что он спокойно говорит о возмутительных вещах. Вспомните Ромма: как он говорит об обыкновенном фашизме. Прозрачность мысли и покой, с которым он рассуждает, делают фильм по-настоящему страшным. И самое страшное — та легкость, с которой это нарождается, та быстрота, с которой все вырастает. Не дай бог, еще где-нибудь проснется этот вирус…
— Есть ли у вас «свои» авторы? — Идеальный автор — Леша Кортнев. В его песнях есть всегда пульс сегодняшнего дня. Ему можно несколькими словами объяснить, что нужно. И он сам прошел кабаретную школу в Студенческом театре МГУ… Я преклоняюсь перед парой авторов Ким — Дашкевич. Думала о некоторых текстах Юрия Ряшенцева. Мне очень там не хватает Вертинского! …Мы договорились с Леной Камбуровой о встрече в ближайшее время. Лена — одна из тех, кто меня на это сподвигал долгое время. Она однажды услышала, как я где-то напевала французскую песню, и сказала: «Вы должны! Это ваше!». Мне только одного человека в зале очень не хватало — это Гриши Гурвича. Он бы помог. Он бы многое подсказал.
— Вы будете петь и дальше в новом Центре СТД? — Я к ним сама попросилась. Мне там нравится. Эта сцена достаточно камерная. Там хорошая аппаратура. У меня уважительное отношение к этому залу: его обживают энергично, но с большим разбором!
— А ведь можно зал на Страстном трансформировать в «настоящее кабаре». С дымом, шерри-бренди, узкими столиками. Вы так соответствуете канону жанра, что чинная театральная рассадка начинает мешать. — Да мы и хотим попробовать теперь «со столиками». Здесь много дополнительных возможностей игры и контакта с залом.
— А что в кино? — Сейчас выходит «Прощайте, доктор Фрейд!» — современное толкование «Ревизора». Городничиха, Городничий, двое детей. Бабушка у нас — унтер-офицерская вдова… И у всех — дикое количество фрейдистских комплексов. Получилась, по-моему, очень смешная комедия. Умная. И трогательная. Сняла ее молодой режиссер Марина Мигунова. Я недавно снялась у Евгения Гинзбурга вместе с Любовью Казарновской — будет такой римейк «Без вины виноватых». И не хочу сейчас ничего репетировать в театре: очень много было отдано моноспектаклю. А дальше буду ждать каких-то серьезных вещей. Я никуда не тороплюсь.
Отправлено: 07.09.13 19:20. Заголовок: ДЕВУШКА С ХАРАКТЕРОМ..
ДЕВУШКА С ХАРАКТЕРОМ
Она легко берет диапазон от Гонерильи до Фрекен Жюли, от Двойры в "Закате" до Анны Андреевны в "Хлестакове". Юля отличная характерная актриса с весьма независимым характером. Но ее достоинства ценят самые требовательные режиссеры - Петр Фоменко, Роман Виктюк, Владимир Мирзоев, Михаил Козаков, Андрей Жолдак.
На экране она тоже пришлась "в тему", список кино- и телефильмов с ее участием растет, как кукуруза по ночам: "Чек", "Макаров", "Мужской характер", "Похороны Сталина", "Фаталисты", "Московские окна", "Сыщики", "Мамука", "Семейные тайны". Но главное для Юлии - театр. Ее трепетное отношение к сцене унаследовано по прямой линии - дочь известного актера-мима Ильи Рутберга, одного из основателей известнейшей студии МГУ "Наш дом".
- Юля, Вам повезло с воспитателями, если учесть, что ими стали актеры одной из лгенд студийного движения театра "Наш дом". Вы их и на сцене помните? - Я там, к сожалению, ничего не видела, потому что родилась "под занавес", когда театр уже почти закрыли. Но я общалась с людьми, которые построили "Наш дом", были его вдохновителями, авторами, режиссерами, актерами, музыкантами, техниками. Этот театр организовали три человека - Аксельрод, Рутберг и Розовский. Компания, конечно, фееричная. Но когда ты растешь среди них, то не отдаешь себе отчета, какие они выдающиеся. Для меня Фарада, Филиппенко и Хазанов были дядей Сеней, дядей Сашей и дядей Геной. Только когдп я стала старшей и особенно когда сама вошла в актерский круг, стала понимать, кто у меня стоял перед глазами. они же воспитывали не только учебгым процессом, а уже своим вниманием. Эта среда оказалась чрезвычайно даровитой, невероятно творческой. Я - дитя театра "Наш дом" и считаю. что во многом продолжаю их традиции.
- И на какой сцене вы впервые это сделали? - Первый раз я вышла на профессиональную сцену в старом Доме актора на тверской, который, к сожалению, сгорел. Кстати, как раз на вечере в честь 20-летия студии "Наш дом". Там у детей был свой номер. и помню, мне выступать очень понравилось - такой эмоциональный ожог, незабываемое впечатление! Я, кстати, никогда не хотела поступать во ВГИК, потому что была не согласна с Владимиром Ильичом, считавшим, что важнейшим из искусств является кино. Мне всегда казалось, что важнейшим является театр. И до сих пор так кажется.
- Вы, кроме того, что танцуете еще и поете. Как-то я услышала вас в необыкновенном хоре на одном из вечеров в Доме актера и была просто поражена и растрогана. Жаль, что вас никто кроме избранной театральной публики не видел, могу ручаться, что такой хор имел бы аншлаг где угодно. - Это выступала наша "молодежная секция" Дома актера. Нас собрала по всем театральным вузам Люся Черновская, и последние лет 15-16 мы не расстаемся. Я даже и не думала, что мы так споемся друг с другом. В тот вечер, о котором вы вспомнили, проходил концерт памяти ушедших актеров и мы вышли с песней, посвященной Жене Дворжецкому и Грише Гурвичу, нашим друзьям и членам нашей команды - это был своеобразный привет двум общим любимцам. Нашу группу уже трудно назвать "молодежной секцией", но в ней по-прежнему много интересного народу - Боря Краснов, Дима Певцов, Валдис Пельш, Леша Кортнев, Ваня Демидов, Андрей Разбаш, Костя Эрнст, Алена Яковлева. В детстве я тоже пела в хоре альтом, но в 14 лет у меня началась мутация голоса, что-то произошло с горлом. Я стала петь очень громко и фальшиво, пока меня не попросили не делать этого, несмотря на прекрасный слух. А сейчас я пою во многих драматических спектаклях.
- Знаю вы любите грузинские песни - кто научил? - У нас есть очень близкие друзья в Тбилиси, актеры тбилисского театра Пантомимы, которые приезжали к нам много лет подряд. наша маленькая двухкомнатная квартира принимала многих. У нас всем составом ночевала на матрасах и спальных мешках полунинская команда, грузинские артисты всегда привозили ароматные травы, мандарины, ткемали, чачу и, естественно, все время пели. У меня от этого осталось невероятное впечатление, они божественно поют. Если собрались три грузина - это уже хор с немыслимыми руладами. Я вообще обожаю грузин и итальянцев. Когда они играют на сцене, мне хочется бросить все свои вещи в зале, побежать на сцену и немедленно присоединиться, даже не зная языка.
- Ух, какой у вас горячий темперамент, вот уж, наверное, влюблялись в юности в актеров? - Ой, очень часто! Я вообще была чрезвычайно влюбчивой. Помню, меня совершенно потряс Александр Абдулов в "Жестоких играх". Причем не только он, а и Караченцов, Юра Астафьев, Таня Догилева. Почему-то история их с Абдуловым героев казалась настолько про меня, что я была ошеломлена. Потом меня еще потряс Ален Делон в "Рокко и его братья". Я не представляла красивее человека, чем Делон в этой роли, думала, если он меня позовет, я прям туда за ним и уйду. У него были настолько пронзительные глаза, в которых Висконти увидел такую чистоту, сумасшедший свет!
- А когда вы себе начали нравиться как женщина? - Никогда. Я очень спокойно к себе отношусь. Иногда, когда хорошее настроение, мне достаточно надеть какие-то вещи, которые люблю, и я очень комфортно себя чувствую. Человек выглядит в зависимости от того, какое у него настроение. Ты можешь носить тот же самый костюм два дня подряд. Только один день у тебя не болит голова, ты беззаботен, молод, весел, и поэтому все хорошо. А потом произойдет какая-то ерунда, смотришь: что ж такое - откуда еще 45 лет на лице, сгорбленные плечи, холод вместо носа, щелки вместо глаз, уши, как у слона? И удивляешься, когда все это произошло? Такие мутации с лицом у всех бывают, они как бы проявление физического самочувствия.
- Сериал для актера, с точки зрения раскрутки и заработка, вещь полезная, а с художественной - далеко не всегда. Вы предлагаемый материал как сортируете? - Ну, конечно, сортирую, а как же! Я ж не идиотка, согласная стать на "угол" по самой дешевой цене. Я могу пойти на некий компромисс, но тогда поставлю самую высокую цену. Есть же вещи, которые неприятны тебе как человеку. Но я в пошлятине играть не хочу, хотя бывает, что предлагают: у всех ведь разные вкусы, и отношение к одному и тому же предмету может быть совершенно разное. Кто-то считает, что это гениальный сценарий, а я думаю, ребята, вы чего? До каких "мышей" мы с вами дошли?
- В вашей биографии уже наступило время, когда имеешь право выбирать роль? - Достаточно давно, лет шесть назад. Мне кажется, этот процесс происходит прежде всего внутри человека. Когда я пришла в театр, то была маленьким солдатиком без погон, только с ремешочком, и выполняла все указания, понимая, что когда-то количество должно перейти в качество. Сначала играла в массовке, что естественно для прохождения нормальной школы, а спустя десять лет в какой-то момент поняла - все, я буду играть только то, что мне хочется. Зачем мне выходить просто топтать подмостки? 10 лет мне понадобилось, чтобы отпустить эту ситуацию. Теперь ко мне относятся как к серьезной артистке, не важно в какой я роли: водевильной или драматической. Мне хочется, чтоб работать было интересно, чтоб устраивал режиссер. Жизнь такая короткая, зачем браться за то, к чему ты равнодушен? Я мотаюсь, играю в пяти театрах в разных городах, репетирую в Болгарии, выпускаю спектакли в Питере только потому, что мне это самой нравится. Вообще меня трудно заставить делать то, что я не хочу, либо это должно быть на знаю за сколько.
- В таких случаях говорят "за очень большие деньги"... - Да дело даже не в больших деньгах. Просто иногда бывают безвыходные ситуации, когда кто-то болен и надо выручать, дорабатывать - вот еще на это можно списать. Очень не люблю, когда мне предлагают за работу гроши, уповая на мою благотворительность. Я столько занимаюсь благотворительностью! Например, бесплатно выступаю в библиотеках - стихи читаю, пою, просто общаюсь с людьми, у которых нет денег купить дорогой билет. Но мне кажется, что артисту, заработавшему интерес публики, должны платить деньги за его труд. А есть люди просто бессовестные, порой удивляешься, какую безобразную цену предлагают. А иногда я и сама ее не спрашиваю. Например, меня повали в картину к известному в мире кинорежиссеру Питеру Гринуэю, где тоже платили немного. Но Питер Гринуэй хотел, чтоб я в ней снималась, лично написал мне письмо точно так же, как Мадонне и Малковичу. "Я прошу Вас принять участие в моей картине, которая по бюджету некоммерческая". Ну, неужели я могла отказаться?! Да я бы и бесплатно пошла! Деньги такая относительная категория. Если человек живет только Золотым Тельцом и у него все "башли" решают, то он просто убогий и несчастный, вне зависимости от своего капитала, и мне таких людей жаль. У меня есть огромная "территория", где мне люди тоже помогают без денег. На моем творческом вечере мои коллеги работали просто из уважения ко мне и не получили ни копейки, хотя потратили на меня массу времени. И я такая же. Сколько мы с ребятами из нашей "молодежной секции" тратим своих свободных вечеров, чтобы сделать капустники, поздравить кого-то. И не может быть по-другому!
- Ну а чтобы заработать, вы снялись бы в рекламе? - В Москве нет, а за ее пределами - да. Я не хотела бы делать это в Москве, потому что не нравится потом наблюдать, как висишь на заборе и колышешься ветром. Либо за это должны предложить действительно баснословные деньги, чтоб можно было позволить себе потом отдохнуть. Реклама - это определенная игра, которая придумана не нами. Она пришла с Запада, где все понимают, что звезда, демонстрирующая кусочек мыла, - это элемент шутки человека, которого, допустим, обожает вся Америка. А у нас много пошлой рекламы, и те копейки, которые за нее предлагают, не стоят того, чтобы так тиражировать свое лицо. Есть люди, мнение которых очень важно для актрисы. Прежде всего - это ее семья
- Юля, работать, как я понимаю, вы умеете, а что лучше всего заряжает ваши "батареи"? - Сон. Вода. Море или просто душ. Я очень много езжу на море и где только уже не бывала. Когда погружаюсь в воду, особенно с маской и трубкой, а мимо проплывают диковинные рыбы, смотрят на тебя, наверное, что-то хотят сказать, внутрь проникает невероятный покой. Вода снимает напряжение, ласкает, тебе комфортно в расслабленном состоянии. Еще для меня очень важен массаж: у меня проблемная зона шея, и бывает, что я уже на краю от спазмов сосудов головы. Так было, когда мы готовили мой вечер в Доме актера. Помню, я после этого утром открыла глаза, простояв накануне три часа не сходя со сцены, и поняла, что не умею ходить. Потом двое суток я только спала и ела, как маленькая животинка. У меня было ощущение, что я ребенка родила. Но я так рада, что мы затеяли этот вечер и я его сдюжила. Это очень хорошее событие, прежде всего для меня.
- Новые роли дают такой же адреналиновый эффект? - Уж поверьте мне, никогда не сокрушаюсь и не расстраиваюсь, если на какую-то роль утверждают не меня, а другую артистку. Вообще перестала переживать по этому поводу. Это так глупо! Значит, тому человеку она нужнее. У меня такое количество предложений, что я бедствую? Нельзя по этому поводу напрягаться. Я никому не хочу сдавать экзамены: "О, приезжайте, у нас пробы. вы должны выиграть эту роль!" Не хочу я ничего выигрывать. Все это так субъективно: с вашей точки зрения, я, возможно, проиграла, а со своей - выиграла. Или наоборот. И кто из нас прав? Теория относительности в действии. Однако, есть люди, мнение которых для меня чрезвычайно важно, они действительно следят за мной и говорят то, что есть, зная меня в динамике. Это мои родители, мои педагоги, несколько актеров, моих друзей и, конечно, мой муж. Он такой замечательный артист и интеллигентный человек, что я всегда слушаю, что он говорит.
- А сколько времени вы знаете Анатолия Лобоцкого? - Мы четыре года как живем вместе, собственно, и знакомы столько же.
- С сыном Гришей у вас тоже полное взаимопонимание? - Да, он окончил подготовительное отделение Института рекламы и поступил именно в этот вуз. Дай бог, чтоб с учебой все было хорошо. Тогда у него будет профессия, которой он в любом случае заработает кусок хлеба, а дальше посмотрим. будет у него свое дело - замечательно. Вообще, мы с Гришей давно живем не как мама и сын, а как брат и сестра. У него бывают ревностные моменты, особенно когда он долго меня не видит, а вообще он меня нежно любит и дорожит мною. Я для него очень сокровенное существо, даже не совсем как мама. В какие-то моменты ему самому хочется опекать меня. Но он всегда знает, что сколько бы мне ни было лет, пока я жива, в трудный момент встану впереди него, и "бэмби" будет сзади. До рукопашной схватки дойду, если понадобится.
- Со своим отцом он общается? - Мы все общаемся, у нас замечательные отношения.
- К местам часто проникаешься такой же симпатией, как и к людям. На вашей карте какие из них отмечены особо? - Я очень люблю Патриаршие пруды, люблю бывать в гостях у Саши Павлова и Паши Каплевича в Барвихе, и не потому, что это Барвиха, а потому, что это такой замечательный дом. Обожаю родительскую квартиру, переулки моего детства и вообще я люблю Арбат, поскольку выросла в этом месте.
- Юля, а умеете ли вы творить у плиты? - Я часто у плиты не стою, не очень успеваю. Но у меня есть пристрастие - люблю варить супы, они такие нафантазированные, а не канонические. Еще люблю делать всякие салаты. Главное, чтоб все быстро. Пыхтеть два часа у плиты - не для меня. Я насмотрелась в свое время на маму, и мне хватило ее опыта.
- А мама женщина героическая в этом смысле? - Не то слово. как мама готовит и печет пироги - это отдельная тема. Она даже во время "совка", когда ничего не было, так укармливала народ! У нас дверь всегда была открыта, а на день рождения родителей к нам ходило по 50 человек. И вспоминая маму, которая потом сидела без сил, а все уплетали ее стряпню, я сказала, что в моей жизни такого не будет никогда. Мы же собрались пообщаться? Вот я куплю салат на стол, потрачу немножко больше денег, но сэкономлю время и силы, потому ничего дороже здоровья и времени на свете нет.
- Что важного вы хотите сообщить людям и услышать от них о себе? - Мне недавно сказали - причем зрители - что, когда я выхожу на сцену или говорю в телевизоре, мне верят. У людей не возникает ощущения, что я могу соврать. Если я что-то рассказываю, то это так и есть, а если это какая-то выдуманная история, то мне просто благодарны за юмор. Значит, меня воспринимают как нефальшивого человека. Мне это очень важно. Я не игрунчик, не профурсетка и не актрисулька. В меру своих возможностей я честно занимаюсь своим делом и оказывается, вызываю доверие. Это высочайший комплимент.
- В вашей личной иерархии дело по-прежнему остается на первом месте или время откорректировало значимость вещей? - Знаете. в последние годы жизнь будто открылась для меня новым измерением и я поняла. что надо ездить отдыхать, смотреть мир - это так же важно, как выпустить премьеру. Вообще погоня за внешней шумихой - только чтоб про меня не забыли - бесполезная суета. Да кто сказал, что мне оно надо? Потом, я не люблю говорить о прошлых заслугах. Вот сейчас вышла премьера, давайте поговорим об этом. "А вот помните 20 лет назад..." Не помню! Конечно, все мои персонажи - это мои дочечки. Но надо идти вперед, помня все, что у тебя было. К тому же меня в последнее время столько зовут на телевидение, что я уже просто отказываюсь. У нас есть передача, куда мы ходим с папой. очень много я сотрудничаю с каналом Культура - с удовольствием. Озвучиваю мультфильмы татарского - с не меньшим удовольствием. Записала для культурного фонда пять рассказов Оскара Уайльда - с огромным удовольствием. Это была необыкновенная интересная работа, на которой я пообщалась с потрясающими, изумительными людьми. Просто наслаждение получила!
В прямом эфире радиостанции "Эхо Москвы" Юлия Рутберг, актриса театра им. Вахтангова. Ведущая эфира Ксения Ларина.
К. ЛАРИНА - Добрый день! Сегодня у нас в гостях - Юлия Рутберг, актриса театра им. Вахтангова. Ю. РУТБЕРГ - Здравствуйте всем! К. ЛАРИНА - Как сегодня у нас в анонсах звучало Юлия Рутберг, актриса, и просто хороший человек! И это действительно так! Ю. РУТБЕРГ - Спасибо! К. ЛАРИНА - У Юли сегодня бенефис, как выяснилось. Она сегодня будет выступать еще в роли политического обозревателя в программе "Времена", да? В роли свежей головы, так что посмотрим. Можешь тренироваться сейчас. Вот скажи все, что ты сейчас хочешь сказать! Ю. РУТБЕРГ - Ты знаешь, свежая голова в моей ситуации это не так голова, которая "молчи, пустая голова", которая настолько свежая, что из морозилки достали, а я так думаю, что просто там собираются люди, которые будут говорить по узким профессиональным проблемам, которые, с одной стороны, требуют предметного знания - экономика, деньги, какие-то политические новации, связанные с юриспруденцией, уголовным правом. А с другой стороны, просто человек, вот такая тетечка странная, которая занимается такой эфемерной профессией, артиста, которая должна кувыркнуться, скорее всего, в эфире, а не сидеть и разговаривать вместе с почтенными мужами. Но с другой стороны, т.к. меня это все касается, я же -часть народа, я буду народ, и отнюдь не собираюсь безмолвствовать. Потому что какие-то, я надеюсь, все-таки с юмором, мне не откажет чувство юмора, вещи, которые связаны и со всеми дефолтами и реформами, которые бесконечно надоели, и ощущение не то, чтобы недоверия к собственному государству, а вот, понимаешь, вера есть, уверенности нету, как говорит замечательный Петр Наумович Фоменко. В общем, это ощущение не покидает, а с другой стороны, я понимаю, что по всем этим проблемам, чем старше я становлюсь, пожалуй, кроме преступлений и наказаний, смертной казни, потому что это очень серьезная проблема, все остальное у меня вызывает уже смех. Потому что люди надо уезжать и менять родину, а я не собираюсь этого делать. У меня деньги какая-то странная такая субстанция в моей жизни. Их почти никогда не было, потом они как-то непонятно как появлялись К. ЛАРИНА И непонятно как исчезали! Ю. РУТБЕРГ Да, как странный предмет: если они есть, то их сразу нет! никогда ничего не накапливала, ничего. Но ты знаешь, это удивительно наверное, прежде всего, важно, как тебя воспитывают родители и с какими людьми ты собираешься проживать жизнь, твои друзья, близкие. Потому что многие ребята, которые стали гораздо богаче меня, как-то всегда дарили мне замечательные подарки и водили меня в прекрасные рестораны по каким-то моим замечательным событиям. А когда у меня была такая возможность, я поняла, кого я могу вытащить. Т.е. это никогда не являлось критерием во взаимоотношениях. Это было сопутствующим товаром. Можно купить шаурму и пиво, и стоять рядом с "Джон Буллом", опершись на мраморную стену, где стоит пустая бутылка водки, выпитая предыдущим бомжем. И мы с моей подругой так стояли, выпивали коньячок, мимо нас 3 раза проходил милиционер и все-таки не осмелился проверить у нас документы! Уж больно почтенные барышни были. Но должна сказать, что это было так вообще в жилу, так мы хорошо время провели, что порой этот лоск, блеск и дороговизна не могут дать такого замечательного адреналина и вообще просто роскоши человеческого общения. К. ЛАРИНА - Юля, я тебе желаю на сегодняшний вечер, когда ты туда пойдешь, чтобы ты не боялась представителей власти. Потому что я смотрю с удовольствием эту программу, она мне очень нравится, но я вижу, что наши замечательные свежие головы, будь то Хазанов или кто-то еще, лучшие люди, они как-то цепенеют при виде чиновников, которые приходят из Кремля. У них такая появляется заискивающая улыбка, и они начинают говорить э-эну, понимаете Ю. РУТБЕРГ - Я настолько на большой дистанции с ними К. ЛАРИНА - Не боишься их? Ю. РУТБЕРГ - Ну, я свободнее, чем люди, которые более приближены к императору. К. ЛАРИНА - Лучше к ним не приближаться? Ю. РУТБЕРГ - Нет, я как на вытянутой руке была, поэтому я думаю, что мне хватит мужества и чувства юмора К. ЛАРИНА - Выжить! Ю. РУТБЕРГ - Да. К. ЛАРИНА - Хорошо, давай перейдем к театру. Премьера в театре Вахтангова, называется спектакль "Сказка" по рассказу Набокова. Я вспомнила, что кино даже было, Людмила Марковна играла. Ю. РУТБЕРГ - Да, "Секс-сказка". К. ЛАРИНА - Да, Жигунов там у ее ног лежал, да? Ю. РУТБЕРГ - Да, это как раз Эрвин и мадам Отт. К. ЛАРИНА - Ну, что это такое? Расскажи немного о самом произведении. Ты его раньше читала? Ю. РУТБЕРГ - Нет, что самое удивительное, что я достаточно много всего читала Набокова. И когда мне сказали "Сказка" - я так опешила. Думала, что же это такое? Но самое удивительное, выяснилось, что "Сказка" - рассказ, написанный на 6 страницах, который, судя по всему, так же как вот Чехов начинал, Антоша Чехонте, и в своих маленьких рассказах и заметках закладывал уже великие произведения, просто если внимательно почитать, то там уже такие сквознячки есть по поводу тех замечательных докторов, которые будут населять его великие пьесы, то же самое у Булгакова в ранних рассказах, которые перетекают потом в большие произведения. У Набокова заложена и "Лолита", и "Защита Лужина" здесь, и может быть даже частично "Другие берега". Во всяком случае, на 6 страницах масса всего. Это все незакончено, это все без финала. И когда Вася все это принес К. ЛАРИНА - Вася это кто? Ю. РУТБЕРГ - Вася Сенин, замечательный совершенно, я позволю себе так сказать мальчик К. ЛАРИНА - Режиссер, да? Ю. РУТБЕРГ - Хотя он не мальчик, но муж, молодой режиссер, выпускник последней мастерской Фоменко, поставивший спектакль "Фро" по Платонову, который принес ему такую славу, просто взлет. Работа, которая попала как раз в олимпиаду, и ее достаточно много людей посмотрело. И, в общем, у Васи начала складываться судьба. Надо сказать, что это кошмар был для него, когда он попал из студенческой аудитории сразу после этого в театр Вахтангова. Там помещалось 23 калеки, хотя очень известные и именитые, здесь - 1200 просто народа. Огромная сцена, огромные законы государственного театра с 80-летней биографией, капризные артисты-вахтанговцы, которые в последнее время чрезвычайно плохо пускают кого-либо к себе на сцену. Монастырь с определенным уставом. И Васька потом сам признался, он говорил ты знаешь, я многие вещи делал со страху, что вот если бы я понимал реально, что вот что мне грозит или что, а так это все было как бы в мыслях, на бумаге. И вот он шел. И потом мы замечательно встретились с Петром Наумовичем как-то в коридоре в театре, это был день экспансии Фоменко в нашем театре, потому что на малой сцене шел "Золотой горшок" Леши Чернобая, а на сцене репетировали мы с Васей Сениным, и вечером они играли "Волков и овец", они снимали у нас помещение. И Петр Наумович говорит: ну, что? Я говорю ну, как вам сказать, все это подкралось, конечно, незаметно, и может накрыть. Он говорит ну, что, мешаете Васе? Я сначала мешали, как могли, теперь стараемся помогать. И кстати, 19 числа Петр Наумович вроде обещал придти к нам на спектакль, мы его очень ждем по одной простой причине действительно существуют мастера и мастерские, которые продуцируют людей, которых можно узнать по почерку. Во всяком случае, это те яблочки, которые от яблоньки падают недалеко по каким-то стилевым вещам. По тем желаниям выбора драматургии, по привязанности к актерам. Вася взял Набокова. Если "Пиковая дама", которую мы делали с Петром Наумовичем, именно он в течение 2 лет научил нас общаться с прозой, сохранять запятые, то выбор "Пиковой дамы" был, наверное, еще и не случаен, потому что там есть финал, потому что сам великий Пушкин говорит Герман сошел с ума, он лежит в Обуховской больнице, не отвечает ни на какие вопросы и бормочет необыкновенно скоро: "Тройка, семерка, туз, тройка, семерка, дама". У Набокова многоточие: "Жалко, жалко, впрочем все равно, все равно. На утро был понедельник, Эрвин опять садился в трамвай. Куда деваться?" И мы понимали, что до тех пор, пока мы не просто не придумаем, а не проживем и не проиграем весь спектакль до финала, мы ничего не поймем, куда мы вышли. Т.е. сам финал спектакля, эту историю мы должны были не просто сочинить, а родить. К. ЛАРИНА - А по жанру что это такое? Ю. РУТБЕРГ - Это кабаре, потому что у самого Набокова не очень определены рамки, но это понятно, что это Берлин 30-х годов. К. ЛАРИНА - Твое любимое место и время, я знаю! Любимый размер! Ю. РУТБЕРГ - Да, и цвет любимый, что самое смешное! Да, это Германия как раз когда начиналась вся эта байда с Гитлером, когда прекрасно пела Марлен Дитрих, вернее, тогда еще не так прекрасно начинала петь Марлен Дитрих, когда начинались кабаре К. ЛАРИНА - Действие фильма "Кабаре" с Лайзой Минелли. Ю. РУТБЕРГ - Да, и самое удивительное, знаешь, бывают вещи, которые страшны по определению. Никогда в жизни я не дала бы своего согласия, и я действительно отказалась у нас в театре хотели ставить мюзикл "Кабаре". Никогда я бы не стала принимать в этом участие. Есть вещи, от которых надо дистанцироваться, даже если ты бредишь этим, спишь и видишь. К этому надо подходить совершенно с другой стороны, точно так же, как, на мой взгляд, обезумевшая Лена Морозова дала интервью, что в спектакле про Марлен Дитрих, я даже не пойду его смотреть К. ЛАРИНА - Душа моя вселилась в Марлен Ю. РУТБЕРГ - Вселилась в нее душа. А мне кажется, что у нее мозги вылетели просто. Потому что это опасные игры, во-первых, очень сильно мысль материальна. А во-вторых, есть такие культовые фигуры, которые нас даже в своей смерти, это миф и небыль называется, в этой мифологичности они настолько сильнее тебя живой, что ты делаешь колоссальную ошибку, и это фиаско сразу. К. ЛАРИНА - Но это же тебе не мешает исполнять песни из репертуара Лайзы Минелли? Или Эдит Пиаф? Ты же делаешь это. Ю. РУТБЕРГ - Ты знаешь, там и песня Марлен Дитрих возникла. Ты понимаешь, во-первых, когда мы думали об этом спектакле, мы очень много думали о Фоссе, о "Кабаре", обо "Всем этом джазе", но в основном о "Кабаре", потому что это действительно настолько шедевральная вещь по всем компонентам это и сыграно великолепно драматически, это и музыкальный шедевр, и танцевальный. И главное, что абсолютно произведение, которое отражает политический мир того времени. И еще разоблачает фашизм. Вот это фантастика, вот это всегда для меня был тот фантастический гордиев узел. Это шар, вот эти великие произведения искусства, которые выглядят как шары. Мы этот шар катали-катали, и в одном месте есть привет Грею и Лайзе Минелли это в номере конферансье и мадам Отт. Там есть одно место, кода мы стукаемся штанами, и это вот просто привет из номера "Money-money". Ничего другого нет в спектакле, хотя очень смешно. Значит, пришел Леша Кортнев на спектакль и сказал ну, 2 места откровенного воровства. Я спросила как, два? Он говорит ну, вот это вот, что вы стукаетесь штанами, а второе это ваша проходка по кругу, это же понятно, что это известный проход в фильме. Я говорю Леш, давай сейчас с тобой поставим фильм, этой проходки там нет. Он говорит ну, что ты мне будешь говорить, я фильм знаю наизусть! Это гениальная проходка! Я говорю Леша, это придумали мы. И если ты ошибся, я счастлива! Потому что это такое попадание в образ как бы. Выгляжу я совсем не так, как Марлен Дитрих, абсолютно, ближе даже к Лайзе. Но то, что я пою "Чашечку кофе в Берлине", причем нам нужна была чашечка кофе, а у Марлен "кафа", это - "чемодан". И здесь мы сыграли злую шутку с произношением немецкого языка, потому что не так много людей в зале знают, а кто знает, тот поймет. Да, потому что я произношу 2 раза, причем один раз "кафа", а второй раз "кафе". И т.к. про это номер, я выпиваю эту чашечку кофе К. ЛАРИНА - Беру чемодан Ю. РУТБЕРГ - Беру чемодан и уматываю! Странные вещи, об этом написали во всех статьях. Мы абсолютно дистанцировались, я дистанцировалась от Марлен, причем у меня 2 раза звучит "Марлен", а в ее песне это звучит как "рю Мадлен". Я каждый раз пою "рю Марлен", и хохочу в этот момент, тем самым давая понять, что мне Марлен, я вообще Воланд-женщина, поэтому я таких как Марлен, Пиаф и т.д. навидалась на своем веку, я их всех застала. Вот, это единственный способ для очистки совести был, потому что действительно настолько велико уважение, любовь, и очень трудно для меня заниматься не своим делом. Вот, ты говоришь давай, ты что-нибудь напоешь в эфире. Я, сколько раз меня куда-нибудь звали спеть, говорят ну, возьмите мини-диск, вот я когда-то зареклась. Я никогда в жизни не собиралась быть певицей, все, что я делала, связанное с напеванием, с таким шансоном, это всегда связано было со спектаклем и с живым воспроизведением. Я никогда нигде не работают без живого. Вот если есть живой инструмент, контрабас, пианино, вот тогда я могу. К. ЛАРИНА - Мы продолжим после выпуска новостей. НОВОСТИ.
Отправлено: 07.09.13 19:21. Заголовок: К. ЛАРИНА - Напомню,..
К. ЛАРИНА - Напомню, наша гостья - Юлия Рутберг, актриса театра им. Вахтангова. Повод для встречи премьера в театре "Сказка" Владимира Набокова. Впрочем, мы не ограничиваем круг сегодняшних вопросов и тем. Наш пейджер 974-22-22 для "Эха Москвы". И уже много вопросов к Юле, много телеграмм восхищения. Вот и вопрос, Евгений спрашивает: "Юлия, вам очень удаются отрицательные образы. Кажется, что вы и в жизни больше отрицательная, чем положительная. Что вам больше нравится играть?" Ю. РУТБЕРГ - Вы знаете, я всегда с большей радостью соглашаюсь на отрицательные роли. И очень рада, что все-таки меня замечательно учили мои педагоги, что если играешь плохого, то ищи в нем хорошее. Ни один отрицательный персонаж не получился у меня совершенно отрицательным. И я очень рада, что я получаю письма по поводу "Московских окон", где мне говорят, что вот гадина, но вас так жалко! Гленн Клоуз когда-то замечательно сказала, что я не понимаю, когда мне говорят голубая героиня, я не знаю, на какое слово мне реагировать. А когда мне дают отрицательную роль, я всегда вижу в этом конкретный характер. Я совершенно с ней согласна это, прежде всего, человеческий характер. Потом я вас уверяю, дорогие мои, что в нас всех столько намешено, что в зависимости от того, как нас развернуть, к кому и в какой период жизни, мы будем либо белые и пушистые, либо мерзкие, отвратительные и сами себе будем неприятны. Поэтому я играю всегда человека во всей его красе. К. ЛАРИНА - Когда Юля поступала в ГИТИС, я помню, преподаватели, которые сидели в приемной комиссии, они никак не могли решить, куда ее прописать, в какое амплуа. Я помню, что все носились и мучались. Все есть, а вот что они будет играть? Это сакраментальный вопрос во всех Ю. РУТБЕРГ - Во всей жизни! К. ЛАРИНА - Да! Оказалось, вот много чего есть играть. И мне кажется, тьфу-тьфу, это просто какое-то удачное попадание и во время в том числе. Юль, согласись, что не сразу была такая жизнь, востребованная, у тебя как у актрисы? Это очень трудно. Дай бог, чтобы как можно дольше все это протянулось. Ю. РУТБЕРГ - Да, конечно. К. ЛАРИНА - Есть вопросы личного характера. "Вы разошлись с Кортневым, но, судя по всему, остались друзьями. Вы были такой замечательной парой. Что это, издержки гражданского брака, который изначально предполагает легкость объединения, легкость развода, никаких обязательств? Алла" Ю. РУТБЕРГ - Милая Алла, отвечу вам так. Все мы живем своей жизнью. Есть люди, которые проживают ее тихо, мирно, но с огромными страстями, есть, которые бесстрастно, но публично. А есть, которых касается и то, и другое. Мы достаточно долго сохраняли верность себе, и это было дело двоих в течение 8 лет. Последние 2 года мы, с одной стороны, были вынуждены выйти из подполья и что-то рассказать про наши взаимоотношения, потому что уже начали сочинять сами люди, которые считают себя акулами пера. Ну, я не собираюсь ничего комментировать. Просто это прожитая жизнь, это 10 лет с замечательным человеком. Я считаю, что Леша один из ярчайших представителей вообще нашего поколения. Он необыкновенно умен, он очень одарен. Я отношусь к нему с огромным уважением. Более того, я очень надеюсь, что все наши бредни и все наши желания с точки зрения его как режиссера, а меня как его любимой артистки, совпадут. Ему нравится, как я пою, мне нравится, как он играет в кино. Мне нравится, что он устремился в театр. И за нашу жизнь он очень во многом воспитал меня с точки зрения музыки, а я все-таки привела ему любовь к театру драматическому, поэтому он сейчас играет и в спектакле тоже. Мне кажется, что мы так много сделали друг для друга за эти 10 лет, что невыносимая легкость бытия гражданского брака или необязательность по отношению друг к другу это общий знаменатель. А, в общем, мы никогда не являлись общим знаменателем. Нас всегда называли красивой парой, но эта красивая пара, как мне кажется, состояла из 2 достойных людей, мужчины и женщины, Леши Кортнева и Юлии Рутберг. К. ЛАРИНА - "Юля, как ваш сын Григорий? Где он сейчас, чем занимается? Надежда, бывший работник театра Вахтангова". Ю. РУТБЕРГ - Здравствуйте, Надежда, как приятно! Гришка совсем большой, через несколько дней, 20 февраля, ему исполняется 15 лет. Это уже отрочество такое. Взрослый, самостоятельный, замечательный мальчик. Очень сложный. Лицедей. Увлечен компьютером. Очень спортивный. Со всем джентльменским набором, отягощенный наследственностью от всей семьи. Поэтому обезьянец страшный. Когда я получила звание Заслуженной артистки, это было очень смешно. До этого, когда я приходила после репетиций, что-то какая-то радость, он говорил посмотрите, остановитесь все! Пришла лучшая актриса мира! Потом, когда я пришла и что-то такое, вот, я получила звание, я Гриша, опять не сделал уроки, и т.д.! Он говорит ну, конечно, ты можешь орать на меня, ори на меня! Ты не просто наилучшая артистка мира, а ты еще и Заслуженная артистка! К. ЛАРИНА - С чувством юмора человек! Ю. РУТБЕРГ - Да. Что я породила, то меня и убьет! К. ЛАРИНА - Я не читаю телеграммы восхищения и благодарности. Елена Владимировна пишет: "Дорогая Юля, считаю вас одной из самых лучших и умных актрис современности" Ю. РУТБЕРГ - Огромное спасибо! К. ЛАРИНА - Елена Владимировна, большое спасибо вам за подсказку темы, которая тоже очень важна в разговоре с актрисой по поводу ума и интеллекта. Вот расхожее мнение, оно всегда будет доминировать, и в умах мужчин, и режиссеров, и зрителей, и поклонников, и гонителей, что актрисе ум и интеллект не то, что не нужен, он ей противопоказан. И начинают приводить какие-то примеры, что вот это и мешает, это и нельзя. Ты когда-нибудь прикидывалась дурочкой? По делу, вот когда нужно? Ю. РУТБЕРГ - Ты знаешь, даже когда я прикидывалась, мне все равно не верили. Это было так неубедительно. Не потому, что я семи пядей во лбу, а потому что я как-то адекватный человек, прежде всего. Как мне объяснили мои замечательные мужчины, а я всегда стараюсь выбирать умных, очень умных и гораздо умнее меня, что женщины делятся на 2 ипостаси: ужас какие дуры и прелесть какие глупенькие. Я смею надеяться, что я завоевала титул "прелесть, какой глупенькой"! Далеко не все я могу откомментировать, далеко не на все вопросы я могу ответить. Но просто, знаете, та среда, в которой я росла, те люди, которые меня окружали, те педагоги, которые меня учили, и все-таки та бацилла любви к чтению, которая была заложена, все-таки меня и родители инфицировали, и в школе этим всем, она была. Поэтому я человек читающий, когда-то очень много читающий, сейчас гораздо меньше. И то, так, спазматически. Я могу собрание сочинений прочесть, а потом полгода на уровне газет-журналов и какой-то беллетристики. Это все диктует уже жизнь. Очень заняты все мы. А так, вы знаете, я просто могу сказать, что я адекватный человек. Ничего больше. Опять же человек, который имеет, не потому, что, вы знаете, у меня есть свое мнение минуточку! А просто потому, что если я знаю и если я что-то думаю по этому поводу, я могу сказать. К. ЛАРИНА - Но ты способна сказать дураку, что он дурак? Если он каким-то образом посягает на твое пространство? Ю. РУТБЕРГ - Ты знаешь, да. Но наверное, сейчас не совсем так. Ну, если только он меня не выведет, и у меня не поедет, как я называю это состояние, не поедет лифт внутри. Вот когда у меня начинает ехать лифт, тут уже надо разбегаться, потому что это надо довести меня до такого состояния. А в принципе я раньше была страшной максималисткой, и дурак, паразит, сволочь, мерзавец это все были категории. Может быть, даже в этом смысле не особо я имела на это право, но я декларировала эти вещи: подлеца назвать подлецом. И я помню, что у меня был прецедент в 8-ом классе. У нашем классе учился Петя Павленко, человек, который был одновременно внуком Павленко и Тренева, с дачей в Переделкино. У него всегда было 25 рублей в кармане. Необыкновенно умный парень, но просто подлец. Я уже не говорю о том, что он за счет этих денег покупал души реально, он еще неправильно подсказывал. И когда нас стали принимать в комсомол, я была просто культсектором класса, а естественно, его принимали в первых рядах, я встала и сказала, что он недостоин быть комсомольцем, он подлец. Члены райком побелели, а в чем это выражается?! Я говорю он неправильно подсказывает, он унижает своих товарищей. Я считаю, что он подлец и не имеет права быть комсомольцем. Я поставила их абсолютно, извините, раком. Они не приняли его в комсомол, хотя это было совершенно неубедительный, наверное, аргумент, но я так его сформулировала, как с Кайтановым, помните? К. ЛАРИНА - Да-да! Ю. РУТБЕРГ - То здесь в обратную сторону. Поэтому мне были свойственны такие вещи. Я ничуть о них не жалею. У меня бывают даже во взрослом состоянии беседы с Сократом Михаилом Александровичем Ульяновым, потому что два раза в год он обычно вызывает меня к себе в кабинет запирает на ключ дверь. И рассказывает мне о том ты сошла с ума, что ты делаешь, зачем ты это сказала?! И так далее. К. ЛАРИНА - Ну, а был какой-нибудь такой рикошет? По голове били в обратную сторону? Ю. РУТБЕРГ - В общем, да, наверное, они случались. Потому что, ты знаешь, ведь вот такой нездоровый нигилизм, и вообще, когда человек считает себя вправе говорить все вот так вот, не думая, с одной стороны, это глупость, как я уже поняла. А с другой стороны, ведь это гордыня. Надо все-таки разделять. И если это действительно необходимо, если это край, то тогда можно пуститься. Я не могу сказать, что у меня очень много врагов, но у меня есть люди, с которыми я вообще не общаюсь, не разговариваю. И более того, я поняла, что это единственно возможный способ отстаивать какие-то свои убеждения. Я просто перестаю с этими людьми общаться. Есть край, когда кому-то проще мило улыбаться и носить камни за пазухой. У меня в этом смысле пазуха пустая, потому что как только там у меня начинает что-то накапливаться, у меня начинается деформация. К. ЛАРИНА - А скажи, вот так, физически или даже физиологически ты чувствовала на себе чью-нибудь зависть, мстительность? Ю. РУТБЕРГ - Конечно, очень весьма. Но ты знаешь, я стараюсь об этом не думать. Потому что в принципе это очень дурная энергия. И главное о ней не думать и не впускать. Вот пускай она гуляет вокруг. У меня такое количество, действительно, я могу даже похвастаться этим, замечательных друзей, любящих меня, уважающих меня, мало, но замечательных, уважающих коллег, которые могут меня ругать от всего сердца, любя. А есть люди, которые будут хвалить меня, не любя. Это тоже надо понимать. И вот этот елей и патока, которые иногда бывают, я их тоже опять же разделяю. Иногда в резких словах бывает гораздо больше заботы о тебе и желания помочь. Поэтому как-то все бывает в моей жизни. Я человек с дурным характером. Дурность моего характера заключается опять же в том, что я оставляю за собой право назвать подлеца подлецом, на белое сказать белое, на черное черное. К. ЛАРИНА - Как часто в твоей жизни были столкновения с антисемитизмом, когда тебе указывали на твою национальность в качестве, скажем, последнего или первого аргумента в споре? Или ты научилась с этим справляться? Ю. РУТБЕРГ - Ты знаешь, просто этого было мало. К. ЛАРИНА - Но было? Ю. РУТБЕРГ - Да, это было и в школе. У меня была замечательная совершенно ситуация, знаешь, вот как к этому отнестись? Вот ты свежий зритель. Я прихожу домой, говорю пап, как странно, сегодня у нас на уроке математики, (у нас была учительница Клавдия Васильевна, которая в детстве застала Колчака, ходила на кривых ногах с чайником все время, с алюминиевым, вот такой нонсенс, но преподавала математику), и вдруг она, моя фамилия на "Р", у нас в классе много было разных фамилий Гелевич и т.д., по национальному определению все знали про меня, что я еврейка. Как говорил мой сын в детстве мам, ты еврей? К. ЛАРИНА - Ну, это, собственно говоря, косили под "Кондуит и Швамбрания": "Папа, а наша кошка тоже еврей?" Ю. РУТБЕРГ - Да. Значит, Клавдия Васильевна начала выяснять вместо математики, у кого где работают папа и мама, партийность и национальную принадлежность. И все это комментировала. Предположим, Петров, член партии очень хорошо, заведующий труппой такого-то театра замечательно. Дошло до меня. Я начала с мамы: Суворова Ирина Николаевна, беспартийная молчание, никаких комментариев, педагог по классу фортепиано хорошо, русская хорошо. Рутберг Илья Григорьевич, беспартийный молчание, режиссер, педагог молчание, еврей. Вдруг возникает пауза, Клавдия Васильевна снимает очки и с абсолютно ласково-демократичным лицом, смотрит на весь класс и говорит ну, и что? А у нас все равны! И вот я говорю папа, это что? Он говорит это замечательно, это прекрасно! У нас действительно все равны. Абсолютно! Вот так. Бывали, конечно, более печальные вещи. Но я могу сказать, что вот такая странная вещь. Я вообще сижу между 2 стульев у меня русская мама, поэтому для евреев я пожизненно русский человек, но у меня папа Рутберг, и посмотрите, как я на него похожа! Поэтому для всех русскоговорящих людей я жид города Питера. Тем более, что у меня папа родом из Питера. Я никогда в жизни об этом не задумывалась до тех пор, пока меня прицельно не спрашивали мою национальность. Как только меня прицельно спрашивали, при том, что у меня в паспорте стоит русская, я всегда говорила еврейка. И была чудовищная ситуация. Я очень сильно болела, причем 2 года, у меня было заражение крови, в общем, очень нехорошие вещи были. И мой очень близкий друг, крестник моего сына, Игорь Минаев, который сейчас отец Исидор, и на Валааме настоятель монастыря уже стал, это мой потрясающий совершенно друг, любимый человек, который сказал я считаю, что ты должна покреститься. И я с абсолютной верой, с абсолютным желанием, выучив молитвы, я пошла. Крестил меня какой-то чудовищный поп с катарактой на глазу. Т.е. просто вот чеховские рассказы, как там, с гайкой? А, "Хирургия"! Вот это вот такой же дьячок. И потом, когда нам выдавали свидетельства, там, такой-то такой то, Рутберг, и вдруг он говорит из жидовок? И у меня просто ком в горле встал, я говорю да, из жидовок. Он говорит ну, иди, жидовочка, спасайся. К. ЛАРИНА - Кошмар! Ю. РУТБЕРГ - Когда я вышла, на мне не было лица. Ко мне бросился Игорь, который был одет уже в рясу. И я фактически упала к нему на руки. И когда я рассказала, он сказал не сметь, немедленное первое испытание, не смей! Это ему грех, это ужасно, все ты сделала правильно. И душа твоя светла. Я так плакала, меня так унизили, причем я не поняла, за что? Ну, это вообще риторический вопрос за что? А за что поляков, а за что кого угодно, цыган и т.д.? Но я помню, что это было что-то страшное. Это было страшное, потому что тогда мне хотелось встать за весь народ. Понимаешь, это был какой-то Холокост в виде одного человека. Поэтому я, сколько буду жить, сколько бы меня не спрашивали, почему я не уезжаю в Израиль, в США, почему и т.д., исповедую ли я еврейскую культуру, представитель, носитель, я всегда говорю, что я говорю на русском языке, я представитель русской культуры, что я выросла в России, что я с детства читаю русских писателей. И для меня в одинаковой степени Лев Толстой, Горький, Шолом-Алейхем, они равны. И я обожаю Тевье, и К. ЛАРИНА - А как Ульянов сыграл, кстати, Тевье! Ю. РУТБЕРГ - Блестяще! К. ЛАРИНА - Ну вот, скажи, почему это?.. Ю. РУТБЕРГ - Это талант, это божий дар. Фантастический совершенно Тевье. Да и вообще, когда я смотрю на Михаила Александровича, я всегда себя чувствую либо Шпринцей, либо Корделией. К. ЛАРИНА - Никогда не хотелось из театра уйти, Ватханговского? Ю. РУТБЕРГ - Нет. К. ЛАРИНА - Т.е. ты такой вот консерватор? Ю. РУТБЕРГ - Нет, я не консерватор К. ЛАРИНА - Патриот, человек с ружьем? Ю. РУТБЕРГ - Да, скорее. Ты знаешь, для меня в театре произошло так много фантастических вещей, начиная с моего прихода туда. И такого непонятного пути сначала тебя не принимают 3 года ни в один театральный вуз, а потом ты начинаешь с Булгакова, "Зойкина квартира". И дальше в течение 7 лет играешь из спектакля в спектакль, неся свой крест. У меня никогда не было никаких претензий. Со мной случалось всякое. Меня назначали на роль, даже не давали сказать слово "Мама!". Я никогда ничего не выясняла. Единственный прецедент, творческий, в моих взаимоотношениях с Михаилом Александровичем, с худсоветом, это был и момент моей просьбы настоятельной просьбы, фактически требования отпустить меня из спектакля "Принцесса Турандот". Потому что мне тогда было 31-32, и я считала, что это профанация, и до сих пор считаю, что это аномалия, что Вахтангов переворачивается в гробу К. ЛАРИНА - Сам спектакль ты имеешь в виду? Ю. РУТБЕРГ - Да, вот то К. ЛАРИНА - Как "Синяя птица" или как "Аленький цветочек". Ю. РУТБЕРГ - Да, я сказала, что есть вещи, которые должны уходить именно, то, что мы с тобой говорили, в миф и небыль. Иначе они оборачиваются решкой. Это абсолютное сжирание. То, что идет сейчас, я вот сколько лет не принимаю в этом участие, я и не собираюсь. Это единственный прецедент, когда меня отпустили. К. ЛАРИНА - Заканчивается время, поэтому я вновь обращаюсь к вопросам наших слушателей. "Вы говорите, что вам многие завидуют. А присуща ли зависть вам? Только не разделяйте ее на белую и черную. Жанна" Ю. РУТБЕРГ - Вы знаете, Жанна, я всегда завидовала Лайзе Минелли, что в ее жизни повстречался Боб Фосс. Я всегда завидовала Фаине Георгиевне Раневской, что рядом с ней оказался Александров. И хотя это были эпизоды, до мама дорогая, мы знаем, что такое эпизод Раневской. Я всегда завидовала Ольге Михайловна Яковлевой, что ее создал Эфрос. Какого цвета эта зависть? И как она, к чему она обращена? Я всегда завидовала тем людям, которые снимались в фильмах Ромма и Авербаха. Их просто нет в живых. Вот и судите меня с этих критериев, что мне свойственно, а чего нет. Во всем остальном я прекрасная маркиза. К. ЛАРИНА - "Бывали ли у вас в жизни большие стрессы? Как вы выходите из этих ситуаций? Аня" Ю. РУТБЕРГ - Бывали. И не один раз. Вы знаете, я выходила с помощью прекрасных людей, которые меня окружают это мои родители, друзья, это те люди, которые любят меня во всех состояниях. Не потому, что я просто артистка, в какой-то момент известная артистка. Не потому, что я человек из какой-то семьи. А просто потому, что им интересно, что со мной происходит. И в моменты, когда у меня чудовищное выражение лица, когда я могу плакать, быть уродлива, и нос волочится по асфальту, и вместо лица какое-то синее пятно, я им так же дорога, когда я накрашенная, когда мне вручают, предположим, звание Заслуженной артистки. Это просто люди, которые любят. Вот они мне помогают. В одиночестве очень трудно. Я умираю в одиночестве. И поэтому очень благодарна тем прекрасным людям, которые часть своей жизни кладут на меня, не требуя за это никаких вознаграждений. К. ЛАРИНА - "Юля, прошу передать привет от участницы студенческого театра МГУ 60-х годов вашему отцу!" Ю. РУТБЕРГ - Спасибо огромное! К. ЛАРИНА - Юля, большое спасибо! Заканчивается наша встреча. Сегодня было много откровений, за что я тебе безумно благодарна. Надеюсь, что все будет нормально, все будет так, как ты себе запланировала. Хотя я не представляю себе Юлию Рутберг, которая себе что-то планирует! Удачи, не пуха тебе сегодня у Владимира Познера, ну, и на сцене, прежде всего! Ю. РУТБЕРГ - Я тебе скажу с точки зрения профессии мадам Отт к черту! К. ЛАРИНА - Спасибо большое! В нашей студии была Юлия Рутберг, актриса театра им. Вахтангова.
Марина Тимашева: Илья Рутберг дебютировал в кино в начале 60-х, сыграл в 50 фильмах, да в каких!- "Добро пожаловать, или посторонним вход запрещён", "Ты - мне, я - тебе", "Безымянная звезда", "Свадьба", "Макаров": Ученик Марии Осиповны Кнебель, Илья Рутберг стоял у истоков театра МГУ "Наш дом". В свое время на героя студенческих капустников, мастера гротеска и буффонады ходила вся Москва. Пантомимой он увлекся, будучи студентом Московского энергетического института. Признание получил у самого Марселя Марсо. Ныне Илья Рутберг возглавляет единственную в мире кафедру пантомимы и пластической культуры в театре Академии переподготовки работников искусства. Ну и вопрос ему, как профессору и педагогу, какие чувства и эмоции сложнее всего выразить языком пантомимы, задает Мумин Шакиров.
Илья Рутберг: Передать, сыграть, выразить в действии, в том числе и в действии, языком пантомимы можно все.
Мумин Шакиров: Разные культуры по-разному воспринимают языки жестов. Вам попадались такие народы или такой зритель, для которого ваши жесты были оскорбительны или категорически неприемлемы?
Илья Рутберг: Конечно. Я выступал в Дании, и была такая пантомима "Студент, опоздавший на лекцию". Это был лихой молодой человек, который врывался на лекцию в большую аудиторию к, очевидно, интеллигентному и терпимому лектору. А дальше он наглел. Начиная с того, что он затевал знаковые диалоги через всю аудиторию, разваливался на воображаемой скамье или стуле. Когда сел, развалился и широко, вольготно раздвинул ноги, при том, что до этого момента шел хохот и аплодисменты, вдруг я увидел, что некоторые люди стали вставать и уходить. Это было тотальное "фу". Я внедрился по их понятиям в порнографию.
Мумин Шакиров: Я смотрю, что вы очень стройный, худощавый, вам легко закидывать ногу на ногу. А что если пантомимой занимается человек полноватый?
Илья Рутберг: Вот человек из моей практики. Спектакль в Театре Советской армии. Мой учитель Мария Осиповна Кнебель приглашает меня, она там ставила спектакль по Леониду Андрееву "Тот, кто получает пощечины". Физик, преданный учеником и любимой женой, решает уйти в другой мир, где нет предательства - в цирк. Он ничего не умет в цирке, поэтому решает быть клоуном. Он и клоуном ничего не умеет, он может только получать пощечины. И вот он уходит в другой мир. Я придумал там группу персонажей, отобрал высоких артистов стройных, гибких, по классическим канонам пантомимы. Одел их в длинные черные плащи, котелки, черные брюки из-под низкого плаща, лаковые ботинки и только на голове две маски, одна обращена вперед, другая назад. Мы никогда не знаем, где у него "впереди", где у него "сзади". Это персонажи, которые раскрывали внутреннюю жизнь души героя. Героя играл тогда уже полноватый артист Андрей Алексеевич Попов. И вот он идет, ему есть, что терять, но он очень хочет вырваться. И он устремляется из глубины сцены в зрительный зал. А на самой авансцене частоколом вот эти десять фигур, как забор. И главный герой натыкается на этот забор. Он хочет его обойти, начал обходить справа, дошел до края, забор передвинулся и снова он в середине забора. Хочет слева, и сова перед ним забор. Хитростью хочет обползти так, по-другому, разными способами, забор все время перед ним. И тогда он решает попросить забор его отпустить. И я ни слова не говорил Попову, Попов не занимался со мной пластикой, он был просто гений. Тело его, вот это грузное тело человека с отдышкой, превратилось в теплое облако. И он начал волнообразно обволакивать, обглаживать каждую из палок этого частокола. Это требовало очень серьезной пластической нагрузки, для профессионального мима, драматический актер с этим не встречается. Попов это сделал блистательно. Так может актер быть полноватым, грузным? Может. Актер всегда использует один из своих инструментов - внешность. Любая внешность - это инструмент.
Мумин Шакиров: Для классического драматического артиста очень важно, чтобы был хороший голос и выразительные глаза. А что важно для артиста, занимающегося пантомимой?
Илья Рутберг: Чтобы он был артистом. Потому что мизинец может быть так же выразителен, как глаз. Я видел блистательный спектакль у поляков "Слепцы". Когда все актеры согнулись пополам в трико, и ягодицы были глазами. Между ними в щелочку повесили морковку, и это были лица. Как "смотрели" эти ягодицы, и какие возможности открыл этот театр. Блистательно! Но в результате кульминации, всяких перипетий, катастроф люди разогнулись и открыли глаза. И мы все поняли, что глаза - это такой особенный орган, который нельзя ничем заменить. Потому что ягодицы, когда смотрели, они смотрели наружу, а наши глаза могут смотреть и внутрь себя, и больше никакая часть тела не может. Но в пантомиме, и Марсель Марсо тому первый пример, он ювелир переложения на один палец всего себя. Его один палец может зажить жизнью, в которой выражена душа всего его. Это епархия пантомимы, и тут не нужны слова.
Юлия Рутберг: Когда меня спрашивают, какое влияние на меня оказал мой папа, я всегда говорю, что это на уровне хромосом. Мы с ним действительно жутко похожи. Когда мне было месяца четыре, пришла какая-то пожилая, очень экзальтированная особа, которая, увидев меня, сказала: "Боже мой, какая некрасивая девочка!". Надо представить себе выражение моей мамы. Тогда она опомнилась и сказала: "Ну, очень похожа на отца. Наверное, будет счастливая". Для меня папа очень много сделал, дав мне свою фамилию, а я фамилию никогда не меняла. Потому что у моего папы в творческом мире безупречная биография. Его безупречное имя очень во многом мне помогало, я это поняла потом. Я бы очень хотела жить, так же, как мой отец. Сохранить в этой профессии при всех компромиссах, при всех сложностях, при всех зависимостях собственное лицо, как это сделал он, хотя он всю жизнь занимался пантомимой и молчал выразительно. И мне бы очень хотелось, чтобы у меня была такая же безупречная биография, как у моего отца. До сих пор чистая душа, и все, за что он берется, делает чистыми руками.
Марина Тимашева: Так говорит об отце Юлия Рутберг. Она отвечает на поступившую из зала записку. Отвечает со сцены, на которой играет спектакль "All that Jazz" ("Вся эта суета").
Юлия Рутберг: Действительно, наверное, неожиданно, что артистка, которая работает в репертуарном театре, которая привыкла играть Чехова, Шекспира, Мольера вместе с партнерами, вдруг сделала такой зигзаг и вышла в соло. Понимаете, кому-то очень важно быть на сцене и самореализовываться. Я не люблю это слово, мне кажется, что в этом есть какой-то элемент гордыни. А я хочу саморазрядиться. Потому что во мне столько накопилось и мне немножко надоело, что меня стилизуют режиссеры. А вот здесь я буду такая, какая есть, в разных ипостасях. Я очень люблю кабаре. Кабаре было разное. Но, мне кажется, что именно Боб Фосс довел именно этот жанр до апофеоза. Потому что помимо литературного, музыкального, театрального кабаре он еще ввел туда личную историю и невероятно обогатил этот жанр. Поэтому, когда мы думали, как же назвать этот спектакль, то я подумала, что не будет уж таким страшным, если я обращусь к Фоссу. Потому что "All that Jazz" - это "Вся эта суета". Будем считать, что я воровка на доверии, я честно в этом признаюсь. Будем играть сейчас Боба Фосса!
Марина Тимашева: Юлия Рутберг, актриса Театра имени Вахтангова, самореализуется в моноспектакле.
Актриса общается с костюмерами и музыкантами небольшого оркестра, с далекими Лайзой Минелли и Майклом Джексоном, Эдит Пиаф и Чарли Чаплиным. Легко, свободно, импровизационно она разговаривает и с залом, попутно решая одну из самых болезненных для театра проблем - вечно звонящих мобильных телефонов.
Юлия Рутберг: Еще я вам должна сказать, что поскольку у нас спектакль действительно живой, то не надо отключать ваши мобильные телефоны. Как же я, артистка такая, вся из себя, возьму и лишу вас возможности получить какой-нибудь очень важный звонок. А вдруг вам кто-нибудь позвонит и скажет, что он вас очень любит. Или позвонит и скажет, что у вас произошло что-то очень важное, что-то хорошее на работе. Но если произойдет что-то очень плохое, то мы будем останавливаться и будем слушать. Мы будем останавливаться, пережидать, потом расскажете, в чем дело. Если, конечно, что-то плохое случится, то мы немедленно все бросаем, берем такси за ваш счет и едем вместе с вами решать эту проблему.
Марина Тимашева: Мобильные телефоны все равно звонят. Но не мешают Юлии Рутберг петь на четырех языках, танцевать, рассказывать нежные истории об учителях и педагогах, показывать шаржи на поступавших с нею на актерский факультет абитуриентов, менять мужские костюмы на женские и пробовать себя в разных амплуа - от лирической героини до уличного мальчишки. Заодно Юлия Рутберг просвещает аудиторию, объясняя, например, происхождение песни про "Большую Крокодилу".
Юлия Рутберг: Мы заимствуем какие-то песни из французского репертуара, из американского. Вот эта песня гуляла из одной страны в другую. Вы все прекрасно ее помните: "По улицам ходила большая крокодила...", которую замечательно пел Мартинсон в фильме "Антон Иванович сердится". Потом я узнала, что, оказывается, в это же время во Франции Ив Монтан пел песню на французском языке. Дальше: у Чаплина был фильм "Новые времена". Оказывается, в России был подстрочный перевод: "Я бедный Чарли Чаплин, не ел, не пил, не чай пил". Кто у кого украл - Ив Монтан у Мартинсона или Мартинсон у Ив Монтана или чарличаплинская вещь, мы не знаем. Но сегодня вам спою эту "ворованную" песню на французском языке.
Марина Тимашева: Юлия Рутберг очень просила всех зрителей сказать, что 9 апреля она будет играть свой спектакль в Московском Доме музыки, а 22 в Театральном центре на Страстном. И я с удовольствием, как зритель ее спектакля, выполняю просьбу.
"Известия", 27.05.2005г. Актриса Юлия Рутберг: "Дом, в котором я живу, - продолжение дома, где я выросла"
Для многих понятие дома - с семейными обедами и родственными походами в гости по случаю дней рождения - осталось в прошлом веке. О том, как постараться сохранить остатки семейного очага, актриса Юлия Рутберг рассказала обозревателю "Известий" Лидии Шаминой.
"В коммуналке жили бедно, но нежно"
Известия: Вы помните дома своего детства? Юлия Рутберг: Когда я родилась, меня тут же отвезли к бабушке с дедушкой, которые жили в районе Преображенской площади. Потому что там была зелень, парк - весь бульвар Рокоссовского был засажен деревьями. Мы ходили туда гулять с мамой и бабушкой. Речь идет о хрущевской пятиэтажке, но по тем временам это считалось роскошным жильем, потому что квартира была отдельной - в Москве в это время процветали коммуналки. Сколько себя помню, в эту маленькую двухкомнатную квартирку набивалось немыслимое количество народа. Помню, что во дворе соседи сажали какую-то зелень - укроп и редиску, а еще был садик, где росли цветы. Это было действительно в прошлом веке, даже тысячелетии, не побоюсь этого слова. Сегодня такое представить невозможно.
Потом мы переехали на Пушкинскую улицу, которая теперь Большая Дмитровка, в коммуналку, которую я застала. И счастлива, что застала. Потому что это была совершенно особая среда. Особые взаимоотношения между людьми. Жили очень бедно, но очень нежно, душевно... Это были не соседи - ну, за редчайшим исключением - это были твои родственники. Из маленьких детей в квартире я была одна, и если родителям надо было уйти в гости, в театр, на репетицию, меня оставляли на соседей, которые меня подкармливали и развлекали. Помню тетю Фросю, которая жила через стенку и у которой своей собственности в жизни было только столик на кухне да сундук - больше ничего. Причем сундук был и кроватью, и шкафом, где хранились ее вещи, и всем чем угодно. Тетя Фрося был старостой в церкви на улице Неждановой. Совершенно фанатически религиозная женщина. Абсолютно без образования, но она знала что-то большее, чем многие дипломированные люди, с которыми мне приходится сталкиваться.
Вообще коммунальная квартира оставила во мне стойкое ощущение того, что человек, конечно, приходит в мир, чтобы прожить собственную жизнь, но еще кого-то заметить рядом, помочь, протянуть руку, потому что не все заканчивается на собственном пупке. Например, с другой стороны от нас жили тетя Шура и Алексей Алексеевич. Во время войны тетя Шура была медсестрой и вынесла Алексея Алексеевича, истекающего кровью, с поля боя - и с тех пор они были вместе, всю жизнь. И всех их я очень хорошо помню. Так же, как тяжеленные чугунные утюги, которые тогда ставили на газ, разогревали чуть не докрасна, а потом гладили. Еще помню самую вкусную на свете постную лапшу, которую варила тетя Фрося во время поста. Я ела плохо, да почти ничего из того, что мне готовили родители, а эту лапшу могла уплетать просто ведрами.
Когда пошла в школу, мы переехали в отдельную квартиру на Ленинградском проспекте - это было что-то невероятное. Помню там замечательный огромный двор, где гуляло несметное количество детей. Там росли тополя, с которыми мы вместе вырастали, потому что некоторые из них были только-только посажены. Потом этот дом стали расселять, ремонтировать, многие уехали, там же я поступила в институт. А потом в этом доме родился мой сын Гришка...
Известия: Кто был главным в вашем доме? Юлия Рутберг: Мама, конечно. У нас так идет из поколения в поколение, в нашем роду очень сильные женщины. У нас две даты в семье всегда были главными: 1 сентября - ее день рождения и 17 мая - папин. Но вообще мы всегда так бедно жили, что главным был тот, кто помогал выживать. Мама работала, конечно, но больше зарабатывал папа. И мы всегда жили с открытой дверью - в доме вечно была толпа народа. Я сегодня никак не могу понять, что мы так обильно ели при тех копейках, что зарабатывали родители. Жили мы бесконечно в долг, как и вся интеллигенция. Зато у нас было очень много хороших книг, особенно коллекция альбомов по живописи, и August Furster, потомственное фортепьяно, на котором все в нашей семье учились играть.
"Культа из еды у нас не делали"
Известия: А дома вы строите свою жизнь, оглядываясь на отношения родителей, атмосферу, которая окружала вас в детстве? Юлия Рутберг: Дом, в котором я живу, - это продолжение дома, где я выросла. Дома был один закон, самый главный: чтобы все помогали друг другу. Дети были всегда любимыми, а когда подрастали, становились помощниками родителям. И все очень переживали друг за друга. И эти семейные традиции естественно перешли ко мне. Хотя из-за того, как я живу (мой муж, актер Анатолий Лобоцкий, постоянно уезжает на съемки), у нас несколько другой быт. Но у нас тоже есть свой закон: Толя обязательно утром варит овсяную кашу - ну, потому что это нужно, полезно, а я периодически стараюсь сварить какой-нибудь бульон, чтобы, забежав домой днем, можно было что-то легко перехватить. С едой вообще история такая: жизнь сейчас очень быстрая, все время куда-то бежишь, а если наешься посреди дня, то уснешь на ходу.
Известия: Сейчас невозможно представить, как раньше люди не только по праздникам, но и в выходные устраивали застолья, делали салат оливье, пекли пироги. У вас нет ностальгии? Юлия Рутберг: Моя мама - просто гений по этой части. Она всегда какие-то немыслимые блюда готовила, но каждый раз за праздничным столом я видела ее без сил и счастливых гостей, а приходило человек пятьдесят, не меньше, и происходило это каждый год по нескольку раз. В конце концов я ей просто запретила это делать. Потому что все обжирались, а мама просто засыпала от усталости. Теперь мы с ней накануне отправляемся в магазин и закупаем как можно больше того, что можно быстро приготовить. Иногда мама порывается что-то испечь, но я не позволяю. Она с моим сыном столько времени проводит, что отнимать ее на эти экзерсисы нельзя. Вообще у нас в семье культа из еды никогда не делали. Но вкусно поесть любим.
Известия: Сами часто готовите? Юлия Рутберг: Бывают прорывы, когда я могу что-то готовить, накрывать на стол, созывать гостей. Но - сил все меньше и меньше. Я даже не буду перечислять все те места работы, куда я каждый день успеваю...
Известия: Как вы воспринимаете выражение "мой дом -моя крепость"? Юлия Рутберг: В самом прямом смысле. При таком бешеном темпе жизни ничего другого не может быть. Ты приходишь домой, закрываешь дверь - и всё, не надо следить за выражением своего лица, можно быть самой собой. В Москве очень тяжело жить, трудно передвигаться, это просто каменный мешок. Всюду пахнет бензином, а когда начинается жара, абсолютно нечем дышать. Когда я выбираюсь за город, ловлю себя на том, что, как животное, просто начинаю нюхать воздух и понимаю, что в нем невероятное количество запахов. Недавно я видела чудную картину: идет по Арбату группа японских туристов - и все в респираторах!
"Главное - наша семейная коллекция верблюдов"
Известия: У ваших родителей в доме толпились гости. А у вас? Юлия Рутберг: Понятие семейного клана, по-моему, у всех уже давно утрачено. Это очень плохо, очень жалко. Потому что когда люди собираются за одним столом - это повод обсудить вместе радости и горести, получить положительные эмоции. Но сейчас ритм жизни таков, что родственники собираются вместе отметить круглые даты либо в связи с трагическими событиями. Для меня позвать гостей - это, конечно, роскошь, но стараюсь собирать их хотя бы изредка.
Известия: Вы любите покупать что-то для дома? Юлия Рутберг: Очень. Какие-то крупные вещи - телевизор или мебель - мы стараемся покупать вместе с мужем, а мелочи - это мое.
Известия: Если надо в доме что-то починить, кто бросается на амбразуру? Юлия Рутберг: Конечно, Толя. А еще проще - мастера вызвать. Я ни в электричестве ничего не понимаю, ни в технике. Во всем, что касается техники, я дурачок абсолютный. Единственное, что освоила, - это мобильный телефон, и то только те функции, которые мне показал Максим Суханов, потому что у меня модель такая же, как у него. Компьютер даже не включала никогда - и не буду. Так что информацию по-прежнему получаю из книг, от людей, а общаться с компьютером не хочу.
Известия: С чем у вас ассоциируется понятие семейного праздника? Юлия Рутберг: С салатом оливье - мама поддерживает эту традицию, и мы никак не можем сбросить эти вериги советского периода. А по атмосфере - это когда все собираются вместе: мама, папа, Гришка, мой сын, Толя, мой муж, и кошка Катя. Когда они дома, здоровы, у них все хорошо - это праздник, ничего мне больше не надо. У нас в этом году умерла бабушка, и одного человека из нас не стало. Правда, мы с родителями живем недалеко друг от друга, и у нас такая итальянская семья: мы бесконечно перезваниваемся и хорошо себя чувствуем только тогда, когда знаем, что все у всех в порядке. Моей бабушке, Елене Александровне, было 90 лет, когда ее не стало. На ее фоне мы все казались молоденькими. А сейчас, когда нет "корня", все осознали, что уже весьма взрослые. Царство ей небесное.
Известия: Могли бы вы быть просто домохозяйкой? Юлия Рутберг: Нет, никогда. Не могу понять этих женщин. Это, наверное, здорово, это призвание, но я слишком активный человек. И я никогда не могла понять женщин, которые все бросают под ноги своему детенышу. Не думаю, что каждый ребенок способен оценить эту жертву. Особенно потом, когда начинаются упреки: "Я тебе все отдала, а ты?" Ну, во-первых, кто тебя просил об этом?
Известия: У вас дома есть что-то от детской жизни, какие-то памятные мелочи? Юлия Рутберг: Ну, конечно, есть какие-то прибамбасики, книги, но главное - наша семейная коллекция верблюдов. Это началось еще с папы, потому что когда-то ему привезли смешную рекламную картинку верблюда и все решили, что это его портрет. А поскольку я очень похожа на папу, то верблюд стал нашим семейным животным. И мы везем их из всех стран мира, со всех континентов. У нас есть верблюды плюшевые, стеклянные, нитяные, соломенные, из хрусталя Swarovski - всего 82 штуки. Нам уже жить негде, а они все размножаются.
Мим и учитель
Своей профессией и гордым профилем Юлия Рутберг обязана отцу - миму и актеру, выпускнику Московского энергетического института и ГИТИСа, ученику великой Марии Осиповны Кнебель и одному из основателей знаменитого Студенческого театра МГУ "Наш дом". Придя в кино в начале 60-х годов, Илья Рутберг сыграл в 50 с лишним фильмах. Среди прочего в "Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен", "Ты - мне, я - тебе", "Безымянная звезда", "Свадьба", "Макаров". И хотя многие его персонажи появлялись на экране в эпизодах, ни одна роль Рутберга не оставалась незамеченной. Сегодня Илья Рутберг руководит единственной в мире кафедрой пантомимы и пластической культуры театра Академии переподготовки работников искусства.
Отправлено: 07.09.13 19:23. Заголовок: журнал "Театраль..
журнал "Театральная афиша", 02.05.2003 Я построила театр для одной актрисы
Взрывная, вызывающая Пельц, хозяйка «Зойкиной квартиры». Строгая, аскетичная Хетти, секретарь «Дамы без камелий». Молодящаяся Анна Андреевна, которая не прочь закрутить романчик с прохвостом Хлестаковым. Всех этих, таких разных, женщин сыграла Юлия Рутберг. Она родилась в артистической семье. Мама – музыкант, бабушка –танцовщица, дедушка – артист балета. Отец окончил Энергетический институт, но потом увлёкся пантомимой, стал лауреатом Всесоюзного конкурса артистов эстрады. Он был одним из создателей Студенческого театра МГУ «Наш дом», где, собственно, родители и познакомились, потому что мама пела в этом театре. Потом папа окончил режиссёрский факультет ГИТИСа, снялся в полусотне картин, среди которых «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещён», «Безымянная звезда», «Свадьба». Только другой из дедушек был строителем, он возводил мосты, соединяя берега. Актрисой Юлия хотела стать с пятого класса, но увлечений у неё было много. Папа водил в Третьяковскую галерею, прививая любовь к прекрасному. Мама следила за тем, как дочь занимается в Гнесинской музыкальной школе. Бабушка приобщала внучку к танцам на льду в секции фигурного катания.
— В моей жизни было много чего, всего понахваталась, но я дилетант. Ничего серьёзного из меня не получилось. Ни музыкантом не стала, ни фигуристкой, однако всё это мне очень в жизни пригодилось.
— При таком разнообразии занятий как вы учились в школе? — Не могу сказать, что очень хорошо. Я училась в английской спецшколе, с преподаванием некоторых предметов на английском языке. По гуманитарным предметам шла неплохо, в технических была дебилка. Кошмарные сны, что меня вызывают по физике, математике или химии, мне снились лет до тридцати.
— На улицу время оставалось? — Я много времени проводила на улице. Играла в основном с мальчишками в казаков-разбойников, в прятки, а когда играли в войну, всегда была санитаркой. Висела на заборе, приходила домой в таком виде, что до сих пор не понимаю, как родители меня не лупили, но в нашем доме это было не принято. Один раз мама сорвалась. Я играла фортепианные этюды и показала ей язык. Она это увидела, и как следует дала мне по одному месту первым, что подвернулось под руку. Это оказалась авоська.
— Авоська была с чем-нибудь тяжёлым? — Нет, пустая авоська. Мне даже не было обидно, потому что это очень трогательно, когда тебя лупят авоськой. Я вообще в жизни была такой авоськой. Очень смешной, нелепой девочкой. В друзьях – мальчишки, поэтому о каких-то лирических отступлениях речи не было. Всё это началось гораздо позже и как-то своевременно, потому что у каждого человека должно быть какое-то осознанное восприятие чувства любви, как чего-то чудесного, необыкновенного. Тогда ребята относились ко мне как к своему парню. По сей день у меня больше друзей мужчин, но даже с подругами складываются абсолютно мужские отношения. Для меня это единственно возможная система координат. Не люблю бабьего царства.
— Клички у вас в ту пору были? — В школе звали «айсбергом». Я очень быстро вытянулась, поэтому кличка не была обидной. Мама звала «лошарик» – жеребёнок, а папа звал «кутя» – щёнок.
— Ваш папа Илья Рутберг известен как актёр, но начинал он с пантомимы. — Он выступал на эстраде, а его номера «Жираф» и «Опоздавший на лекцию» имели колоссальный успех. Потом он стал преподавать. На его занятиях был Марсель Марсо. Они с ним переписывались. Марсо бывал у нас дома. Папа ездил к нему в гости в Париж. Среди папиных учеников и Слава Полунин. До своего отъезда он был близким нам человеком.
— В пятом классе, решив стать актрисой, вы, наверное, мечтали играть принцесс. — Больше всего мне хотелось сыграть Бабу-ягу. Это такой трогательный, очаровательный персонаж, собирательный образ всех сказок. Она некрасива, но обаятельна, потому что если в ней нет обаяния, то ей грош цена. Роль характерная. Сколько женских качеств, какой полёт фантазии! Это просто сказка в сказке.
— Куда решили пойти учиться после окончания школы? — Решила в Щукинское, а поступила в ГИТИС на эстрадный факультет. Два года училась на одни пятёрки и каждый год поступала снова и снова в Щукинское. Папа ждал меня у училища, чтобы забрать с очередного провала, всю в слезах и соплях. Наконец, сердце его дрогнуло. Он позвонил Владимиру Георгиевичу Шлезингеру, заведующему кафедры Щукинского училища и попросил послушать меня лично. Шлезингер сказал: «Да».
- А не проще было перевестись? — Ну, во-первых, совершенно разные предметы, а во-вторых, я хотела учиться с самого начала. В результате училась шесть лет, но нисколько не жалею. Я не современная студентка, которая хочет быстрей, быстрей отучиться и начать сниматься. Не бывает быстрей. Этой профессии надо учиться медленно и подробно, и я очень рада, что с годами стала профессионалом. У меня есть определённый уровень, ниже которого не опускаюсь.
— Обычно выпускники Щукинского института почти не участвуют в показах, сразу идут работать в Театр им. Вахтангова. — Мы показывались во все театры, и меня везде брали. Это был ужас! Дважды в жизни очутиться в совершенно противоположных ситуациях. Три года ты поступаешь, и тебя никуда не берут, а после окончания берут везде. Я не могла понять, что происходит, чуть не дошла до нервного срыва. Это такие инсулиновые качели, и то и другое очень трудно выдержать.
— И что вы выбрали? — Выбрала Детский театр, потому что мне предложили там две главные роли. Сразу после окончания Михаил Александрович Ульянов сказал, что возьмёт меня в штат и что это высокая честь стать вахтанговкой. Я поинтересовалась тем, что буду играть. Не получив ответа, сказала, что оставляю за собой право показываться в другие театры. Он кричал так, что стёкла дрожали. Спустя месяц мне позвонили из Вахтанговского театра. За меня боролись Алла Александровна Казанская, у которой я училась, В. Иванов, В. Шалевич, В. Коваль. Михаил Александрович вообще ничего не понимал по поводу меня: «А что будет играть это лицо в нашем репертуаре?» Все в один голос убеждали его, что я буду играть, и действительно, мне предложили главную роль в «Зойкиной квартире», и в течение восьми лет у меня было по две премьеры. М.А. Ульянов ко мне хорошо относится, уважительно, но он до сих пор не понимает, что со мной делать, потому что я совершенно не его женский типаж.
— Вы играли в «Опере нищих» Дженни-Малину, но спектакль так быстро сошёл… — Что-то не сложилось. Спектакль снят на видеоплёнку, в нём есть великолепные куски. Режиссёр спектакля, Гаррий Черняховский, очень одарённый человек, и то, что его сейчас нет в театре, для меня большая беда. Наверное, тогда у него был творческий кризис, хотя в театре происходят непредсказуемые вещи. Грандиозный спектакль Петра Наумовича Фоменко «Государь ты наш батюшка» прошёл 18 раз, а какие там были актёрские работы! Что поделаешь, когда артистов на сцене 32 человека, а в зале 180 зрителей.
— Спектаклям Р. Виктюка повезло больше. На них были аншлаги. Он поставил в вашем театре «Даму без камелий» и «Я тебя больше не знаю, милый». Вы играли в обоих. — В моей жизни было три режиссёра, которые сформировали во многом моё творческое оснащение. Сначала Гаррий Маркович Черняховский, потом Пётр Наумович Фоменко и затем Роман Григорьевич Виктюк. Это три системы координат, которые отрицают друг друга. То, что прекрасно у Фоменко, то, во что надо верить как единственно возможной правде, абсолютная неправда у Виктюка. Переходя из рук в руки, надо было отречься от предыдущего. Я просто в восторге от того, что мы делали с Виктюком, и воспитана во многом им, я его артистка. Он большой художник, обладает огромной энергией, невероятной фантазией. Просто фейерверк какой-то! На репетициях так затрачивается, что происходят удивительные открытия. Он великолепный «формалист», но артисту нужно поймать не только форму, которую он предлагает, но и пропустить через себя его задачи, наполнить своими эмоциями.
— Вы сыграли в трёх спектаклях Владимира Мирзоева, но не назвали его в числе любимых режиссёров. — Я познакомилась с Володей на первом его большом спектакле «Хлестаков», когда он был абсолютно никому не известен, и если бы не Паша Каплевич, он никогда бы известным и не стал. Мирзоев пригласил на главные роли трёх артистов из нашего театра: Владимира Симонова, Максима Суханова и меня. Мы бросились в эту историю. Мы её ткали, создавали. Трагифарс, гротеск – это во многом моя среда, поэтому репетировала с огромным удовольствием. Дальше всё было сложнее. Могу сказать, что ещё очень любила первый акт «Короля Лира». Во втором акте так многое и не поняла, а вот финал был изумительно красивый.
— Вы не боитесь спрашивать, когда не понимаете? — Всегда спрашиваю, потому что если артист не понимает, что он играет, то зрителю в десять раз труднее это понять. Я пытаюсь соответствовать замыслу режиссёра, но так, чтобы в этом можно было дышать. Когда мы с Володей попали в безвоздушное пространство, то сильно поссорились. Тогда возникла сложная ситуация.
— Сейчас в вашем родном театре у вас осталась одна роль в «Пиковой даме», да и та последний раз шла в январе. — Абсолютно осознанно это делаю. Когда-то было по двадцать пять спектаклей в месяц, а потом количество перешло в качество. Свой срок я отслужила, и мой внутренний голос сказал, что выходить на сцену нужно только тогда, когда тебе есть что сказать и когда ты понимаешь для чего ты выходишь. Просто так топтать подмостки не имеет смысла. То, что предлагали, мне было не интересно. После «Лира» прошло два года, сейчас репетирую спектакль «Королева красоты» с режиссёром Михаилом Бычковым, и мой педагог Алла Александровна Казанская играет мою маму.
— Вне театра в каких-нибудь театральных проектах вы принимаете участие? — В Доме актёра по инициативе Маргариты Эскиной прошёл мой творческий вечер. Режиссёром был Владимир Иванов, музыкальным руководителем Татьяна Агаева. На основе этого вечера, волею судеб, я создала собственный проект «Вся эта суета». В нём тринадцать музыкальных номеров, прописана история по принципу кабаре. Когда увидела фильм «Кабаре», то просто с ума сошла. Мне очень хотелось работать в этом жанре, потому что это сплав музыки, пластики, актёрской игры. При этом идёт разговор на серьёзные темы. Всё произошло в два дня. Нашлись деньги, Маша Данилова согласилась делать костюмы, а шили их в Театре имени Рубена Симонова. Андрей Климов и Ксения Полещук готовили декорации. Затем появились помреж, администратор и директор. У спектакля есть гримёр и костюмер. На сцене блистательное трио музыкантов. Всё как в настоящем театре. Играем мы его уже второй сезон в Театральном центре «На Страстном» благодаря Михаилу Пушкину. Большинство людей, когда создавался этот спектакль, не хотели брать деньги. Для меня это самая большая награда. Значит, за то время, что существую в театре, я всё же каких-то заповедей не нарушила и получила сторицей. Спасибо дедушке Грише: я возвела свой мост и построила театр для одной актрисы.
— В спектакле «Доктор Чехов» в Санкт-Петербурге вы играете все женские роли. Какая из них нравится больше всего? — В этом спектакле начинала с того, что была Фирсом, потом Шарлоттой, Заречной, Аркадиной, генеральшей из «Платонова», Ириной и Машей из «Трёх сестёр», Саррой, в конце – Чеховым. Мне клеили бороду, усы. Я была женской ипостасью Чехова. Нравились мне Шарлотта, Аркадина, Заречная и генеральша. Совершенно невыносимая была сцена с Серёжей Бехтеревым, который играл Вершинина. Играл так, что я думала, что у меня сердце разорвётся. Сережа просил: «Ты только не плачь», а у меня слёзы сами по себе катились.
— Когда вы первый раз попали на съёмочную площадку? — Первый раз вошла в кадр спиной. Мне было 16 лет. Играла дочку тирщика, а тирщика играл мой папа. Потом сыграла у Е. Гинзбурга в фильме «Руанская дева по прозвищу Пышка», и Г. Гаранян разрешил мне спеть самой. У этого же режиссёра недавно снялась в «Анне» и в мюзикле «Бедная крошка». Кино для меня началось ни шатко ни валко, а потом на пять лет вообще ушла из кинематографа, впрочем, я не особо там и пребывала. Театр для меня был важнее очередных ролей врачей, куртизанок и остальной чернухи. Осознанно сосредоточилась на театре и только выиграла от этого. Нормальные роли пришли, и сейчас, в общем, не бедствую.
— Вам не кажется, что в жизни ваша героиня из телесериала «Участок» вряд ли смогла бы жить в деревне? — Когда я приехала сниматься, Нина Ивановна Русланова воскликнула: «О, смотрите, самое деревенское лицо в нашей картине!» В деревне и не такие лица встретишь. Моя интеллигентка вышла замуж. Муж привёз её к себе домой в деревню, и она так там и осела. Такая овца из девятнадцатого века.
— В фильме «Мужской характер» вы играете киллера. В вашем характере есть что-то сильное, мужское? — Безусловно. Я умею добиваться результата, противостоять хамству, наглости, подлости. Я человек шпаги, умею постоять за себя, и не только за себя.
— Ваш голос часто звучит в рекламе. — Я не так много работаю в рекламе, а вот за кадром мой голос звучит на канале «Культура» в циклах передач, документальных и публицистических фильмах. Для такой работы нужен особый настрой, потому что голос за кадром звучит, как музыкальный инструмент, и нужно определённое умение владеть им. Ведь я не могу помочь себе игрой. Нужно внятное словесное действие.
— Ваше появление на «Фабрике звёзд» вызвало удивление. — Появилась там только один раз, и после того как сформулировала в кадре своё отношение к шоу-бизнесу, мне даже машину обратно давать не хотели, я оказалась совершенно не в их формате.
— Чем занимается ваш сын? — Грише девятнадцать лет. Он учится в Международном институте рекламы, безусловно тяготеет к актёрству, но насильно толкать его не буду. Пусть у мальчика будет нормальная профессия. Его приглашали сниматься, но он отказывался. Гриша никогда не выходил на сцену, как многие актёрские дети, и не снимался в кино.
— Как оценивает вашу работу? — Он очень чётко считывает, понимает, где плюсую, потому что хорошо меня знает. Мы с ним похожи. Он сразу подключается ко мне. Говорит точные вещи, очень за меня переживает, волнуется, как и вся моя семья.
К Арбату я подбиралась медленно, но верно с 18 лет. Первый шаг был сделан при поступлении в ГИТИС в Малом Кисловском переулке, неподалеку от Арбатской площади. Потом в моей жизни появился Арбат – я стала студенткой расположенного здесь Щукинского училища. Главное «путешествие» по Арбату продолжилось, когда меня приняли в академический театр им. Евгения Вахтангова, где я работаю уже 18 лет. На Арбат переехал и Дом актера, в котором я люблю бывать. Логическим завершением моей связи с этим местом стал переезд в квартиру в Большом Власьевском переулке.
Юлия Рутберг: Арбат для меня - не только улица. Это образ жизни. Из каких бы красивых городов мира я не возвращалась в Москву, язык, говорю и пою по-французски), потому что не сумею выразить свои эмоции столь свободно и ясно, как по-русски.
арбат: К сожалению, времена меняются, Арбат Окуджавы уходит в прошлое... Юлия Рутберг: Да, и не только это. Уходят люди, которые, как казалось в юности, будут вечно. Председателем экзаменационной комиссии, подписавшим мой диплом, был Иннокентий Смоктуновский. В одном из своих первых спектаклей я выходила на сцену с Людмилой Целиковской, рядом был Григорий Абрикосов... Я пришла в театр в тот год, когда его возглавил Михаил Ульянов, и казалось, что это навсегда. Но вот наступил момент завершения эпохи. Закончилась одна моя жизнь в театре и начинается какая-то другая, неведомая мне... К счастью, мои замечательные педагоги задали мне высокую планку художественного уровня, который они сами олицетворяли.
арбат: Хорошо, когда есть такие ориентиры. Юлия Рутберг: Да, очень важно, в какой воде ты плаваешь, какие благородные киты проплывают рядом... И Арбат, и люди, с которыми я встречалась в училище, театре, составляли среду обитания, которая формировала меня. Пушкин в «Пиковой даме» говорит о Германе: «Эта минута решила его участь». Так и мою участь решило мгновение, когда Алла Александровна Казанская взяла меня к себе на курс в Щукинском училище, куда я с третьего раза поступила после ухода из ГИТИСа. С тех пор я в этом пространстве плаваю, живу. Для меня Арбат - это судьба.
арбат: Судя по всему, вы чувствуете себя здесь комфортно. Юлия Рутберг: Я обожаю гулять по Арбату. И неважно, что у стены Цоя орут ребята, а с лотков торгуют матрешками и шапками. Все это «пена дней». Арбат несет в себе такой заряд художественности, здесь сосредоточено так много прекрасного, что для меня торговые палатки, шум, мусор - как параллельные воды, меня это не раздражает. У Цветаевой есть произведение «Мой Пушкин», а у меня с определенного момента сложился «мой Арбат» - такой, какой есть. Мы с ним меняемся параллельно, но это по-прежнему моя жизнь. Сейчас вся жизнь - сплошная ярмарка тщеславия, но я умею абстрагироваться, любить и ценить то, что есть.
арбат: Не скучно жить и работать в одном месте? Юлия Рутберг: Это замечательно! Возникает дополнительная близость с окружающей средой. И потом, я много езжу, играю в разных спектаклях, театрах, странах. Но моя самая любимая, лучшая сцена - это вахтанговский театр.
арбат: Отражается ли смена поколений на состоянии театрального коллектива, театра вообще? Юлия Рутберг: Скорее, на общем состоянии театра. Но это нормально - как любой живой организм, театр меняется. И вопреки всем прогнозам, он доказал, что это живое искусство. Говорили, что театр исчезнет, когда появилось кино, потом пришло телевидение, видео, а театр жив, и порой он даже живее других искусств. Сегодня зрители просто ломятся на спектакли. Причина проста: людям надоело все виртуальное, «плексигласовое», они потянулись к натуральным продуктам, к изделиям ручной работы. То, что происходит на сцене, рождается здесь и сейчас, на их глазах. В этом - чудо замечательного организма, который называется театр.
арбат: Но есть и «плексигласовые» спектакли, сделанные на потребу дня, например антрепризы. Юлия Рутберг: Антрепризы бывают разные. Хорошо, что когда у государственных театров возник кризис, появились такие образования свободных художников. Я с удовольствием участвую в суперуспешном проекте - спектакле «Ханума», который зритель принимает так, что любой театр позавидует. Недавно в Театре киноактера мы выпустили спектакль «Пигмалион» Бернарда Шоу в постановке Павла Сафонов. Очень дорогой, красиво оформленный спектакль, в нем занято много приличных артистов, что гарантирует хороший уровень постановки. Качество актерской работы не зависит от того, репертуарный это театр или антреприза.
арбат: Вас причисляют к интеллектуальным актрисам. В чем это, по-вашему, выражается? Юлия Рутберг: Не знаю. Я такая, какая есть. Приходящий в искусство человек должен быть умным, начитанным и соображать, что он делает. Глупец глуп везде и во всем. Из-за дураков порой происходят такие непоправимые вещи!.. Есть еще наивность, но это совсем другое - способность к сиюминутному вос-приятию, для актера это грань дарования.
арбат: А молодежь, приходящая сегодня в театр, она какая? Юлия Рутберг: Разная. И прекрасная, и окрыленная, и одержимая, и жаждущая играть, и молящаяся тем же богам, что и мы. Но есть и циничные молодые люди, которых интересуют лишь деньги, они почему-то считают, что им все должны. Но так было всегда. Все зависит от того, в какой семье человек вырос, что усвоил в общении с педагогами, наконец, зачем он пришел в театр. Если ему нужны только цветы и шампанское, то он бедолага. Потому что наша профессия - одна из самых жестких, она требует крепкого физического и психического здоровья, колоссальной выносливости, воли.
арбат: Вас можно чем-то обидеть? Юлия Рутберг: Конечно. Прежде всего, хамством. Есть такое свойство - ироничность. Александр Блок писал, что определенная доза иронии украшает человека, самоирония делает его особенным. А дальше, с увеличением дозы, ирония начинает разъедать все вокруг как ржавчина, как серная кислота. Есть люди, у которых ирония граничит с хамством, переходит в цинизм, они могут обидеть собеседника, полагая, что тонко пошутили. Это разрушительно! Правда, со мной такое возможно в течение нескольких секунд, пока не пойму, с кем имею дело, а затем я отвечу, в чужой карман за словом не полезу. К таким людям я беспощадна.
арбат: Значит, вы сильный человек? Юлия Рутберг: Я разная. Но не надо меня доводить. По жизни я такая верблюдица. Как-то прочитала, что когда человек докучает верблюду, обижает его, вначале он медленно поднимает голову и смотрит обидчику в глаза. Если тот не понимает, животное начинает медленно собирать слюну, предупреждая, что, мол, хватит приставать. А если и это не понятно, то человек получает плевок «по полной». Вот это три ступени моего общения с дураками, хамами и наглецами. Я человек терпимый, считаю, что не стоит тратиться на дураков. Но уж если достанут, тут уж извините... Активный дурак - страшное явление.
арбат: Не кажется ли вам, что сейчас время активных дураков? Юлия Рутберг: Пожалуй. И время дилетантов. При этом все у нас звезды. А профессионалов – в любой сфере - можно по пальцам перечесть.
арбат: Тогда какое же будущее ждет театр? Юлия Рутберг: Да нет, все будет в порядке. Все равно Землю крутят чудаки и фанаты своего дела - медики, ученые, музыканты. Без спиваковых, мацуевых, борисовых, ульяновых мир не останется. Как и без филоновых, шагалов, модельяни.
арбат: Кстати о Модельяни. Фотохудожник Екатерина Рождественская изобразила вас в образе модели этого художника. Есть ли здесь какая-то внутренняя связь? Юлия Рутберг: Да, это один из моих «сущностных» художников, как и Эль Греко, Лотрек, отчасти Пикассо. Мне кажется, что живопись для актера, режиссера - мощная составляющая их мировосприятия, она дает представление о пластике, выразительности, образности жизни. Работая над ролью, я часто беру в «помощники» какого-нибудь художника, точнее, созданный им образ. Это используют режиссеры, которые меня знают. Когда мы с Романом Григорьевичем Виктюком репетировали «Я тебя больше не знаю, милый», он крикнул мне: «Лотрек!» - и я тут же села по-другому. А на репетиции «Пиковой дамы» стоило Петру Наумовичу Фоменко сказать мне: «Магрит!» - как я накинула на голову юбку. Зная этих художников, я сразу поняла, что имели в виду режиссеры. Было приятно, что мы говорим на одном языке, я их понимаю.
арбат: Сегодня в моде образ «гламурной» личности. Как вы его понимаете? Юлия Рутберг: Я его не понимаю. Гламур построен на среднестатистическом образе красавицы (красавца). Странно видеть, как вдруг кого-то объявляют законодателями моды, манер. Зачастую эти «эталоны» просто редкие уроды, хотя сами они этого не понимают, а окружающие стесняются раскрыть им глаза. И люди пытаются походить на них, на героев глянцевых журналов. Но только дурак считает, что если выглядеть как другой человек, то станешь таким же успешным и востребованным. Внешность должна соответствовать внутреннему миру, а не растиражированному образу. Нужно, чтобы вещи подчеркивали твои достоинства, а иногда и недостатки, ведь в них твоя особенность. Многие художники, режиссеры используют человеческие изъяны, чтобы усилить выразительность образа.
арбат: Легко ли вам общаться с публикой? Юлия Рутберг: Легко, потому что я всегда работаю для себе подобных. Я уважительно отношусь к публике, не предполагаю наличия в зале дураков. Если я понимаю, о чем речь, то и зри-тель поймет. А кто не понимает - будьте любезны подтянуться. Я не собираюсь снижать планку и заниматься адаптацией, как это сейчас делается: превращают книгу «Война и мир» Толстого в тощий фотобук. Непонятно - вставайте и уходите. Я считаю, артист - очень высокое звание, он обязан дорожить своей репутацией. Он воздействует на мир тем, что и как говорит, на чем делает акцент, как играет. Каждый артист, особенно известный, в состоянии повысить или понизить культурный уровень зрителей.
арбат: А некоторые говорят, что им нет дела до мира, они просто занимаются самовыражением. Юлия Рутберг: Я выхожу на сцену не самовыражаться, а саморазряжаться от того, что постоянно впитываешь из окружения, накапливаешь в себе каждодневным трудом. Самовыражение мне неинтересно.
арбат: Много ли у вас друзей? Юлия Рутберг: Настоящие друзья - создания штучные, они накапливаются в течение жизни. Для меня дружба - очень мощное понятие. Если бы не было настоящих друзей, которые протянут тебе свои руки, глаза, губы, когда ты в депрессии, и при этом им совершенно неважно, как ты выглядишь, я бы, наверное, с какими-то жизненными ситуациями не справилась. Между дружбой и любовью, этими доминантными чувствами, я ставлю знак равенства.
арбат: Возвращаясь к Арбату, как вы относитесь к происходящим с ним, как и со всей Москвой, переменам? Юлия Рутберг: Современная «шатровая» архитектура, башенки, пластиковые окна - все это настолько не Москва!.. Если брать Остоженку, Арбат, Пречистенку, Замоскворечье, то столица уже потеряла свой заповедный облик. Пожалуй, ни в одной другой стране не станут ради денег так насиловать город, уничтожать память предков. Вандализм по отношению к архитектурному наследию Москвы меня уже не удивляет. Боюсь, за деньги у нас могут поджечь Пушкинский музей и построить там казино. Говорить на эту тему мне больно. Когда я попадаю в спальный район, кажется, что очутилась в матрице. Зрение - мощнейший способ восприятия мира. Представляю, какой образ мира складывается у ребенка в спальном районе...
арбат: Удивительно, но вашему сыну уже 20 лет. Он пойдет по вашим стопам? Юлия Рутберг: Театр Гришу не привлекает, он учится в Международном университете рекламы. Интересуется кино, особенно европейским. Посмотрим, что из этого выйдет.
арбат: Мало кому удается, как вам, еще в детстве сделать точный выбор профессии. Юлия Рутберг: Да, я решила стать актрисой в пятом классе. Некоторые философы считают, что жизнь дается для того, чтобы найти себя, и если человек нашел свое дело даже в девяно-сто лет, то он не зря прожил жизнь.
Отправлено: 07.09.13 19:24. Заголовок: Художественный проек..
Художественный проект "БЛОШИНЫЙ РЫНОК"
В этом году мы с сыном впервые поехали на Тишинку посмотреть на раритеты. Стало интересно, что же бывает на блошиных рынках в Москве. Поскольку когда я езжу за границу – это одно из самых больших удовольствий, - рыночки старья. Увидели много интересного, но так как о-очень дорогие цены, нам хватило денег - (а мы там поторговались, это тоже входит в ритуал!) - и купили у замечательных питерцев лампу сталинских времен. Такие лампы стояли, вероятно, на Лубянке… Мы разорились на две, совершенно разного цвета, но из одной серии. Первая в очень плохом состоянии и безвкусная – я её отдам в театр на переделку нашим художникам, ребята всё отреставрируют. А вторая в неплохом состоянии, как раз к ней прикладывали руку люди со вкусом. Коричневая с оранжевой тканью между медными накладками с явной советской символикой… Вообще вокруг этой лампы образуется атмосфера особая. Она имеет мощную ауру. Вокруг греческой амфоры создается пространство и ощущение Греции, древности; а вот сталинская лампа формирует вокруг себя эпоху, когда жили мои бабушки-дедушки, когда родились мои родители. Во-первых, сразу нужен конкретный письменный стол, и за этим письменным столом нужно обязательно что-то писать – желательно не на кого-то, а именно что-то. Поэтому одна лампа пойдет в кабинет к моему папе, а вторая – на письменный стол ко мне.
В Париже после Лувра люблю съездить на знаменитую Блошку! Это достаточно далеко, но там продается все что угодно 19в., 18в., даже 15-го! И у каждого павильона своя направленность: кто-то продает только корсеты, кто-то военную форму, кто-то только каски, только пенсне, только манишки, или песочные часы, или тарелки, или митенки… В Колумбии мы с Пашей Каплевичем и нашими актерами ездили на блошиный рынок, покупали и смотрели невероятные вещи: ручки, дверные замки, щеколды, утюги, ткани, лампадочки, киоты. А в Вологде с Максимом Коноваловым, с которым мы играем в спектакле «Ханума», забрели в антикварный магазин и видели четыре пары часов «Леруа», на ходу, комнатные и кухонные с кукушкой! Это те знаменитые часы, о которых идет речь в пушкинской «Пиковой даме». Мы просто побоялись их вести в самолете, а потом нужно покупать такие часы, когда есть оправданное для них пространство. Приблизительно через полгода я надеюсь еще раз поехать в Вологду, потому что уже представляю себе, где могут у меня висеть часы «Леруа». Они стоили по московским ценам недорого – 5000-7000-8000… Парадокс!
Первой на площадке появилась Юлия Рутберг, которая, уютно устроившись на стульчике, учила свою роль.
Юлия Рутберг: Слава богу, что здесь нет никаких криминальных сцен. Я, как зритель и как актриса, от всего этого устала. Никоим образом не люблю ничего назидать, но мне кажется – хватит людей пугать, хватит их стращать и хватит их ненавидеть. Здесь, в этом не особо богатом по литературе сценарии – скажу вам честно - все-таки есть некая история, которую профессиональные артисты, прошедшие большую школу жизни и в театре и кино, способны обогатить личным опытом, личной культурой и профессионализмом, что для сегодняшнего кинематографа очень важные составляющие. Во всяком случае, коллеги это демонстрируют, и я с большой радостью вижу, что и молоденькие ребята, которые делают в профессии первые шаги, они смотрят на нас и учатся.
- Вам нравится ваша героиня, вы согласны с ней в том, как она себя ведет? Юлия Рутберг: Пытаюсь построить роль, чтобы зрителям было понятно, отчего она дошла до жизни такой. Не в данном конкретном случае, здесь никаких особо отрицательных вещей не написано, мне просто кажется, что всегда интересней смотреть не на абстрактно хорошего человека - я таких в жизни еще не встречала – а на «сложных» людей. Ведь в каждом из нас столько всего намешано, и к разным людям мы поворачиваемся разными гранями,- в зависимости от того, как относятся к нам. Вот поэтому мне хочется, чтобы она была такая хорошая, хочется, чтобы она была разная, и во взаимоотношениях со своим сыном и с мужем.
- Была возможность импровизировать? Юлия Рутберг: Везде так и работаю. Если бы это был Толстой или Чехов, я говорила бы все до запятой и попыталась соблюсти те рамки, которые предложил автор и, конечно, идти вслед за режиссером. А поскольку здесь нет ни одной строчки от Толстого и Чехова - опираюсь на то, что я их читала и пытаюсь говорить на правильном русском языке. Очень надеюсь, что зрители, которые будут смотреть «Затмение» разговаривают так же. Потому что бессмысленно предполагать, что публика глупее тебя.
Издание "ОТВ" и для интернет-газеты "Взгляд.ру"
В этой ленте поднимаются уходящие в наше время понятия веры, надежды, любви и бескорыстия. Наверняка, это стало решающим фактором для того, чтобы в картине согласились сниматься такие маститые актеры, как Алексей Булдаков, Виктор Раков, Владимир Стержаков. Эпитеты о Юлии Рутберг подберите сами – она здесь играет роль матери Арсения. Я был на съемках, где среди исполнителей была и Юлия Ильинична. Когда выдалась возможность пообщаться с актрисой, я поздравил ее с тем, что наконец-то возник такой «бескровный» проект.
Юлия Рутберг: Вы совершенно правы, здесь мало криминальных сцен. Я, и как актриса, и как зритель, от них уже устала. Ведь почему последние года три мы приникаем к экранам 9 мая, когда транслируют наши старые военные фильмы? Потому что в них, не смотря на войну, показаны человеческие истории. А почему мы с удовольствием смотрим фильмы 60-70-х годов, где играют Рыбников, Крючков, Ульянов и другие наши замечательные актеры? Потому что тот кинематограф был обращен к сердцу и душе зрителя. При всех минусах той эпохи, с экрана нам говорили, что главное в человеке – это доброта, сочувствие, понимание. Но когда смотришь современные картины, то думаешь: сколько же можно людей пугать, стращать и ненавидеть? Кино оказывает большое влияние на зрителя. Поэтому надо снимать по-хорошему поучительные ленты. В этом сериале заняты профессиональные артисты, которые прошли большую школу жизни и в театре, и в кино. Они способны обогатить материал личным опытом, культурой и профессионализмом, что для сегодняшнего кинематографа является очень важной составляющей. И мои коллеги это наглядно демонстрируют. Нас учили, что в каком бы проекте ты не участвовал, ты должен сделать все, что можешь и умеешь. Я вижу, что молодые актеры, которые делают первые шаги в профессии, смотрят на нас и учатся тому, что надо прикладывать максимум своих возможностей. Главная потребность для актера - играть реальных людей с их характерами, и тогда на экране люди увидят правду.
- Юлия, ваша героиня оказывается в весьма критическом положении, в котором очень легко потерять уважение сына. Это весьма жизненная ситуация… Юлия Рутберг: Да. И такое происходит в семье, в которой все любят друг друга. Но когда случается что-то совсем неожиданное, то родные люди немилосердно вымещают свои недовольства друг на друге! Обычно, так в жизни и бывает. Этот сериал о том, что детям нужно помогать выходить из сложных ситуаций. Родители должны быть благоразумны по отношению к своим детям. Нельзя уничтожать юные создания за их ошибки. Особенно, если это касается любви. Просто иногда возникают предтечи этого светлого чувства, тем более - в таком юном возрасте, а уж затем может появиться настоящая любовь. Как вы знаете, прекрасный юноша Ромео очень любил девушку Розалинду. Ему казалось, что это навсегда. И она ему отвечала взаимностью до тех пор, пока он не встретил Джульетту. Далее произошло некое затмение, благодаря которому этот сюжет мировой литературы до сих пор понятен – в любви не бывает подлости. Любовь – это не наигранное чувство, оно огромно и естественно. Когда оно есть, то этим окутаны все, кто находится рядом. Сымитировать этот свет невозможно. Любовь так редко бывает в жизни. У кого-то – один раз, у кого-то и вообще не случается. Здесь только один путь - помогать и оберегать, даже когда возникает гордиев узел. Даже когда рождаются дети. Дети, зачатые в любви, рождаются талантливыми. А растущие в ее отсутствие – становятся, порой, даже преступниками…
Аудиенцию с Юлией Рутберг остановила команда режиссера: «Приготовились! Тишина! Мотор!» Ассистент повернулся к нам и приложил палец к губам: «Тс-с!»
Отправлено: 07.09.13 19:25. Заголовок: Журнал «Салон красот..
Журнал «Салон красоты» ЮЛИЯ РУТБЕРГ:
«ЖЕНЩИНА, СЛЕДУЮЩАЯ СВОЕЙ ПРИРОДЕ, ВЫГЛЯДИТ ПО-КОРОЛЕВСКИ».
Особый шарм, замечательное чувство юмора, природный магнетизм и выразительный низкий голос – вот лишь несколько качеств, за которые зрители любят Юлию Рутберг. Эти черты легко угадываются и в сыгранных ею героинях, а их в послужном списке актрисы уже не один десяток. Кроме того, Юлия умеет в обычных житейских ситуациях увидеть тонкие нюансы, которые на сцене или съемочной площадке становятся теми самыми красками, что делают персонаж ярким и узнаваемым.
- Юлия, как вы думаете, откуда возникает такое творческое восприятие мира? И когда вы почувствовали в себе эту способность? Юлия Рутберг: Наверное, еще в детстве. На самом деле, все происходит независимо от нашей воли. Казалось бы, ты не обращаешь на что-то внимания, но боковым зрением захватываешь сюжет, картинку. А в нужное время образы и эмоции всплывают в сознании. Вообще актеры много выразительных деталей «нанимают» из жизни. Ты видишь, как бармен потрясающе подает кофе или кладет салфетку, наблюдаешь, как официантка несет поднос и как у нее завязан передник… Особенная походка, необычная прическа, удивительные очки, которые меняют лицо – все откладывается в копилку памяти. Но наверняка и у тех, кто добывает уголь в шахте, существует свой ассоциативный ряд, который мне, например, никогда не придет в голову.
- Что же вас может вдохновить? Юлия Рутберг: Музыка, живопись, красивый человек. Или, наоборот, ужасный. В жизни все так переплетено! Встретишь на улице какого-нибудь чудовищного бомжа, а потом смотришь на картину Ван Гога «Едоки картофеля», а на ней точно такие же ужастики. Кстати, театр для меня очень тесно связан с живописью. Я часто что-то заимствую для костюма или грима у Модильяни, Дега, Тулуз-Лотрека.
- Наблюдая за людьми, вы ведь оцениваете их и с чисто женских позиций? Юлия Рутберг: Безусловно. Если человек выглядит гармонично, я замечаю удачно найденные детали и «наматываю на ус». Но следовать собственной природе, к сожалению, удается далеко не всем. Ведь можно купить супермодную вещь в элитном бутике и выглядеть в ней как фуфала. При этом знаю многих женщин, которые одеваются совсем не в дорогих магазинах, иногда сами себе шьют, подбирают определенные аксессуары – бусы, браслеты, украшения, головные уборы и выглядят королевами! И это ни в коей степени не зависит от цены вещей и бирок на них.
- Как формировался ваш стиль в одежде? Юлия Рутберг: Когда была подростком, все вокруг было безобразно-серое и черное, хотелось чего-то яркого. В то время только начали открываться магазины индийских товаров, где продавались потрясающие юбки и платья. Но надо было стоять в очереди, а для меня это сущее наказание, пытка! И тогда у нас с подружкой случилась замечательная вакханалия с военторгом: мы покупали солдатское белье, разрезали все эти штаны, рубашки и красили анилиновыми красителями в разные веселые цвета. Потом это пестрое исподнее расшивали, приделывали к нему пуговицы, пояски. Все были уверены, что мы одеваемся за границей, у лучших модельеров.
- Не возникало желания всерьез попробовать себя в модном бизнесе? Юлия Рутберг: Да нет (Смеется). Но с интересом наблюдаю, как творческие натуры проявляют себя в самых разных областях. Взять хотя бы ремонт в квартире. Я знаю только трех дизайнеров (все они мои близкие подруги), которые пытаются создать интерьер не по стандартам, а учитывая интересы хозяев, их внутренний мир. Ориентиром же может послужить что угодно – будь то Екатерининский дворец, китайский домик или деревенская хижина, малые голландцы, немцы или импрессионисты. Впрочем, люди сами часто не понимают, чего хотят. Поэтому загородные коттеджи так похожи на городские жилища. А ведь это не кирпичный дом в Свиблово! Вокруг есть лес, трава, деревья...
- А как бы вы обустроили такой дом? Юлия Рутберг: Прежде всего, не стала бы полностью обшивать вагонкой – очень уж напоминает баню. Можно использовать неожиданные комбинации разных фактур: дерево и кирпич, дерево и металл, сделать деревянные полы, оставить старые балки. Но перед этим неплохо посмотреть альбомы, сходить на выставки, побывать, например, в музее Шехтеля, понять, что такое модерн, поинтересоваться, что делали братья Веснены.
- У вас явно есть еще и талант дизайнера! Удалось ли воплотить что-то из задумок в своей квартире? Юлия Рутберг: Пространство моего дома неяркое, монохромное. Все в бежево-коричневых тонах. Плитка на полу, двери, шкафы подобраны в единой цветовой гамме. Когда где-то вижу красные, бордовые стены, синие гарнитуры, понимаю, что люди цветом добирают некие эмоции. Но мне этой немыслимой яркости хватает в театре. Дома хочется отдыхать. Поэтому у меня много простора, света, воздуха. На стенах – любимые картины. Никакого богатства. Живу по своим возможностям, мне так комфортно. Это стопроцентно мое жилье, в котором дорого каждое решение, каждый предмет. Тот же итальянский стол, например. Нашла его в каталоге: стеклянная столешница, деревянные ножки. Когда делала заказ, сказали, что есть только с железными ножками, а с деревянными нужно ждать месяц. Я ждала три с половиной, но все-таки получила то, что хотела.
- В одном из интервью вы рассказали, что для вас нет ничего прекрасней путешествий. Есть ли страна, традиции и культура которой особенно близки? Юлия Рутберг: С тех пор, как сыну Григорию исполнилось шесть, мы каждую зиму ездим кататься на горных лыжах, а летом выбираемся в Испанию, Италию, Турцию, или Грецию. Очень люблю Францию, но мне там хорошо только с моими друзьями. Обожаю Париж, хотя не понимаю, что происходит с французами: они странно стали относиться к туристам, ужасающий сервис, город становится грязным, нелюбезным. А в Испании у меня дух захватывает от творений Гауди. Италия – немыслимой красоты страна. Микеланджело, Джотто, Леонардо да Винчи – все здесь! Вообще, мне кажется, Италия это моя третья родина. Вторая – Грузия, хотя я там никогда не была. Мне близок грузинский темперамент: как они говорят, выражают эмоции! Вообще, поражаюсь этой нации. В ней нет ничего среднего. Грузины – либо торговцы мандаринами и розами, либо художники, поэты, музыканты. Недавно сбылась моя мечта: в «Хануме» играю грузинку Кабато. Это просто кайф!
- Не так давно вы участвовали в фотосессиях, организованных компанией Roc. Расскажите, пожалуйста, об этом проекте. Юлия Рутберг: Мне понравилась и сама идея – женщина в жизни и в образе, и ее воплощение. Фотографы снимали, как мы гримируемся, выходим на сцену. Были и просто портреты. Получились совершенно разные темы. Те актрисы, которых я не знаю близко, раскрылись в новых, необычных качествах. Поэтому было интересно.
- Как вы считаете, почему незатейливая история, рассказанная при вашем участии в сериале «Не родись красивой», имела такой успех, особенно у женской аудитории? Юлия Рутберг: Это феномен Шарля Перро. История про Золушку, бесконечно работает! Но пользоваться этим надо очень аккуратно. Там вообще сильный актерский состав: Тараторкин, Остроумова, Муравьева, Жигалов, Раиса Рязанова, хорошие молодые актеры Петя Красилов, Илюша Любимов из студии Петра Фоменко, Оля Ломоносова, Нелли Уварова… Я получала большое удовольствие, работая в таком коллективе. А еще благодарна ребятам-режиссерам за то, что они мне дали осознанную вольницу. Вообще эта работа была сплошным хулиганством. Все эти «дядьки» и «тетьки», «кукусики» и «бабасики» придумала совершенно случайно. Правда, потом чуть не сошла с ума. Выходя на улицу, всякий раз вспоминала Фаину Григорьевну Раневскую, которую преследовала фраза «Муля, не нервируй меня!»
- Вы обсуждаете с сыном свои работы? Юлия Рутберг: Обязательно. И он всегда говорит точные вещи. Нам интересно общаться не только потому, что он – мой сын, а потому что Гриша – умный, интересный, тонкий человек. Некоторые его пристрастия не совсем совпадают с моими, но я прислушиваюсь к его мнению, ведь он – представитель молодого поколения.
- В отношениях с детьми дружба – это огромная ценность… Юлия Рутберг: Конечно. Дружеские, доверительные отношения – самые прочные. Это продолжение существования семьи: она не разрывается на клочки, а разрастается, превращается в такое махонькое государство. У Григория я учусь трезвости мышления и терпимости. Он гораздо выдержаннее меня. Я в его возрасте была абсолютной максималисткой: ненавижу-обожаю, черное-белое, плохо-хорошо. Всегда был такой экстрим.
- Он ведь и сейчас присутствует в вашей жизни, не так ли? Юлия Рутберг: Случается. Не так давно у нас с Олей Калявиной, она работает гримером в театре Вахтангова, получился весьма художественный вечер. Мы шли после спектакля по Арбату, сильно уставшие. И вдруг неудержимо захотелось выпить коньяку. Поскольку были жутко голодные, купили по шаурме. И, стоя у обшарпанной арбатской стены, принялись поглощать эти абсолютно несочетаемые продукты! Мимо нас в полнейшем недоумении ходил милиционер. Вроде приличные женщины…
Представьте: только что в театре Вахтангова был Пушкин, «Пиковая Дама», люди брали автографы, и тут же: «Минуточку, ваши документики.» В безумном мегаполисе все рядом! С нас тут же спал тяжелый, пыльный занавес усталости, мы хохотали, как ненормальные! И сколько бы раз с Калявушкой не вспоминаем этот эпизод, сразу начинаем улыбаться. Достаточно просто сказать: «По коньячку?»
- Смысл имени и то, как ощущает себя его носитель, далеко не всегда совпадают. Древние греки наделили имя Юлия значением «пушистая». Вам с этим именем комфортно? Юлия Рутберг: Вполне! А насчет значения… Гай Юлий Цезарь, к примеру, был явно не самый «пушистый» человек на свете! Если серьезно, то я обратилась к смыслу, заложенному в имени, когда мы репетировали «Фрекен Жюли» Стриндберга. Там героиня не только пушистая. Она страстная, ищущая и притягивающая любовь. Юлия, она же Джульетта, наказывается этой любвеобильностью. С одной стороны вокруг нее всегда очень чувственная атмосфера, с другой стороны присутствует некая ненасытность чувственного ряда. Но человек сотворец своей жизни. Поэтому, когда ты что-то про себя знаешь, включай голову и думай, что делаешь.
Ну а если продолжать эту тему… Фамилия ведь тоже отражается на жизни человека. Когда Григорий Израилевич Горин поздравлял нас с папой на вечере в доме актера, он нашел несколько значений фамилии Рутберг. И одно из них – кормило корабля. Получается, что имя и фамилия у меня полярные. С одной стороны устремленность к определенной цели, с другой – куда-то уносящая чувственность. И, безусловно, это влияет на мою жизнь.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 148
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума