фото Театр Вахтангова. Спектакль «Девичник над вечным покоем». На фото (слева направо): актрисы Марина Есипенко, Ольга Чиповская, Юлия Рутберг Фото: ВАЛЕРИЙ МЯСНИКОВ / ТЕАТР ВАХТАНГОВА
В субботу в Театре имени Вахтангова прошел спектакль «Девичник над вечным покоем».
Поставить современную американскую пьесу худрук театра Римас Туминас пригласил команду литовских соотечественников во главе с режиссером Альгирдасом Латенасом. Постановка была задумана с элементами черной комедии, но не как шоу на грани фола, где три женщины у могил своих мужей рассуждают о нарядах и новых романах. А как трогательная история о непростых женских судьбах.
— Я предложил Латенасу попробовать поставить пьесу Айвона Менчелла так, как если бы действие происходило в XIX веке. С модными аксессуарами и с современными шутками, — пояснил свой замысел корреспонденту «ВМ» перед началом спектакля Римас Туминас. — Есть такой режиссерский фокус: чтобы показать судьбу человека, необходимо пуститься с ним в вековое путешествие. Перед выходом спектакля я провел несколько репетиций с актрисами, чтобы они «держали себя в руках», так как пьеса дает богатый простор для женской фантазии. Пожалуй, даже слишком широкий...
Вдов-подружек играют Юлия Рутберг, Марина Есипенко и Ольга Чиповская. Все актрисы — комедиантки, и у каждой — свое амплуа: Рутберг — интеллектуалка, Есипенко — стервозная штучка, а Чиповская — милая простушка. На характер героинь работает тщательный подбор аксессуаров: шляпок, боа, сумочек, шарфиков и париков. И если героиня Рутберг — Ида — весь спектакль проводит в аскетичном парике под мужскую стрижку, то модница-красавица Марина Есипенко из париков устраивает такое шоу, что «мертвый встанет из могилы». Ведь героиня Есипенко — Люсиль — из тех дамочек, которая не хочет смириться с судьбой и жить по правилам. Она то и дело провоцирует подружек отвлечься от печальных мыслей. Ей, признаться, это удается — жизнь вдовушек скучной не назовешь. И выпить могут, и потанцевать. Но каждая мысленно возвращается к мужу, спрашивая совета: «Как дальше жить?»
— Когда-то в очень тяжелые времена основатель нашего театра Евгений Вахтангов поставил легендарный спектакль «Принцесса Турандот» с единственной целью — устроить праздник, — рассказывает Юлия Рутберг. — И наш спектакль тоже праздник, и он получился. Мне очень симпатичны люди, которые не самоустраняются, а пытаются жить. Вопреки всему. И эти стойкие женщины ищут соломинку, за которую можно ухватиться. Моя героиня обретает счастье — она вновь выходит замуж... А своей игрой я старалась передать это ощущение невыносимой легкости бытия.
Актриса Марина Есипенко считает, что спектакль получился актуальным: — Одиноких сегодня становится все больше и больше, люди перестают общаться друг с другом. А в нашем спектакле так много живого, человеческого общения и желания быть вместе.
Премьера спектакля прошла с успехом — зрители аплодировали стоя. Мэтр театра Василий Лановой время от времени заглядывал в зал, чтобы определить, как работают актрисы. И хотя соло частенько вела именно Юлия Рутберг, играла она через свою боль — в прошлом году ушел отец Юлии — блистательный актер Илья Рутберг.
— Очень хочется, чтобы в нашем спектакле солнце засияло в дождь, в метель, в слякоть, в ураган, — признался режиссер.
В спектакле звучит музыка Фаустаса Латенаса, а также шлягеры конца 1970-х, когда героини были молоды.
фото Марина Есипенко, Ольга Чиповская и Юлия Рутберг сыграли трех вдов, для которых походы на кладбище - как сеансы психотерапии. Фото: Михаил Гутерман
В вахтанговским театре - первая премьера этого сезона на основной сцене: "Девичник над вечным покоем". Сюжет веселенький: три вдовы каждый месяц в течение нескольких лет собираются, чтобы посетить вместе кладбище, там побеседовать с умершими мужьями и об умерших мужьях, а потом на "послекладбищенских" посиделках хором всплакнуть, горько вздохнуть и дружно повспоминать о невозвратном прошлом...
Пьесу Айвона Менчелла актер и режиссер Альгирдас Латенас (а также брат выдающегося литовского композитора Фаустаса Латенаса, создавшего с Римасом Туминасом и Эймунтасом Някрошюсом их лучшие спектакли), нашел в Интернете случайно. И так растрогался простой историей о немолодых женщинах, в разговорах у могильных оград, в месте вечного покоя на самом деле проверяющих, насколько крепка их связь с настоящим, что решил дать им шанс на жизнь на Вахтанговской сцене.
Трех подруг - Иду, Люсиль и Дорис - в его спектакле играют Юлия Рутберг, Марина Есипенко и Ольга Чиповская. Походы на кладбище для них - как сеансы психотерапии. Три возможные модели поведения их героинь можно ходить изучать как живые пособия всем начинающим психоаналитикам: одна навсегда смирилась с тем, что прошлое ее не отпускает и никогда не отпустит - и окажется права: в финале ей приготовлена внезапная смерть. Вторая подруга старательно делает вид, что утрату она перенесла легко, тень мужа ее совсем не печалит, и она как будто даже готова пуститься во все тяжкие, - и этой ложью загоняет свою депрессию на такие глубины, из которых самостоятельно ей уже не вынырнуть: истерика с рыданьями в конце - вполне закономерна. А третья дама - совершенно неожиданно для себя - выбрав мудрое спокойствие и женское смирение, неожиданно встречает новую, взаимную любовь.
"Сегодня быстро "списывают" людей в возрасте, и получается, что наш мир существует только для молодых, - комментировал перед премьерой свой выбор режиссер Альгирдас Латенас. - Но время неумолимо и быстро бежит. Сегодняшние уверенные молодые, которым принадлежит мир, скоро сами станут пожилыми и столкнутся с теми же проблемами. В пьесе "Девичник над вечным покоем" интересная компания - три женщины, потерявшие мужей. Мне важно, как они помогают друг другу, как учатся заново жить одни. В пьесе очень хорошие роли, подарок для актрис. Но я не ставлю спектакль для возрастной аудитории. Я хочу, чтобы молодежь пришла в театр. Ведь с появлением любви исчезает возраст. Любовь захватывает человека на разных этапах его жизни, заставляя переживать, радоваться, страдать. Люди сами от себя не ожидают, что будут такие фортеля выкидывать. В этой истории немало грустных и печальных моментов, но мне хотелось, чтобы она звучала мажорно, весело, легко, но при этом сохранялась глубина человеческих отношений, переживаний. Мне хочется сделать спектакль-праздник. Бытовой приземленный театр, назидание - не моя стихия. Театральность, метафора быстрее находят путь к сердцу зрителя, захватывают его эмоционально. Я ставлю спектакль на большой сцене. Эта пьеса требует простора и пространства".
Это чисто женский спектакль, ходить на который лучше в компании подруг. Не стоит ждать здесь головокружительных изысков режиссуры: это и чисто актерский спектакль, в котором режиссер не навязывает и не диктует свою волю исполнителям, а растворяется в актере. Трагичного по драматургии там вообще-то мало: это комедия-перевертыш, в которой все самое смешное происходит на кладбище, а все самое печальное - на свадьбе. С одной существенной оговоркой: любителям депрессивных сценических страданий там делать решительно нечего. А вот желающим поучиться управлять своей эмоциональной жизнью в разных, даже самых пограничных ситуациях - добро пожаловать. Ведь на спектакле очень хорошо под божественную музыку Фаустаса Латенаса думается о том, что все мы - существа, созданные из памяти и эмоций, поэтому все, что с нами происходит, остается в виде воспоминаний. А некоторые моменты нашей жизни превращаются в стоп-кадры: мы замираем и не можем двигаться дальше. В спектакле оставить прошлое в прошлом удается только одной из трех героинь, решившей: надо просто разрешить себе жить. А вне театра вы много таких отчаянных женщин встречали?
Cправка "РГ" Альгирдас Латенас окончил актерское отделение Вильнюсской консерватории, был принят актером в Молодежный театр в Вильнюсе, а с 1997 года возглавляет его. Среди лучших актерских работ Альгирдаса Латенаса Едигей и Вершинин в спектаклях своего однокурсника Эймунтаса Някрошюса. Доцент Литовской музыкальной академии, он подготовил несколько актерских выпусков. Как режиссер поставил более двух десятков спектаклей в театрах Литвы, России и зарубежья. Лауреат Государственной премии СССР. В Театре им. Вахтангова "Девичник над вечным покоем" - это его первая работа.
В Театре имени Вахтангова все готово к премьере. Литовский режиссер и актер Альгирдас Латенас поставил спектакль «Девичник над вечным покоем» по пьесе современного американского драматурга Айвона Менчелла «Кладбищенский клуб». Вахтанговцы не первые, кто обратился к этой пьесе. Спектакль по ней уже несколько лет идет в Театре имени Пушкина. Там пьесу, несмотря на кладбищенские мотивы, прочитали как полноценную комедию. В Театре имени Вахтангова, похоже, подошли более серьезно. Три могилы, три вдовы. И горе одно на всех – любимые мужья умерли слишком рано. Теперь пожилые дамы регулярно ходят на кладбище, вспоминают о прошлом – своеобразный клуб «Девичник над вечным покоем». Героини много говорят о смерти, но актрисы уверены: тема спектакля должна быть понятна всем. «Я помню, как я пришла к маме, мне было 9 лет. Я сказала: "Мама, я очень боюсь смерти, я не хочу умирать". Я думаю, это сидит в головах у всех», - делится заслуженная артистка России Марина Есипенко. Спектакль поставил приглашенный режиссер. Альгирдас Латенас – руководитель молодежного театра Литвы – в других городах и странах работает часто. В этом спектакле задается не только психологическими, но и социальными вопросами. Говорит, сейчас людей в возрасте списывают, кажется, что мир принадлежит только молодым. Но тем, кто сегодня полон сил, стоит помнить о том, что молодость не вечна. Тема одиночества, уверен Латенас, в XXI веке понятна в любом возрасте. «Такие пришли времена. Человек кончает школу, и он такой одинокий. А эти женщины, потерявшие свои вторые половины, не сдаются. И мне хотелось бы, чтобы они помогали молодым людям», - говорит режиссер-постановщик Альгирдас Латенас. С кладбищенскими посиделками дамы однажды решают покончить и начать новую жизнь. Возникают интриги и свидания. Жанр спектакля в театре считают трагикомедией. Шутят возрастные персонажи – специфично. Хотя актрисы уверяют: над пьесой хохотали до смерти. Но журналисты юмор в стиле 50+, кажется, не поняли. «Вы знаете, все спектакли рождаются по-разному. Я наблюдаю, что и у самых больших мастеров для того, чтобы поехал поезд иногда нужно три, четыре, а иногда и пять-шесть спектаклей на зрителя. И поскольку вы люди ушлые, и вы бываете на разных, поэтому то, что вам было скучно – это хорошо. Значит у нас все впереди. Правда ведь?», - комментирует заслуженная артистка России Юлия Рутберг. Создатели спектакля вспоминают многозначные образы - «солнце в дождь», «пляска смерти». Ставят себе сложную задачу – вызвать смех сквозь слезы. Получится ли одновременно и рассмешить, и заставить задуматься?
20 ноября, накануне премьеры спектакля "Девичник над вечным покоем" в Театре имени Евгения Вахтангова, состоялся пресс-показ. Постановщик Альгирдас Латенас сказал журналистам: "Не хочется, чтобы все зрители были исключительно того же возраста, что и персонажи. Молодежи тоже подчас знакомы проблемы одиночества. Кто-то заканчивает школу - и уже так одинок! Пусть ему поможет пример наших героинь, которые не сдаются".
Премьера вахтанговского театра носит название чуть повеселее, чем оригинал: пьеса американского драматурга Айвона Менчелла "Кладбищенский клуб". Но суть от этого не меняется. Итак, три вдовы, разменявшие шестой десяток, каждый месяц ходят на кладбище, где покоятся с миром их спутники. Там они ведут с ушедшими беседы на бытовые и возвышенные темы. Попутно дамы ссорятся друг с другом, потом мирятся. Ведь дружили семьями много лет. И по-прежнему называют себя "девочками", а своих мужей - "мальчиками". Такая распространенная словесная игра-вызов неумолимому времени.
На этом коллективный портрет исчерпан. Каждая выбирает свою линию жизни. Дорис (Ольга Чиповская) самозабвенно предается горю; Люсиль (Марина Есипенко) припоминает покойному супругу былые грешки и утешается иллюзией тотального мужского поклонения; Ида (Юлия Рутберг) с трудом принимает потерю, но не ставит крест на своей женской судьбе. И та посылает ей шанс в лице вдовца Сэма (Юрий Красков).
Стоит отметить этот дуэт прежде всего вот в каком контексте: актеры скрупулезно рисуют картину позднего чувства. Когда встречаются немолодые, непрезентабельные, застенчивые люди, которые очень боятся что-то не то сказать, не так посмотреть, утомить, наскучить. А потом, если это настоящее, комплексы и рефлексия постепенно исчезают.
На пресс-конференции Юлия Рутберг сказала, что "Девичник над вечным покоем", безусловно, тяготеет к трагикомедии. И что в работе над ролью ей помогали мысли о Федерико Феллини и Тонино Гуэрра. Выдающиеся итальянцы (кстати, оба - счастливые семьянины) умели соединить достойное, без катастрофизма, отношение к финалу человеческого существования и полное приятие жизни. В их творчестве она неизменно торжествует
В московском Государственном академическом театре им. Е. Вахтангова – премьера. Трагикомедию американского драматурга Айвона Менчелла "Девичник над вечным покоем" московским зрителям представил руководитель Литовского национального молодёжного театра Альгирдас Латенас. Корреспондент BALTNEWS побывал на предпремьерном показе.
Героини пьесы – три женщины. Немолодые, потерявшие мужей. Ида (в исполнении Юлии Рутберг) забывает о простых радостях жизни и живёт по инерции. Люсиль (Марина Есипенко) пытается казаться весёлой вдовой и шикарной женщиной. Но выясняется, что и шубы она покупает на распродаже, и веселья в жизни – не так уж много. Дорис (Ольга Чиповская) – и спустя четыре года после смерти мужа носит траур и скорбит напоказ. Раз в месяц вдовы встречаются на кладбище. В общем, не самая весёлая жизнь. Но однажды привычное течение жизненных обстоятельств оказывается нарушено. Во время привычного похода на погост дамам встречается вдовец-мясник. И начинается любовь. Своеобразная, конечно. С юмором.
В общем, не самая простая пьеса – и для актёрской игры, и для зрительского восприятия. Авторский юмор тонкий, прозрачный, понятный, в основном, людям в возрасте. Когда, например, героиня Юлии Рутберг говорит: "Внуки лучше детей. Когда смотришь, как они издеваются над родителями, испытываешь невероятное удовольствие". Ближайший аналог – поздние фильмы Феллини по сценариям Тонино Гуэрры.
Тем не менее, режиссёр Альгирдас Латенас на импровизированной пресс-конференции не исключил, что на спектакль пойдёт и молодёжь. Но он – руководитель молодежного театра. Ему, конечно, виднее. — Меня давно волновала та ситуация, что для мужчин в нашем театре есть спектакли, а для женщин – нет, — сказала заслуженная артистка РФ Марина Есипенко. – Но теперь справедливость восстановлена.
При всех заслугах и титулах создателей спектакля, многим журналистам он показался "скучноватым". И действительно, ближе к концу первого действия размеренность действия и расслабляющая фоновая музыка композитора Фаустаса Латенаса заставляют веки наливаться тяжестью. — Музыка специально сделана под старину, — пояснил нам Фаустас. – Эту музыку героини любили, когда были молоды, счастливы, и их мужья были живы.
Актрисы упрекам в скуке не удивились. — В конце концов, мы пока только прогоняли пьесу, — пояснила Юлия Рутберг. – Можно сказать, ставили на вас опыты. Спектакль обкатается, заблистает. К тому же во втором акте динамика усилится, произойдёт настоящий карнавал, подлинная пляска смерти. Но настроение спектакля, тем не менее, можно обозначить одной фразой "невыносимая лёгкость бытия".
Из уроженцев Литвы над пьесой работали не только братья Латенас. Оригинальную сценографию представил Гинтарас Макарявичус. И декорации – действительно необычные. Выдержанные в черно-белой гамме, они производят голографический эффект и иногда шевелятся. Но это, конечно, надо видеть.
Костюмы героев разработала Сандра Страукайте. И эти наряды – подчеркивают характер героинь, отражают их настроение. — Когда-то Евгений Вахтангов поставил "Принцессу Турандот", — рассказала Юлия Рутберг. – Поставил в кошмарные, жуткие времена. Он хотел сделать праздник. Самыми дешевыми элементами гардероба оказались фраки. Мы тоже хотели сделать праздник. Правда, он получился несколько подороже.
Премьера спектакля состоялась 20 ноября. И артисты, и режиссёр надеются, что постановка "проживёт" долго. Ведь та же пьеса в театре им. Пушкина идёт уже семь лет.
«Вечная история одиночества» – так еще мог бы назвать свою пьесу «Девичник над вечным покоем» Айвон Менчелл, премьеру которой показал в эти дни театр имени Евгения Вахтангова. На сцене – трагикомедия о судьбах трех уже далеко немолодых женщинах-подругах – Иде, Люсиль и Дорис, похоронивших своих мужей и пытающихся как-то скоротать свой век. В их жизни всё настолько пасмурно и безысходно, что кажется, уже ничто не оставляет никаких надежд на то, чтобы жизнь снова им улыбнулась. Их объединяет общее несчастье, которое они делят между собой, приходя на кладбище и разговаривая с бывшими мужьями. Они живут прошлым, не возлагая на будущее уже никаких надежд. Жить воспоминаниями им легче и понятнее, чем принять настоящее, которое для них тускло, безлико и бесперспективно. Поэтому они создают свой «клуб-девичник», когда есть с кем разделить свое одиночество.
Мелькают, правда, надежды на неожиданную любовь, но сердца уже не заставить биться как в юности. Вроде бы уже никто не ждет от жизни никаких сюрпризов, но… судьба каждой из них готовит лихой вираж… Режиссер постановки Альгирдас Латенас так расставил акценты на сцене, что мы словно приходим в гости к нашим героиням и переживаем их перипетии вместе с ними.
Особенно, когда оказываешься в гостях у Иды в исполнении Юлии Рутберг. Она так искренне трогательна и беззащитна в своей участи, что думается, это достигается не только за счет таланта и высокого профессионализма актрисы, но еще и просто-напросто из-за ее внутреннего человеческого обаяния, которое не терпит фальши. Это не отыграть на сцене, не спрятать под маской героини. Её Ида с рутберговской интонацией буквально примагничивает.
«Верю!» — наверняка подтвердил бы Константин Сергеевич Станиславский, окажись он в этот вечер на «Девичнике» в Вахтанговском. Конечно, вдохновенные эмоции великого реформатора театра достались бы и всему слаженному ансамблю актеров — Марине Есипенко в роли Люсиль – яркой красавице-обольстительнице, Ольге Чиповской – исполнительнице роли верной вдовы Дорис, и нелепому Сэму, которого трогательно играет Юрий Красков. Конечно же, спектакль – это команда, без которой не зажигались бы звезды. А ведь в театр идут не только на пьесу, режиссера, но и на звезд. Кстати, музыка композитора Ф.Латенаса не просто фон к действию, а своя мелодия сопереживания и еще одна глубокая роль.
К слову, та же пьеса «Девичник club» вот уже не один год успешно идет в московском Театре имени А.С.Пушкина со звездным трио — М.Ароновой, В.Алентовой и Л.Голубкиной в главных ролях, собирая большие сборы. Эта постановка хоть и вызвала массу споров у критиков, однако спектакль в классическом жанре антрепризы до сих пор нарасхват у публики.
Вахтанговская постановка весьма отличается от своей предшественницы: она не только о судьбах конкретных страдающих вдовушек, но скорее о человеческом одиночестве вообще, особенно в наше время, когда технологии пытаются подменить душу, а на место человеческого общения приходят «конкретные» дела. Смотришь спектакль и ловишь себя на мысли: это и о тебе, и о твоем будущем, о бренности бытия вообще и сегодняшнем дне, который не бесконечен. Так что в этой трагикомедии улыбаться приходится не так уж часто – скорее задуматься над скоротечностью времени и уготованной каждому участи. Когда театр заставляет думать, это, согласитесь, ценно.
— Это пляска смерти! — повторила Юлия Рутберг и немного прищурилась в толпу голодных журналистов. — Мы не официанты, развлекать вас не будем. И шоу не обещаем. Это грустный спектакль. Альгирдас Латенас много часов провел в репетиционном зале в попытке перевернуть представление российского зрителя о комедии. С целью дойти до истинного юмора режиссер обращается к непростой пьесе Айвона Менчелла «Девичник над вечным покоем» и решает пропустить через сердца известных актеров театра Вахтангова много слез, горя, смеха и любви.
Странная пьеса. Название спектакля «Девичник над вечным покоем» уже предполагает печальное развитие событий. Что такое «Девичник над вечным покоем»? Авантюрная трагикомедия рассказывает о трех женщинах, которые уже несколько лет подряд собираются вместе на кладбище, на могилах своих мужей. Встречаются, чтобы поговорить сначала с мужьями, после о мужьях. Потом друг с другом о смерти и жизни, словно проверяя — живы ли мы сами? Держимся ли еще? Прошел не один год, колесо жизни катится по своей тропинке, и немного меняются женщины, расходятся их пути. Одна из вдов изо всех сил старается быть легкомысленной и не впускать в свое женское сердце печаль и отчаяние. Роль и образ вдовы доведены до гротеска и поначалу перетягивают на себя много внимания зрителя. Вторая вдова жестко контрастирует с подругой в решении носить эту боль с собой постоянно, не позволяя себе забыть о том, что случилось, не делая себе поблажек как то: порадоваться жизни или впустить в душу луч надежды на иное существование после потери дорогого человека. А третья вдова неожиданно для себя и для других открывает новую страницу своей потрепанной книги жизни. Открывает нерешительно, со страхом и ужасом от того, что происходит, но с каким-то женским смирением и мудростью. И вот тут-то начинается самое интересное… Актрисы делятся, что образы героинь по кусочкам собрали из самих себя в жизни и из наблюдений за другими женщинами. — Лично мне помогли два человека. Это Полунин и Гурченко. — говорит Юлия Рутберг и немного рассказывает о мыслях в этом спектакле и о своем отношении к жизни. — Вообще-то мне всегда милы люди, которые продолжают жить, а не самоустраняются. Это вообще-то грех. И мне кажется, что они пытаются продолжить жить. Кто как! И пытаются найти свое счастье. Женщины вообще очень устойчивый организм. И поэтому они выживают и ищут соломинки, за которые цепляются. Кто как. Может показаться, что на сцене присутствует специальное нечеткое разграничение задника. Тогда разговоры дома о живых смешиваются с разговорами о мертвых на кладбище. Декорации это или настоящая картина мира? Что думают о смысле спектакля режиссер и актерский состав? — Смех сквозь слезы и слезы сквозь смех. Солнце в дождь. А сколько мы сами еще продержимся? Улыбайтесь, господа! Улыбайтесь!
Премьера спектакля «Крик лангусты» по пьесе Джона Маррелла "Смех лангусты" в редакции Жоржа Вильсона в постановке Михаила Цитриняка состоялась 9 апреля 2014 года на малой сцене театра. Художник-сценограф - Мария Рибасова, художник по костюмам Виктория Севрюкова, композиторы - Борис Кинер и Александр Прокопович. Роль Сары Бернар исполняет заслуженная артистка РФ Юлия Рутберг. В роли Жоржа Питу - заслуженный артист РФ Андрей Ильин. Спектакль моментально стал бестселлером Вахтанговского репертуара, и, с открытием Новой сцены, вошел в ее репертуар. МИХАИЛ ЦИТРИНЯК: Я люблю в своих постановках говорить о людях искусства. Для меня Медея в одноименном спектакле, где Юлия Рутберг играет главную роль, — тоже человек искусства. Здесь же мне хотелось заявить такую мысль: мы живы, пока нас любят Сара Бернар в данном случае - это символ, символ творческого человека, театрального человека, актрисы.
Третий год подряд московский Театр имени Е.Вахтангова привозит в Нью-Йорк свои новейшие спектакли. Два из них: «Евгений Онегин» и «Улыбнись нам, Господи!» – поставил Римас Туминас, главный режиссер прославленного театра, сумевший вывести его из творческого тупика, в котором театр оказался в последние годы, и сделать одним из лучших в российской столице. В третий раз, под занавес текущего года, 5 декабря, вахтанговцы показали в «столице мира» свою новую работу: спектакль «Крик лангусты», который поставил на Малой сцене режиссер Михаил Цитриняк по пьесе «Смех лангусты» канадского драматурга Джона Марелла. В спектакле заняты два хорошо известных актера: Юлия Рутберг и Андрей Ильин. Устами своего персонажа Андрей Ильин пояснил, что означает название пьесы: «В спектакле есть монолог, в котором герой говорит, что лангусты не имеют нервной системы, но в то же время, когда повар сворачивает им шею, они как бы чувствуют, что им делают больно. Точно так же, когда человек находится уже на смертном одре, и, что называется, стоит перед Б-гом, он все еще продолжает что-то чувствовать, безразличие ему не свойственно».
Юлию Рутберг мы недавно видели в спектакле «Улыбнись нам, Господи!», поставленном в стиле мистического реализма. В нем актриса замечательно сыграла роль… козы – человечной и грациозной! Когда после спектакля «Крик лангусты» я спросил Юлию Ильиничну, довольна ли она, что на этот раз у нее роль со словами, она ответила: «Я очень дорожу своей ролью козы в том спектакле. Настоящий театр – не только в философских текстах, он в движении и в молчании. Самый лучший театр – в молчании».
В «Крике лангусты» Юлия Рутберг – в одной из двух главных ролей, и роль эта – зрители могут не беспокоиться – очень хорошо известного человека, легендарной актрисы Сары Бернар, хотя и «лангуста», как некий символ, в спектакле присутствует.
Режиссер «Крика лангусты» М.Цитриняк ставил спектакли в ведущих московских театрах, но зрители Нью-Йорка видели его в другой ипостаси: вместе с Борисом Кинером они составляют арт-зонг дуэт «Мастер Гриша» и исполняют песни на стихи А.Ахматовой, Н.Гумилева, О.Чухонцева и других поэтов.
« В каком-то смысле этот спектакль можно назвать нашим ответом времени, – сказал М.Цитриняк. – Ушедший XX век – это был наш век: мы тогда были молоды, учились у мастеров и гениев. Бернар ведь сожалеет не о том, что ее молодость прошла, а о том, что она больше не может творить, как в былые времена – на той же высоте, и работать с гениями своей эпохи».
Сквозного сюжета как такового в пьесе нет. Нет, как можно было бы ожидать, и сценических цитат, из постановок, прославивших великую актрису Сару Бернар…
1922 год. Немолодая уже Сара Бернар пишет мемуары. Юлия Рутберг стоически сидит почти полтора часа в соломенном кресле. Лицо сначала покрыто светлой вуалью, голос хриплый и низкий, слова звучат хрустко и нехотя. Ее Бернар за время спектакля успевает побывать и обиженной на мать девочкой, и страдающей возлюбленной, и обремененной собственным успехом примой, и едва сдерживающей смех дамой, слушающей историю несостоявшегося брака своего секретаря Жоржа Питу – смущенного и трогательного маленького человека, который мог бы быть персонажем «Процесса» или «Замка» Кафки, «1984-ый» Оруэлла и прочих антиутопические радостей, с карманными часами на длинной цепочке – как у кролика из «Алисы в Стране чудес»
Кто же все-таки Питу для героини? Только ли писарь, который обращает в тексты многочисленные воспоминания о ее богатой событиями жизни? Конечно же, нет! Он еще и актер, выступающий в различных ролях и амплуа. Вот перед нами – мадам Юдифь Бернар, ветреная мать Бернар, к двадцати годам ставшая «француженкой, католичкой и содержанкой», хотя родилась в семье голландского еврея, который делал мебель. А вот один из легендарных современников Сары – британский драматург Оскар Уайльд. Жестокий американский импресарио, монахиня из частной школы Грандшамп (где она когда-то обучалась), а также индейцы, поезда и другие объекты воспоминаний и безудержной фантазии Сары – всех их в течение целого дня пришлось примерять на себя скромному человеку, по-настоящему привязавшемуся к своей нанимательнице, вызывающей в нем целый спектр чувств, среди которых, пожалуй, нет одной только жалости.
Таким образом, сюжет пьесы состоит из нескольких новелл-воспоминаний двух человек, очень непохожих друг на друга, но каждый из них неординарен, и потому их диалог – это непрерывающийся поток ненавязчивого остроумия, мастерски, «на французский манер» преподнесенный зрителю. И это фактически превращает диалог персонажей в дуэт, создающий оду Интеллекту с большой буквы.
Андрей Ильин, на счету которого около сотни самых разных ролей в кино, имеет в данном случае возможность сыграть их сразу несколько в одном спектакле. Не это ли привлекло популярного киноактера к театральному проекту «Крик лангусты»? На этот и другие мои вопросы отвечает Андрей Ильин:
А.И.: Возможность сыграть несколько ролей в одном спектакле – всегда большой праздник для артиста. Пожалуй, это – самое интересное. Здесь практически не видно режиссуры, хотя ее очень много; все выверялось буквально до мельчайших деталей. Это – показатель класса режиссера.
В.О.: А где вам интереснее, в кино или театре? А.И.: На самом деле для меня важны уровень и качество роли, которые мне предлагают, взаимопонимание с режиссером. Это относится и к кино, и к театру. Ответственность за работу равная. А моя роль в спектакле «Крик лангусты» просто грандиозная – по глубине, по проникновению она на том же уровне, что и роль Сары Бернар. Сара Бернар работает над томом своих воспоминаний, и для того чтобы войти ей в нужное эмоциональное состояние, необходим партнер, который и должен представлять то маму, то Оскара Уайлда, то еще многих людей. Это театр в театре. Нужно мгновенно психологически перевоплотиться, найдя в персонаже какой-то характерный нюанс, оставаясь в то же время мсье Питу. Я очень люблю этого человека: он разный, многогранный, при этом очень трогательный, ранимый, интеллигентный, милый и вместе с тем артистичный, яркая личность. Для актера эта роль – просто подарок.
В.О.: Какие еще роли из вашего репертуара вы любите? А.И.: Ну, их много. Гамлет, Хлестаков, Алексей Иванович (Достоевский, «Игрок»), Леонидик в «Моем бедном Марате».
В.О.: Как вам Юлия Ильинична Рутберг как партнер? А.И.: Юлия – прежде всего, личность, очень интересный человек. У нее фантастическое самопожертвование по отношению к профессии, требовательность к себе и партнерам. За два часа до каждого спектакля мы встречаемся и проходим весь текст. К этому спектаклю у нас особенно трепетное отношение.
В.О.:Спектакль «Крик лангусты» – сравнительно новый, ему чуть больше года. Сейчас вы сыграли его в Нью-Йорке. Играли ли вы его уже где-нибудь вне вашего театра? А.И.: Да, в Литве, в Нижнем Новгороде. В США первый спектакль мы играли в Бостоне.
В.О.: Сейчас вы – актер Театра им. Вахтангова. Но до этого вы, достаточно молодой человек, успели поработать во многих театрах и антрепризах. Это «охота к перемене мест»? А.И.: Я играл в рижском театре, в Театре им. Моссовета, в разных других государственных театрах и театральных компаниях, но часто это была работа параллельная. Я чувствовал в себе значительно больше возможностей для реализации своих творческих сил, чем это мог дать только один какой-либо театр. Чувствуя себя более свободным, я успевал значительно больше. В Театр им. Вахтангова меня пригласил очень талантливый человек Римас Туминас, правда, в его постановках я пока не участвую. Моя новая работа – в спектакле режиссера Владимира Иванова «Возьмите зонт, мадам Готье», созданном специально для старейшей легендарной актрисы театра Юлии Борисовой. Ей скоро исполнится 90лет, Борисова играет в нем блистательно, и быть ее партнером – для меня большая честь.
В Театре имени Вахтангова - премьера спектакля "Девичник над вечным покоем", в главной роли - Юлия Рутберг. Все подробности - в программе "Главная роль" 21 декабря в 19:45, сразу же после выпуска "Новостей культуры".
ЮЛИЯ РУТБЕРГ. советская и российская актриса театра и кино. Заслуженная артистка России. Лауреат российских театральных премий «Чайка» и «Хрустальная Турандот».
Я вообще сижу между 2 стульев - у меня русская мама, поэтому для евреев я пожизненно русский человек, но у меня папа Рутберг, и посмотрите, как я на него похожа! Поэтому для всех русскоговорящих людей я жид города Питера. Тем более, что у меня папа родом из Питера.
Я никогда в жизни об этом не задумывалась до тех пор, пока меня прицельно не спрашивали мою национальность. Как только меня прицельно спрашивали, при том, что у меня в паспорте стоит русская, я всегда говорила - еврейка.
http://культура.екатеринбург.рф/articles/616/i179462/ 18.2.2016 Юлия Рутберг: «Дело не в возрасте, а в способности к жизни» Вчера в Театре юного зрителя начались гастроли Государственного академического театра им. Евгения Вахтангова. Нам удалось побывать на пресс-конференции актеров театра, представлявших спектакли «Евгений Онегин» и «Крик лангусты», а после этого поговорить с актрисой Юлией Рутберг лично. Беседа получилась эмоциональной, начали мы с театральных проектов Юлии Рутберг, перешли к размышлениям о поэзии и позиции творческого человека по отношению к современности.
«Дело не в возрасте, а в способности к жизни», – на пресс-конференции Юлия Рутберг так характеризовала свою героиню Сару Бернар в спектакле «Крик лангусты». По сюжету великая Сара Бернар, уже прикованная к инвалидному креслу, без ноги, вспоминает свою жизнь, точнее ключевые моменты в диалогах с теми, кого она любила. Сила актерского духа поднимала Сару Бернар даже с протезом вместо ноги на сцену. Об актерской профессии, таланте, творческих проектах Юлии Рутберг мы и начали разговор.
– Юлия Рутберг – это и музыкант, и актриса театра, и актриса кино, и телевизионный актер. Что для Вас дороже? – Моя профессия – артист. Этим все сказано, это объединяет все вышесказанное. Есть люди, которые снимаются только в сериалах – их можно пожалеть. У меня же есть и театр, и собственные проекты–музыкальные, поэтические. А как по-другому? Человек же должен развиваться… Мне интересно делать каждый раз что-то другое, чтобы открываться для самой себя. У меня есть «зашаги» и в смежные области– я была ведущей телепередачи. Но самое главное для меня был, есть и будет – театр!
– У Вас в последнее время появляются биографические роли (Сара Бернар, Фаина Раневская и др.). Вы их сами выбираете, потому что они интересны Вам, или их предлагают режиссеры? – Я всегда хочу играть интересных мне людей. Какие-то роли мне предлагают режиссеры, какие-то пьесы нахожу сама, потому что я не привыкла, чтобы мной всю жизнь командовали. Я человек, который соображает, чего он хочет, к чему стремится. Я благодарна Римасу Туминасу (художественный руководитель Театра им. Вахтангова – прим. ред.) за то, что он сделал мне два таких подарка, как «Медея» и «Крик лангусты». Первый спектакль «Медея» начал реализовываться тогда, когда он еще не знал, кто такой Миша Цитриняк, но разрешил работать с ним. Я позвала в спектакль Гришу Антипенко, он тогда тоже не играл в театре. Сначала мы работали за идею над этим проектом, но он нам нравился. А когда все получилось, начали получать за него премии. «Крик лангусты» Джона Марелла – это продолжение такой «самостоятельной» работы по тому материалу, который я нашла и принесла. Когда человек взрослый, состоявшийся, он должен что-то предлагать, инициировать проекты. Нужно про себя что-то знать и чего-то хотеть, и не быть всю свою актерскую жизнь «Стилизуй меня, Мейерхольд».
– У Вас есть моноспектакль «Вся эта суета», в котором вы оживляете образы Эдит Пиаф, Чарли Чаплина, Лайзы Минелли. Что для Вас моноспектакль – свобода от режиссерского давления? – Свободу мне дает точная задача режиссера, мои собственные умения и навыки в профессии и ощущение, что материал мне подходит. Этот проект – это не моя самодеятельность. Со мной работал режиссер Владимир Владимирович Иванов, у меня был музыкальный руководитель программы Татьяна Николаевна Огаева.
– Может тогда интимный диалог со зрителем? – Если диалог может быть интимным на 1400 человек… Но это диалог, да. Это особая форма – кабаретный спектакль. Его идея возникла из спектакля «Набоков. Сказка», который был в репертуаре Театра имени Вахтангова. Меня эта форма заинтересовала, потому что в кабаре отсутствует условная четвертая стена между зрителем и актером. Зритель – полноправный соучастник спектакля. Кроме того, у меня есть возможность быть на сцене на 50 процентов персонажем, на 50 процентов самой собой. Я взяла тот музыкальный материал, который меня интересовал не с точки зрения пародии, каких-то образов, а с точки зрения смысла и музыки, которые мне интересны. Этот спектакль позволяет мне существовать в другой форме: на сцену я выхожу одна с тремя музыкантами, поэтому я сама генератор всего того, что происходит в зале на 90 процентов, это моя зона ответственности. Это уже совсем другие ощущения, нет подмоги, это личное ристалище. И актер тут должен обладать такой энергией, чтобы держать весь зал! Я была с этим моноспектаклем в разных по вместимости залах и где я только не играла: вся Россия, Вена, Копенгаген, летом поеду в Америку. Потому что везде, где есть русскоязычные люди, есть публика, которая хорошо реагирует на поэзию, очень хорошо реагирует на музыкальные вещи в авторском исполнении, а тут надо понимать, что я никакая не певица – я шансонье. Это совмещение актерской деятельности и человеческого присутствия, даже в первую очередь – человеческого, личностного присутствия. А это для меня всегда важно – в каком бы жанре я ни работала.
– Недавно к 125-летию Осипа Мандельштама по каналу «Культура» показали творческий вечер, посвященный памяти поэта, в котором Вы и другие актеры читали его стихи. В чем актуальность его поэзии, что она должна сегодня поднять в душе современников? – Поэзия не бывает актуальной, это не то слово. Актуальным может быть газета, шутка, КВН… А поэзия может быть только великой. А Мандельштам – величайший поэт, отобранный временем и людьми. Его стихи вечны. Он музыкален. Он великолепно образован. Сколько людей считают его своим учителем. Как о нем писал Бродский, как о нем говорила Ахматова… Страдалец, закончивший жизнь в муках. Единственный, кто посмел написать правду о своем времени в «Веке-волкодаве», «Мы живем под собою, не чуя страны…».
– В связи с Мандельштамом и его «Веком-волкодавом» хочу спросить, творческие люди иногда включаются в политические споры, выражают свою позицию, подписывают петиции. Как Вы считаете, должен ли творческий человек включаться в это? – Никто ничего никому не должен, кроме того,что человек должен жить по заповедям, человек должен быть честным – перед самим собой. Все говорят сейчас о гражданской позиции, но что-то не очень я ее наблюдаю, и, главное, не могу понять, за счет чего она сейчас может возникнуть у современной молодежи. Мандельштам был честным и был образованным, у него была гражданская позиция. У Вертинского была гражданская позиция по отношению к расстрелу юнкеров – «То, что я должен сказать». Эти люди выражали свои позиции по поводу того, что происходит. Но очень многие боялись этого, и их тоже можно понять... Человек проживает собственную жизнь.Если в нем есть потребность, надо выражать гражданскую позицию. Человек никому ничего не должен, он должен только себе. Он должен быть с собой в диалоге, и если он понимает, что сам себе когда-нибудь скажет, что был трусом, то это будет большим кошмаром, чем если это ему скажет кто-то другой. Поэтому, к примеру, Пастернак мучился, что не смог до конца донести свою мысль о Мандельштаме Сталину, спасти его. Иногда такое бывает. И еще непонятно, как кто-нибудь из нас тогда себя повел бы… Вы вот выражаете свою гражданскую позицию сейчас?
– Я иногда мягко иронизирую в соц. сетях… Искала, кстати, Вашу страницу в интернете, а потом прочитала, что Вы не сетевой человек. Почему? – Я не умею нажимать кнопки. Я совсем не читаю социальные сети. Пару раз посмотрела, как люди, непонятные мне, непонятно что из себя представляющие, под какими-то кличками что-то обсуждают, и поняла, что даже не могу им белую перчатку кинуть и лицо набить, потому что они анонимы.И я себя изолировала от этого странного мира. Я и так публичный человек, чтобы еще чем-то делиться личным на просторах интернета. У меня в жизни столько всего интересного происходит: я стараюсь меньше бывать на попсовых тусовках, но стараюсь больше ходить на театральные, музыкальные премьеры, смотреть, что делают мои друзья. Мне гораздо дороже быть со своей семьей, поэтому в сетях меня нет и не будет. Лучше книгу почитаю. Книги и пьесы новые я тоже читаю только на бумаге. Тут я консерватор – живу по старинке.
Беседовала Анастасия Мошкина Фото: Георгий Сапожников
После длительного затишья мы получили новое фото от стилиста Светланы Васильевой (https://vk.com/duskasvetit), которое она подписала так: "Такая желанная и незабываемая съемка с гениальной ЮЛИЕЙ РУТБЕРГ! СПАСИБО ВАМ ЗА ЭТОТ ДЕНЬ и ЗА ВАС, ТАКУЮ НАСТОЯЩУЮ И ТАЛАНТЛИВУЮ!"
http://www.teatral-online.ru/news/16351/ 9 августа 2016 Юлия Рутберг: «Нельзя просто так «топтать подмостки» Персона/ Виктор Борзенко | Фото: пресс-служба театр/
Римас Туминас решил снять из репертуара спектакль «Девичник над вечным покоем», в котором у Юлии Рутберг была одна из центральных ролей. Но тем не менее скоро актриса обещает порадовать зрителей очередной своей работой. Какой – пока держит в секрете. Она из тех актрис, кто не любит обсуждать то, что еще не готово…
– Юлия, вопрос может отчасти наивен, но когда я готовился к нашей встрече, нигде так и не нашел ответа: с чего в вашей жизни начался Театр Вахтангова? – Поскольку я с детства была окружена театральными людьми, то, естественно, немало бывала в театрах. Где-то в 12 лет я осознано приняла решение, что стану артисткой. Куда буду поступать – не знала, но о существовании главных театральных школ слышала. В 9-м классе случайно я оказалась на дипломном спектакле в Щукинском училище и, что называется, мгновенно подхватила инфекцию. Я поняла, что переступила порог дома, где мне очень хорошо. Как у Пушкина, «эта минута решила его участь». Так вот та минута решила мою участь. Только Щукинское!
– Но при этом, насколько я знаю, первые два курса вы учились в ГИТИСе… – Да, потому что в Щукинское училище меня приняли только с третьего раза, благодаря Владимиру Георгиевичу Шлезингеру, Юрию Васильевичу Катину-Ярцеву и художественному руководителю курса Алле Александровне Казанской. Брешь была пробита, и первый шаг на пути к Театру Вахтангова был сделан.
– Надо понимать, что дальше все пошло своим ходом, и Театр Вахтангова уже маячил на горизонте… – По окончании училища нас, семерых выпускников, действительно пригласили в Вахтанговскую труппу. Михаил Александрович только стал худруком театра и делал ставку на первоклассную режиссуру: Стуруа, Шапиро, Фоменко, Виктюк, на молодежь театра и новичков. Ульянов превратил нас - Симонова, Суханова, Маковецкого, Аронову, Дубровскую, Сотникову, Есипенко - в беговых лошадок. Мы играли бесконечно и росли ролями.
– Кстати, об этом росте я и хотел сказать: первой вашей работой на Вахтанговской сцене стала Зоя Денисовна в «Зойкиной квартире». Планка довольно высокая, ведь фактически после училища вы дебютировали в главной роли… – Вы правы, спектакль Гария Марковича Черняховского по пьесе Михаила Булгакова. Неплохое начало, если учесть, что первой исполнительницей этой роли в Вахтанговском театре была Цецилия Львовна Мансурова. Было много проблем. Не знала, куда девать руки! Не владела голосом! Огромная сцена! Страх. И вскоре после премьеры Михаил Александрович пришел ко мне в гримерку и сказал: «Если еще три раза так сыграешь – сниму с роли». Но все же Ульянов при своей строгости был человеком необыкновенно добрым. Он был, прежде всего, артистом и умел давать шанс. И, наверное, поэтому, вскоре спектакль превратился в театральное событие Москвы. Это был взлет нашего поколения.
– А помните первый комплимент в свой адрес, услышанный в стенах Театра Вахтангова? – Это было на репетиции спектакля «Закат», где мы с Сережей Маковецким танцевали «Шикарный вальс», и вдруг в зале появился Михаил Александрович. Мы об этом не знали. Но после своего прыжка на портал, услышала голос: «Господи, да как же это!» Михаил Александрович остановил репетицию, подбежал к сцене и начал хохотать: «Ну, прыгни еще раз! Как это у тебя получается? Ты какой-то жеребенок…» Он был и отцом, и дедом, и товарищем, с которым всегда можно поговорить. А еще он умел восхищаться нами, молодыми артистами, и эти слова, конечно, окрыляли. Старшие вахтанговцы умели окрылять. Не могу забыть и еще одну историю, случившуюся в первые годы моей работы. У нас был французский водевиль «Два часа в Париже», который худсовет несколько раз отклонял. И когда после очередного обсуждения постановка была признана неудачной, режиссер Гарий Черняховский произвел довольно смелую замену, назначив Лену Иванову и меня на роли, которые прежде играли две взрослые актрисы. Кроме того, он в корне изменил и стилистику всего спектакля.
Премьера того водевиля запомнилась на всю жизнь. Мы играли его в 12 часов дня, и со мной творилась агония. С самого первого выхода, когда пошли аплодисменты, я летала по сцене, вплоть до того, что, у меня стали отрываться пуговицы, но я не обращала на это внимание, и как доиграла спектакль - не помню. Думала, что это – крах. А потом ко мне в гримерку, постучавшись, вошел Юрий Васильевич Яковлев, который первым делом сказал: «Мадемуазель, позвольте поцеловать вам руку». Я сейчас вспоминаю об этом и у меня слезы. Помню, что смотрела на него совершенно щенячьими глазами. Еще бы – Яковлев! Гений! Дома у меня стоит несколько предметов, которые имеют отношение к театральным премиям, но жест Юрия Васильевича стал для меня важнейшим подарком – своего рода орденом за первую победу в профессии.
– Интересно, что из всех вахтанговцев после Михаила Ульянова вы выделили именно Юрия Яковлева… – Божественный артист… Человек абсолютно вахтанговской породы – здесь и магия голоса, и великолепное чувство юмора, и космическая одаренность. Он мог играть всё: от настоящей трагедии до легчайшей комедии-шампанского. А его присутствие на сборе труппы вселяло уверенность, что в театре – все хорошо. Вот уж, действительно, человек – легенда! Я всегда при встрече целовала ему руку, и он говорил: «Миленькая, ну что ты». А я не знала, как по-другому выразить свое преклонение и почтение. Точно так же, кстати, не поддается описанию и талант Галины Львовны Коноваловой, ушедшей из жизни два года назад. Я помню, как в последний сезон ее работы в театре, в 97-летнем возрасте, она надолго заболела, но, переборов недуг, вернулась на сцену. И когда нам сообщили, что сегодня вечером Галина Львовна будет играть в спектакле «Пристань», весь театр сбежался смотреть на это чудо, поскольку такого просто не бывает! Ах, как все было замечательно! По окончании раздались такие аплодисменты, что не могу вам и передать. В такие минуты театр становится храмом. После спектакля один мой знакомый позвонил и спросил: «А вот эта маленькая прелестная бабушка… Почему ей все так хлопали?» Для кого-то это была «маленькая бабушка», а для меня в тот вечер это был самый огромный, самый талантливый человек в мире. Те двадцать минут, которые она была на сцене, на земле не было ей равных. По силе, по духу, по таланту, по жизнелюбию, по опровержению всех законов природы. Она Агасфер и доказала, что это не только литературное слово.
– Юлия, вот мы говорим о вахтанговцах. И раньше, насколько я знаю, слово «вахтанговец» вбирало в себя не только принадлежность к конкретной труппе. Это была совершенно особая марка: и праздничное мироощущение, и то, как человек ведет себя на стороне. А сейчас это слово имеет такой же вес? – Сейчас, кончено, все по-другому, но основы те же: элегантность, юмор, самоирония, ум, а если говорить о репертуаре, то это, прежде всего, классика. Никогда Театр Вахтангова не превращался в театр кулака, он был и остается театром мысли. Плюс его неизменные составляющие: музыкальность, пластичность, шарм. Театр Вахтангова всегда был закрытым монастырем. Здесь чего только ни происходило, но посторонним никогда об этом не сообщалось. Выносить сор из избы, как в прежние времена, так и сейчас, считается неприличным. Старшие вахтанговцы судили нас по гамбургскому счету. Мы были их сменой. Ты мог плохо сыграть роль, тебя действительно могли «окатить ледяной водой», но всегда после премьеры на гримировальном столе обязательно лежал подарок.
– Прямо политика кнута и пряника… – Но ты при этом чувствуешь себя в семье.
– Впрочем, вы говорите о своем опыте. А сейчас в театр пришло много выпускников: среди них эта культура сохраняется? – У них еще все впереди. В труппу действительно пришло много новых артистов и есть одаренные ребята, за которыми мне лично интересно следить. Как сложится их судьба? Станут ли они со-творцами своей судьбы? Многое зависит от них. Те, кто попадают в наш спектакль «Медея», иногда говорят, что для них эта настоящая Спарта.
– То есть вы строго к ним относитесь? – Как вам сказать, они прекрасно знают, что никогда в жизни я не обижу их без причины. Я требую только одного – соблюдения законов чести, хочу, чтобы они держали свое слово и были максимально вовлечены в работу. По разным причинам, я четыре года не репетировала в новых спектаклях Театра Вахтангова, и когда, наконец, вышла премьера «Медеи», то один из наших актеров сказал: «Вы четыре года так страдали, и вот сделали такую замечательную работу!» Но он сильно ошибался. За те четыре года я не «страдала», а успела сделать столько в своей свободе, подумать, чего хочу дальше, набраться новых впечатлений, что теперь, смею надеяться, наступил новый период в моей театральной жизни. Актер, когда он зрелый, должен выходить на сцену осознанно. Со словами, без слов, что еще ценнее, но у него должно быть что-то в душе. Нельзя просто так «топтать подмостки». Спектакль – это всегда высказывание…
– В ваших первых ролях разве было не так? – Я считаю, что начинающий артист не волен особенно выбирать – он должен пройти через все, что предлагает ему театр. В первые восемь лет у меня были и главные роли, и эпизоды, и массовки (в «Коте в сапогах», например, я играла Березу). А однажды я набралась смелости предложить театру пьесу «Королева красоты» Мак-Донаха, где была потрясающая роль для Аллы Александровны Казанской. Пьесу приняли, а поставил ее главный режиссер Воронежского камерного театра, ученик Марии Осиповны Кнебель Михаил Бычков. Это была удача!
– Кстати, в той постановке с Аллой Казанской у вас сложился блестящий дуэт. Она ведь была не только легендарной вахтанговской актрисой, но и вашим педагогом… – У Аллы Александровны была ко мне внутренняя приязнь. Ведь именно ее слово стало решающим, когда меня в третий раз не захотели взять в Щукинское училище: она что-то во мне разглядела. А потом прошли годы и я, ученица, смогла предложить роль своему мастеру. Ей исполнилось 86 лет, когда мы начали репетировать. И сколько бы спектаклей мы ни играли, Алла Александровна не переставала меня удивлять: она всегда была разной. Это был тот редкий случай, когда небесная женская красота сочеталась с недюжинным умом, удивительной душевной глубиной и блистательной человеческой природой. Причем эти качества проявлялись, конечно, и в училище: своего педагога мы называли между собой Казанская Божья Матерь, ведь, в самом деле, она связала нас такой пуповиной, что многие однокурсники стали моими очень близкими людьми. Она нас кормила, одевала, помогала деньгами тем, кто в этом нуждался. Такое редко бывает.
– Хочу вернуться к разговору о «Медее». Когда вы только приступали к работе, то режиссер Михаил Цитриняк говорил, что обратился к трагедии, поскольку публике нужны не только комедии. Результат, на ваш взгляд, себя оправдал? – Да, на каждом спектакле полный зал и за эти годы мы сыграли «Медею» уже больше сотни раз. Потом к ней добавился «Крик лангусты». Но дело, конечно, не в количестве. Многие зрители приходят на спектакль по нескольку раз. Люди плачут. Звенящая тишина. А потом говорят, что и в последующие дни он их не отпускает. Конечно, это самый большой комплимент, который только можно услышать.
– Почему, на ваш взгляд, сегодня почти не ставят трагедий? – Наверное, потому что мало кто может это поднять. Ушла культура трагических пьес, время диктует новые законы, хотя издревле уровень актерского мастерства знаете, как измерялся? Считалось, что актер достиг совершенства, если он сыграл царя Эдипа, а актриса – Медею. В спектакле «Медея» я говорю не просто слова – это часть того, что является тканью моей жизни и сегодняшнего спектакля. Медею можно сыграть, только накопив опыт – тут и семья, и дети, и отношение мужчины и женщины, и твое предназначение на земле, и мировоззрение… Трагедия – в нее все входит.
– А вы бы могли сыграть Медею лет десять назад? – Нет. Медея – это Эверест. Надо не один раз сходить в горы, чтобы его покорить.
– Ну и, конечно, не могу не задать вопрос: зачем вы играете трагедию? Казалось бы, славу и зрительский успех можно завоевать гораздо проще… – Я из тех людей, которые спрыгивают с любых пьедесталов, на какие бы меня ни ставили. Конечно, слава согревает душу, но может и снести крышу. Лично я обожаю формулу - чем сложнее, тем интереснее. И движение вперед считаю самым творческим. Недавно в интервью у Римаса Владимировича спросили: «Зачем к вам приходит публика?» Мне очень понравился его ответ: «В произведениях больших писателей, Шекспира, Чехова, часто происходит трагедия, рушится мир. А за время спектакля рухнувший мир мы собираем и гармонизируем. Театр для того и нужен, чтобы создавать гармонию». Я полностью подписываюсь под этими словами. Выйдете на улицу – там сплошь и рядом разрушения. А я хочу играть спектакли, гармонизирующие человеческую жизнь – чтобы зрители, побывав в театре, себя внутри не разрушали, а собирали. Это всегда гораздо труднее. А кто сказал, что будет легко?
Справка Юлия РУТБЕРГ родилась 8 июля 1965 года в Москве в театральной семье. Отец Илья Григорьевич Рутберг, один из основателей студенческого театра «Наш дом», мать Ирина Николаевна Суворова, преподаватель музыки. После окончания школы поступила сначала в ГИТИС, где проучилась 2 года, потом в Театральное училище им. Щукина. Окончив его в 1988 году, была принята в труппу Театра Вахтангова, где сыграла множество ролей, среди которых Медея («Медея»), Зоя Денисовна («Зойкина квартира»), Гонерилья («Король Лир»), Фрекен Жюли («Фрекен Жюли»), Морин («Королева красоты») и др.
Российская актриса Юлия Рутберг называет себя “женщина-контрабас”, иронизируя над своим голосом. Мне повезло провести с ней целый час в гримерке театра “Дайлес”, и это был час искренности и откровенности. Несмотря на усталость и простуду, Юлия стойко выдержала все вопросы, а потом вышла на сцену и отыграла два акта на одном дыхании. И в этом вся Юлия — контрабас с душой скрипки.
О возрасте
Мой рабочий ритм — сумасшедший. Но я буду работать до тех пор, пока во мне нуждаются. А вот силенок стало меньше — слишком много на себя взвалила, не каждый мужчина выдержит. Но на кого мне пенять? Это мой выбор. Если бы мне предложили опять стать молодой, ни за что не согласилась бы! Я столько работала, чтобы достойно вынести в люди свою фамилию, принадлежавшую и моему деду, и моему папе, чтобы все начать сначала?! Нет, спасибо! Меня все устраивает: моя семья, сын, внуки, дело, которым я занимаюсь. Совершенно довольным своей жизнью может быть только обитатель психиатрической клиники. Да, я понимаю, что многое не успела и многое не доделала, но это меня не угнетает, а двигает вперед.
О ресурсах
Когда-то я услышала фразу Бориса Пастернака: “Ставьте перед собой невыполнимые задачи, тогда в вашей жизни что-нибудь произойдет,” – вот этим я всю жизнь и занимаюсь, закидывая удочку все дальше и дальше. Я перестала сдавать кому-либо экзамен. Я обмениваюсь мыслями, впечатлениями только с теми людьми, мнение которых мне очень важно. Один знакомый психолог сказал: “Юля, я за Вами наблюдаю на экране, часто вижу в жизни, хочу сказать только одно: когда покажется, что Вы легли и не можете встать — вставайте и идите дальше, потому что у Вас есть еще 10%”. Родители привили мне стайерский характер, и за это я им очень благодарна. Потому что в жизни это оказалась совершенно необходимая черта.
О профессии
Для меня сцена — возможность высказаться и выплакаться, не напрягая никого в жизни. Словами автора или персонажа можно выбросить из себя все то, что накопилось. И в этом, конечно, наша профессия прекрасна — она лечит. После того, как спектакль сыгран, уходят и силы – тают на глазах. А вот морально чувствуется подъем и хорошее опустошение, которое освобождает мои ячейки для новых эмоций, новых впечатлений, и это не позволяет мне закиснуть.
О характере
Я — хохотушка, но, увы, в театре все меньше и меньше вещей, которые могут меня рассмешить. Но если уж я смеюсь, то смеюсь неуемно — сразу слышно, что Рутберг в зале. Один из любимейших авторов — Пушкин, а уж сказку о “Рыбаке и рыбке” я помню прекрасно. Поэтому, когда намечаются какие-то взбрыки в сторону “владычицы морской”, то я понимаю: после этого может случиться и разбитое корыто. Дома мне иногда нужно покричать и всех построить, тогда меня пережидают как товарный состав — попыхтит и уедет. Когда я бушую, то все невозмутимо начинают заниматься самыми простыми бытовыми вещами. На самом деле, это очень смешно, потому что в такой момент я понимаю: хватит, отработала, надо успокоиться. А если еще меня рассмешить, то гнев мгновенно испаряется.
О внешности
Когда подхожу к зеркалу, то всегда говорю: “Свет мой, зеркальце, заткнись, я только причесаться”. Но я все равно вижу свое отражение, вижу, как выгляжу, понимаю, чего я стою, и воспринимаю это адекватно. В юности страшно страдала, что у меня длинный нос. Но потом я познакомилась с римским и греческим профилем, а мальчишки стали активно ухаживать, и пришло понимание того, что у меня просто своя внешность, собственное лицо, если хотите. Наступила гармония. Всегда прекрасно знала, что я не красавица, но свои достоинства и изюминки научили распознавать — в себе и в других.
О пристрастиях
Я люблю вкусно поесть, и сладкому всегда предпочту соленое или кислое. Обожаю медленное утро, когда можно никуда не спешить, выспаться и, при желании, даже еще часок вздремнуть. Часто пытаюсь поймать ощущение детскости в запахе свежей травы и дощатой террасы, в порхающей бабочке и жужжании летающего шмеля, хрустящей редиске, любимой книге. Во всем этом есть какая-то удивительная необязательность. Внутреннюю гармонию и баланс найти очень сложно. С возрастом я полюбила не одиночество, потому что одиночество — это отрицательная категория, а уединение. Люблю тишину, книги, пассивный отдых, возможность поплавать в бассейне или море, сходить на массаж, не смотреть телевизор, не слушать радио, посидеть в ресторанчике — только так я могу восстановиться. Это такие простые земные радости, которые вдруг стали на меня влиять. Но мне больше не надо ничего сложносочиненного в жизни. Мы, прежде всего, рождаемся людьми, а уже потом становимся хорошими или плохими. Но для меня порядочность в людях очень много значит. Очень…
Программа "Вести. Интервью" - это диалог с влиятельными персонами в культуре, политике, экономике, медицине, обществе. В эфире программы обсуждается все самое важное, интересное и актуальное глазами специалистов разных сфер. В этом выпуске гостем программы "Вести. Интервью" стала народная артистка России, актриса театра и кино Юлия Рутберг. Эфир программы от 12 сентября 2016 года.
Сейчас наступили времена, когда дилетанты заполонили все — спортсмены снимаются в кино, артисты катаются на коньках. Виной этому стал бизнес. Такое мнение в интервью радио Baltkom выразила российская актриса Юлия Рутберг. Мы делали интервью в субботу. В Риге шел дождь.
— А где у вас курят? — спросиля Рутберг перед эфиром. — В подворотне, — ответил звукорежиссер, который сам направлялся на перекур. — О, я с вами — подворотни я люблю, — обрадовалась актриса.
Эфир мы начали, когда они вернулись. И говорили о том, как хорошо, когда каждый человек на своем месте, и о том, что в жизни такое случается далеко не всегда. «Каждый должен заниматься своим делом, поэтому я, например, отказываюсь кататься на коньках. Во‑перых, потому что я «одноразовая», и, если я сломаю два ребра, это помешает мне заниматься основной профессией. Хотя есть ребята смелые, которые замечательно работают. То, что спортсмены играют в кино, — странно. Однако то, что артисты катаются на коньках, а спортсмены играют в кино — это дань моде, бизнес. Бизнес вмешался во все», — говорит актриса. Юлия Рутберг считает, что звезды шоу‑бизнеса или спортсмены так или иначе не смогут повторить мастерство таких актеров, как, например, Юрий Никулин и Алексей Петренко.
«Раньше КВН был клубом веселых и находчивых, а сейчас это клуб веселых и предприимчивых. Уходит не только искренность — уходит профессия, уходит мастерство. Дилетанты заполонили все, а это и падение качества сразу. Ну нельзя какому‑нибудь прекрасному спортсмену сыграть так, как Петренко играет у Германа в «Двадцать дней без войны». Не сможет никто из певцов из шоу‑бизнеса сыграть так, как играл Никулин. А Гурченко, которая так сыграла в «Двадцать дней без войны», смогла стать некой кабаретной театральной певицей и найти свой жанр, но это была поющая актриса, она не собралась уходить в шоу‑бизнес», — отмечает Рутберг.
http://www.mixnews.lv/ Российская актриса театра и кино, народная артистка России Юлия Рутберг и главный редактор журнала "Сноб" Сергей Николаевич в программе "Встретились поговорили" Юлия Рутберг о современном театре, искусстве и культуре. Быть или казаться? - Вопрос, на который актриса попытается найти ответ.
В Кафедральном соборе состоялся творческий вечер артистки театра и кино, лауреата премий «Чайка» и «Хрустальная Турандот», Народной артистки России Юлии Рутберг. Программой «Кабаре «Бродячая собака» артистка открыла Дни Литературы в Калининградской области. Перед началом творческого вечера, состоявшегося 17 октября 2016 года, корреспондент «Русского Запада» встретился с Юлией Рутберг и узнал, по каким стихотворениям можно проследить линию жизни артистки, какая геометрическая фигура определяет её внутренний мир, почему она коллекционирует верблюдов, какое любимое место в Калининграде и почему её «придавил» Кафедральный собор.
- Что такое «Кабаре «Бродячая собака» и что увидят и услышат калининградцы? - «Кабаре «Бродячая собака» - это название единства и формы содержания, это стихотворения Вадима Левина, Наума Коржавина, Анны Ахматовой, Леонида Мартынова, это эссе об Александре Пушкине, это Александр Вертинский, это произведение Теофиль Готье на французском и многое другое. В этой программе я обычно в двух ипостасях: актриса Юлия Рутберг и человек Юлия Рутберг. В начале программы я всегда говорю зрителям: «Раз это кабаре и нет четвёртой стены, то очень прошу не отключать ваши мобильные телефоны и, когда будут раздаваться звонки, мы, конечно же, будем останавливать спектакль и слушать, о чём вы говорите».
- Эта программа входит в репертуар Театра имени Евгения Вахтангова, и с ней вы выступали в России, Дании, Литве, Германии, США. А как появилась идея «Кабаре «Бродячая собака»? - Создавая эту программу, я обратилась к своему детству. Думаю, вы согласитесь, что сегодня одна из самых насущных проблем – дефицит чтения. Мы мало успеваем читать, а дети порой не хотят читать и вовсе. Я говорю о прозе, а что уж говорить о поэзии. Можно нажать кнопки в телефонах и планшетах и получить информацию о любой книге, но это будет суррогат, жвачка, краткое содержание «Войны и Мира», «Мастера и Маргариты», то есть не собственные мысли детей о великих произведениях, не их общение с ними, ведь книга - это собеседник. Я с этим не могу согласиться. Что касается стихов, то это труд, это рифма, музыка, архитектура стиха. Надо учить стихи наизусть. В мою жизнь стихи вошли с самого детства и стали необходимость. В «Кабаре «Бродячая собака» я стихами рассказываю про своё детство, отрочество, юность. В этой программе прослеживается линия моей жизни. Я рассказываю о том, что мне нравится, каким богам я молюсь, что я отрицаю и не принимаю, что меня радует.
- С чего вы обычно начинаете программу? С каких стихотворений и каких авторов? - В четыре года папа начал читать мне прекрасную детскую книжку Вадима Левина «Глупая лошадь», вот со стихов из неё и начинаю программу. Эта книга каким-то невероятным образом с самого детства определила моё пристрастие к юмору, к определённому, английскому юмору, в котором есть второй, а иногда и третий план, в котором есть ирония, самоирония. В Калининграде начну со стихотворения «Гулял по улице щенок». Я любила гулять во дворе - это зона моей свободы, где я получала все знания, умения, где я общалась с миром.
- После детства наступает отрочество и юношеская пора. Какие они были у вас и какие стихотворения, вошедшие в программу, с ними связаны? - В школе нам всем удалось встретить педагога, которой открыл окно, а может врата в какой-то другой мир, который, может быть, определил нашу будущую профессию. У меня это была учитель литературы. Она сидела в очень низком кресле за столом в огромных роговых очках, и это было абсолютное состояние покоя. Когда мы входили в класс, она всегда говорила: «Банда села, и Боже упаси». Лидия Николаевна была удивительным человеком – раз в неделю мы писали сочинения на заданную тему и раз в две недели – на вольную тему. Она оставляла нас наедине с белым листом бумаги и требовала наших собственных мыслей. В классе восьмом мы пришли на урок литературы, и увидели, что доска разделена мелом пополам: с одной стороны было написано Коган «Угол», с другой – Коржавин «Овал». Она предложила нам сравнить двух поэтов, две геометрические фигуры, два темперамента. Тогда я выбрала угол, а со временем – овал. Овал – это гармония, единение, тишина, овал – это фигура, которая определяет мой внутренний мир. Оба этих стихотворения тоже звучат в программе. В старших классах я столкнулась с творчеством Леонида Мартынова. Для меня он поэт-импрессионист. В программе звучит его совершенно потрясающее стихотворение «Листья».
- Какое-то особо любимое стихотворение из данной программы у вас есть? - Каждый раз по-разному. В зависимости от зала, настроения, а вообще я читаю только любимые, я нелюбимых не читаю. Зачем?
- Вы упомянули, что прочтете на французском стихотворение Теофиль Готье. А петь на французском языке тоже будете? - Да, исполню на французском песню, которая называется «Мой мужчина». Некоторое время она входила в репертуар Эдит Пиаф, когда она только начинала выступать, но песня не прижилась. Затем, высоким хрустальным голосом её долго пела другая невероятная французская певица Жюльетт Греко.
- Юлия Ильинична, а как давно вы увлекаетесь музыкой? - С детства. У меня был педагог по музыке, и у нас все очень музыкальные, танцевальные.
- Вы можете сделать выбор между театром и кино? Что ближе? - Разве может быть предпочтение у театральных актёров? Кино – это совершенно другая индустрия. Бывают совершенно замечательные художники, которые работают в кино. Сейчас это большая редкость. А в театре всё-таки больше таких людей, и я, прежде всего, театральная актриса. Это то поприще, которому я посвящаю максимальное время.
- Расскажите о вашей крайней работе в кино, которая оставила сильное впечатление? - Фаина Георгиевна Раневская. Это была очень тяжёлая работа, трудная, я не хотела этого делать, а в итоге получилось вопреки моим ожиданиям. Я думала, что меня просто катком переедут, потому что Раневская уже стала именем нарицательным. Если бы она только знала, что после её смерти будет издаваться такое количество ереси, подписанной её именем, что она станет просто шлягером. Мне как-то хотелось уберечь её и вернуть в то русло, кем она была в своё время. Поэтому была очень трудная работа, но я довольна.
- А как вы относитесь к сериалам? - По-разному. Например, «Семнадцать мгновений весны» - шедевр. «Ликвидация» - шедевр. А большинство - не о чем говорить. Есть же пример, как делают в США сериалы, на Западе, когда самые достойные актеры играют совершенно замечательно. Можно снять сериал и за три копейки, но только если не красть полторы копейки. Поэтому, я почти не смотрю телевизор.
- У вас есть мечта, кого бы вы хотели сыграть в театре или в кино? - Никогда этим не делюсь, я человек скрытный. Люблю, когда говорят о том, что уже сделано. Мне кажется, что чем больше ты говоришь о том, что ещё не вышло, тем меньше шансов, что это произойдёт. Надо хранить в себе эту энергию. Мне кажется, что так правильно.
- А чем вы вдохновляетесь перед выходом на сцену? Может быть есть какой-то ритуал? - О ритуалах никто и никогда не рассказывает. Вдохновляюсь я жизнью. Вообще тот, кто вдохновляется, не вызывает у меня доверия. Делай свое дело, и будь что будет. А вдохновляться – это больше рассказывать красивые истории. Вдохновляемся мы живописью, хорошими книгами, любовью ближних, друзей. Вот этим вдохновляемся, а вот, чтобы вдохновиться чем-то перед концертом? Волнением, наверное, творческим. Что свойственно любому человеку, если он артист по-прежнему.
- Вы в Калининграде в первый раз? - Нет, была у вас много раз и много что успела посмотреть. Была в Кафедральном соборе как посетитель, была у могилы Канта. Какое-то время даже жила в семье Евгения Гришковца, когда он начинал в Москве. В Калининграде мы играли антрепризы, приезжали с Театром им. Евгения Вахтангова, просто гуляли по городу, заходили в разные места, в какие-то ваши безумные недостроенные здания, какие-то проспекты, глядя на которые сложно поверить, что когда-то здесь был изумительно красивый город. А Кафедральный собор – это просто чудо какое-то. Хвала всем людям, которые его восстановили, от меня лично им большое спасибо. Красота невероятная.
- Может быть, уже появилось любимое место в нашем городе? - Мне очень нравится Кафедральный собор и могила Канта. Центр города, где домики, похожие на пряники, такая Голландия и Германия, глаз радуется. Это красиво.
- Что наиболее сильно оказало на вас впечатление в последнее время? - Ваш Кафедральный собор. В жизни не слышала такой акустики, как во время репетиции. Слышно каждый шепотом. Мы говорим, что стремительно движемся вперёд, а наши предки создавали такие вещи, такие красивейшие ручные соборы. На меня все это произвело сильное впечатление, и орган, и рояль. Это храм во всех пониманиях. Для меня искусство – это тоже храм. И то, что мы сейчас сидим, разговариваем, в алтарной части, куда никогда не пускали женщин ни при каких обстоятельствах, у меня внутри происходит такое смешение чувств, такое восхищение, пиетет, и пока не вышла на сцену – собор меня придавил. Но я сейчас выйду и соберусь (смеётся, - прим. РЗ).
- Юлия Ильинична, а у вас есть какое-то хобби? - Да, я собираю верблюдов. Верблюд – моё тотемное животное и я их очень люблю, их повадки, характеристики. Верблюдицы - замечательные мамы, и мне вообще нравится поведение верблюда. Вот когда его донимают, он сначала поднимает глаза и смотрит на человека. Если человек продолжает его донимать – он начинает жевать и предупреждает, потому что он толерантен. А если человек не остановится, то он уже выдаёт по полной программе. Вот у меня тоже такие три ступени в жизни существуют, я как-то пытаюсь дать понять, что не надо меня донимать и что надо остановиться. Потом верблюды такие мужественные животные, выносливые, добрые, дают и молоко, и шерсть, и тепло, и мясо. Совершенно прекрасные животные. У меня в коллекции их около 286. Разные фигурки: и из шерсти, и из сена, и из гжели, и из стразов «Сваровски», и из металла, и из стекла, и из песка.
- А домашними делами любите заниматься? - Терпеть не могу. Я обожаю заниматься с внуками и то дозированно, чтобы успевать поспать, потому что много выступлений, перелётов, поездок. Стараюсь уделять домашним всё своё свободное время и ходить с внуками на спектакли, в музеи. У нас недавно было событие в семье – мои внуки первый раз пошли в Пушкинский музей. Это было прекрасно.
- А кто Юлия Рутберг в обычной жизни, не на театральной сцене и не на съёмочной площадке? - Все, что свойственно маме и бабушке, в моей жизни присутствует. И дочери, и сестре, и жене. Я очень люблю своих близких, и они такие трогательные, они помогают мне всю жизнь. Сейчас самое главное дело в нашей жизни – мы делаем памятник папе. 30 октября будет два года, как его не стало. У нас была хорошая идея, и мы хотели её воплотить до 15 октября, но мы с мамой и сыном не приняли памятник. Его переделывают, потому что мы хотим сделать то, что мы хотим. И для меня это очень важно, чтобы у папы было место, которое бы отражало его душу и сердце.
- После Калининграда куда отправится «Кабаре «Бродячая собака»? - Мы поедем в Новгород, Саров, затем Юрмалу, Ригу, Таллин и, может быть, в Вильнюс.
- Где мы сможем вас увидеть в ближайшее время? - 12 декабря в спектакле «Ханума» в Калининграде. Гастролей нашего Театра им. Е. Вахтангова в Калининград, по-моему, пока нет. В кино – ближе к весне будет сериал по Первому каналу «Икорное дело», когда браконьерствовали и чёрную икру сбывали в банках из-под кильки. У меня там небольшая роль, но работа интересная.
Ещё пару десятков лет назад незамужнюю девушку 25 лет считали чем-то «просто неприличным». А сейчас женщина после 30 без штампа в паспорте - в порядке вещей. Что изменилось в сознании людей? Об этом мы спросили известную актрису Юлию Рутберг.
- Просто все наконец-то поняли, что штамп в паспорте не даёт ничего, кроме возможности делить жилплощадь и имущество при разводе, - рассуждает известная актриса Юлия Рутберг («Орлова и Александров», «Московские окна»).
- Штампом невозможно удержать любовь, продлить счастье. Невозможно подкрепить нежность и взаимопонимание. О замужестве, о свадьбе мечтают юные девочки. Женщины с опытом мечтают о семье, о любящем и любимом человеке. Кроме того, наше поколение в отношении института семьи куда менее ответственное, чем, скажем, поколение моих родителей. Прожить вместе 5-7 лет считается сейчас гигантским сроком. На людей, которые справляют серебряные и золотые свадьбы, мы смотрим как на динозавров. Кажется, что так не бывает. Но надо понимать, что наших родителей удерживали дети. Ради того, чтобы ребёнок вырос в полной семье, они были готовы жить вместе без любви, а то и с ненавистью друг к другу. Это неправильно. Я не раз видела союзы, в которых люди ради детей продолжали изображать семью, живя при этом параллельными жизнями. Дети чувствуют фальшь гораздо тоньше, чем мы думаем. Для ребёнка важны действительно любящие друг друга мама и папа, а не живущие под одной крышей родители, которые друг друга ненавидят.
Юлия Рутберг. Фото: www.russianlook.com
Женщины стали увереннее
Сергей Грачёв, «АиФ. ПРО Здоровье»: Сейчас люди охотнее разрешают себе быть счастливыми. А что ещё меняется? - Меняется понятие возраста женщины. Взять хотя бы брак Аллы Пугачёвой и Максима Галкина или очередной брачный союз Александра Гордона. Союзы, в которых мужчина младше своей избранницы, можно считать едва ли не одной из примет времени.
- Что это - следствие эмансипации или смена ролей? - Действительно, женщина в своих правах, в своих амбициях сегодня почти сравнялась с мужчиной. Если он в 50 лет может позволить себе жениться на 16-летней, то почему она в том же возрасте не может позволить себе подобного? Я считаю, что возраст - это не биологическая, а психологическая категория. Сейчас женщины чувствуют себя увереннее, чем раньше. Они держат себя в тонусе. Они владельцы заводов, газет, пароходов. И сегодня женщина в 45 это не просто «баба ягодка опять», а целый куст красной смородины.
- А лично вы на какой возраст себя ощущаете? - Очень по-разному. Всё зависит от настроения, от физического самочувствия. Когда после неимоверного количества гастролей, спектаклей я еле стою на ногах, мне вполне можно дать 92 года. С другой стороны, после полноценного отдыха, после каких-то позитивных впечатлений я порхаю и чувствую себя на 19. Иногда мне бывает 25, иногда 30, а иногда ровно столько, сколько есть по паспорту.
Энергия может «забродить»
- Знаю, что некоторые актёры после спектакля снимают эмоциональное напряжение алкоголем или едой. А вы как восстанавливаетесь? - Для меня важны тишина, вода и сон. После спектакля, особенно эмоционально сложного, ты ещё минут 45 похож на курицу, которой отрубили голову, а она продолжает бегать. Если спектакль прошёл хорошо, кажется, что ты можешь горы свернуть. Бодрость необычайная. Но если ты на сцене недодал, не выплеснулся, энергия начинает в тебе киснуть и бродить.
Фото: www.russianlook.com
- Понятие «кризис среднего возраста» обычно употребляют в отношении мужчин. А у женщин это состояние бывает? - Разумеется, бывает. Я считаю, это внеполовая категория. У каждого человека со временем накапливаются гордиевы узелки, которые постепенно сплетаются в один большой узел и не дают двигаться дальше. И мужчины, и женщины сегодня очень заряжены на карьерный рост, на то, чтобы самореализоваться. И когда к определённому возрасту этой самореализации и роста не происходит, начинается разбор собственных полётов. Кризис - это верхняя точка накопленных проблем и недовольства собой.
- Судя по всему, вы этот кризис уже проходили... - Проходила, как и любая зрелая личность. Это кризис взрослого человека, который имеет какой-то жизненный багаж и способен разобраться в своих проблемах.
Фото: www.russianlook.com
Спокойствие, только спокойствие!
- Как вы разбирались со своими проблемами? Привносили в жизнь кардинальные перемены? - Перемены в том числе. Но в моём случае в кризисных ситуациях важно прежде всего погасить негативный эмоциональный фон. Я давно поняла, что на сильном отрицательном взводе нельзя принимать никаких решений. Нужно отвлечься, окружить себя близкими людьми. Теми, кто любит тебя в любом состоянии, неважно, опухший ты, посиневший, лохматый - какой угодно. И вот когда наступает относительное эмоциональное спокойствие, можно включать волю и что-то менять в своей жизни.
- Похоже, вы вообще очень эмоциональный человек. Не мешает? - Мне кажется, я умею этим управлять. Эмоции - это тот строительный материал, с которым актёр работает на сцене. Что бы ни придумал режиссёр, какие бы слова ни сочинил драматург, в любом случае роль нужно пропустить через себя и наполнить её эмоциональным смыслом.
Но и по морде дать могу!
- А вам ни разу не приходилось в эмоциональном запале прикладывать руку? - Такое случается крайне редко, поскольку ударить человека для меня - это крайняя и чрезвычайная мера. Но всё же иногда срабатывает некий инстинкт самосохранения, и приходится это делать. Однажды я натурально начала драться с одним фоторепортёром на фестивале «Кинотавр». Ситуация была следующая: я стою обсыхаю после моря на пляже, никого не трогаю, как вдруг этот фотограф хватает меня за руку и толкает в объятия Аркадия Инина. Мол, давай быстро, девочка, обнимись с ним, я тебя сфотографирую. Меня такое хамство взбесило невероятно. Я начала драться, после чего нас разнимали. Этого фотографа в итоге лишили аккредитации и выслали с фестиваля. О своём поступке ничуть не жалею. Хам должен знать, что он хам. Мне вообще омерзительно, что какие-то чужеродные люди зачастую воспринимают меня как некий товар, за который можно получить деньги.
- Судя по тому, что можете запросто дать отпор мужчине, со спортом вы дружите. Сколько раз в неделю на тренажёрах потеете? - Увы, очень и очень редко, хотя сейчас понимаю, что пора бы уже побольше уделять этому времени и внимания. А что касается фигуры, то у меня просто конституция хорошая. По папиной линии у нас все очень худенькие. Для меня прибавить два килограмма - это ужас-ужас. Ощущение, будто гири к ногам привязаны. Такого я не могу себе позволить даже чисто по профессиональным соображениям. Все мои костюмы сшиты так, что подчёркивают силуэт, поэтому менять размеры никак нельзя. Периодически я сажусь на диеты. Налегаю на овощи, стараюсь не есть на ночь. А перед премьерой так и вовсе перехожу на жидкое топливо - питаюсь только супами и чаем. Но потом наступает момент, когда я плюю на ограничения и поглощаю всё, как снегоуборочный комбайн.
Побудь в моей шкуре
- У актёров, как и у телевизионных людей, отдельная проблема - кожа лица, которая очень страдает от грима. Как с этим боретесь? - Грим - это, конечно, кошмар. Когда утром тебе накладывают слой «штукатурки» для съёмок, а вечером другой слой - для спектакля, никакая кожа не потерпит таких издевательств. Естественно, приходится делать различные восстанавливающие маски. Вдобавок к этому почти не крашусь в повсе-дневной жизни. Я не испытываю никакого дискомфорта от того, что хожу с собственным лицом. Есть женщины, которые даже спать ложатся в макияже и с укладкой на голове. Ко мне это не относится. И вообще, я считаю, что люди, помешанные на своей внешности, не совсем здоровы. Иногда полезнее поработать над своим внутренним миром. Лучше ненакрашенное, но осмысленное лицо, чем накрашенное, но пустое.
- А когда вы встаёте с утра и видите себя в зеркале, какие мысли одолевают? - Ой, я стараюсь избегать этого момента. А иногда там вполне человеческое лицо. Вообще, к зеркалу стоит подходить, когда ты действительно хочешь что-то понять про себя. В противном же случае стоит говорить: «Свет мой зеркальце, заткнись, я причесаться подошла».
Фото: www.russianlook.com
Голос прокурила
- У вас очень узнаваемый сексуально-хрипловатый голос. Вы его прокурили или он такой от природы? - Голос у меня ещё в школе был низкий, а потом я его ещё и прокурила, как могла. В актёрской профессии существует удивительный парадокс - твои, казалось бы, недостатки, природные изъяны вдруг становятся твоими фишками, особенностями, которые выгодно отличают от остальных. Я по поводу своего голоса никогда особо не задумывалась, пока не озвучила одну рекламу. Мне вдруг позвонило невероятное количество людей со словами: «Мы тебя слышали! Мы тебя узнали!» Это было, конечно, приятно, но я такого никак не ожидала.
- Юля, напоследок задам наивно-риторический вопрос. Правда, что в 40 лет жизнь только начинается? - У кого-то, может быть, и начинается. Это же индивидуальный момент. В моём случае она очень сильно продолжается. Единственное, хотелось бы, чтобы продолжалась она, не меняя кардинально русло той реки, по которой я плыву.
- Как-то ваша коллега Анна Ковальчук поделилась в интервью, что ей по духу гораздо ближе 70-е годы, чем сегодняшний день. А ведь это ощущение важно для психического и физического здоровья. А что вы думаете по этому поводу? - Я прекрасно понимаю Аню. Мы с ней выросли в семьях шестидесятников, в которых закладывались в детей совершенно особые системы ценностей. В 70-е годы в мире, и в России в частности, было гораздо меньше товаров, меньше сортов колбас, но значительно больше духовности. Мне кажется, люди тогда были открытее и добрее, чем сегодня. Если человек спрашивал тебя «Как дела?», он действительно хотел узнать, как у тебя дела. В 70-е была роскошь человеческого общения. Люди чаще ходили друг к другу в гости, чаще виделись. Они общались не по телефону, не по SMS, не по Интернету, а глядя в глаза. Сегодня золотой телец управляет не только разумом, но и, что самое ужасное, сердцами людей. Деньги порождают зависть, а зависть - агрессию. Мы сейчас живём в дико агрессивном мире, а это для здоровья точно неполезно.
Пять правил красоты и здоровья Юлии Рутберг 1.Не делать макияж каждый день, без особого повода - пусть кожа отдыхает. 2.Искоренить в себе зависть и агрессию - они подрывают здоровье, являются психологическими причинами многих болезней. 3.Есть больше овощей и не наедаться на ночь. 4.Сначала решать психологические проблемы, а потом браться за физические. 5.Больше улыбаться. Болезни улыбка лечит лучше лекарств.
От нее веет загадкой. Даже тайной. Про таких актрис говорят: «Не от века сего». И она точно не от нашего века. А от прошлого, ХХ. Или даже позапрошлого, ХIХ. Изящная. Аристократичная. Интеллигентная.... Кажется, что не мы, а она внимательно наблюдает за нами, зрителями. И даже знает, какие эмоции вызовут ее слова, жесты, взгляды. Юлия Рутберг - прима Театра имени Евгения Вахтангова. Любимая актриса мэтров Владимира Мирзоева, Михаила Козакова, Гария Черняховского, Петра Фоменко. А сколько сыграно ролей в кино! Знаменитая дочь знаменитого отца рассказала нам, почему дорожит семейными ценностями и в каких проектах предпочитает играть и сниматься.
Досье «УГ» Юлия Рутберг родилась 8 июля 1965 года в Москве, в театральной семье. Отец, Илья Григорьевич Рутберг, заслуженный деятель искусств России, один из основателей студенческого театра «Наш дом». Мать, Ирина Николаевна Суворова, окончив Гнесинский институт, преподавала в музыкальной школе. Юлия окончила театральное училище имени Щукина. С 1988 года начала работать в Театре им. Е.Вахтангова. Лауреат театральных премий «Чайка» и «Хрустальная Турандот». Снялась более чем в ста картинах, в том числе в фильмах «Расстанемся - пока хорошие», «Закат», «Похороны Сталина», «Частное пионерское».
- Юлия, сейчас в вашей фильмографии более ста картин. Точнее - сериалов... - Но мы же на 90 процентов превратились в телевизионную державу! Актеры почти все заняты в сериалах. Ведь стоящие российские фильмы можно увидеть только в фестивальных программах. Это, конечно, грустно... Я не понимаю того, что творится в прокате, для чего и для кого делается наше кино. Его же почти нет на экране...
- А что спасает в театре? Классика? - Да, я тяготею к тому, чтобы играть в классике. Только время расставляет акценты. Все суетное уходит в песок. Почему остались на века Шекспир, Чехов, Мольер, Островский? Потому что авторы «зацепили» что-то вечное. Например, я играю в «Пигмалионе». Произносить этот текст - просто наслаждение! Кстати, мой партнер там - совершенно гениальный Сережа Колтаков, который играет Дулиттла.
- Но это, кажется, антреприза? - Да. К сожалению, у меня нет такой возможности в моем родном Вахтанговском театре, где все определяет руководство. Там у меня несколько спектаклей, в том числе и «Медея». Но если бы играла только трагедию, сошла бы с ума. А так я гуляю - от плюса к минусу... Это для артиста очень полезно - иметь в арсенале полюсные работы, захаживать на разные территории. Я очень рада, что у меня есть такие разные спектакли.
- Не страшно играть Медею? Она же убила собственных детей... - Но это же игра, и кровь там клюквенная. Бывает, конечно, не по себе, когда в это погружаешься. Но надо помнить, что актерство - это не цветы и шампанское, а галеры. А мы - рабы, прикованные к ним. У меня после «Медеи» локти в синяках, колени разбиты, пальцы выбиты... Это нелегко. Это очень тяжелая роль мирового репертуара. Я доросла до этого настоящего мерила трагической актрисы. А дальше судить зрителям.
- Но это «Медея» не по Софоклу или Еврипиду, а по Ануйю... - Да. Потому что, во-первых, в Вахтанговском театре условия Малой сцены не позволяли делать античный театр, где должны быть хоры и котурны. А во-вторых, это был наш выбор с режиссером Михаилом Цитриняком. Ведь Софокл и Еврипид - это театр слуха, созерцания. Но очень трудно современному зрителю подключиться к гекзаметру, это больше к музыке и к опере тяготеет. А благодаря Ануйю театр получил возможность сохранить античные мифы и продлить существование легенды. Экзистенциальная драма, которая возникла после Второй мировой войны, для меня абсолютно современный спектакль, тяготеющий к трагедии. И этот жанр очень трудный, уходящий, потому что сегодня трагедию, как выяснилось, играть немногим актерам по плечу.
- Но в кино вам предлагают совсем другие роли. Что ощущаете, когда читаете очередной сценарий? - Это во многом уголовщина. Вопрос, до какой степени я способна противостоять тому, что накалякано на бумаге? Как я могу переписать? Как я могу принять оборонительную позицию? Поэтому всегда мой первый вопрос к режиссеру: могу ли я быть сотворцом и соучастником? И если нет - то отказываюсь.
- Что вас особенно раздражает? - Огромное количество заимствованных слов, таких как «супервайзер», «менеджер», «спонсор». Артистов сегодня спасает только уровень культуры и... хорошая «детская». Я выпускница Щукинского училища, я ремесленник. Мои университеты - это работа с Петром Фоменко и Романом Виктюком, прекрасными режиссерами, которые учили меня дальше. Мое поколение - поколение ремесленников, которые что-то умеют делать. Но все зависит от человека - как и раньше.
- Почему сегодняшние режиссеры почти не снимают кино о подростках? - При этом ведутся досужие разговоры о том, как важны дети! Эти странные взрослые! Они рассуждают о том, какое ужасное поколение, какие все дети выродки... А мне интересно: кто воспитывал этих детей? Кто создал такой социум? Пора признаться: мы своих детей не воспитываем. Их воспитывает улица. Дети делают шаг из подъезда, и мир вокруг уже говорит матом - и девочки, и тети, и бабушки... А подростки впитывают все. Мой сын мне пообещал: он не смотрит на киоски, где на журналах голые тетки без лифчиков и трусов. Мы договорились - есть дом, там нельзя ругаться матом. Это субординация. Проявление уважения. Как и где он на самом деле матерится, я не знаю. А посмотрите, какую литературу они читают? Они все сидят у компьютеров. Ужас поколения. А я даже не умею включать компьютер. Все читаю на бумаге.
- Ваше поколение было читающим. Теперь вы «уходящая натура»... - Книга - это первоисточник. Сегодня у детей отобрали возможность думать, работать с первоисточником. Например, сколько мы знаем спектаклей по Чехову? Я видела одиннадцать «Вишневых садов», включая постановки Питера Брука и Крейга! Буквы, слова одни и те же, а спектакли такие разные! Потому что это размышление человека над тем, что написано. Над тем, что волнует, что осталось вечным. Поэтому мне жалко сегодняшних детей. Они скачивают рефераты или дипломы, но не понимают, что пользуются «жвачкой», где могут быть и грамматические, и фактические ошибки.
- Сейчас не принято писать друг другу бумажные письма... У всех в руках гаджеты... - Мы так много пишем сегодня друг другу SMS! Но когда люди писали бумажные письма, это было особое приобщение к языку. Человек духовно растет, когда пишет письма. Вообще язык - это основа. Но теперь он уходит, коверкается, обрастает заимствованиями. К сожалению, сегодня многие мальчики и девочки, по сути, клоны Эллочки-людоедки с ее тремя артикуляциями: жуть, блеск и мрак.
- Как, кстати, вы относитесь к мату на сцене? На экране? К «Театру.doc»? - Я в этом не участвую - не могу. Видела их спектакли лишь несколько раз, когда это было убедительно. Что за явление мат в искусстве? Просто ошметки постмодернизма.
- Юлия, почему вас так редко можно встретить на кинофестивалях? - У меня совсем нет на это времени. Потом фестиваль фестивалю рознь. Когда-то я была счастлива пять лет подряд быть лицом фестиваля имени Андрея Тарковского «Зеркало». Туда приезжали люди, которые действительно были связаны с Тарковским. Там сажали деревья у дома Тарковского те, кто его лично знал, кто с ним работал: Олег Янковский, Вадим Юсов, Юрий Назаров, Наталья Бондарчук... Было ощущение сопричастности, на душе становилось тепло... Потом туда пришел Паша Лунгин, и началось время корпоративов. Появилась красная, почти каннская, дорожка, по которой зашагали совсем другие персонажи. Поэтому мы не ездим туда больше.
- Зато вы читаете стихи на канале «Культура»... - Это продолжается несколько лет. Вдруг наши люди захотели поэзии. Причем высокой. Это, кстати, очень трудно. Я ведь не читаю как профессиональный эстрадный чтец, скорее пытаюсь проследить, что меня зацепило, почему эти стихи остались в моей памяти. Мне даже самой стало интересно. Я как бы рассказываю зрителям истории. Стихи - это моя исповедь. Или заповедь. Не важно, Пушкин это или современная поэзия.
- Ваши родители были шестидесятниками... - Это не просто определение, кем-то придуманное. Главным для них было единение людей, помощь друг другу. Я была пионеркой, и ничего плохого в этом не вижу. Сбор макулатуры, металлолома... Спартакиады... Для меня в пионерии было много всего прекрасного. Когда я вступала в пионеры, сказала, что клянусь, и замолчала. Забыла слова. Так что моя клятва не состоялась. А дальше это было просто хорошее товарищество. Такая лицейская дружба - мы, выпускники, встречаемся каждый год 19 октября. Кстати, у нас была потрясающая учительница литературы, Лидия Николаевна. Она давала нам писать сочинения на свободные темы, мы сравнивали стихи Когана и Коржавина. Представляете? Некоторые из наших сочинений просто нельзя было читать вслух - такая была степень открытости и доверия к педагогу. Так что у меня о советском прошлом остались хорошие воспоминания.
- Расскажите тогда про мамины кастрюли с борщом. - Мы жили очень бедно и очень здорово. Мама, начиная с моего шестого класса, варила каждый день пятилитровые кастрюли борща. Его приходили есть сначала мои одноклассники, потом однокурсники... У нас же дома постоянно что-то репетировали: капустники, канканы, спектакли. Голодные друзья заглядывали на огонек. Димка Липскеров однажды пришел в полвторого ночи и съел зараз 12 котлет! И на всю жизнь их запомнил - мама делала такие вкусные котлеты.
- Как, кстати, родители отнеслись к тому, что вы захотели стать актрисой? - Переживали. Но я сказала маме: «Давай я стану, а ты потом будешь говорить». Папа смирился. Но вообще слава моего папы долгое время шла как бы впереди меня. А я хотела всего добиться сама. Поэтому в училище поступила только с третьего раза, причем без папиной помощи. Но трудно было во время учебы в Щуке. Все вокруг твердили: «Это же Илюшина дочка!» Мне было обидно. Я ведь с детства была трудоголиком, а в училище превратилась просто в какой-то бульдозер. Отцу было запрещено помогать и участвовать, он пришел только на дипломный спектакль. Посмотрел и сказал: «Молодец, доченька!» Что было для меня очень важной похвалой.
- У вас и сейчас такой гостеприимный дом? - У нас странноприимный дом. К нам можно зайти всегда. И Гришкины ребята приходят (Гриша - сын Юлии Рутберг. - Н.Б.), и мои друзья, и друзья Толи (Анатолий Лобоцкий - муж Юлии. - Н.Б.)... Те, кто нас любит, любит нас всерьез и надолго. Правда, в отличие от мамы у меня нет сил и времени жарить котлеты и печь пироги, я быстро покупаю еду, бутылку вина - и мы общаемся. Для меня важна роскошь человеческого общения. И еще - общения с русской культурой.
- Где вы это особенно сильно ощущаете? - Кроме театра у нас на даче. На природе, где все располагает к поэзии и открытию души. Наша дача рядом с Мелиховом, неподалеку от литературно-мемориального музея Чехова. Я часто приезжаю туда. Мне нравится ходить по комнатам этого легендарного дома, смотреть на чеховские вещи, описанные в его пьесах и рассказах. Они для меня оживают. Там чудесные люди. И волшебная атмосфера: будто входишь в диалог с Антоном Павловичем...
Юлия Рутберг: «Актерская профессия жестокая. Высокая поэзия – это мое спасение»
Сольную программу «Кабаре «Бродячая собака», которую Юлия Рутберг представила в рамках Дней литературы в Калининградской области, рассчитана на более камерные площадки. Но фирменная харизма Рутберг дала себя знать, и поэзия абсолютно органично вписалась в величественный интерьер Кафедрального собора. Своими мыслями о месте поэзии в нашей жизни и специфике актерского ремесла Юлия Рутберг поделилась с корреспондентом «Страны Калининград».
Жизнь в жанре кабаре
– Юлия, вам доводилось прежде в таких соборах выступать? – В католическом соборе выступаю впервые, и это абсолютное потрясение. Какая здесь акустика, благородство форм и наполненность содержания, какая энергия намоленного места! Знаете, многострадальность этого здания чувствуется буквально физически. Выступать в таком месте – это что-то чрезвычайное.
– Вы в Калининграде не впервые. Видела вас однажды даже на открытии выставки. Нравится сюда приезжать? – Я пристрастна к городам и люблю возвращаться. Есть такие города с особой аурой. Калининград – единственный и неповторимый. Быть может, из-за того, что здесь могила Канта?
– Как вошел в вашу жизнь жанр кабаре? – Когда увидела фильм «Кабаре», то просто с ума сошла. Мне хотелось работать в этом жанре, потому что это сплав музыки, пластики, актерской игры. В итоге я создала собственный проект «Вся эта суета». В нем тринадцать музыкальных номеров, прописана история по принципу кабаре. При этом идет разговор на серьезные темы. А «Кабаре «Бродячая собака» – заветная для меня тема. В этом легендарном питерском кабаре был один из центров культурной жизни Серебряного века. А какие имена посетителей – Анна Ахматова, Осип Мандельштам, Николай Гумилев, Игорь Северянин, Всеволод Мейерхольд, Константин Бальмонт, Аркадий Аверченко. Надеюсь, что этот жанр в моей жизни надолго.
Видеть 25-м кадром красоту
– Ваш папа Илья Рутберг тоже известен как многожанровый актер… – Да, папа начинал с пантомимы. Он выступал на эстраде, а его номера «Жираф» и «Опоздавший на лекцию» имели колоссальный успех. Потом папа стал преподавать. На его занятиях был Марсель Марсо. Они с ним переписывались. Марсо бывал у нас дома. Папа ездил к нему в гости в Париж. Среди папиных учеников и Слава Полунин. До своего отъезда он был близким нам человеком. Мама – музыкант, бабушка и дедушка – танцовщики, другие бабушка и дедушка – музыканты. А еще полиглоты – восемь языков знали. Это то поколение шестидесятников, которые эту землю вручную крутили. Я родилась в семье абсолютно свободных людей. Теперь работаем над внуками. Неделю назад у нас было первое посещение Пушкинского музея. Мне важно, чтобы дети 25-м кадром видели красоту. Знаете, у Нагибина есть такая книга «Переулки моего детства». Мы все из переулков детства.
– Знание литературы – это тоже из детства? – В нашем доме чтение глубоко почиталось. А еще мне повезло с учительницей литературы. Всю жизнь читаю с жадностью, от Достоевского и Куприна до журнала Story, биографии интересных людей меня увлекают. Надеюсь, что и внукам моя страсть к чтению передастся. Для меня это важно. Невежество, с которым сталкиваешься на каждом шагу, иногда вгоняет в ступор. Недавно по телевизору увидела, как на Арбате журналист берет интервью у тинейджеров на тему, что они знают о Пушкине. Один из недорослей сказал следующее: «Ну, Пушкин, он был араб». Другой изрекает: «Пушкин – это наше все». Корреспондент оживился, спрашивает: «Ну, а дальше что скажешь?» А в ответ: «Ну, а дальше – все!»
Защитница Фаины Раневской и Бабы-яги
– В сериале «Любовь Орлова» вы сыграли Фаину Раневскую, сказав при этом, что не хотите делать из нее коверного. – Это так. Я хотела ее защитить от того количества пошлятины, которая на нее изливается в ее отсутствие. Она была бы изумлена, насколько она стала популярной и просто превратилась в имя нарицательное. Издаются громадными тиражами книги с жуткими провинциальными анекдотами, которые не имеют к ней никакого отношения. Фаина Георгиевна была великим шутом уровня короля Лира, а не коверным. Мне хотелось вернуть ей достоинство. С Раневской начали амикошонствовать, а она этого не терпела при жизни. Почему же люди позволяют себе это делать после ее смерти?!
– Мне кажется, что для актрисы не столь уж частое качество – не бояться быть смешной и некрасивой. Это качество было у Раневской, и оно есть у вас. – Мне часто говорят: «Вы так хорошо выглядите в жизни, а почему на сцене и на экране такая немолодая, нелепая?» Я изумляюсь этим вопросам. Я не хочу быть на экране Юлией Рутберг. Профессия актера – меняться. Не всем же быть красавицами, да потом данное амплуа – оно не надолго. А у меня на руках козырная карта – я всегда была характерной актрисой. Еще с юности больше всего мне хотелось сыграть Бабу-ягу! Это такой трогательный, очаровательный персонаж, собирательный образ всех сказок. Она некрасива, но обаятельна, потому что если в ней нет обаяния, то ей грош цена. Сколько женских качеств, какой полет фантазии! Это просто сказка в сказке. А вообще, у любой, самой розовой и пресной героини должен быть характер. Даже у Белоснежки.
«Сериалы – это отхожий промысел»
– Насколько я знаю, в сериалах вы снимаетесь все реже. Это принципиальная история? – Это отсутствие времени и желания. Иду сниматься лишь к определенным режиссерам.
– В последние годы на виду целая генерация молодых исполнителей, словно бы сошедших с одного конвейера. Кто-то говорит, что участие в сериалах ведет к деградации, кто-то, наоборот, считает, что для актера постоянная практика – это плюс. – Да какая там может быть практика! Сериалы в своей основной массе – это такой отхожий промысел. Если тебе все время предлагают силос, ты никогда не узнаешь, что такое свежая трава. Сколько всего убогого и жалкого приходится на наш актерский век, что хочется оторваться и воспарить. Высокая поэзия – это мое спасение.
– Актерская профессия, она жестокая? – Жестокая. Ты одновременно должен быть и олимпийским чемпионом, и моделью, и космонавтом. Если не сочетаешь все это, ты не сможешь быть стайером. А вообще, актеры в чем-то похожи на птиц. Мы не только клюем там, где насыпано, но еще и летаем иногда.
Справка «СК» Народная артистка РФ Юлия Рутберг родилась в 1965 г. в Москве в театральной семье. Отец Илья Рутберг – заслуженный деятель искусств России, один из основателей студенческого театра «Наш дом». Юлия после школы поступила в ГИТИС, проучилась там два года, потом поступила в Театральное училище им. Щукина. С 1988 г. работает в Театре им. Вахтангова. Снялась в более чем 50 фильмах. Обладатель театральных премий «Чайка» и «Хрустальная Турандот».
http://www.starhit.ru/novosti/ekaterina-rojdestvenskaya-nachala-novuyu-jizn-126554/ 06.12.2016 Екатерина Рождественская начала новую жизнь Екатерина Рождественская «выпустила в люди» свое четвертое произведение «Двор на Поварской». Поддержать ее приехали коллеги по цеху, которых она не раз снимала в фотопроектах. Звезды поздравили ее с недавними переменами в жизни.
Юлия Рутберг стала ведущей вечера // Фото: Максим Дягилев
Дочь поэта Роберта Рождественского выпустила книгу воспоминаний о детстве и семье, так совпало, что несколькими неделями ранее на Первом канале триумфально прошел сериал про шестидесятников «Таинственная страсть», снятый по одноименному роману Василия Аксенова. После презентации в магазине «Москва» Екатерина отметила событие узким кругом в своем кафе «Березка», которое недавно открыл ее сын на Проспекте Мира. Коллеги отмечали, как Рождественская похудела и похорошела. Среди приглашенных был Андрей Малахов, который поначалу решил, что его позвали в качестве журналиста, но, оказалось, ждали, как друга. Певица Валерия и Иосиф Пригожин приехали прямо со съемок «Новогоднего огонька». Режиссер и телеведущий Алексей Пиманов с супругой актрисой Ольгой Погодиной шутили и говорили теплые слова в адрес виновницы торжества, несмотря на неприятности – накануне обнаружилось, что из ячейки Пиманова в «Газпромбанке» пропало около $500 тысяч. Оперная дива Любовь Казарновская с супругом переживали о том, что Дмитрий Хворостовский из-за болезни отменил выступление в Большом театре. Тамадой вечера стал актер Эвклид Кюрдзидис, а помогала ему Юлия Рутберг, которая, как в детстве, вдруг встала на стул. Гости тихо завидовали Максиму Аверину – за две недели гастролей по Израилю актер приобрел шоколадный загар. Среди приглашенных также были художник-гример Людмила Раужина, она работает на всех фотопроектах Екатерины, Евгений Маргулис, Тамара Гвердцители, Ольга Лапшина, Никас Сафронов, Анна Якунина. Все собравшиеся остались под впечатлением от презентации книги и с удовольствием разобрали несколько экземпляров, чтобы в спокойной обстановке ознакомиться с новым творением писательницы. «Веселый вечер получился в компании замечательных и очень талантливых людей», - написал Пригожин в своем микроблоге. Судя по всему, поклонники журналиста и модельера остались в восторге от литературного произведения Рождественской. Они искренне заинтересовались сюжетом и награждали Екатерину бурными аплодисментами и комплиментами. Несмотря на загруженность в работе, дочь знаменитого поэта находит время не только на творчество. Пять лет назад Рождественская увлеклась созданием собственной линии платков, которую назвала в честь своего отца.
Юлию Рутберг многие могут безошибочно узнать по характерному голосу. Обладательница театральных премий «Чайка» и «Хрустальная Турандот» сегодня блистает в театре имени Вахтангова. Театральные критики говорят, что у Юлии Рутберг «свои авторы, свои режиссеры и свой театр». Сама она утверждает, что уже на протяжении десятилетия самое подходящее название ему – «Театр смысла».
В театре актер становится солдатом»
- Я не понимаю, зачем выходить на сцену с тем материалом, который тебе не по нраву, или зачем работать с людьми, с которыми ты не находишь общего эстетического языка,- рассуждает она. - Я не говорю сейчас о том, кто кому нравится или нет, ведь это не категория искусства.
Артистка признается, что благодарна судьбе, которая свела ее на одной площадке с «лучшей режиссурой». Рутберг работала с такими мастерами, как Петр Фоменко, Гарий Черняховский, Роман Виктюк, Аркадий Кац, Владимир Мирзоев, Михаил Бычков, Михаил Цитриняк, Римас Туминас. - Со всеми из них у меня сложились совершенно разные отношения, - говорит она. - Но важно, что все спектакли, которые мы предлагали зрителям, нельзя назвать поделками.
Юлия уверена, что исполнитель обязан играть все, что ему предложат лишь до тех пор, пока является «солдатом». - Приходя в театр, актер становится солдатом, и право отказываться от предложенных ролей нужно заслужить, - поясняет актриса. - А появляется оно, когда актер заработал определенный опыт и статус в театре, среди коллег, когда обретает внутреннюю уверенность, что может так поступить. Но полностью на самооценку полагаться нельзя, у людей она часто бывает неадекватной. Особенно сейчас, когда все вокруг звезды с ореолом над головой.
По мнению Юлии Ильиничны, такого высокого уровня мастерства человек достигает годами, не просто нарабатывая навыки, а повзрослев и внутри себя. - Актер должен стать старше и мудрее, - добавляет она. - Нужно дождаться периода, когда помимо желания выходить на сцену, у тебя появятся еще какие-то желания. Тогда ты начинаешь понимать, что роль тебе «противопоказана» или ты изначально не согласен с трактовкой режиссера.
Сама актриса признается, что даже после начала работы, порой отказывалась от участия в спектакле. - Нужно уметь честно признаться в том, что контакт не найден, - улыбается она. - И исполнитель не обязан, ломая себя, справляться с персонажем – это спектакль должен состояться во что бы то ни стало. И зрителю совсем не следует знать, что творится за кулисами. Артисты ведь выходят на сцену с сотрясением мозга, больные, с переломами, но все удается. А вот настоящая проблема, если ты своим участием только наносишь постановке вред и плохо играешь. К тому же, если ты уже взрослый человек, и твоего появления в спектакле ждут, то зачем врать людям и себе? Это получается перелом на уровне первого шага. Зачем выпускать хромого младенца…
Актриса знаменита своей любовью к перевоплощениям, так как считает, что «бесконечно смотреть на Юлию Рутберг – скучно». - Я совершенно не боюсь быть уродливой на сцене и в кино, - говорит она. - Я могу быть старой, морщинистой, лысой, пьяной, с переломанными пальцами. И еще я постоянно требую покупать мне парики – невозможно всю жизнь играть роли в привычном своем виде, всего лишь припудрившись. Поэтому я стараюсь играть совершенно разных женщин.
«С современной драматургией бороться приходится постоянно»
В частности, весьма ярко запомнились работы Рутберг в образах великих актрис Сары Бернар в спектакле Цитриняка «Крик лангусты» и Фаины Раневской в сериале «Олова и Александров». - С Сарой Бернар было проще, потому что ее давно никто не помнит и не знает, - рассказывает она. - Там мы постарались создать собирательный образ женщины-звезды, ведь она, по сути, первой получила этот титул. И нам важно было рассказать, что значит «примадонна», где «орел» и «решка», и какую цену платят великие женщины за свою славу. Ведь семья и дети появлялись каким-то чудом – вся жизнь принадлежит сцене.
И в этом смысле народная артистка уверена, что самопожертвование во благо искусства и множество проблем в личной жизни – это «прилагающиеся товары». - Чем выше человек поднимается, тем больше на него направлено энергии, - поясняет Юлия Ильинична. - Но, вместе с тем, падать с высоты больнее, а возвращаться в простое человеческое качество – сложнее.
Роль Фаины Раневской стала для артистки настоящей миссией достоинства, ведь имя почившей актрисы уже давно стало нарицательным. - Я считаю, что режиссеру картины Виталию Москаленко нужно поставить памятник, - говорит звезда. - Как только меня утвердили на роль, я приехала к нему, и мы вместе работали над текстом, перелопатили много первоисточников. Мы просто изо всех сил пытались защитить имя Фаины Георгиевны от того идиотизма, который окружает сейчас ее персону.
Рутберг возмущена тем, что люди приписывают авторству знаменитой актрисы «пошлые провинциальные анекдоты». - Бедная Фаина Георгиевна, она, наверняка, не ожидала, что после ее ухода люди будут зарабатывать на ее афористичности, - добавляет исполнительница. - Люди просто потеряли стыд! А Раневская – уникальная артистка, она Великий Шут при короле Лире.
Вопреки собственным ожиданиям, Рутберг получала в свой адрес много похвалы после выхода сериала на телеэкраны. - Я просто с ума сошла, - смеется она. - Я была уверена, что меня просто закатают в асфальт, а меня так хвалили!
Впрочем, у перфекционистки Рутберг работа в кино далеко не всегда идет гладко. Актриса сетует, что в нынешних условиях вечной спешки режиссеры перестали репетировать с актерами. - Ну, репетирую сама, - говорит она. - Беру текст и начинаю его прорабатывать, делаю пометки на полях, что-то меняю. Конечно, потом согласовываю с режиссером.
По словам актрисы, почти всегда постановщик идет навстречу, понимает и принимает ее видение. - Это в самых редчайших случаях происходит полное непонимание по работе с текстом, в конкретной сцене, - добавляет Юлия. - Кстати, с самого начала я читаю сценарий и оцениваю: насколько я могу с ним бороться. А в случае с современной драматургией бороться приходится постоянно.
Говоря о борьбе, они имеет в виду следование именно своему видению и стилю, но не амплуа. - Просто я считаю нужным бороться за свое уже сложившееся имя, - говорит Рутберг.- Только так можно комфортно влиться в образ и высказаться. Ведь если актеру нечего сказать, то и на сцену выходить не стоит.
Юлия Лежень Заголовок в газете: Театр одной актрисы
С первого взгляда видно, что для петербургской публики театр совсем не то, что для московской: для первой он необходимость, для второй — развлечение. В. Г. Белинский. Александринский театр
Юлия Рутберг — актриса в Москве известная. И не только в Москве. Питерские гастрольные афиши «Хлестакова» состояли только из двух имен — Максима Суханова и Юлии Рутберг. Ее лицо появляется на обложках и разворотах модных глянцевых журналов. Репортеры с упорством стайеров вылавливают Рутберг на отдыхе и в кафе около театра, следят за ее передвижениями по городу, поскольку она часто приводит их к… «Несчастному случаю» (муж Рутберг — музыкант Алексей Кортнев). Ее стильное лицо, напоминающее одновременно о Лайзе Минелли и Шер, идеально для проб и находок визажистов и театральных художников. Она — популярная шоу-менша, выступающая на московских клубных площадках.
А вообще-то (и это для нее главное) Юлия Рутберг — актриса театра им. Евг. Вахтангова, в котором служит уже одиннадцать лет. За эти годы у нее случались роли главные (в «Зойкиной квартире» Булгакова), эпизодические (Шутиха в «Государь ты наш, батюшка…» Горенштейна), эпизодические, но ставшие после ее исполнения главными (Тайная Недоброжелательность в «Пиковой даме» Пушкина). Конечно, академический театр с огромной труппой не мог давать молодой актрисе по роли в год. Или хотя бы в два года. Тогда она стала откликаться на предложения «со стороны». Так возник союз с В. Мирзоевым (Анна Андреевна в «Хлестакове»).
О таких актрисах в старину говорили — «с изюминкой». Ее «изюминка» — в талантливой трансформации природных данных. Она может быть на сцене длинной, как жердь, и нелепой, а может стать и божественно стройной. Слегка вытянутый овал лица может еще неожиданно удлиниться, мгновенно дав ноту жалостливую, страдательную, а может — недвижно застыть в каменной маске грима, как камея. Сценический рисунок Рутберг графичен. Она предпочитает линии ломаные, никаких овалов — одни углы. А цвета — локальные, с сезанновских натюрмортов. В ее игре при этом никогда нет нажима, аляповатой небрежности. И — как следствие — точность смысла. Эксцентричность, экстравагантность, психологический парадокс — вот почва, на которой рождаются образы, созданные Рутберг.
И вдруг — прорыв совершенно в иную театральную реальность: «Фрекен Жюли» Стриндберга. Юлия Рутберг — фрекен Жюли…
Юлия Рутберг. Выпустив этот спектакль несколько месяцев назад, мы не получили ни одной профессиональной рецензии. А я искренне нуждаюсь в театроведческой оценке — пусть даже сугубо критической, но только по существу. Ругайте, но анализируйте! Я же завалена статейками типа «Несчастный случай с фрекен Жюли» или «Птичку жалко». Сленг Бивиса и Бадхеда. И это выдается за остроту пера! Почему так важна для нас, участников постановки, реальная оценка содеянного? Во-первых, спектакль пробивал себе дорогу с большим трудом и поначалу не был принят в театре. Мне в лицо говорили: фрекен Жюли — это Джульетта, это Наташа Ростова, в конце концов, а кто ты? Во-вторых, мы проявили инициативу «снизу»: ученик М. Захарова Алексей Гирба, который заразил своей идеей вахтанговских артистов — меня, Владимира Симонова и Марию Аронову, принес пьесу в театр, и мы начали репетировать. Согласитесь, ситуация для академического театра нетипичная. Три комедийных актера «повисли» на стоп-кране, страстно возжелав играть драму. Захотели окунуться в самые глубины человеческой психологии. Мне кажется, что сегодня нарождается нового типа театр. НЕ ФОРМЫ. Зрители истосковались по естеству человеческих чувств, по настоящим слезам, по искренней жалости к героям. Мне кажется, этот театр устремится в сторону романтического миропонимания. Герои его должны стоять не на котурнах, конечно, но… на цыпочках. Наш спектакль — актерский, его в кратчайшие сроки довел «до ума» замечательный педагог Щукинского училища режиссер В. В. Иванов, когда мы коллективно уперлись в стенку, воздвигнутую господином Стриндбергом. «Фрекен Жюли» переменила многое даже во мне самой, став для меня неким рубежом. За два дня до очередного спектакля меня начинает «плющить»: или я хохочу, как безумная, или совершенно ухожу в себя. Я НЕ ВЕРЮ артистам, прожигающим время за рюмкой в актерском буфете и этим самым вдохновляющимся. Мне надо накопить в себе, собраться, чтобы выйти к зрителям. «Фрекен Жюли», по-моему, продолжает традиции театра Вахтангова, идущие не только от ироничной «Принцессы Турандот», но и от «Чуда святого Антония» и подлинно трагического «Эрика XIV» Стриндберга.
Светлана Мельникова. Вы часто бываете в Санкт-Петербурге, в основном на гастролях. Вас особо отметил тонкий знаток актерских талантов А. И. Кацман… Ю. Р. Да, это было огромное событие в моей жизни! После «Зойкиной квартиры», дипломного спектакля Щукинского училища, который плавно переплыл в репертуарную сетку театра Вахтангова, в Ленинграде за кулисы зашел Аркадий Иосифович и сказал такие точные и дорогие для меня слова, что я помню их до сих пор. Тогда меня благословил этот город, так я считала. Однако питерская пресса стала замечать меня далеко не сразу. Питер охотнее принимает актеров-мужчин. Почти мгновенно здесь были открыты Маковецкий, Суханов, многие другие. А на меня обратили внимание после «Пиковой дамы» и «Я тебя больше не знаю, милый», где я сыграла неглавные роли. И тогда «ледяной дом» оттаял!
Фото М. Клюева из архива актрисы
С. М. > Но именно эти роли стали в спектаклях центральными! Ю. Р. Ну, скажем так, важными. Когда я после просмотра «Леса» в вашем театре «На Литейном» вбежала за кулисы, чтобы выразить свое восхищение актерской игрой, Алексей Девотченко посмотрел на меня как-то сбоку и попросил: «Поднимите, пожалуйста, руки!» Все притихли, а я не удивилась и подняла, приняв позу кариатиды из «Пиковой дамы». Тогда он удовлетворенно воскликнул: «Точно! Тайная недоброжелательность!» Петр Наумович Фоменко гениально придумал мне роль, соткав ее практически из ничего: выражение «тайная недоброжелательность» Пушкин использовал лишь единожды, да и то в эпиграфе. А мне предстояло сыграть Время, Совесть, alter ego Германна, пропитав все это чувственным восприятием главного героя… (Когда Юлия Рутберг внезапно заболела, ее срочно пришлось заменить в «Пиковой даме». Симпатичный актер, который сыграл Тайную Недоброжелательность, остался практически не замеченным зрителями…) Ю. Р. За одиннадцать лет меня только однажды ввели в готовый спектакль, да и то в массовку. Видимо, моя актерская природа устроена так, что мне необходима собственная ниша, которую заполнить смогу только я. Это и хорошо, и плохо: у меня нет дублеров, но, может быть, поэтому у меня немного ролей.
С. М. Часто ли поступают вам предложения из других театров и многочисленных нынче антреприз? Ю. Р. Я сыграла в «Хлестакове» у В. Мирзоева в театре Станиславского и у него же — в «Амфитрионе» в нашем театре. Встречи с Г. Черняховским, Р. Виктюком, П. Фоменко, В. Мирзоевым для меня принципиальны. То, что в одном режиссерском мире считается законным и обязательным, в другом не существует изначально. Я перестраиваюсь, как кубик Рубика, и от этого обогащаюсь кислородом и расту. Хотя в целом по Москве ощутима нехватка молодой режиссуры. Я с огромной радостью прочла в вашем журнале о новой питерской режиссерской волне, видела спектакли Г. Козлова, Г. Дитятковского, Ю. Бутусова — это действительно свет в окне. Если бы кто-то из них позвал меня в свою постановку, заразив идеей, я бы на крыльях летала из Москвы в Питер и терпела бы ради этого любые неудобства. Ведь ужас безрежиссерья состоит в том, что актера некому развивать, его дарование используется многократно и односторонне. Чем был силен Г. А. Товстоногов? Тем, в том числе, что он стремился и умел развивать артиста, вести его, делал парадоксальные назначения на роль — и всегда от этого только выигрывал.
Ю. Рутберг. Стилист Л. Новиков. Фото М. Королева из архива актрисы
С. М. Есть ли у вас идея идеального театра? Ю. Р. Я собрала бы пятнадцать-двадцать актеров на длительный срок, потому что мечтаю работать в команде. Пригласила бы Стуруа, Туминаса, молодых режиссеров, имея две площадки: прокатную и экспериментальную. Эксперимент — это априорная безответственность, чистой воды поиск. Мастер-классы, в которых можно поучиться. Позвала бы Филиппа Жанти, Славу Полунина, Ингмара Бергмана, в конце концов! Принцип — разные школы, разные руки. Результат — новое качество. Ежедневный тренинг: пластика, вокал, танец. Я за синтетического актера, ибо именно он способен создавать в спектакле атмосферу.
С. М. Ваша модель утопична хотя бы потому, что требует тотальной самоотдачи. Сегодня трудно отыскать таких театральных камикадзе, как вы. Актерскую братию заботит заработок, семья, собственные интересы, иногда не пересекающиеся с профессией… Ю. Р. Думаю, я все же нашла бы десяток-другой единомышленников. Иное дело, если бы добрый дядя дал на все это предприятие деньги, без организатора мне было бы не обойтись. Вот бы встретить своего Дягилева… Актеру это дело не одолеть. Ведь мы живем спазмами. Актер — это сердечная мышца, это редкие выбросы адреналина. Если это не так, он превращается в киборга. Я — за поиск и неустроенность. В нужной дозе.
Ю. Рутберг (фрекен Жюли), В. Симонов (Жан). «Фрекен Жюли». Фото В. Вяткина из архива актрисы Фото В. Плотникова из архива актрисы
С. М. Вы чувствуете себя представителем определенного поколения? Ю. Р. Да, несомненно. Это плюс-минус семь-десять лет. Я тяготею и к молодым, у которых мне симпатичны бьющая через край энергия и жажда деятельности, как у меня, и к моим партнерам по театру Вахтангова. Посмотрите: лысый, щерозубый, монголовидный Максим Суханов; курносый, странноватый, недотыкомка Сергей Маковецкий; похожий на Юрия Яковлева и одновременно на Стриндберга, как выяснилось недавно, лирически-смешной Владимир Симонов; полная, с огромным темпераментом, мощная, глазастая Мария Аронова. Меня можете охарактеризовать сами. Честь и хвала Михаилу Александровичу Ульянову, что он выпустил на сцену такое поколение — со смешанными кровями, парадоксальным сочетанием полярных внешностей и национальностей. Это знак мировой культуры: никто лучше грузин не играет Шекспира, а англичане проникли в самую суть Чехова. Шведы сказали о «Фрекен Жюли», что это очень русский спектакль.
С. М. Как правило, поколение детей отвергает опыт отцов. Шестидесятники, к которым принадлежат ваши родители, вызвали серьезную переоценку (а может быть, и уценку) у генерации 90-х. Ю. Р. Не согласна. «Generation P» ошибается! Шестидесятники — настоящие Дон Кихоты, бросавшиеся на мельницы несвободы и лжи с искренней страстью и пылом. Я взяла от своих родителей самое лучшее, а главное — колоссальную любовь к жизни и к людям. В моей профессии очень легко озлобиться, затаиться за углом и начать метко стрелять. Мне это не грозит, ибо у меня есть прочный и крепкий тыл в их лице. Хотя круг родительских друзей обрекал меня на вечные реплики типа: «Ну, это же дочка Ильи Рутберга!» Папа — мим, актер, режиссер, педагог — был известен и востребован. Он, как тень отца Гамлета, стоял за мной. Меня это ужасно раздражало. Именно поэтому папа в первый раз зашел в Щукинское училище только на мой дипломный спектакль…
Ю. Рутберг (Алкмена), С. Маковецкий (Амфитрион). «Амфитрион». Фото М. Гутермана из архива актрисы
С. М. Ваш дом всегда пронизывала атмосфера творчества. Я хорошо помню, как семиклассница Юля Рутберг часа в два ночи, когда разговоры на кухне достигали апогея, умоляюще смотрела на Илью: «Папа, ну напиши мне записку в школу, не кладите меня спать!» И Илья, скрепя сердце, писал… Получается, правильно делал. Ю. Р. Теперь такие точно записки мы пишем Грише, моему сыну…
С. М. «Путешествие из Петербурга в Москву», по-вашему, реально? Или пусть каждый живет в своем «городке» по своим законам? Ю. Р. А это невозможно. Москва и Питер ведь связаны пуповиной, как мать и дитя. Мы варимся в одном творческом котле, несмотря на все различия между нами. Когда я смотрела «Лес» и услышала фрагмент из произведения Шнитке, меня словно обожгло: эту же музыку мы выбрали для «Фрекен Жюли»! Из всего моря музыки! Существует естественный энергообмен, который ни запретить, ни закрыть нельзя. Наоборот: нужно, чтобы питерские режиссеры ставили в Москве, чтобы нас приглашали в ваши спектакли, чтобы санкт-петербургские театры чаще появлялись в Москве и столичная публика радовалась бы замечательным актерам — Андрею Толубееву, Сергею Дрейдену, Нине Усатовой, Александру Баргману, Алексею Девотченко, Татьяне Ткач, Анне Алексахиной… Да всех и не перечислишь! Благоговею перед «первачами» — к примеру, Алисой Фрейндлих и Зинаидой Шарко. Иногда мне чудится, что по вашим набережным уже бродит новый Мейерхольд, Таиров, Марджанов… Верю в скорую встречу с ним. Верую!
https://vk.com/julia_rutberg Юлия Рутберг / Julia Rutberg 12.2.2017 Юлия Рутберг: «Я не столько чтец, сколько на дуде игрец. Самарские зрители оказали мне большую честь».
Актриса театра и кино, народная артистка России Юлия Рутберг рассказала о программе, с которой она приехала в Самару. «Я читаю стихи, чтобы вы продолжали уметь думать, чтобы вы помнили, на каком прекрасном языке мы имеем возможность разговаривать. Чтобы не уходила в песок потрясающая русская поэзия, потому что сначала было Слово, а потом все остальное. Мне кажется, что наш язык и наша наша культура это предмет нашей колоссальной гордости. Я об этом с большим удовольствием напоминаю и предлагаю то, что мне нравится. Многие люди потом хотят это перечитать сами или читают детям. Стихи я выбираю, основываясь на своих предпочтениях. Я привыкла делать то, что мне нравится, я позволяю себе такую роскошь. Я уже взрослая девочка. Артист, какого бы пола он ни был, должен выходить на сцену с тем, что ему дорого, что ему нравится. Я не говорю сейчас о репертуарных спектаклях, где я часть целого. Здесь я сама — целое. Программа, которую я привезла в этот раз, можно назвать «Все мы родом из детства». Я не столько чтец, сколько на дуде игрец, я не в формате. Я еще рассказываю о своей жизни, о том, что в моей жизни было примечательного. Что-то я потом уже не рассказываю, что-то добавляется новое. Это личное, да. Личное, переходящее в общественное. Актер — это профессия, а наполнение этой профессии — это личность. Вот мне самарцы оказали большую честь, скупив на одну артистку тысячу билетов. Наверное потом, что я для них Личность. И это большая награда для Артиста, когда его воспринимают не просто как трудягу, а как человека».
Опубликовано: 9 февр. 2017 г. Народная артистка России Юлия Рутберг собрала полный аншлаг в Самарской государственной филармонии. Она презентовала новый поэтический концерт "Послушайте!", составленный из произведений классиков отечественной поэзии. Почему с самарскими зрителями у актрисы особые отношения - узнал Владислав Жирнов.
https://citytraffic.ru/news/full/21084 13 февраля 2017 Юлия Рутберг: Мир погорел на толерантности, извратив смысл этого слова Народная артистка выступила в Тольяттинской филармонии с поэтическим моноспектаклем "Послушайте!"
Свой лирический рассказ о детстве, юности и становлении человека как творческой личности актриса "сопрягла" со стихами любимых поэтов. В программе по-новому прозвучали произведения Павла Когана, Наума Коржавина, Вадима Левина, Леонида Мартынова, Булата Окуджавы, Давида Самойлова, Игоря Северянина, Александра Пушкина. Также Юлия Рутберг спела из Александра Вертинского (см. видео), и призвала помнить настоящих поэтов, порою напрасно забываемых, и читать книги. Народную артистку России, лауреата российских театральных премий "Чайка" и "Хрустальная Турандот" тольяттинская публика встретила овациями, цветами и даже подарком в виде томика стихов любимого актрисой Леонида Мартынова. О толерантности Юлия Рутберг упомянула, отвечая на вопрос журналиста о том, меняется ли программа ее выступления.
- Роберт Рождественский вошел, а Мандельштама я убрала, - сказала она о состоявшемся спектакле. – Я хочу сделать отдельно Мандельштама и Ахматову. Сопряжение Анны Андреевны и Иосифа Эмильевича - это очень интересно и, вообще-то, не для слабонервных. Эти стихи, словно лакмусовая бумажка, показатель того, что происходит в обществе, показатель времени, показатель грехопадения и нравственности в человеке, жестокости человечества и "гребаной" - не могу сказать по другому – "толерантности", на которой уже погорел весь мир, потому что совершенно извратили смысл этого слова, компромиссности людей бесконечной.
Говоря о том, как в разных городах реагируют на ее выступления люди, Юлия Рутберг заметила, что это зависит от того, как точно сама актриса "делает куски". - Что-то проходит веселее, что-то менее весело, иногда у меня на Ахматовой зашкаливает, иногда начинается с Вертинского, иногда проходит полегче… Знаете, невыносимая легкость бытия в этом есть, какого цвета будет спектакль – непонятно. Это зависит и от того, насколько часто звонят мобильные телефоны, потому что это очень выбивает.
О тольяттинцах Юлия Рутберг отозвалась как о "хороших людях", отметив, что цветы по ходу спектакля ей дарили только здесь, да разве еще в Таллинне, и это очень приятно. Актриса также упомянула о том, что ей как-то довелось вымаливать благословение Пушкина и Раневской. - Я обращалась к Фаине Георгиевне Раневской, чтобы она меня оставила в покое, не придавливала своим авторитетом, как каменная плита, чтобы отпустила. И я ей пообещала, что я сделаю все, что смогу, буду работать честно, буду ее защищать, а то она взялась за меня капитально, я даже слово "мама" из-за волнения не могла сказать в первый съемочный день сериала "Орлова и Александров". Я попросила 10 минут, и мы с ней обо всем договорились. Непростая это задачка - играть Фаину Георгиевну Раневскую. А так – ну, я нормальный человек, я вообще не особо разговариваю с потусторонним миром. Просто Пушкин… Фаина Георгиевна сама вела беседы с ним, да еще какие.
На замечание о том, что, исполняя Вертинского, она выглядит, словно из той же эпохи, Юлия Рутберг ответила, что ее просто хорошо воспитывали, а кроме того, она знакома с дочерьми поэта Анастасией и Марианной Вертинскими, а также с его женой, читала воспоминания, книги о Вертинском. - Нельзя сказать, что я оттуда, просто то, что было там, мне небезразлично, и это я несу с собой и передаю дальше. А как можно по-другому сохранять? Поэтому Давид Самойлов, Павел Коган, Леонид Мартынов, поэтому Наум Коржавин, поэтому, конечно, Павел Антокольский. Забывают! Никому не надо. А как это таких людей забывать? Это мы недоросли, а они по-прежнему прекрасны.
Тольяттинцам Юлия Рутберг пожелала жить интересно, приумножая "всякие хорошие вещи". - Я сегодня узнала, что здесь был Ставрополь. Никогда даже не знала. Жигулевское море его затопило? 280 лет городу? Ну, казалось бы, он еще такой "пацанчик" в историческом процессе, правда? Но, с другой стороны, есть уже традиции какие-то, намоленные места… Я желаю, чтобы в вашем городе происходило что-то интересное. Желаю, чтобы вы не только работали, а ваши дети не только учились в школе или ходили в детский садик, но чтобы к вам приезжали хорошие спектакли, чтобы вы слушали прекрасную музыку, художественное слово, чтобы вы развивались, чтобы этот город для вас был культурной столицей. Ведь наш город зависит от того, как мы к нему относимся.
https://vk.com/julia_rutberg Юлия Рутберг / Julia Rutberg февраль 2017 Ещё одно новостное видео о гастролях в Самаре.
Опубликовано: 12 февр. 2017 г. Откровенно о себе и своей жизни в стихах. Актриса театра и кино Юлия Рутберг дала в филармонии концерт "Послушайте!". Народная артистка России выступила с программой из стихов Пушкина, Ахматовой, Бродского и других русских поэтов.
- Юля втянула меня обратно в театр, сказала: «Хочу вернуть смысл в театр». Это и есть красная линия всего того, чем мы занимаемся с Андреем Ильиным, Юлей Рутберг и нашими коллегами, - отметил Цитриняк. - Юля - человек непростой. Очень категорична, очень требовательна - к себе, к партнерам и вообще к миру. Она не со всяким партнером может поладить и сдружиться и прийти к достойному результату. Эта работа могла закончиться не начавшись.
По мнению Михаила, Туминас привнес в театр Вахтангова именно то, чего не хватало - стилевой стержень. - У Туминаса есть понимание вечных проблем, желание их решать в современном ключе, который сегодняшним людям будет близок.
Цитриняк, обсуждая кризис современной драматургии, отметил, что вопрос по-прежнему только в одном: задевает или не задевает. - Меня - скорее, нет, чем да. Это не значит, что это плохо или хорошо, это касается только меня конкретно. Надо уметь читать и подбирать для достойной пьесы человека, который мог бы ее поставить - может быть, не в своем театре.
Михаил Цитриняк вполне справедливо считает, что если актер занимается другой профессией – это несчастье для всех. Просто потому, что он и трактор утопит, и дом у него рухнет. Артист должен быть артистом. А вот как обучать новичков? - К великому сожалению, все построено так, что знаменитые артисты почти не преподают, а нужно - хотя бы чуть. Наши студенты сейчас лишены такой практики, этого не хватает. Кризис в жанре не столько актерский, сколько режиссерский и драматургический. Ощущение, как будто тех, кто раньше писал сценарии для театра и кино, к стенке поставили и из пулемета расстреляли. Я ведь читаю постоянно, и редко что-то достойное сейчас обнаруживаю. Почему? Порвалась связь времен в 90-е годы. Педагог в то время в «Щуке» получал от трех до пяти тысяч рублей, если считать по сегодняшнему курсу. Поэтому пришли те, кто не был востребован в других местах. Учиться туда пришли люди просто потому, что родственники могли заплатить за обучение. А дело-то в том, что они хотели стать режиссерами, но не хотели учиться. Результат мы и получаем сегодня.
Пытаясь объяснить, как удается многое успевать и вообще нужно ли гнаться за всем подряд, Михаил рассказал шутку с грустным привкусом: - Встречаются два режиссера. Один спрашивает: «Как дела?» Другой говорит: «Ничего, снимаю». Первый уточняет: «Что снимаешь?» Тот отвечает: «Однушку в Свиблово»… Я работал в разных кинокомпаниях и режиссером, и кинопродюсером. С удовольствием оставил это дело и получаю не меньшее удовольствие от того, что не участвую в телевизионном процессе в нашей стране. И стараюсь, чтобы меня не затащили обратно. Безусловно, надо зарабатывать деньги, потому что на что-то надо жить. Но при этом важно распределять свои возможности и не жертвовать главными вещами.
Актриса Юлия Рутберг рассказала читателям «Площади Свободы», почему она не желает быть хорошенькой красавицей.
Юлия Рутберг — величина в театральном мире бесспорная. С абонементом № 14 «Звезды театра и кино» в 25-м сезоне слушателям Тольяттинской филармонии вообще крупно повезло. В апреле ждем потрясающего мхатовского виртуоза Авангарда Леонтьева. В феврале вместе с актрисой Театра Вахтангова Юлией Рутберг вспоминаем великие стихи и присматриваемся к ее судьбе.
Долой жвачку
— Не секрет, что мы с вами перестали читать, — огорчается Юлия за всех нас. — Времени у нас нет, работаем много, телевизор много смотрим. И это ужасно. И это перекинулось на наших детей. Маленький человечек должен понять, для чего нужно читать, потому что книга — это собеседник, друг. Но у него появилась кнопка удовольствия. Нажимаешь на кнопку, и вот тебе айфон, айпэд, компьютер, где выдается любая информация. И что делают наши дети? Вместо того, чтобы прочитать «Войну и мир» Толстого, они нажимают кнопку удовольствия и получают краткое содержание, рассказанное каким-то дядей или какой-то тетей. И это не их собственные мысли по поводу первоисточника, а чья-то жвачка, чтобы они ее дожевывали. Это ужасно. Потому что мы все хотим, чтобы дети были лучше нас, умнее нас, и правильно делаем.
— Кем растите своих детей? — Они обязаны стать хорошими людьми. Обязательно. Настоящими, порядочными людьми. И личностями. А все остальное пускай выбирают сами.
— К театру это не имеет отношения? — У меня сын учился в театральном, но ушел, потому что с его точки зрения это не мужская профессия.
Буду цветной
— Когда я была юной, в Советском Союзе в любом универмаге продавались вещи трех цветов — серого, коричневого и черного, — говорит Юлия. — И все, что было цветным, новым и красивым, надевалось только на праздник, чтобы не запачкать, не помять и не порвать. Однажды, мне было лет двенадцать, мне подарили костюмчик: синий пиджачок, синие брючки, оранжевую водолазку. Красота несусветная! В общем, я надела все это раз пять в гости и… выросла. И было очень обидно, потому что, когда мне было еще четыре года, мы с мамой гуляли по Столешникову переулку, туда подъехала пожарная машина красного цвета, и из нее выскочили пожарные в красных костюмах. Я в совершенном восторге спросила: «Мама, а кто эти дяди? «Это пожарные, доченька», — ответила мама. «Когда я вырасту, я стану пожарным», — заявила я. «Почему?» — спросила мама. «Мама, они в красном. А я так хочу быть цветной», — ответила я.
Угол или овал?
— Отрочество — это время, когда царит школа. Школа — это прекрасное заведение, где всех причесывают под одну гребенку. Но каждому в школе наверняка повезло встретить одного, двух, а может, и нескольких удивительных учителей. И эти люди смогли открыть для нас форточку, окно, дверь, а иногда и врата в какую-то другую свободу. Для кого-то это была биология, для кого-то — физика, мне повезло с литературой. У нас с шестого класса была поразительная учительница литературы — Лидия Николаевна Гражанкина. Дивная, прекрасная, она читала нам огромное количество стихов не по программе. Благодаря ей мы два раза в неделю обязательно писали сочинения и один раз в две недели — сочинение на свободную тему. Лидия Николаевна оставляла нас на сорок пять минут один на один с листом чистой бумаги и требовала, чтобы мы размышляли и думали сами.
И вот однажды в восьмом классе мы пришли на урок литературы и увидели, что доска разделена мелом на две части. На одной стороне доски было написано: «Павел Коган. Угол». А с другой стороны – «Наум Коржавин. Овал». Она предложила сравнить две геометрические фигуры, два способа взаимоотношения с миром, два эмоциональных поля. Ну что тут говорить про меня, четырнадцатилетнюю? Какой овал? Я сама состояла из углов. Конечно, угол. А от четырнадцати до пятидесяти я полюбила овал. Как малый мир, в который ты можешь спрятаться, где ты можешь быть собой. Овал — тишина и покой. Но это не отменяет того, что в него по-прежнему и беспощадно врезаются разные углы.
Ай да Пушкин!
Юлия Рутберг весь вечер читала стихи, ни разу не заглянув в шпаргалку или книжку. И пела. Пела Вертинского, Окуджаву. А параллельно рассказывала о себе. Среди правдивых историй о ней самой — случай, когда ее попросили прочитать что-нибудь из Пушкина очень большому собранию его потомков. «И тогда я пошла в усадьбу Хрушева — Селезнева и молила Александра Сергеевича, чтобы он дал мне знак, что я — не городская сумасшедшая, что он согласен с тем, что я решилась делать. А я твердила: «Пожалуйста, ну пожалуйста, Александр Сергеевич, дайте мне знать…». Поднимаю голову, и… как та свинья под дубом, вижу, что все это время на стене было написано: «А все-таки жаль, что нельзя с Александром Сергеевичем поужинать в «Яр» заскочить». Булат Шалвович Окуджава. Я просто подпрыгнула от радости и теперь уже знала, с чем идти на встречу».
Не давите авторитетом
— Юлия, благословение Александра Сергеевича вы получили. А доводилось ли вам просить о чем-то других великих, когда вам выпадали такие роли? — Да. К Фаине Георгиевне обращалась, чтобы она меня оставила в покое, не придавливала. Авторитетом. Как каменная плита. (Речь о многосерийной картине «Орлова и Александров», в которой Рутберг исполнила роль Фаины Георгиевны Раневской.) Чтобы отпустила. Я ей обещала, что я смогу и буду работать честно. Буду защищать ее. А то она взялась за меня капитально, я слово «мама» не могла сказать нормально.
— Такой вот уровень волнения? — Да, волнение. Непростая это задачка — сыграть Фаину Георгиевну Раневскую. Она, кстати, и сама вела беседы с Пушкиным, да еще какие!
Артист — это перевоплощение
— Юлия, говорят, что вы обожаете парики? — Парики? А я их не обожаю. Это вынужденная мера для того, чтобы меняться в кадре. Я не могу быть все время похожей на себя. И я настаиваю на париках, разных, разного цвета. В зависимости от эпохи, стиля, национальности и страны, из которой этот персонаж.
Ну что же это такое: включаю я телевизор, и одновременно на первом и втором каналах вижу — играют хороший артист и хорошая артистка. Только артист рубашечку сменил и галстучек, а артистка-то была в платьице, а теперь в брючках. Ну ребята, окститесь! Артист — это перевоплощение.
А я не хочу быть хорошенькой, красавицей, миленькой. Я человека хочу сыграть. И если нужны морщины, я их делаю. Если нужна седина, я делаю седину. Если нужны переломанные пальцы, я специально их забинтовываю, чтобы пальцы были некрасивыми. А кто мне дал такое право — сусальным золотом покрывать человеческие жизни? Это неправда. Это неправда! Я думаю, что артистка и человек — это просто два разных мира.
— И в эту минуту мне хочется усомниться в том, что вы полюбили овал… — Усомниться? Нет, нет, полюбила, полюбила… А то бы я здесь говорила «Ненавижу все, ненавижу! Ррр…»
Яга мирового уровня
Юлю нисколько не смутил вопрос об отношениях с возрастом: — На самом деле меня господь уберег быть красавицей, и вообще я — характерная актриса. А это значит в равной мере и смешные, и трагические «я в предлагаемых обстоятельствах». Понятно, что я никогда бы не смогла сыграть Красную Шапочку. Мне бы, конечно, предложили Бабу-ягу. И слава богу. Потому что Баба-яга — это уровень мирового репертуара. А вообще-то… я совершенно спокойно к этому отношусь. Мне кажется, что стареть человек должен достойно. Бог не зря дал тебе твое лицо, и не надо превращать его в общепринятое место.
Погорячее с… дыней
— Юлия, в вашей биографии есть приз за лучшую любовную сцену. В «Хлестакове», если я не ошибаюсь. — Да, в номинации «Некоторые любят погорячее». Это приз за сцену Анны Андреевны и Хлестакова.
— Неожиданно. — Чего ж тут неожиданного? Мы с Максимом Сухановым играли так, что там люди падали в обморок от хохота. Это был выдающийся спектакль Володи Мирзоева, который назывался не «Ревизор», а «Хлестаков». Он заканчивался с приездом Хлестакова. Мы его играли восемнадцать лет, получили за него все возможные призы, которые только существовали на то время. И что там творилось! Вот у нас была эротическая сцена с дыней, руками никто ни до кого не дотрагивался. Что было в зале, я вам передать не могу. Ну очень смешной спектакль! Потому что во время него работает наша фантазия. Самое прекрасное, когда спектакль пробуждает фантазию. Кода ты помещаешь зрителя в питательную среду, и он начинает дофантазировать. Не надо все разжевывать зрителю. Не для того существуют спектакль и искусство. Искусство создает коридор, направляет человека. На этом и «Медея» во многом построена.
— Сложно было решиться на «Медею»? — Решиться было нетрудно, трудно доползти до конца, до выпуска. Но это очень хороший спектакль. Великолепный! И он идет с невероятным зрительским откликом. Римас Туманис отнесся к нему очень трепетно. Спектакль просто «на руках внесли в театр».
У меня в театре — замечательные партнеры. Язона в «Медее» играет Гриша Антипенко, который первый раз вот так серьезно пришел в театр, а его сразу взяли в труппу. А в «Крике лангусты» Жоржа Питу играет Андрей Ильин, который тоже только пришел к нам, и тут же Римас Туманис сразу пригласил его в театр. Это говорит о том, что мы там собираемся не для того, чтобы хорошо проводить время, а по художественным сопряжениям.
Наша справка Юлия Рутберг — народная артистка России, лауреат театральных премий «Чайка» и «Хрустальная Турандот». С 1988 года начала работать в Театре им. Вахтангова.
Бог не зря дал тебе твое лицо, и не надо превращать его в общепринятое место.
Удивительная и восхитительная Юлия Рутберг, встречу с которой мне подарила Судьба! Спасибо! О чём мы разговаривали? Читайте! Талантливая, яркая, она - звезда сцены Театра им. Вахтангова, лауреат российских театральных премий “Чайка” и “Хрустальная Турандот” и ордена “Слава нации”. Она любима зрителями и востребована режиссёрами, она узнаваема и роскошна, хотя почему-то называет себя “девочкой с сомнительной внешностью”.
Талантливая, яркая, она - звезда сцены Театра им. Вахтангова, лауреат российских театральных премий “Чайка” и “Хрустальная Турандот” и ордена “Слава нации”. Она любима зрителями и востребована режиссёрами, она узнаваема и роскошна, хотя почему-то называет себя “девочкой с сомнительной внешностью”. Она - Юлия Рутберг.
- Ваши коллеги говорят, что в работе Вы не умеете “экономить”. Что даёт силы, заставляя каждый день двигаться вперёд, даже если вопреки, наперекор событиям и настроению? - Прежде всего - это моя семья, потому что знаю, что я должна, что есть слово “надо”. Потом, несомненно, театр, который я бесконечно люблю, как бесконечно люблю моих партнеров по сцене. И даже тогда, когда работа с одной стороны отбирает силы, то с другой чрезвычайно наполняет тебя счастьем, потому что понимаешь - ты делаешь то, что действительно нужно людям. И это не самообман, ведь никакая сумма прописью тебя не заставит быть счастливой.
- Вы как-то обмолвились, что актер – профессия ответственная. Когда Вы особенно остро это почувствовали? - Я это поняла ещё в Вахтанговском училище, а в театре произошло осознание: ты должен отвечать за то, что эмоционально сообщаешь залу. Артисты ведь медиумы, обладающие большим энергетическим зарядом, и очень важно какое “ядро” ты посылаешь зрителям, чем ты их “заражаешь”! Надо суметь заставить людей думать, сопереживать, даже плакать. Впрочем, заставить – неправильное слово. Надо искренне проживать то, что ты делаешь, и тогда зрители сами будут подключаться, а если этого не происходит, то всегда виноват артист, который плохо играет.
- Это Вы о том, что без провала никогда не поймешь, что такое настоящий успех. Помню, Вы как-то говорили, что у Вас были потрясающие провалы. Какой запомнился больше всего? - “Трехгрошовая опера” в постановке Гарри Марковича Черняховского. В одном месте и в одно время собралось столько прекрасных людей, была придумана неимоверная декорация и потрясающий свет, замечательные костюмы, совмещение зонгов Брехта и оперной музыки, но в какой-то момент, словно всё разъединилось и перестало работать на одну цель. Почему так вышло? Трудно объяснить. Для репетиций подобная ситуация нормальна, но потом спектакль так и не “задышал”. Словно какой-то бес вселился в этот материал, его невозможно было ухватить, он всё время выскальзывал из рук. Мы из кожи вон лезли, а зал не реагировал. Получилась такая “артель напрасный труд”. Тем не менее, сейчас я могу с уверенностью сказать, что это был столь изящный провал, что на фоне некоторых сегодняшних постановок, данная “неудача” имела бы большой успех.
- Актеры, на мой взгляд, не просто медиумы. Они - стихия. Какая стихия Вы? - Вода. Но не океан, который при всем своем величии страшен, он - ловец человеческих душ, матрица. Наверное, море… Знаете, когда я впервые увидела Красное море, заглянула в его глубину, то буквально захлебнулась от восторга, потому что никогда не представляла себе, что персонажи диснеевских мультиков будут плавать под водой (смеётся). Но и не море. Я та вода, которая в постоянном движении, подобно горной реке. Умею и бурлить, и спокойно течь, и выплёскиваться.
- С кино у Вас долго не было взаимного притяжения. После того, как в фильме Алексея Симонова “Отряд” в результате монтажа в кадре осталась только Ваша спина, Вы шутили, что в большой кинематограф “вошли спиной”. Когда произошёл поворот на 180 градусов? - Лицом меня “развернул” Евгений Гинзбург. Это была маленькая роль в его телевизионном мюзикле по рассказам Ги де Мопасана “Руанская дева по прозвищу Пышка”. Играла публичную женщину, и мне было позволено спеть два музыкальных номера и станцевать. Вообще я попала в такую блистательную команду людей, что теперь можно только позавидовать самой себе. Оператором на картине был младший брат драматурга и поэта Александра Галича Валерий Аркадьевич Гинзбург (работал на фильмах “Комиссар”, “Живет такой парень”, “Когда деревья были большими”, “Солдат Иван Бровкин” и др. – Прим.ред.), по-настоящему великий человек, с которым мы подружились на всю жизнь. А с Евгением Александровичем (Гинзбургом. – Прим.ред.) у нас произошла “влюбленность по собственному желанию”. Он был для меня Богом, который видел во мне абсолютно все качества – комические, трагические, музыкальные, танцевальные. Позже я снималась во всех его картинах. Невероятное везение! Затем судьба свела меня с Владимиром Яковлевичем Мотылем, и между нами возникла особая, чрезвычайно уважительная связь аксакала и младенца. У Мотыля я сыграла маленькую роль в полном метре “Расстанемся - пока хорошие” по мотивам рассказа Фазиля Искандера “Дудка старого Хасана”. Мой персонаж – Аду, прислуга княгини, горбатая женщина, с усами. И это было замечательно! Так что у меня к кино нет никаких претензий. Потом, в 90-е, начался кошмар, и так получалось, что мне планомерно предлагали роли врачей, куртизанок или журналисток. Поэтому я абсолютно сознательно на пять лет сосредоточилась только на театре. Наверное, существует какое-то высшее предназначение в том, со мной работали прекрасные театральные режиссёры, а у кого-то их не было и нет. Так что все шансы, какие у меня были, я использовала. И это лучшая театральная режиссура ХХ века!
- Что в тот момент Вам предлагал театр? - Мне очень повезло. Я “переходила из рук в руки” от Гарри Марковича Черняховского к Петру Наумовичу Фоменко, от которого попала к Роману Григорьевичу Виктюку и Аркадию Фридриховичу Кацу, а потом к Владимиру Мирзоеву, Андрею Жолдаку, Михаилу Цитриняку. Затем в театр им. Вахтангова пришел Римас Туминас.
- В новом тысячелетии кинематограф оказался к Вам более благосклонен и щедр на роли? - Отчасти. Я прекрасно знакома с Павлом Лунгиным, который неоднократно говорил, что будет меня снимать, но пока этого так и не случилось, как ни случилось ни с Вадимом Абдрашитовым, ни с Александром Миндадзе. Но я никогда не сетовала, как складывается, так и складывается. Да, в кино у меня было мало главных ролей, но, знаете, я же не типичное лицо героини. Для того чтобы стать героиней, ты должен быть особым, и я это прекрасно понимаю. Дело даже не только и столько в красоте, а в том, что есть женский образ, женский облик. Например, снялась в фильме “Макаров” у Владимира Хотиненко, и он весьма лестно отзывался о моей работе. Потом мне встретилась Марина Мигунова, которая предложила главную роль в своем фильме “Прощайте, доктор Фрейд!”, который в 2004 году был отмечен на кинофестивале “Амурская осень” за самый смешной сценарий и за режиссуру. Думаю, что если не профессиональное сообщество, то зрители наверняка отметили и смешной сценарий, и режиссуру, и потрясающие актерские работы в картине “Кушать подано”, в которой Ваша героиня – любящая, но неверная жена, которой изменяет любящий муж… У фильма интересная судьба: первые семь лет после выхода его показывали на каждый Новый год: перед праздником, во время и после. Над нами даже шутили, что мы становимся новой “Иронией судьбы” (смеётся).
Юлия Рутберг на съемках фильма "Кушать подано, или Осторожно, любовь!". Фото: Ruskino.ru
При всём очаровании от предложенного материала и прекрасной совместной работы, напряжение было колоссальным! Фильм сняли фактически за две недели, смены длились по 20-22 часа! Безумный график был обусловлен тем, что собрать вместе такой превосходный актерский ансамбль на длительный срок практически невозможно. Так что на площадку едва ли не каждый день приезжали машины “скорой помощи”, потому что от переутомления буквально падали, сердце болело. Как-то у меня выдалось несколько свободных часов, и я для разрядки поехала по магазинам – накупила себе обуви и неимоверное количество подарков детям, после чего мне стало немножко легче. Знаете, состояние, когда ты ощущаешь себя машиной – страшное! Уже никаких денег не хочется. По счастью, весь этот ужас рабочего процесса остался за кадром, и зрители видят исключительную легкость бытия. Например, в финале картины, есть “застольная” сцена, во время которой все смеются. Поверьте, мы не просто играли свои роли, это у нас случился психоз от усталости и нервного перенапряжения – хохотали до упада! А началось всё с того, что Маша Аронова до начала команды “мотор” бросила через стол в Сашу Балуева маслинку. Балуев “озверел” и на несколько секунд повисла, подобно грозовой туче, пауза, но потом враз началось такое безудержное веселье, что не передать. Выплеснули накопившееся напряжение. И это передаётся даже через экран!
- Не могу не спросить о работе в телесериале “Доктор Тырса”. Полагаю, что на этом проекте напряжение было ничуть не меньше, но именно из-за ситуации, в которую попадает Ваша героиня... - Я люблю эту работу со всех точек зрения. На проекте собрались замечательные люди, как в кадре, так и вне его. Со многими коллегами я встретилась впервые – Михаилом Пореченковым, Сергеем Газаровым, Михаилом Трухиным, и все мне помогали. Понятно, что каждый занимался своим делом, но при этом было много человеческих проявлений, что всегда очень приятно. Я пыталась играть светло, хотя по сюжету история грустная: моей героине, известной и успешной балерине Арине Раевской, ставят страшный диагноз, после которого жизнь делится на “до” и “после”. Нужно было найти правильную интонацию, чтобы за короткий отрезок времени точно показать резкий переход от счастья, от куража в личной жизни и в профессии к тому аду, который внезапно случился, и случился без всякой середины. Мы начинали снимать с самого сложного эпизода, когда Раевская прощается со сценой. Было по-настоящему трудно сразу правильно сыграть. И моя бесконечная благодарность Олегу Мазурову (исполнитель роли Филиппа Шумилова, бывшего артиста балета. - Прим.ред.), с которым мы буквально “слепились” в той сцене. Благодаря тому, что всё сыгралось определенным образом, стало понятно, в каком направлении двигаться в работе дальше. Совершенно изумительно отработала Юлия Сухих. Её персонаж – девочка-сирота, беременная гимнастка. Снимали сцену в больнице после ампутации, и помню, когда я открывала глаза и видела её лицо, возникала гамма чувств, и потому получилась не одна краска, а возникла радуга. Подобное невозможно срежиссировать, это контакт индивидуальностей, при котором каждый работает на общее, а не тянет одеяло на себя. Работалось легко, а на экране получилось драматично, а вот в “Кушать подано” были сплошные галеры, а вышло легко. Вот такая у нас работа – дурить людей (смеётся).
- Во время съёмок держали в голове образ какой-нибудь балерины? Майя Михайловна Плисецкая и Екатерина Максимова! Они для меня такая высота, до которой не дотянуться! Это выше балета! Вообще балет и опера – чрезвычайно сложные жанры, потому что, если в них нет души и эмоций, а только техника - ничего не получится.
- А в актерской профессии была или, может быть, есть актриса, на которую Вы равняетесь по уровню мастерства, по отношению к работе? - Конечно. Их много. Лайза Минелли, Анна Маньяни и Джульетта Мазина, Фаина Георгиевна Раневская, Алиса Бруновна Фрейндлих, Инна Михайловна Чурикова... Совершенно поразительные по мощи, умные, тонкие, которые опрокидывают привычные стереотипы и по манере игры, и по тому, какие они в жизни. Для меня это всегда был повод к размышлению, но при этом чётко понимала, что есть роли, которые я не смогу сыграть или не хочу. Всегда шла вперед, а там пусть время рассудит. С Инной Михайловной Чуриковой у меня сложились совершенно особые отношения. Для меня она как путеводная звезда - всем своим существом! Несколько лет мы вместе работали на Международном кинофестивале “Зеркало” имени Андрея Тарковского – она была его председателем, а я вела церемонию открытия и закрытия. Я счастлива и благодарна Инне Михайловне, в том числе, и за эти пять лет совместной работы. То, что мы периодически общаемся, она интересуется, тем, что я делаю, приходила на мой спектакль – для меня большая честь. Недавно у неё был юбилей, и она прислала мне именное приглашение. Это дорогого стоит, поверьте! Смешно, но однажды после спектакля мы сидели в кафе, общались, как вдруг нас стал фотографировать один из поклонников Инны Михайловны. Мужчина был уверен, что я племянница Чуриковой, а Инна Михайловна не стала его разубеждать (смеётся).
- Могу только догадываться, какого напряжения Вам стоили роли Фаины Раневской или Анны Ахматовой. К тому же заведомо было понятно, что данные работы будут особенно пристально смотреть и обсуждать. Долго раздумывали, получив приглашение? - На роль Ахматовой меня пригласили даже без проб. Всего две сцены. Однако сразу поставила условие, что буду играть Ахматову только с точки зрения внешнего подражания через картину Натана Альтмана (русский и советский живописец, художник-авангардист, скульптор. – Прим.ред.), на которой Анна Андреевна изображена в синем платье. Мне сшили похожее платье, сделали такую же прическу, но в самой работе речь, разумеется, не шла о портретном, физиогномическом сходстве – это был флёр, ракурсы и только. Мне было важно донести мысль. Что касается роли Фаины Георгиевны в сериале “Орлова и Александров”, то это был ад! Знаю, что на эту роль пробовалось много актрис, но режиссёр Виталий Москаленко выбрал меня. Он был соавтором сценария, и мы с ним много обсуждали, что нравится в материале, а что нет. Виталий Николаевич не просто услышал меня, а помогал мне и даже как-то оберегал, потому что сам относится к Раневской чрезвычайно трепетно, и ему было важно, что мы будем делать. В один момент он сказал самую главную вещь: “Я хочу, чтобы ты её защитила”.
- Неужели Фаину Георгиевну надо защищать? От кого? От чего? - Безусловно! Да, её обожают, бесконечно цитируют, но при этом, что ей приписывают? Какие-то невероятные истории, какие-то непонятные изречения. Буквально превращают в коверного! Мы не могли этого допустить. Роль далась архисложно: в первый съёмочный день, после команды “камера-мотор”, я не могла произнести ни слова! У меня началась истерика, режиссёр испугался, никто не знал, что делать. Я попросила десять минут, во время которых мысленно обратилась к Фаине Георгиевне, и мы поговорили.
- Она Вам что-то ответила? - Оставила в покое. После этого сериала мне часто звонили с подобными предложениями, но нет, больше я не соглашалась играть Раневскую ни в кадре, ни на сцене. Я не возьму на себя право “отвечать в стране” за Фаину Георгиевну.
- В Вашей фильмографии есть фильм “Четыре возраста любви”. Как Вы считаете, сколько у любви возрастов, и какой для женщины самый сложный или самый важный? - Вспомните, к примеру, Александра Сергеевича Пушкина и его ранее стихотворение о любви, которое он написал в 14 лет, когда был абсолютно разочарован во всём и, как ему казалось, настолько умудрен опытом, что ничего больше познать уже не мог. Но, если углубиться, то с годами он всё больше и больше очаровывался. В разные годы ты ценишь любовь по-разному, по-разному относишься. И цвет любви разный, и наполнение иное. Как мне кажется, те, кому не ведомо, помимо страсти, подлинное чувство любви, по определению другие. Жить без любви – это наказание, а может быть, расплата за грехи предков.
- Достоверно воплотить персонажа в кадре сложно, а вне кадра ещё сложнее. Вы много работаете на озвучивании документальных, публицистических и мультипликационных фильмов. Например, Вашим голосом говорит мама-курица в мультфильме Гарри Бардина “Гадкий утёнок”… - Говорит и напевает! Когда твой единственный инструмент только голос, то всё зависит от мастерства режиссёра, тем более нередко приходится работать даже без изображения. Вообще люблю озвучивать мультики, и мне неимоверно повезло с прекрасными мультипликаторами. Вот у Михаила Аладшина в мультфильме “Бессмертный” из цикла “Гора самоцветов” моим голосом говорят 17(!) персонажей. Я была главным героем Немурумом, мальчиком, который отправился на поиски страны, где никто не умирает, его невестой, стариком, мамой, оленем, птичкой, автором… Последним в списке персонажей на озвучку оказался тигр, причем тигр беззубый!
- Как искали в себе беззубого тигра? - Это вдохновение! Потому что, когда имеешь дело с талантливым человеком, у тебя появляются какие-то дополнительные возможности. Работая, хохотали неимоверно: причавкивали, причмокивали, шепелявили. В итоге грозный зверь у нас получился смешным и трогательным. И, слава Богу, что тигр был последний в списке, потому что в тот момент у меня катастрофически сел голос, но этой большой полосатой кошке мой сип пошёл только на пользу (смеётся).
- К вопросу о вдохновении. Знаю, что однажды был спектакль, в котором Вам помог сам Мольер… Было такое. На спектакле “Амфитрион” Владимира - Мирзоева. Мои партнёры Серёжа Маковецкий, который играл Амфитриона, и Володя Симонов, чей персонаж Созий, слуга фиванского полководца, – это два совершенно невозможных хулигана (смеётся), с которыми у нас одна “театральная мама” - Алла Казанская. Хоть “Амфитрион” и комедия о супружеских взаимоотношениях, но в монологе моей Алкмены нет ничего смешного. В один прекрасный вечер я, как обычно, начинаю говорить о том, как ждала мужа, а Симонов и Маковецкий решили меня “расколоть”. Стоят и что-то там шебуршаться на сцене, чешутся, словом, валяют дурака и при этом имеют большой успех у зрителей: хохот в зале стоит невозможный, а я никак не могу понять, в чём дело. А они, ну, просто Михаил Чехов и Евгений Вахтангов, оказывается, испытывают меня. Когда мне это безобразие надоело, то строго их предупредила, если не прекратят, я отвечу и отвечу прямо на сцене. Они только похихикали и продолжили. И тут со мной произошла какая-то абсолютно мистическая вещь: я повернулась и, глядя в глаза Володи, сказала: “Мой милый Созий, подойди ко мне, ты видно выпил или не в своем уме, тебя сейчас примерно накажу, перебивать ты смеешь госпожу!”. Как это получилось, право слово, не знаю! Чистой воды импровизация, не было никакой заготовки, чтобы вот так взять и “выдать” экспромт в стихах в ритме Мольера. После этих слов у Володи Симонова вытянулось лицо, и он просто ушёл со сцены (смеётся).
- Думаю, что это не единственная подобная история в вашей биографии… - Настоящий театр – это замечательно и никогда не скучно. И, как нас учил Петр Наумович Фоменко, накладка – божья благодать. Потому что, когда идёт повтор-повтор-повтор, артист начинает работать с ленцой: он уже все знает, знает, как реагировать. А когда накладка, то надо здесь и сейчас, на глазах у изумленной публики принимать решение, выкручиваться из создавшейся ситуации. И вот это бесценно, потому что сразу становится понятно, кто артист, а кто статист! В начале нынешнего сезона у Театра им. Вахтангова были большие гастроли в Уфе, а я как нарочно заболела - жуткий бронхит. На спектакле “Крик Лангусты”, где играю Сару Бернар, у меня начался не просто кашель, а припадок: минуты три ни слова не могла сказать, а мне “умирать” надо. И в какой-то момент я запретила себе кашлять, упала и замолчала. При этом внутренне я не перестала задыхаться, но просто приказала организму прекратить.
Сцена из спектакля "Крик лангусты". Фото: ТВ Центр
У нас, в Вахтанговском театре есть такая прибаутка: “Всё что угодно, лишь бы весело”. Отнюдь не потому, что все хотят беспрестанно веселиться, просто если скучно и уныло, то никому, ни с одной, ни с другой стороны это не надо. Это как “просиживать штаны”. И когда ты, взрослый человек, понимаешь, что являешься участником, соучастником, а ещё и заложником этой ситуации, то беда! Думаю, каждый должен через это пройти, просто затем, чтобы понимать. Вообще, мне кажется, что надо строже к себе относиться, научиться внимательно смотреть в зеркало. Ведь зеркало не только для того, чтобы любоваться своим отражением, оно ещё и помогает увидеть себя со стороны, оно как “третий глаз”, который показывает, что ты из себя представляешь. Почему я с таким удовольствием езжу со своими сольными программами? Тысячный зал, который нужно суметь “взять”, а я час сорок пять минут на сцене одна, и это очень мощная школа для меня. Правда, всегда со мной на сцене виртуозный пианист Алексей Воронков.
- Как же “взять публику”? - Предлагаю зрителю пойти со мной! Вперёд! Занимаюсь делом, а уже потом нужно анализировать, что получилось, а что нет. Надо не опускаться до зрителя, а поднимать его за собой. И тогда даже за пять минут до конца спектакля у тебя есть возможность “взять зал”. Ты должен пройти свой путь, и никто не знает, в какой момент к тебе присоединятся люди.
- Как появились эти сольные программы? - Театральный проект спектакль-кабаре “Вся эта суета” (режиссер В.Иванов. – Прим.ред.) – это моя инициатива, а сольная поэтическая программа “Послушайте” и “Кабаре Бродячая собака” появись благодаря телеканалу “Культура”. Меня насильственно сделали счастливой (смеётся). Важно, когда люди с удовольствием слушают слово, стихи. Для кого-то они как сладость, десерт, а кто-то впервые открывает для себя поэзию Павла Когана, Наума Коржавина, Игоря Северянина, Роберта Рождественского, Булата Окуджавы, Анны Ахматовой, Николая Заболоцкого. Я читаю те стихи, которые люблю и которые стали частью моей жизни. Началось всё с детской книжки “Глупая лошадь” Вадима Левина - долгие годы она была моей настольной книгой. А все мы родом из детства.
— Когда в театре выбор пришелся на пьесу «Медея», я сказала: «Михаил Григорьевич я очень хочу сыграть Ясона. Можно?» - призналась Юлия Рутберг, — Но Гриша Антипенко отказался играть Медею, поэтому нам пришлось идти традиционным путем, - расхохотался режиссер спектакля Михаил Цитриняк. А Григорий Антипенко продолжил: — Мне посчастливилось учить свою роль Ясона на берегу Адриатики. Конечно, это не Эгейское море, но рядом. Это был май: все расцветает, ощущение Средиземноморья, весны... За 10 дней, пока я учил огромный текст, напитался этими закатами, восходами. И когда вошел в работу, это было несравнимое ни с чем ощущение!
- Юлия, вы настоящий «долгожитель» театра Вахтангова. А сейчас бытует мнение, что работу надо менять раз в 3 года. Как считаете, это относится к актерской профессии? - Да. я в театре 30 с чем-то лет - это очень значимый период жизни. Я в театре живу больше, чем вне его! Мой якорь - это театр Вахтангова, ныне, пристно и во веки веков. Но я такой человек, что мне чем-то одним заниматься скучно. И. слава богу, меня так хорошо учили в Щукинском училище, что есть возможность уходить направо, налево, назад, вперед. Есть кинематограф, есть мои сольные программы, связанные с художественным словом и музыкой. Есть и телевизионный опыт работы в программах. Когда-то мне надоедал театр, я с большим удовольствием уходила в кино, потом надоедало то, что происходит в кино, потому что чаше это сериалы, а они надоедают гораздо быстрее. Когда есть такой калейдоскоп, это позволяет оставаться живой и куда-то двигаться. А я - кошка, которая гуляет сама по себе, меня нельзя привязать. Мне кажется, и театр от этого выигрывает и, конечно, выигрываю я. Потому что жизнь - это движение.
- У вас актерская династия — и отец, и дед играли в театре. А сын Григорий не пошел по вашим стопам, ведь он учился в театральном институте? - Григорий занимается рекламным делом - по своему первому образованию. Он принял это решение осознанно. И дело тут не в генетике и не в том, что что ты носишь актерскую фамилию. Человек должен слушать себя. Если хочешь что-то, ты обязательно должен попробовать. Но что такое актерская профессия? Важно понять, можешь ли ты без этого жить или нет. Мне кажется, что многие выпускники Щукинского училища или Школы-студии МХАТ не стали актерами, а поменяли профессию. Но актерское образование - важная вещь, потому что учит активно слушать, вести диалог, быть партнером. А вся наша жизнь состоит из диалогов и партнерства. Человек, который владеет этим искусством и этой наукой, выигрывает. Японцы - мудрые люди, кто-то из их философов написал: «Если в 99 лет человек, держа краски, кисти и бумагу, понял, что всегда хотел рисовать, он не зря прожил свою жизнь». Мы всю жизнь ищем свое предназначение. Бот потому в 99 лет я очень рекомендую вам взять в руки краски!
- Григорий, а вас в кино сейчас часто не увидишь. Почему? Я - перфекционист в хорошем смысле слова. Мне сложно мириться с несовершенством нашего мира. Если в предложении есть хотя бы что-то - хорошие партнеры, интересный режиссер, сценарий, за который можно зацепиться, тогда я снимаюсь. А в том, что предлагают, чаше всего ничего этого нет. А просто деньги зарабатывать мне скучно.
Театр им. Вахтангова показал в Екатеринбурге спектакль «Медея». После спектакля актёры Юлия Рутберг и Григорий Антипенко и режиссёр Михаил Цитриняк встретились и поговорили со зрителями о самом важном — любви и работе души.
- Екатерина Дегай: «Тот, кто был счастлив в любви, не имеет о ней никакого представления» — эту фразу театр Вахтангова сделал слоганом спектакля «Медея». Как вы трактуете эту фразу? - Григорий Антипенко: Не хочется говорить банальные вещи, что вообще ничего в жизни не бывает без испытаний, которые позволяют нашей душе расти и развиваться — но в общем в этом и есть жизнь. Душа не воспитывается на бесконечной радости, глупости и шутках. Любовь — это прежде всего испытание, и наш спектакль лишний раз напоминает человеку, что это совсем не простая история и что мы все ответственны за взаимоотношения между людьми — в первую очередь, мы ответственны, и спрашивать надо с себя. - Юлия Рутберг: Кому-то свойственно терпеть, кому-то несвойственно терпеть; все люди разные, и все правы. Чего мы хотели в нашем спектакле? Мы хотели, чтобы люди, которые приходят в зал, подключились к нашим размышлениям, чтобы у них возникли чувства, эмоции. Ведь важно, чтобы спектакль был диалогом со зрителем. Спектакль, который мы вам привезли, как и всё, что привозит театр Вахтангова, сделан на определённом уровне профессионализма. И вы абсолютно правильно делаете, когда судите нас строго. Судите нас строго, потому что мы сильный театр, мы умный театр, и мы — театр, который приезжает не только развлекать вас, а совсем даже и не развлекать. Мы воспринимаем вас как собеседников. - Михаил Цитриняк: Я считаю, если на спектакле не плакали, не смеялись, это спектакль плохой. На спектакле что-то должно произойти. Причём театр воздействует сильнее, чем кино. Это другое искусство. Потому что зритель додумывает.
- ЕД: Григорий, вы с 2011 года служите в театре Вахтангова. Язон в «Медее» был вашей первой ролью. Что это за спектакль для вас? - ГА: Я здесь в творческом смысле самый молодой, самый неопытный. Я учусь. Для меня попасть в Вахтанговский театр — это событие, которое я до сих пор пытаюсь осмыслить. Я играл и продолжаю играть во многих театрах, гастролирую по всей стране и ближнему зарубежью и понимаю, что более намоленного пространства, более великой сцены, чем Вахтанговский театр, просто не существует. И, конечно, это ответственность. Потянешь ли ты рядом с ними, с этими великими и замечательными?
- ЕД: Юлия, вы тоже работали во многих театрах, но официально состоите только в труппе театра Вахтангова — с 1988 года. Это бесконечная верность. - ЮР: Я вообще верный человек. Меня надо довести, чтобы я взвилась. Могу сказать только одно: меня брал Михаил Александрович Ульянов. Это был первый курс, который он набирал в качестве художественного руководителя. 22 года я прожила с Михаилом Александровичем, великим артистом, совершенно невероятным человеком и потрясающим художественным руководителем. Когда-то Рубен Николаевич СимоновРубен Симонов — художественный руководитель театра им. Вахтангова с 1939 по 1968 год поставил его, Яковлева, Шалевича, Ланового, Борисову, Максакову на первую линию. Чего добивался Рубен Николаевич? Чтобы были профессиональные артисты — так называемые беговые лошади. Ведь чем растёт артист? Ролями. То же самое сделал Михаил Александрович Ульянов. Нас было 10-12 человек, и он поставил нас на первую линию и сделал из нас беговых лошадей. И сегодня ровно эти актёры являются опорой и средним поколением нашего театра. Дело ведь не в том, что ты в данный момент гламурное, медийное лицо. Важно, что ты в данный момент умеешь что-то делать. В театре Вахтангова всегда ценился и ценится профессионализм — и художников, и композиторов, и режиссёров, и балетмейстеров. Последнее потрясающее дело очень больного, но по-прежнему великого Михаила Александровича было — договор с Римасом Владимировичем. Если бы Михаил Александрович не ушёл из жизни, Римас Владимирович бы не приехал. Он об этом много раз говорил. У них не было ничего подписано, но он обещал Михаилу Александровичу. А Михаил Александрович был таким человеком — когда ты ему что-то обещал, или когда он смотрел тебе в глаза… Вот есть у нас в театре женский батальон. И мы уже вот так (проводит ребром ладони по горлу) с капустниками обалдели. И у театра были горькие времена, потому что Михаил Александрович болел. Горькие времена, но мы держались. Мы сказали: «Никакого капустника! Над чем смеяться?» И вдруг мы встречаем Михаила Александровича в буфете. Он смотрит на нас и говорит: «Девчата, надо сделать капустник». И девчата на него смотрят — пять человек: Аронова, Есипенко, Сотникова, Чиповская и я. И понимаем, что мы не можем ему отказать. И Римас Владимирович не смог отказать памяти этого великого человека. И понеслась душа в рай — пришёл Римас Владимирович на очень тяжёлое пространство. Надо было разгребать Авгиевы конюшни? Надо. Надо было держаться и воскресать из пепла? Надо. Были ли прекрасные артисты? Всегда были. Был ли репертуар? Всегда был! Про нас иногда говорят: «Вот раньше был театр…» Мы никогда не были ниже плинтуса. Это неправда! У нас болел великий Акела, а мы ни разу не позволили себе сказать: «Акела промахнулся». Никогда. Мы обожали Михаила Александровича. Он воспитал среднее поколение — и мы сегодня играем. Он воспитал наше отношение к театру: для нас театр — дом. Я не то что никогда не думала куда-то уходить; для меня то, что происходит в театре, первостатейно. Я делаю это не потому, что у меня трудовая книжка лежит в театре Вахтангова, а потому что это смысл. Сначала театр Вахтангова, а потом все остальные — спектакли, вечера, кино и так далее. Работать в театре Вахтангова — это гордость и большая ответственность. Нам трудно. Мы уже не первый год самые сильные. Самыми сильными стать — как рывок — это возможно. А вот удерживать позицию самого сильного… Вот здесь можно нашему театру поклониться. Не первый год мы самые сильные. Причём дело даже не в том, что мы на 8 рублей обошли МХАТ или что мы экономически приблизились к уровню Большого театра. Дело в том, что спектакли, которые делаются в нашем театре, — это просто кладовая солнца. Есть ли у нас провалы? Есть, дорогие мои! У нас есть провалы. Спектакли, которые закрываются. Средние артисты. Иногда хорошие артисты играют плохо; я иногда играю плохо. Мы как нормальный и сильный театр в этом признаёмся. У нас живые люди, много молодёжи, много всего. У нас стало много всяких территорий: большая сцена, малая сцена, новая сцена, арт-кафе, студия — и ещё открываются. Мы империя. Да, это прекрасно, но вы знаете, что такое империи. Мы просто как заведённые зайцы. Но я должна вам сказать, что театр Вахтангова — это азартный Парамоша. И я надеюсь, что в этом азарте мы справимся — и будем привозить к вам и спектакли Римаса Владимировича, и спектакли других режиссёров, и спектакли молодых ребят, разные. Мы будем вести себя как азартный Парамоша.
- Вопрос из зала: В 1997 году вам была присуждена премия «Чайка», в 2012 году — «Хрустальная Турандот». Что вам ближе и роднее? И за это время — за 15 лет — как изменилось ваше отношение к этим премиям? - ЮР: Премии — это здорово и приятно, но я не лукавлю, поверьте: когда я договариваюсь о работе на берегу, я никогда не думаю о премиях. Я думаю о смысле. Для меня премии — это пряник. Но поскольку в моей жизни было много кнута, без которого я бы не стала тем, кто я есть, то я отношусь к этому философски. Рада я премиям? Очень. Но у меня можно отобрать все премии — но не возможность выходить на сцену. Вот это и составляет смысл моей жизни. Премии — это субъективно. Иногда людей просто корёжит, когда им не дают премии. Я не из этих людей. Для меня премия — это когда у тебя есть возможность получать от своей работы удовольствие. Даже когда ты рыдаешь, выворачиваешь наизнанку свои внутренности, приходишь в гримёрку — заплаканные глаза, опухшее лицо, вся в синяках, выдохнуть не можешь, смотришь на себя — «редкий урод с бородой» — и думаешь: «Господи, какое же это счастье». И так у каждого артиста. Те, кто работают для премии, люди зависимые. Я в этом смысле не очень зависимый человек. И я радуюсь, когда мои коллеги получают премии, потому что знаю, как трудно выпускать спектакли, сколько на это уходит сил. И пускай все не согласны с тем, кому вручили премию, а я знаю, что иногда для человека это вдохновение и награда за восхождение на Эверест.
- Вопрос из зала: Григорий, я прочитала, что вы увлекаетесь альпинизмом, и Юлия сейчас заговорила про счастье от получения премии как после восхождения на Эверест. А что для вас счастье? - ГА: Горы — это единственный способ отдохнуть. При том, что я там калечусь физически и понимаю, что каждая вершина, которая тебе даётся, отнимает у тебя часть жизни. Всё это тяжело, высоко, и там деревья не растут, люди не живут и даже мухи не летают… Это такое странное увлечение, но отказаться от него я не могу. Не получается. А кроме того, у меня каждый год есть один важный ориентир, куда я стремлюсь и за счёт которого держу себя в форме. Я понимаю: если я расслаблюсь на дистанции в течение года, можно забыть про очередную вершину. В театре мне повезло: я играю такие роли, что каждая — вершина. И каждый спектакль – восхождение: от начала, от подготовки, от поведения и видения себя в жизни, от того, как прорабатываешь каждый роль и думаешь, что ты сумел, а что ещё нужно, а что недостижимо. Мне очень нравится слово «восхождение», поэтому, наверное, я и туда, и туда пытаюсь. - ЮР: Мы, кстати, были незнакомы с Гришей, когда вышло моё интервью, которое называлось «Я — человек Эвереста». А потом я узнала, что он — человек Эвереста. - ГА: Юля прекрасный человек, великий партнёр. Мне так везёт на партнёров. Она так деликатна. Она знает меня с самых маленьких моих творческих побед, она видела весь мой путь. Я думаю, что это тот человек, благодаря которому я за время существования спектакля тоже куда-то поднялся.
- ЮР: Я вижу ваши глаза… Спасибо вам огромное, это большая радость. Конечно, мы устали, но дело не в этом. Я вижу, как вы смотрите, и за это большое вам спасибо. Спасибо, что вас это волнует, что вы так трепетно, так уважительно относитесь к нам. Когда артист никому не нужен, когда театр никому не нужен, когда художники никому не нужны — это величайшая трагедия страны. А вы из нас делаете очарованных странников. Спасибо публике.
Ведущая: Екатерина Дегай Оператор: Илья Одношевин, Максим Черных, Роман Бороздин Режиссёр монтажа: Андрей Тиунов
На Троекуровском кладбище состоялось открытие памятника актеру, режиссеру и педагогу Илье Григорьевичу Рутбергу в день его 85-летия. Памятник создан по проекту скульптора Константина Константинова, работы которого находятся во многих российских и зарубежных музеях.
«К этому дню мы шли целый год, - сказала на открытии памятника Юлия Рутберг, - и сегодня в этом памятнике, в этом образе Дон Кихота материализовалась наша мечта. Такое количество людей приехало, прилетело и еще приедет на папино 85-летие! Это счастливейший день для нашей семьи и еще для очень многих людей, потому что в этот мой папа пришел в этот мир. Он столько создал, столько сделал добра, он – человек эпохи Возрождения, настоящий созидатель. Он - человек, наполненный любовью».
В этот день у могилы Ильи Григорьевича собралось невероятно много народу - родные, друзья, коллеги, ученики и ученики учеников, потому что дело отца продолжила его дочь актриса Юлия Рутберг. О том, как удалось возродить в одном из московских вузов преподавание пантомимы и пластики, она рассказала в недавнем интервью «Театралу».
Художественный руководитель театра «У Никитских ворот» и союзник Ильи Рутберга по знаменитому театру «Наш дом» Марк Розовский обратился к пришедшим: «Мне всегда было понятно, что Илюша имеет дар гения в самых разных своих проявлениях. Он меня потрясал не только как великий комик и артист, но и как великий фантазер, как блестящий фотограф. Если он захотел бы быть поэтом, он был бы очень хорошим поэтом, он писал прекрасные стихи и замечательные песенки, как композитор. Вот какой Леонардо да Винчи под названием Илюха Рутберг был в «Нашем доме»! Он иногда такие закидоны выдавал, от которых мы все падали и этому у него учились. Без его закидонов, может быть, не было бы моих, которые тоже имели место, но это было его влияние. Я учился и у Алика, и у Ильи. Вот их нет, и я все равно ощущаю их близость и их родство с моим делом. И думаю, что каждый, кто пришел сюда, наверное, чувствует то же самое».
Актер и режиссер Илья Рутберг - признанный мастер пантомимы, театральный педагог, основатель Студенческого театра МГУ «Наш дом» родился 17 мая 1932 года в Ленинграде. В 1966 году окончил режиссерский факультет Государственного института театрального искусства (курс Марии Иосифовны Кнебель). Он был основателем и заведующим единственной в мире кафедры пантомимы и пластической культуры в Академии переподготовки работников искусства, культуры и туризма. Он - автор первых в СССР монографий и учебника по искусству пантомимы. Из работ в кино наиболее известны его роли в картинах «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен», «Айболит-66», «Ты - мне, я - тебе», «Безымянная звезда», «Жил-был настройщик» и другие. Илья Рутберг ушел из жизни 30 октября 2014 года.
http://www.teatral-online.ru/news/18425/ Юлия Рутберг: «Дело его жизни не прервалось, оно прорастает в других» Персона/ 17 Мая 2017 08:00/ Мария Михайлова | Фото: семейный архив/
Накануне 85-летия со дня рождения актера, мастера пантомимы Ильи Рутберга «Театрал» побеседовал с его дочерью актрисой Театра им. Вахтангова Юлией Рутберг.
- Юлия, говорят в день 85-летия Ильи Григорьевича вы открываете памятник на его могиле. Каким он будет? - Памятник работы известного скульптора Константина Константинова – скульптура Дон Кихота, который стоит, сняв шляпу. Это и его ученики, и его друзья, и его близкие и родные, как всю жизнь снимали перед ним шляпу, так и после его ухода замерли в этой позе - с благодарностью, уважением и пиететом к тому, как прожил человек свою жизнь, какие ценности он нес в себе и передавал своим ученикам, что он исповедовал в этой жизни.
“Папа действительно был абсолютным бессребреником, для него не сумма прописью была важна, а смысл и идея. Для шестидесятников вообще было главным, что человек идет за идеей.”
Так создавались студенческие театры, так создавалась знаменитая студия «Наш дом», так собирались люди, те потрясающие артисты, которые сегодня являются первопроходцами! Это было какое-то удивительное проявление свободы.
- Какова судьба педагогического наследия вашего отца? - Как только папы не стало, единственная в мире кафедра пантомимы, которую папа создал, была закрыта. И тогда я приняла решение, эту ситуацию каким-то образом исправить, но не знала, как. А вскоре меня пригласили в Тюмень папины выпускники, они к тому моменту уже открыли там свой театр пантомимы и создали фестиваль, который потом стал международным. Поначалу это был всероссийский фестиваль «Театральная революция», куда приезжали коллективы из разных городов страны, и главное, что там была вся театральная молодежь Тюмени и Сургута. Папа был председателем жюри этого фестиваля.
В год пятилетия фестиваля меня пригласили стать членом жюри. И мы очень много говорили о том, что надо возродить преподавание по методике моего отца. Когда я вернулась, то Михаил Чумаченко, который преподает в ГИТИСе, предложил рассказать о нашей идее Геннадию Григорьевичу Дадамяну. Составила методичку с объяснением, что это за курс и для чего он нужен, предложила педагогов, темы и т.д. Я объяснила, что это должно быть, как было у папы, режиссеры пантомимы и пластического театра, и это должно быть вторым высшим образованием. Когда все это прочел Геннадий Григорьевич, то он предложил попробовать у него. Я была чрезвычайно рада, потому что в его Школе такого прецедента не было, у него, в основном обучались менеджеры, директора. К тому моменту они уже выпускали завпостов, вели переговоры с режиссерами, и вот рискнули расшимить спектр. Так мы набрали первый курс. Собрались все лучшие педагоги, которые преподавали у папы на кафедре, и несколько его выпускников. Плюс, необыкновенный человек Сергей Лобанков, который работал с Гедрюсом Мацкявичюсом, занимается именно пластикой, движением тела. Режиссуру пантомимы у нас преподает удивительная Надежда Соколова, она же ведет драматургию. Пластику и клоунаду – чудесный Максим Дорофеев. Музыку в театре, в том числе, и в пантомиме, преподает тонкий Николай Федорович Бабич, режиссуру – два практикующих режиссер театра имени Вахтангова Михаил Цитриняк и главный режиссер театра кукол Образцова Борис Константинов.
- Кроме книг и рукописей вашего отца, сохранились ли видеоматериалы? - У нас огромный архив, просто невероятный! Ребята из Тюмени очень много сделали, за что им низкий поклон. Все, что было на кассетах, а их было около 300 штук, - они чемоданами отвозили в Тюмень, а мне привозили уже на дисках. Мы оцифровали все, что касается папиного видеоархива и планируем создать сайт, где все это будет доступно для изучения.
“А архив, который в папках, в книгах и в компьютере – это просто что-то немыслимое по объему! До всего сразу руки не могут дойти. Но летом мы, наверное, уже начнем все систематизировать и раскладывать по темам и периодам.”
Но главное, что сегодня происходит не только систематизация и сохранение, но и возрождение его педагогической школы. Нам это удалось, благодаря Геннадию Дадамяну и Ольге Лобозиной, которая занимается всей организацией процесса, и директору Олегу Лобозину. А я, как художественный руководитель курса, отвечаю за все это в целом, и преподаю актерское мастерство.
Очень рада, что к 17 мая, когда папе исполнилось бы 85 лет, мы приходим с таким результатом – ничего из созданного им не умерло, не растворилось. Его ученики и я – мы поймали эту колесницу и держим уздечки! Открылись еще театры, тюменский театр существует и вовсю ездит как по России, так и за границу. В этом году в Казани папиным учеником Сашей Фельдманом и его ребятами был построен театр «Сдвиг», и они на фестивале в Тюмени взяли Гран-при, «Лучший режиссер» и «Лучший спектакль». Отовсюду весточки приходят: из Сургута, из Санкт-Петербурга, в Москве работает Максим Дорофеев и его замечательный театр «Мир лиц».
Для меня очень важно, что ничего не остановилось, и именно об этом стоит говорить. Мне не хочется сегодня говорить о том, каким мой папа был замечательным человеком, потому что неизбежно пришлось бы говорить слово «был»… Мне хочется говорить о том, что - есть! А это две принципиально разные точки зрения на человеческую жизнь, особенно на жизнь художника, творца, педагога, на творческую личность. И если с уходом человека, дело его жизни не прерывается, прорастает в ком-то другом, если творец успевает разбросать семена, из которых потом вырастают сады, замечательные сады учеников и последователей, то это самое важное!
Третий день репетиций) танцы, пластика, смех и серьёзность к делу - вот основа искусства!!!) #рутберг #юлиярутберг #репетиция @ Государственный Академический Театр имени Евг. Вахтангова
https://vk.com/julia_rutberg Юлия Рутберг / Julia Rutberg Московский государственный областной театр кукол 4 мар 2017 в 14:58
Вчера, 3 марта, на спектакль нашего театра «Кентервильское привидение», пришел неожиданно приятный гость – народная артистка России, актриса театра и кино Юлия Ильинична Рутберг. Как и следовало ожидать, Юлия сразу попала во внимание юных поклонниц и с удовольствием подарила гостям нашего театра автографы и фотографии на память.
20 мая 2017 года в театре Риалто в Лимассоле с успехом прошел спектакль Театра имени Евгения Вахтангова «КРИК ЛАНГУСТЫ» по пьесе Джона Марелла. Организатор гастролей на Кипре - Светлана Суслова, выразив огромную благодарность создателям спектакля, поделилась фоторафиями и отзывами зрителей.
2 июня 2017г. Моноспектакль Юлии Рутберг «Кабаре «Бродячая собака» на сцене областной филармонии (из репертуара Театра им. Вахтангова). В программе – стихи и песни В. Левина, П. Когана, Н. Коржавина, Л. Мартынова, П. Антокольского, Б. Окуджавы, А. Вертинского, А. Ахматовой, Д. Самойлова, а также эссе о Пушкине.
Наконец то, приехал легендарный моноспектакль Юлии Рутберг "Кабаре "Бродячая собака". Вечер запоминающийся для города. Впечатления такие. По составу литературных произведений спектакль получился неоднородный, всего понемногу, но голос ( таинственно -грубый), харизма, энергетика , неподражаемая манера выступления актрисы, сделали спектакль событием. Всеми любимого Александра Сергеевича Пушкина было многовато. Хотелось бы больше услышать Когана, Коржавина, Левина, т.е. тех, чьё творчество знаешь меньше. Отдельное спасибо за А.Вертинского и Эдит Пиафф. Юлия умело управляла эмоциями зрителей. Особенно его женской частью, которая составляла большинство. Вы когда - нибудь плакали на поэтическом вечере? Если нет, то Юлия Рутберг заставит Вас прослезится, так она читает стихи Роберта Рождественского. С этой программой Юлия Рутберг выступала на сценических площадках России, Дании, Литвы, Израиле, Германии и США, но отдача зрителю такая , как будто это первый, а ни сто первый раз. Профессионал!
На днях звезда театра Вахтангова побывала в соседней Иркутской области. Она представила программу, с которой выступает в своём сольном кабаре-спектакле «Бродячая собака». Юлия Рутберг покорила зрителей откровенными рассказами о своей театральной семье, насмешила анекдотом о том, как однажды встречала Новый год в катафалке, а ещё – растрогала стихами Анны Ахматовой. Сразу после спектакля актриса дала эксклюзивное интервью «Комсомольской правде в Иркутске». В разговоре с издание она отметила, что никогда ранее не была в столице Приангарья, но много о ней наслышана.
- Я влюблена в этот город заочно, потому что оцениваю его по людям, которые отсюда родом. Во-первых, это родина драматурга, который для меня входит в пятёрку лучших. Это, конечно, Александр Вампилов – невероятный, глубокий автор. Во-вторых, Иркутск – родина Дениса Мацуева, с которым я давно знакома. И третий человек, который для меня открыл Иркутск – Борис Константинов, лауреат премии «Золотая маска», главный режиссёр центрального театра кукол имени Образцова. Он тоже родом из этих мест. Сейчас мы вместе с ним работаем на курсе в училище.
Юлия Рутберг призналась, что хочет съездить на Байкал. Она уже отдыхала на берегах священного озера в 2014 году – когда приезжала с другими «вахтанговцами» на гастроли в Бурятию. - Несмотря на то, что был сентябрь, я даже рискнула искупнуться. И не пожалела. Это были совершенно невероятные ощущения, запомню на всю жизнь! Вообще, на меня это мистическое место произвело впечатление, я потом весь гастрольный тур пересказывала, как здорово на Байкале. Хочется вернуться ещё, узнать эту легенду поближе, прикоснуться к вековой истории, – цитирует её «Комсомолка».
Тогда актриса не приобрела памятный сувенир, но в этот раз пообещала исправиться. - Обязательно куплю несколько магнитов, которые будут мне напоминать об Иркутске. Вообще с каждой поездки я стараюсь привезти в Москву какие-то вещицы. Вот недавно была в Новом Уренгое. Привезла оттуда маску шамана. Много всяких милых безделущех из путешествий по Италии, Греции, Франции. Никому эти вещицы не дарю, ведь это моя коллекция, «я планету собираю по деталям, – отметила Рутберг.
Отметим, легендарный театр имени Вахтангова побывал в Бурятии в сентябре 2014 года – в рамках федеральной программы «Большие гастроли. Театральное лето России». Все билеты раскупили за несколько месяцев до приезда труппы, а на спектаклях царил настоящий аншлаг. В общей сложности их посетили 7 тысяч человек.
http://www.irk.kp.ru/daily/26687.7/3710856/ 4.6.2017 Юлия Рутберг: «В Иркутск уже влюблена, потому что здесь живут замечательные люди» Народная артистка РФ Юлия Рутберг дала эксклюзивное интервью «Комсомольской правде» в Иркутске [фото, аудио] Алена ЧИЧИГИНА
Актрису Юлию Рутберг многие могут безошибочно узнать по характерному голосу. А еще звезда Театра имени Вахтангова славится тем, что даже крохотный эпизод в фильме способна превратить в шедевр. К тому же она интеллектуал,со своим неординарным мнением и вкусом. Как она хороша, когда поет на французском в своем сольном кабаре-спектакле «Бродячая собака! Именно с этой программа народная артистка России приехала в Иркутск. Она покорила зрителей откровенными рассказами о своей театральной семье, насмешила анекдотом о том, как она однажды встречала Новый год в катафалке, а еще расстрогала стихами Анны Ахматовой. Сразу после спектакля актриса дала эксклюзивное интервью «Комсомольской правде» в Иркутске.
- Мне так приятно быть в этом городе, я здесь впервые, но столько о нем слышала, - начала разговор Юлия Рутберг. - Я влюблена в него заочно, потому что оцениваю его по людям, которые отсюда родом. Во-первых, это родина драматурга, который для меня входит в пятерку лучшихе. Это, конечно, Александр Вампилов - невероятный, глубокий автор. Во-вторых, это родина Дениса Мацуева, с которым я давно знакома. Мне посчастливилось не раз выступать с ним на одной сцене. Была такая программа с молодыми музыкантами - Борислав Струлев, Айдар Гайнулин, братья Ивановы, Вероника Кожухарова и, конечно, Денис. Я была приглашенной ведущей. Мы достигли уникального взаимопонимания, были на одной волне. Помню, в конце концерта Денис меня объявлял: "А это наша Юлечка Белза". Замечательно, что он построил здесь Дом музыки. Вы знаете, стоит сказать слово Иркутск, он начинает вибрировать. Он очень гордится своим городом и своей семьей. И третий человек, который для меня открыл Иркутск - это Борис Константинов, лауреат премии "Золотая Маска", главный режиссер Центрального Театра кукол имени Образцова. Он тоже родом из этих мест. Сейчас мы вместе с ним работаетм на курсе в училище. Блистательный художник, талантливый режиссер.
- В нашем городе вы всего на один день, не успели, наверное, ничего посмотреть... - Да, но это повод вернуться. Очень хочется посмотреть широты, просторы и масштабы города. А еще съездить на Байкал. Два года назад я впервые увидела это озеро со стороны Бурятии, мы приезжали в Улан-Удэ с гастролями Театра Вахтангова. Несмотря на то, что это был сентябрь, я даже рискнула искупнуться, и не пожалела. Это были совершенно невероятные ощущения, запомню на всю жизнь! Вообще, на меня это мистическое место произвело такое впечатление, я помом весь гастрольный тур пересказывала, как здорово на Байкале. Хочется вернуться еще, узнать эту легенду поближе, прикоснуться к вековой истории.
- А какую-то вещицу взяли с собой на память? - Жаль, но нет. В этот раз обязательно куплю несколько магнитов, которые будут мне напоминать об Иркутске. Вообще с каждой поездки я стараюсь привезти в Москву какие-то вещицы. Вот недавно была в Новом Уренгое. Привезла оттуда маску шамана. Много всяких милых безделущех из путешествий по Италии, Греции, Франции. Никому эти вещицы не дарю, ведь это моя коллекция, "я планету собираю по деталям".
- Вы приехали в Иркутск накануне Дня города. Что-то пожелаете иркутянам? - В первую очередь желаю всем здоровья и долголетия. А во-вторых - чтобы в вашем городе было побольше замечательных культурных мероприятий. Иркутяне достойны того, чтобы к ним привозили качественную продукцию - хорошую музыку, хорошие спектакли. Очень хочется привезти сюда спектакли «Медея» и «Крик лангусты», который мы играем с театром Вахтангова. По той понимающей тишине в зале, которая была на моем моноспектакле, мне стало ясно, что публика здесь очень образованная и подготовленная.
https://vk.com/public43163643 Академический театр им. Евг.Вахтангова 8 июня 2017 в 15:47 «КРИК ЛАНГУСТЫ» - 100-е представление! 9 июня на Новой сцене Вахтанговского театра состоится 100-е юбилейное представление спектакля «Крик лангусты».
Спектакль по пьесе Джона Маррелла «Смех лангусты» в редакции Жоржа Вильсона поставил Михаил Цитриняк. Художник-сценограф - Мария Рибасова, художник по костюмам Виктория Севрюкова, композиторы - Борис Кинер и Александр Прокопович. Роль Сары Бернар исполняет народная артистка России Юлия Рутберг. В роли Жоржа Питу – заслуженный артист России Андрей Ильин. Премьера спектакля «Крик лангусты» состоялась 9 апреля 2014 года, в год 170-й годовщины со дня рождения Сары Бернар. Спектакль «Крик лангусты» посвящен прошлому великой актрисы до конца своих дней хранившей верность театру.
В последнее лето своей жизни (1922) великая Сара Бернар, находясь на своей вилле на берегу моря вблизи курорта «Бель-Иль-ан-Мер», будет переживать в воспоминаниях самые яркие события своей непростой, обросшей легендами жизни, пытаясь написать мемуары. В помощь ей – преданный и верный страж ее закатных дней секретарь Жорж Питу. Михаил Цитриняк: «В каком-то смысле этот спектакль можно назвать нашим ответом времени. Ушедший XX век – это был наш век: тогда мы были молоды, учились у мастеров и гениев. Бернар ведь сожалеет не о том, что ее молодость прошла, а о том, что она больше не может творить, как в былые времена – на той же высоте, и работать с гениями своей эпохи». Юлия Рутберг: «Театр – основа сущности Сары Бернар. Это не просто ее ремесло, дающее средства к существованию. Это – ее жизнь, часть личности Актрисы, Артистки, Женщины. Сцена – наркотик, который однажды поработил ее, и не отпускает уже много лет. Зависимость прекратится лишь в момент, когда навсегда погаснет свет ее ясных, чистых глаз». Андрей Ильин: «Моя роль в спектакле «Крик лангусты» просто грандиозная – по глубине, по проникновению она на том же уровне, что и роль Сары Бернар. Сара Бернар работает над томом своих воспоминаний, и для того чтобы войти в нужное эмоциональное состояние, ей необходим партнер, который и должен представлять то маму, то Оскара Уайлда, то еще многих людей. Это театр в театре. Я очень люблю этого человека: он разный, многогранный, при этом очень трогательный, ранимый, интеллигентный, милый и вместе с тем артистичный, яркая личность. Для актера эта роль – просто подарок».
Спектакль «Крик лангусты» стал бесспорным украшением репертуара Новой сцены Вахтанговского театра и постоянным участником гастролей Театра в России и за рубежом.
http://vm.ru/news/395423.html 5.7.2017 Горькая профессия клоуна Анжелика Заозерская Сто раз выходила Юлия Рутберг на сцену театра имени Вахтангова в роли Сары Бернар. Накануне своего дня рождения актриса рассказала «ВМ»о своей любимой роли.
Спектакль «Крик лангусты» Михаила Цитряняка, кроме столичной сцены, был показан во многих странах мира, включая родину Сары Бернар — Францию.
— Юлия Ильинична, Антон Павлович Чехов, который видел Бернар на сцене, написал о ней нелестный фельетон. Какие качества открыли в своей героине вы? — Вне всякого сомнения, она была выдающейся личностью. Она страдала качеством, которое, как ни странно, нередко встречается у больших артистов — дикой боязнью сцены и чудовищной неуверенностью в себе. У Бернар была очень сложная жизнь. С пятнадцати лет ее мать, великосветская куртизанка, готовила двух своих дочерей к такому же занятию. Но Сара поломала это намерение. Бернар много играла, потому что боялась отвыкнуть от сцены. А когда с ней случилось несчастье — играла без ноги «Даму с камелиями». Играть для Сары было все равно, что жить. Она первая женщина в мире, получившая статус звезды. Я верю Оскару Уайльду и Марселю Прусту, которые знали Сару и описали ее в своих произведениях. При этом верю Бернарду Шоу, который не очень лестно отзывался о Саре. Но разве Алла Демидова и Любовь Орлова нравятся всем без исключения? А Фрейндлих? По себе знаю, что некоторые считают меня «насмешкой над искусством». Антону Павловичу Чехову нравилась Ольга Книппер-Чехова, но мне она видится совершенно иной, а про ее поведение в отношении Антона Павловича и говорить не приходится. Время — вот единственный судья, который все расставляет на свои места. Сара Бернар осталась в веках. Она — легенда.
— На спектакле «Крик лангусты» я видела много иностранцев. А во Франции он имел успех? — Думаю, да. Но я хочу рассказать, как во Франции я ходила на кладбище Пер-Лашез к Саре Бернар. Когда мы пришли на могилу, я попросила оставить меня одну. Обращалась к Саре с просьбой — помочь мне сыграть ее роль в спектакле. Потом гид спросил меня: «А вы знаете, что прах Сары Бернар пять раз переносили в разные места и, возможно, там, где мы сейчас стоим, его нет?» А я обнимала могилу, заламывала руки, взывая о помощи... Смешно. Эта история очень нравилась моему папе. Он хохотал, когда я ему ее рассказала.
— Вы суеверный человек? — В отношении ролей — да. Никогда во время репетиций не даю интервью. Нельзя выбалтывать душу.
— На ваш взгляд, существует ли сегодня такое понятие, как красота? Кто для вас красивый человек? — Признаюсь, с моей красотой у меня сложные взаимоотношения. Впрочем, иногда надо хорошо выглядеть, и я стараюсь, а иногда и не надо. К тому же у меня нет возможности роскошествовать, то есть уделять своей внешности много времени. Мои друзья и любимые мужчины как-то иначе относятся к моей красоте. Думаю, если чувство настоящее, влюбляешься не во внешность человека, а в его нутро, в его юмор, в ум, в характер, в талант. Меня никогда не интересовали люди, которые сильно реагируют на внешность. Сегодня я могу выглядеть на 17 лет, а завтра, в той же одежде, буду выглядеть гораздо старше. Мы ведь каждую минуту перевоплощаемся. Когда я смотрю на фотографии папы... У него такие поразительные морщины около глаз, и я пытаюсь прочесть, что там написано. Это текст, скрижаль, следы времени, и при этом — такой свет в глазах, что-то солнечное, без претензий к человечеству. Я люблю такие лица, вглядываюсь в них, ищу их. Если говорить о красивых женщинах-актрисах, то к ним я отношу Анастасию Вертинскую с ее невероятной внешностью, ее сестру Марианну. А какая красивая в фильме «Баллада о солдате» Жанна Прохоренко! Ирина Печерникова — красавица. А какое лицо у Жанны Болотовой! Элина Быстрицкая до сих пор потрясающе красива. Эти удивительные женщины — произведения искусства. Но есть те, которые благодаря своему труду, умению себя формировать становятся красавицами. К ним относятся Ирина Петровна Купченко, Инна Михайловна Чурикова.
— Вы принадлежите к редкой плеяде клоунесс в отечественном кино и театре. Почему так мало клоунов в искусстве? — Хороший клоун — горькая профессия. Смешить людей дико трудно. Чувство юмора можно развить только до определенного предела. Комедийным талантом, на мой взгляд, конечно же, обладали Фаина Раневская, Рина Зеленая, к комедианткам относится Татьяна Васильева. Мария Аронова — потрясающая комедийная актриса. У клоуна очень открытое сердце. Его легко ранить. Когда человек по-настоящему клоун, он очень обнажает то, к чему другие люди не допускают. У клоуна — открытая эмоция. Самое трудное в жизни — искренность. Когда она на потоке — это страшно. У клоуна, приходящего домой, очень грустное лицо. Все силы он отдает на то, чтобы рассмешить людей.
— Ваши родители прожили вместе долгую и счастливую жизнь. Как вам кажется, почему к одним людям любовь приходит раз и навсегда, а другие ее не могут найти всю жизнь? — Для меня в любви важно, чтобы чувство не превращалось в рутину. Нет ничего страшнее, чем одиночество вдвоем. Мне повезло с мужьями. Все они — талантливые люди и вели меня за собой, и я шла. Но в какойто момент возникала несовместимость. А я не из тех, кто остается в болоте. Любовь — это вдохновение. Если топливо для вдохновения исчезает, я ухожу в сторону. Когда чувств уже нет, а люди при этом что-то изображают, — очень грустно. Но для меня всегда было очень важно сохранить человека, поэтому со всеми бывшими мужьями я в прекрасных отношениях. Сегодня семейные ценности насаждаются. Но это то, что должно быть внутри тебя. Мое поколение, возможно, не так настроено на сближение, на созидание, как поколение моих родителей.
СПРАВКА Сара Бернар (Генриетт Розин Бернар), родилась 22 октября 1844 года в Париже. В начале XX века «божественную Сару» называли самой знаменитой драматической актрисой за всю историю искусства. В 1870-х годах блистала на сценах Европы и Америки.
ДОСЬЕ Юлия Ильинична Рутберг родилась 8 июля 1965 года в театральной семье. Народная артистка России, лауреат театральных премий «Чайка» и «Хрустальная Турандот». В фильмографии актрисы более 70 ролей в художественных фильмах и сериалах, среди них — Анна Ахматова в «Анне Герман» и Фаина Раневская в фильме «Орлова и Александров». Сын Григорий от второго брака живет в Америке.
https://vk.com/julia_rutberg ия Рутберг / Julia Rutberg 12 июня 2017 в 0:06 Новые личные фото Юлии в компании друзей и коллег. Источник: #instagram (mirlic)
На даче семьи Рутберг растут 13 елок. Одну из них посадил Илья Григорьевич. «Она росла сильной, мощной, красивой, — говорит Юлия. — И когда папа болел, ему было уже совсем плохо, елка начала хиреть. Когда папа попал в реанимацию, деревце стало сохнуть. Не стало папы — не стало елки. У нас была пустота, мы два года не могли ничего посадить на это место. И вдруг едем по дороге, а я боковым зрением увидела маленькую елочку и поняла, что это она будет расти вместо той. И малышка прижилась. Наверное, папа подсказал».
«Счастье, что папа застал правнуков»
— Папа был поколения шестидесятников. И своих студентов он учил созидать, мыслить, писать, моделировать, фантазировать, создавать свои миры. Мне кажется, он намного опережал свое время. Его книги, учебники, методички по пантомиме очень помогут будущим поколениям. Ведь пантомиму используют и в хореографии, и в фигурном катании, и в драматическом театре. Но законы пантомимы почти нигде не преподаются. Так вот, папа положил свою жизнь на то, чтобы сформулировать эти законы. Он говорил, что пантомима — это философия движения, древнейшее искусство. Здесь нет языкового барьера. Отец дружил с Леонидом Енгибаровым, и для него была колоссальная потеря, когда не стало этого не просто фантастического клоуна и гениального мима, но потрясающего человека. Отец дружил и с Марселем Марсо.
— Юля, расскажите о вашей семье. — Папин отец, мой дед Гриша, из крестьянской семьи, был строителем, прошел все войны. Бабушка Мириам — из Санкт-Петербурга, знала несколько языков, была прекрасным музыкантом. Папа окончил школу с серебряной медалью, Энергетический институт с красным дипломом и занимался в студенческих театрах. В 1958 году Альберт Аксельрод, Илья Рутберг и Марк Розовский основали Эстрадный театр МГУ «Наш дом». На их спектакли рвалась вся Москва. Сколько было на сцене молодых талантов: Александр Филиппенко, Михаил Филиппов, Геннадий Хазанов, Виктор Славкин. Музыку к спектаклям писал Максим Дунаевский. «Наш дом» образовался практически одновременно с «Современником», они дышали одним воздухом. Мама и папа познакомились в студии «Наш дом», она преподавала игру на фортепьяно, пела. У нас был дом открытых дверей. По 10–20 человек могли сидеть до 8 утра, придумывать новые сценарии. При этом ели белый хлеб с кильками и чай с лимоном. Это было дико вкусно. Папа сделал впервые спектакль с цветомузыкой, но его закрыли. Потому что пантомима — «продажная девка». Это было время, когда по всему прошелся хрущевский бульдозер. Когда в 1969 году «Наш дом» закрыли, было такое ощущение, что его создателей лишили рук и ног. Было отчаяние, но не было места унынию. У Ролана Быкова есть замечательная книжка «Я побит — начну сначала!». Они не останавливались, они продолжали дело. Розовский создал свой театр, Аксельрод ушел в медицину, а папа ушел в педагогику, и именно в пантомиму.
— С каких лет вы помните папу? — Папа был всегда, мир — это папа и мама. Он каждый вечер бежал домой, чтобы рассказывать мне сказки. Я заказывала: про колбасу и троллейбус, про варежки и корзинку. Папа немедленно все придумывал. Так же, как потом я уже своему сыну сочиняла небылицы. Родители воспитывали меня не наставлениями, а примером, разговорами, любовью. И для моего сына дед был и остается любимейшим человеком. И какое счастье, что папа застал правнуков. Когда его не стало, Гришеньке, старшему правнуку, было два с половиной, а Николь только родилась и была совсем крохой. Как нам сказали, у папы было два волшебных билета, чтобы попасть в рай, — два правнука. Когда-то мы построили дом в Красных Холмах. И я очень рада, что папа провел там почти 6 лет. Это было обожаемое им место, у него был свой кабинет, библиотека. И когда он выходил на террасу, а кругом росли березы, он говорил: «Мой любимый Куинджи» или «Мой любимый Левитан». Мы и место именно это выбирали, потому что «Куинджи и Левитан». У нас было принято разговаривать образами. Папа обладал магией притяжения. Куда бы я с театром ни приезжала на гастроли, в любую страну, обязательно кто-то подходил узнать о его здоровье, передать подарок. Папа был человек-планета. Иногда я думала, ну зачем в этом мире такой добрый, такой открытый, такой бессребреник? Ему нужны были только книги, живопись, музыка. По меркам сегодняшнего дня — никчемный человек. Но это не так. Молодым людям нужны гуру, которые могут направить, подтолкнуть, уберечь, охолонуть. Поговорив с папой, очень многие ребята не сделали ошибок. Он не умел завидовать, он умел радоваться за других, а это своеобразный нравственный критерий. Это философия шестидесятников. А мы (я, сын, внуки) — продолжаем философию папиной жизни. Например, у нас всегда говорили правду, в семье было запрещено врать. Потому что если вранье, то нельзя найти выход из положения.
кафедру пантомимы после смерти отца закрыли
— Детство проложило вам путь во взрослую жизнь, а именно — на сцену? — Другого просто быть не могло. Тем более что я была к этому предрасположена, была лицедейкой, обезьянкой. Мне хотелось что-то создавать, находиться там, где рисуют, шьют костюмы, там, где мужчина может сыграть женщину, а женщина — мужчину. Мне хотелось жить цветной жизнью. В эпоху серого, коричневого и черного родители создавали мне цветную жизнь. В такой семье, как наша, другого быть не могло. И поэтому, когда папы не стало, я знала, что должна продолжить его дело. Кафедру пантомимы и пластической культуры в Академии переподготовки работников искусства, культуры и туризма, которой заведовал отец, после его смерти закрыли. Я поняла, что просто не могу не заменить отца. Мне помог грандиозный Геннадий Григорьевич Дадамян, предложивший обрести новое место жительства в своей «Высшей школе деятелей сценических искусств». Мы сделали первый набор, сейчас уже была третья сессия, я — художественный руководитель курса.
— Ваш папа, наверное, был в быту неприспособленным? — Да. А вот поставить палатку, сделать корабль мог. Он построил два катамарана и плавал на них. Он филигранно делал из дерева детали корабля. Все, к чему он прикасался, — играло, пело, танцевало. И эта походная жизнь тоже «сказка сказок»: палатка, баня на берегу реки, суп и каша на костре… Но хранительницей очага была мама. Папе так повезло, что он встретил маму! Она не просто соратник, друг, любимая, родившая ему дочку, безумно похожую на него. Мария Осиповна Кнебель, папин любимый педагог, говорила: «Наш Илюшенька — это Марк Шагал по крышам шагал». И папа всю жизнь шагал по крышам, а мама его возвращала на землю. Мама пекла потрясающие пироги, отменно готовила, феноменально вязала и при этом учила детей музыке.
— Как же на все это хватало времени? — Когда у человека есть желание, он раздвигает сутки. И отец раздвигал сутки: снимался, преподавал, ставил спектакли, ездил на фестивали с Вячеславом Полуниным. Они дружили, и папа был для Полунина учителем, а он обожал Славу, очень высоко его ставил, считал гениальным клоуном и мимом. И я, и мой сын росли на Славиных спектаклях. Мы жили в коммунальной квартире: четыре ступеньки в подвал, а мне казалось, что мы жили во дворце! Говорят, родителей не выбирают, но я знаю, что я выбрала себе родителей, еще когда, наверное, была какой-то субстанцией (смеется). Наверное, и их брак совершился где-то там, на небесах.
«В последний миг он говорил: «Я выживу!»
— Родители были неразлучны до последнего дня? — Самые тяжелые последние шесть лет, когда папа болел, мама стоически была рядом, ни на секунду не покинула этот пост и никогда ни на что не сетовала. Да и мы все были рядом: я, Гриша, студенты. Папа же до последнего преподавал. Его даже носили на стуле в аудиторию. А он смеялся и говорил: «Ну наконец-то! Я хоть в чем-то сравнялся с моей обожаемой Марией Осиповной Кнебель». Потому что, когда у Марии Осиповны была сломана шейка бедра, ее в ГИТИСе студенты носили на стуле. Отец никогда не сдавался, у него всегда была безумная тяга к жизни. В самые последние мгновения говорил маме: «Васенька, я выживу». Он звал маму Василек. Я была Кутя (кутенок, щенок). И для студентов всегда находил верные, добрые слова, может, поэтому добрые дела прорастают и дают плоды. Тот «вишневый сад», который вырос из его студентов, не только цветет, но и плодоносит. Из его вишен делают вино, пекут пироги, варят варенье. Мы знаем огромное количество примеров, когда человек умирает, и все… Отца не ждет забвение, потому что у него есть ученики и продолжатели его дела. За два года, пока папы не стало, они открыли новые театры, как, например, в Казани Александр Фельдман — Казанский камерный театр SDVIG. Организованный Юрием Захаровым, Антоном Тарасенко и Полиной Карабчиковой Фестиваль пантомимы в Тюмени стал международным.
когда нет сил на сцене, я прошу его о помощи
— У вас нет ощущения, что папа где-то рядом? — Знаете, как папа нам «помогал» с установкой памятника? Рабочие неправильно выложили бордюр, сдвинули не в ту сторону. А там стоял папин портрет под стеклом. Когда мы приехали, то увидели, что стекло лопнуло и трещины во все стороны. То есть папа кричал нам: «Не так, не так положили бордюр». Когда мы все это выяснили, я сказала ему: «Батя, успокойся, мы сейчас все сделаем, как надо».
Он и по жизни мне помогает. Я не просто в это верю, я это знаю: на спектаклях вытаскивает за уши. Когда нет сил на сцене, я прошу его о помощи. Знаю, что он смотрит на меня, что все видит, знаю, когда он недоволен мной. Объяснить это невозможно, это можно только почувствовать. Он в определенные моменты приходит во сне и к мамочке, и ко мне, и к Грише. Он не бросил нас, не отпустил, он нас сопровождает, бережет, сохраняет.
Папа был изумительный сын, великолепный брат, настоящий друг. Папа замечательный муж, умный и щедрый отец, чудесный дедушка. Выдающийся педагог, запоминающийся, ни на кого не похожий актер, режиссер со своим неповторимым видением. Пусть это будет нескромно, но о папе можно говорить только в превосходной степени. И это не только мое мнение.
— Если бы сейчас Илья Григорьевич оказался неожиданно за этим столиком, что бы вы ему сказали? — Папа, я тебя так люблю…
https://vk.com/julia_rutberg Юлия Рутберг / Julia Rutberg Детский лагерь"Олимпийская деревня" ВДЦ"Орлёнок" 7 июля 2017 в 17:08
15 и 16 гильдии встретились с Юлией Ильиничной Рутберг — советской и российской актрисой театра и кино, народной артисткой России, лауреатом российских театральных премий «Чайка» и «Хрустальная Турандот». Благодарные ребята не отпустили гостью без памятного художественного сюрприза.
https://www.facebook.com Михаил Белоцерковский 3 июля 2016 г. С Марина Есипенко и Рутберг, Юлия Ильинична в Государственный Академический Театр имени Евг. Вахтангова.
http://visualrian.ru 06.09.2017 Народная артистка РФ, актриса Юлия Рутберг и актёр театра и кино Григорий Антипенко на мероприятии, посвященном открытию 97-го сезона Государственного академического театра имени Е. Вахтангова.
"Врожденное актерство" и "генетическая связь с театром" – это все о ней, о девочке, выросшей в центре Москвы и впитавшей с детства дух шестидесятников. Юлия Рутберг – звезда российского театра и кино связана пуповиной с этими улицами, площадями и переулками, вьющимися от Тверской к старому Арбату. Народная артистка России, актриса театра Вахтангова, лауреат премии "Чайка" и "Хрустальная Турандот" вскоре выйдет на сцену в Израиле в поэтическом спектакле "Кабаре "Бродячая собака"". Накануне спектакля она рассказала о мистике и свободе на сцене и в жизни.
- Вы из тех актеров, кто на сцене может все – заставить зрителя плакать, смеяться, выйти из зала необыкновенно воодушевленным или подавленным. Кабаре, кажется жанром довольно легким для такого диапазона эмоций. Или то, что мы увидим ближе к творческому вечеру? - Я не люблю словосочетания творческий вечер, и не очень понимаю, что это такое. То, что мы к вам привозим – это поэтический спектакль "Кабаре "Бродячая Собака". В нем прозвучат стихи и музыка, которые дороги мне и тем зрителям, с которыми у нас единый культурный код, в основе которого – книги, которые волею судеб остаются в нашей жизни с самого детства и юности до конца дней.
- Есть нечто прекрасное в том, чтобы слышать снова и снова знакомые строчки и повторять их за актером. Вы это имеете ввиду, когда говорите об отсутствии "четвертой стены" в вашем спектакле? - Мы вместе – и я, и зрители – создаем этот спектакль, как рассказ о жизни – детство, отрочество, юность. Я собрала в нем все, что мне нравится, что я люблю и чем дорожу. Это первая книжка, которую мне читал папа – "Глупая лошадь" Вадима Левина. Это стихи Леонида Мартынова, Павла Когана, Наума Коржавина, Павла Антакольского Давида Самойлова, Роберта Рождественского. Это Пушкин и поэзия Серебряного Века, Северянин и Ахматова. Это баллады Окуджавы, и Вертинского…
- Образ бродячей собаки – беспризорный пес, который сродни художнику. Сегодня время изменилось. Уже нет голодных художников, как во времена декаданса… - Да что вы?! Кто же вам такое сказал? Во все времена есть голодные художники, поэты.
- На экране телевизора мы видим звезд. Они вполне обеспеченны, крепко стоят на ногах, получают высокие гонорары, не бедствуют. Должен ли все-таки художник быть "голодным", чтобы творить? Как можно связать художественный процесс с материальным? - Во всем должна быть золотая середина. Талант не может быть прямо пропорционален тому, сколько он ест, носит Армани или ходит в рванье. Нельзя сказать, что Микеланджело или Леонардо были богатыми. А Пикассо был не бедным. Импрессионисты начинали как голь перекатная. Художник Зверев умер нищим. Просто человек должен быть нормально одет, сыт и дай бог, чтобы у него была возможность работать.
- Поэзия серебряного века для нашего поколения – это высокие чувства молодость, самиздат… - Прекрасная поэзия, а судьбы порою страшные. Время было беспощадно. Стык эпох – это всегда очень большой энергетический выплеск. Блок воспевал революцию, при этом самоустранился из жизни. С Маяковским случались странные вещи. Столько появилось гениальных режиссеров, поэтов, писателей, художников, хореографов. Но при этом огромное количество людей были сосланы, расстреляны, преданы. Для меня это время как неисчерпаемый артезианский колодец в смысле стихов. А с точки зрения прожитой людьми жизни – тяжелый путь, как у Цветаевой, Ахматовой, Мандельштама…
- Можно ли научить любить стихи? Понимать поэзию? - Просто так заставить любить стихи невозможно. Например, я понимаю, что Евтушенко прекрасный поэт, но его стихи не читаю. Знаю, что Роберт Рождественский очень хороший поэт и его стихи я читаю. Изумительная Белла Ахмадулина. С удовольствием читаю ее. Пастернака – храню в своем сердце. По Мандельштаму просто плачу. Из поэтов ты выбираешь тех, с кем тебе по дороге, тех, чьи мысли входят в твою голову, чьи идеи западают в душу, а эмоции попадают в сердце
- Поэты – своеобразные медиумы своего времени. Существует ли мистика для вас в жизни, на сцене? Чувствуете ли вы мистическую связь с ними? - Я не люблю говорить об этом. Потому что есть вещи, которые объяснимы. Это не называется мистикой. Если ты чем-то интересуешься и над чем-то по-настоящему работаешь, вкладываешь в это душу и сердце, и самого себя, то тогда тебе начинает откликаться история этого человека, его жизнь. Попадаешь с совершенно невероятные места, которые связаны с ним. У меня так было, когда мы делали на канале "Культура" огромную программу о Мандельштаме. Я оказалась в Чердыни, в Пермском краю, где он впервые выкинулся из окна, начал сходить с ума и после чего его перевели в Воронеж. Была в Воронеже, прошла по всем местам Мандельштама. Для меня это не было мистическим. Но возникло понимание того, что мы вступили в контакт – не по верхам, а вглубь.
- Нечто подобное произошло у вас с Фаиной Раневской, роль которой вы сыграли в сериале о Любови Орловой. - Фаина Георгиевна Раневская это какой-то непонятный выверт эпохи. Это такой сгусток таланта, что у нее была отдельно взятая перпендикулярная жизнь. Она не вписывалась ни в какие рамки со своей органикой и никогда не играла никакой соцреализм. Масштаб ее дарования был от трагического до комического в равных пропорциях. Существовать "под Раневскую" невозможно. Мне было тяжело, но я согласилась, потому что мне хотелось защитить память о ней от превращения в провинциальный анекдот. Это была трудная, но важная для меня работа.
- Вы с ней были знакомы в жизни? - Нет. Один раз видела Фаину Раневскую в спектакле "Дальше тишина". Училась тогда в десятом классе. И так случилось, что этот спектакль стал последним в ее жизни.
- От чего зависит актерское дарование? - От Бога.
Е- ще есть какие-то составляющие? - Есть: питательная среда, генетика. Но сам талант он от Бога. А дальше – талант, помноженный на трудолюбие. Потому что без трудолюбия некоторые талантливые люди ничего не сделали в этой жизни.
- Если говорить о среде, то ваша среда была самая,что ни на есть питательная. - Да, конечно мне очень повезло. Я росла среди людей, которые были шестидесятниками и каждый представлял из себя уникальную личность. Они во многом определили мою жизнь, мои вкусы, пристрастия и выбор профессии.
- Какие у вас самые первые детские воспоминания? - Большая Дмитровка – Пушкинская улица в моем детстве. Коммунальная квартира – четыре ступеньки вниз, подвал и 11-метровая комната, как кишка, у которой потолки были четыре двадцать. Мое детство прошло очень бурно. Каждый вечер у нас собирались друзья. Это был образ жизни моих родителей. В самом центре исторической Москвы. Памятник Юрию Долгорукому, улица Горького, улица Неждановой, Ордынка, Столешников переулок, консерватория, театр Маяковского, МХАТ – все это было рядом. То есть у меня с детства отпечаталась картинка старой Москвы. Это во многом определило мое отношение к архитектуре.
- А первые театральные воспоминания? - Меня много водили в театры. Видела "Синюю птицу", "Щелкунчика" и "Белоснежку и семь гномов". Меня приобщали к музыке, я училась в музыкальной школе. Но из меня не делали вундеркинда и спасибо большое моим родителям за это. И очень важно, что с моих 10-11 лет мы с папой постоянно ходили в музеи. Это по жизни стало для меня очень важным.
- Какие моменты в вашей актерской судьбе вы считаете судьбоносными, без чего вас не было бы сейчас как актрисы? - Без спектакля "Зойкина квартира", которую ставил Гарри Маркович Черняховский. Это тот редкий случай, когда дипломный спектакль Щукинского училища был перенесен на основную сцену театр Вахтангова. Это самый главный спектакль в моей жизни, самая главная роль. А дальше встреча с Петром Наумовичем Фоменко, ученицей которого я себя считаю. Два спектакля, которые мы с ним выпустили. Грандиозный Роман Григорьевич Виктюк. Я застала его в таком соку, в таком фонтанирующем состоянии. И Володя Мирзоев и Миша Бычков – ныне главреж воронежского театра. Сейчас сотрудничаю с Мишей Цитриняком. "Улыбнись, Господи" Туминаса, в котором мне посчастливилось играть. Я застала лучшую режиссуру 20 и 21 века. В этом смысле у меня несусветное везение. И благодаря спектаклю "Джек энд Джули" я зашла на драматическую территорию. До этого много было комедийных ролей. Это тоже было судьбоносным, потому что потом была "Королева красоты из Линейна" с Бычковым Мишей. С Мишей Цитриняком "Крик Лангусты" и это уже совершенно другое качество, другой вес, который я научилась поднимать как драматическая актриса, а не как только как комедийная.
- Как вы измеряете свою весовую категорию и решаете, какой вес поднять? - На самом деле и смешить людей это тяжелая работа. Комедия не зря называется легким жанром, хотя легкость на сцене – самое трудное. Но когда ты сталкиваешься с таким материалом, как "Медея", когда час сорок пять, ни сходя со сцены, ты существуешь в такой трагедии, в таком накале страстей – это другой вес. Это очень тяжелый удар по организму, по психике. Не зря роль Медеи являлась когда-то в театре мерилом таланта.
- Как вы восстанавливаетесь после это предела возможного, этого перехода границы? - Я сплю, читаю книжки, ухожу в тишину. Для этого у нас и существуют дом, семья, малый мир, в котором ты уединяешься. Люблю ездить на дачу, ходить в лес за грибами. Там обретаю силы. А летом – это вода. Как только я оказываюсь вводе, меня не достанешь. Обожаю плавать.
- У вас имидж трудоголика, актрисы без страха и упрека. И понятно, что самое высшее для вас удовольствие это успех на сцене. А как человеку, как женщине что вам доставляет удовольствие? - Внуки, дети, семья, путешествия, музеи. Полностью отделяю то, что происходит на работе от того, что происходит в жизни. В жизни я ценю уют, красоту, комфорт. Терпеть не могу роскоши, это не очень способствует тому, чтобы я отдыхала. А вот уют, когда горит камин в деревянном доме, за окном березы, когда ты ни от кого не зависишь, когда не надо краситься, наряжаться – вот тогда мне хорошо. Люблю простоту. Мою простоту.
- В интервью вы часто говорите о свободе. Свободе в жизни в творчестве. Что надо делать, чтобы ее обрести? - Свобода – это осознанная необходимость. Это возможность играть те роли, в которых есть твое человеческое высказывание. Моя задача не развлекать публику, а заставить ее думать. Когда ты можешь читать стихи, которые со временем приобретают очень разное звучание. И когда ты несешь за это ответственность, потому что актеры сродни пастырям. У них есть своя паства, которая внемлет их слову. Для них то, что говорит актер – это руководство к действию. Свобода это делать то, что доставляет тебе удовольствие и понимать, что ты нужен. Придумать свою свободу умеют многие. Начать – уже меньшее количество, а свободу довести дело до конца – совсем немногие.
- Кто в современном театре для вас гуру? - Инна Чурикова. Алиса Фрейндлих, Марина Неелова, Екатерина Васильева. А из актеров – Валентин Гафт. Он выступает редко, со своими стихами. И это какой-то невероятный человек, артист и поэт из почти совсем ушедшего поколения.
- Как-то связь эта передается? Русский театр всегда продолжался из поколения в поколение. - Так и есть. Наше поколение воспитано ими. А те, кто идет за нами и уже совсем из другого мира.
********
Юлия Рутберг. Музыкально-поэтический спектакль "Кабаре "Бродячая Собака" Беэр-Шева, Центр сценических искусств – малый зал, 13 октября 2017, пятница, 19:00 Реховот, зал "Викс" – Институт Вайцмана, 14 октября 2017, суббота, 19:00 Нетания, Гейхал ха-Тарбут, 15 октября 2017, воскресенье, 20:00 Тель-Авив, Тель-Авивский музей искусств – зал "Реканати", 16 октября 2017, понедельник, 20:00 Петах-Тиква, зал "Шарет", 18 октября 2017, среда, 20:00 Хайфа, зал "Раппопорт" 19 октября 2017, четверг, 20:00
Послушайте! Вечер Юлии Рутберг Опубликовано: 15 авг. 2013 г. Вечер в Московском международном Доме музыки. Культура, 2012. http://www.chayka.org/node/5518 Юлия Рутберг читает произведения Александра Пушкина, Анны Ахматовой, Александра Вертинского, Иосифа Бродского, Павла Когана, Наума Коржавина, Леонида Мартынова, Вадима Левина.
https://vk.com/julia_rutberg https://www.vrn.kp.ru/daily/26741.5/3769432/ 9.10.2017 Юлия Рутберг: Артист должен быть космонавтом, шпионом и фотомоделью «в одном флаконе»! На гастролях в Воронеже известная актриса рассказала, что раздражает ее в зрителях, в чем сын лучше ее, и почему сыграть Раневскую для нее было аферой Татьяна ПОДЪЯБЛОНСКАЯ
7 октября в Воронеже с гастролями побывала Юлия Рутберг. Дочь мастера вторых ролей Ильи Рутберга 30 лет отдала театру Вахтангова и сыграла более 50 образов в кино («Кушать подано!», «Прощайте, доктор Фрейд!», «Не родись красивой, «Умница, красавица»). В сериале «Орлова и Александров» Юлии Рутберг выпала честь перевоплотиться в Фаину Раневскую. О талантах и поклонниках со звездой театра и кино и поговорила «Комсомолка».
РАЗДРАЖАЕТ ЛОШАДИНЫЙ СМЕХ ЗРИТЕЛЕЙ
- Юлия Ильинична, по сюжету спектакля «Привет, маньяк», с которым вы приехали, у героини появляется навязчивый поклонник. А в жизни такие ситуации случались? - Поклонники бывают разные. И это зависит от уровня культуры. Бывают умнейшие поклонники, с которыми любо-дорого общаться, потому что у этих людей прекрасные мысли и такое же отношение к театру. И вообще присутствует дистанция и нормы поведения, которые присущи интеллигентному человеку. А бывают люди, от которых просто хочется бежать. И я думаю, что если бы они с каким-то врачом имели дело, то точно так же общались бы. Это уровень культуры. Поклонники - это орел и решка: с одной стороны, все артисты мечтают, чтобы у них были поклонники, с другой, иногда сталкиваешься с шизофрениками. Потому что люди, увлеченные каким-то человеком, сотворяют себе кумира. И для них море по колено. Это разновидность душевной болезни. У некоторых это на грани фобии или мании, эти люди страшные. У них всегда навязчивые идеи. А у нас и так эмоциональная профессия, поэтому хочется, чтобы тебя все оставили в покое, когда я не на сцене. В миру для меня важен покой и человеческие ценности. Поэтому когда нарушают мою территорию, я просто готова брать шпагу и стреляться с этими людьми.
- Умеете жестко ответить? - Я умею по-всякому, а жизнь научила и жестко.
Юлия Рутберг в Воронеже. Фото: Татьяна ПОДЪЯБЛОНСКАЯ
- Если зал неполный, вас это смущает? - Нет. Во-первых, я понимаю, что это бывает от разных экономических вещей -неудачный день или праздник, иногда плохо продаются билеты. А меня абсолютно устраивает столько, сколько пришло. Всегда приятно, когда полный зал, это допинг. Но я никогда об этом не думаю и благодарна тем, кто пришел - они для меня большая драгоценность.
- А что раздражает в зрителях? - Звонки мобильников и лошадиный смех. Наверное, думают, что так оказывают мне большую честь. А я просто в ужасе. У спектакля есть аура, а это вносит элемент пошлости. А я бегу от всего, что связано с пошлостью. Я больше всего люблю тишину. Конечно, приятно, когда люди смеются, и бывает очень драгоценный смех. Я вообще люблю интеллектуальный юмор, это другая природа смеха. Люблю, когда у людей возникают аллюзии, какие-то сравнения, фантазии. А не как акын: что видят, то и га-га… Меня уже не собьешь, только бейсбольной битой по голове. Но это меняет настрой. Ведь музыкальный инструмент звучит по-разному в холод и жару. Так же и душевный музыкальный инструмент расстраивается от пошлости. В этом есть какой-то акт вандализма, это разрушительно для спектакля. Да и для публики. Достаточно двух таких людей, они начинают создавать вокруг себя поле. Многих это страшно раздражает. Это такой потребительский момент. Они не думают, им главное - поржать. Прекрасно, тогда включи телевизор.
Я ДВАЖДЫ БАБКА, А ВСЕ ПОЮ И ПЛЯШУ В КРИНОЛИНАХ
- Режиссер Римас Туминас говорил, что вас надо в чем-то останавливать, сдерживать. - Это данность. Актерская профессия - это ад. Многие считают, что это ложное кокетство. Но если ты хочешь быть на плаву, ты должен на протяжении всей карьеры, с молодости и до гроба, соответствовать трем пунктам - быть космонавтом, английским шпионом и фотомоделью. Если один из этих ингредиентов отваливается, ты сходишь с дистанции. Болит у тебя голова, сломана ли у тебя нога, умер ли кто-то - это никого не волнует, билеты проданы. Поэтому это ад. Но я без этого не могу. Я больная на всю голову, у меня справка есть. Если ты не отдаешься этому без остатка - сам проигрываешь. Если ты выходишь на сцену, неважно, театра или антрепризы, для меня нет раздела, ты волнуешься, переполняешься. Если ты переполнен, и это переливается, это возвращается тебе. Ты выходишь со сцены усталый, но прекрасно усталый. А вот когда ты не отдал, не получил назад, в тебе начинает бродить тухлая вода. Вот это кошмар. Так что для меня нет выбора. Если человека называют профессионалом, есть планка, ниже которой, ты не можешь спуститься, вдохновенное у тебя состояние или подавленное. Есть мастерство - его не пропьешь.
- Ваш сын Григорий учился на актера, но не работает в профессии. Вы рады? - Хорошо, что он попробовал. Чтобы не говорить: эх, вы меня не пустили. А когда попробовал, сказал, что театр - не мужская профессия. Я не осудила, просто поняла, что в отличие от меня, он без этого может. Значит, не надо убиваться. У нас вся семья театральная, мой папа и режиссурой, и пантомимой, и актерством занимался, мама - музыкант, дедушка по маминой линии - классик балета, бабушка - народные танцы. В общем, сын насмотрелся. Я могу сказать одно - наши дети всегда лучше, чем мы. Гриша лучше меня в качестве родителя. Он такой отец, что мне такой матерью не снилось вообще быть. Мы с ним душа в душу до сих пор. Но так, как он с женой и детьми возится, у него сын и дочка, так только в кино бывает. Я за них счастлива и снимаю перед ним шляпу. У меня двое внуков - я дважды бабка, а все пою и пляшу в кринолинах.
РАДА, ЧТО ЗА МЕНЯ ПРОГОЛОСОВАЛА «УХОДЯЩАЯ НАТУРА»
- Вы в театре работаете вместе с Виктором Добронравовым, который рос в Воронеже, пока его родители учились в институте искусств… - Витя совершенно замечательный. Он трудно поступал, трудно учился, зато прекрасно работает. Он один из ведущих молодых актеров театра Вахтангова. Играет главные роли у Римаса Туминаса. Снимается в кино. Вот уж где неугасающий факел. Династия мужчин-актеров потрясающая. Обожаю Федечку, приходилось с ним работать, удивительное человеческое существо. И Ваня чудесный артист. С ними любо-дорого, они настоящие. Трудоголики немыслимые. Витька много умеет: поет, танцует, замечательный драматический артист. Ощущение, что ему все легко. Конечно, это просто впечатление.
- Вам недавно присудили звание народной артистки, это для вас что-то значит? - Как вы думаете? Сейчас вышел указ президента - награждать в год всего четыре человека! Это национальную гордость. При этом я ничего для этого не делала, никого об этом не просила. Я рада, что они приняли такое решение. Когда мне позвонил Александр Ширвиндт, который был в этой комиссии, и сказал: «Девочка моя, я тебя поздравляю - мы все вслепую проголосовали за тебя единогласно», конечно, гордость была невозможная. Потому что те, кто выбирали мою кандидатуру, это уходящая натура, это образцы для подражания! Это для меня очень высокая награда и большая ответственность на всю оставшуюся жизнь. Звание народный артист - это очень серьезно. Когда ты выходишь к публике, об этом нужно забывать. Но зритель будет с тебя спрашивать, как с народного артиста.
Юлия Рутберг в Воронеже. Фото: Татьяна ПОДЪЯБЛОНСКАЯ
КОГДА ИГРАЛА РАНЕВСКУЮ, ДУМАЛА ОСВИСТАЮТ
- Не страшно было подступаться к образу Фаины Раневской в сериале «Орлова и Александров»? - Очень тяжело. Это была вообще афера. О похожести речь не идет. Должна была быть какая-то дистанция, чтобы играя этот образ, высказать ей поклонение, уважение. Нужно было попытаться передать систему ее оценок, то, что ей было дорого, ее искрометный юмор. Она же совершенно невероятный человек. Все, кто пытается играть под Раневскую, - это смерть грача. У нее такая органика, у нее же нет слова в простоте. Другой скорчит рожу - все думают, что сумасшедший. А на нее все смотрели, как завороженные. Она играла с наслаждением. До определенного возраста. А дальше она уже жила. Я ее видела в спектакле «Дальше тишина», там она жила. Выходила эта седая глыба, с этими детскими глазами… Это было просто какое-то шаманство. Это невозможно было смотреть. И здесь не только дарование, это личность! Поэтому я очень боялась. Раневская - это уже имя нарицательное. И, конечно, я была уверена, что меня освистают. А в итоге меня наградили за эту роль, премией Миронова. Я была обескуражена.
- А образ Ахматовой как вам давался в фильме «Анна Герман»? - Сыграть там ничего не удалось, там можно было только наполнить роль линиями. Больше ничем. Поэтому это некий флер а флер - это такое эхо. Сама Анна Герман - эхо, и то, что я сделала в Ахматовой - тоже эхо, набросочек. Но я и этому была рада.
- Есть роль, которую вы мечтаете сыграть в театре? - А я вам этого никогда не скажу. Про свои мечты вообще нельзя говорить, только с Богом. Тогда есть шанс, что сбудется. А если ты все выбалтываешь, то все это так и останется в фотоаппаратах и диктофонах. А до сцены не дойдет, не успеет.
Юлия Рутберг блистательный мастер перевоплощений. Она не перестает удивлять. Диапазон ее актерских возможностей потрясает. Рутберг подвластны все жанры: трагедия, фарс, драма, комедия, мюзикл, пантомима, кино, эстрада. Быть везде органичной – это редкий дар. Ее работа на сцене – великое лицедейство, возведенное в Абсолют.
https://vk.com/public43163643 Академический театр им. Евг.Вахтангова 14 авг 2018 в 15:32 Юлия Рутберг – участница IV Международного фестиваля «Друскининкский летний театральный ПЕРЕКРЕСТОК» («SANKRYŽA»).
7 августа в Литве стартовал IV Международный фестиваль «Друскининкский летний театральный Перекресток» («SANKRYŽA»). На суд гостей и жителей курортного города представлена весьма разнообразная и рассчитанная на разные театральные вкусы и пристрастия программа. Здесь на перекрестке разных культур встретятся артисты из Армении, Беларуси, Израиля, Литвы, России и Украины.
Вахтанговка Юлия Рутберг приглашена на фестиваль с программой «Кабаре Бродячая собака», которая с большим успехом проходит в АРТ-КАФЕ Вахтанговского театра, с момента его основания в 2015 году. Юлия Рутберг о спектакле:
«Когда я увидела фильм «Кабаре», то просто сошла с ума. Я давно мечтала играть в этом жанре, потому что это сплав музыки, слова, пластики, актерской игры. При этом разговор идет на вечные темы и о гениальных людях. В репертуарном театре всегда есть некая четвертая стена. Не важно, играете вы Шекспира или Чехова, зритель остается в роли наблюдателя. В кабаре, по определению, четвертая стена отсутствует. Так что то, что сделали мы, принципиально иное: в кабаре основным партнером артиста является именно публика».
Музыкально-поэтический спектакль «КАБАРЕ БРОДЯЧАЯ СОБАКА» будет представлен 18 августа 19.00 час (Санаторий «Эгле», Друскининкай).
Мне удалось поговорить с прекрасной Юлией Рутберг в дни между трагедией и комедией – в прямом смысле слова, на берегу Средиземного моря в Кейсарии, где мы встретились тогда, когда она показывала в Тель-Авиве в рамках фестиваля «Столетие Габимы» блистательную «Медею» театра Вахтангова, и перед тем, как вновь приедет в Израиль в середине ноября с венецианской комедией «Карнавальная Ночь или Привет, Маньяк!». Казалось бы, что может быть общего между этими двумя во всем противоположными постановками? Общее нашлось – конечно же, это сама Юлия Ильинична Рутберг, конечно же, это любовь к театру, и это зрители, которые видели Юлию Рутберг в роли Медеи и которые смогут увидеть её в роли ЕЁ. «ОНА» – так зовут героиню Юлия Рутберг в венецианской комедии «Карнавальная ночь или Привет, Маньяк!» по пьесе Ганны Слуцки в режиссуре Михаила Цитриняка, поставившего и недавнюю «Медею» Жана Ануя.
– Юлия Ильинична! Вот мы с вами болтаем тут под голубыми небесами и рядом с синими волнами, и вдруг речь заходит о Шевчуке. Мой герой – и, судя по всему, и ваш… – С Юрием Шевчуком мы познакомились на озвучивании документально-художественного фильма Андрея Сергеевича Смирнова. То была удивительная компания: оба они – мыслители, очень образованные люди, профессионалы, прекрасно разбирающиеся в истории, литературе. Я была в восторге от общения с ними обоими. Недавно в Питере на вокзале, когда уезжала с гастролей, я его увидела, подошла и говорю «Я Юля Рутберг», а Шевчук мне «Что ты представляешься, думаешь, я тебя не помню?». Я к Шевчуку нежно отношусь, его песни мне нравятся очень давно, с первого момента, когда я его увидела и услышала.
– Шевчук вдохновляет на душевные порывы… – Да, он мой кумир – в человеческом плане, не только как исполнитель. Так же, как и Андрей Вадимович Макаревич. У нас нежная душевная дружба, Андрей Вадимович ходит ко мне на спектакли. Однажды он пришел на мой спектакль «Суета» в «Театре киноактера», где 1200 мест. Я, конечно, дрейфила. Но Андрюша Вадимыч меня похвалил и сказал прекрасную фразу: «Я всегда тебе говорил, что ты замечательная артистка. Все прекрасно, музыкально. Но кто тебе сказал, что ты должна стараться петь? Тебе совершенно не нужно петь. Тебе нужно рассказывать истории. Ты же не вокалистка, ты артистка, вот и занимайся своим делом». И на самом деле это было точнейшее замечание насчет актерского настоящего шансона, где у меня есть два примера: Андрей Александрович Миронов и Людмила Марковна Гурченко. Голос, музыкальность – важнейшие составляющие, но первоосновой все-таки является текст. Есть еще один человек, который для меня невыносимо обаятелен, умен, и я слушаю его с детства – это прививка на всю жизнь – это Юлий Черсанович Ким. Я с детства слышала, как он пел в компании и у нас дома. Помню, как на 50-летие папы он переделал Вертинского, и там был такой кусочек, он грассировал: «Прекрасен первый твой полтинник, Гони второй… Тарам-пам-пам».
– Юля, вы упомянули знаковые имена современной российской культуры – Шевчук, Макаревич, Ким. А себя вы относите к знаковым личностям? – Нет, ну что вы. Это надо заслужить, и это должно идти не от самого человека, а от зрителей и слушателей, которые в облике, в том, что человек делает, считывают знак времени. Я, как мне кажется, просто достойная представительница своего поколения, воспитанная поколением шестидесятников, я никуда не сворачиваю, живу в этом времени. Заповеди бывают не только библейскими, но и поколенческими. Все, что я получила от шестидесятников, во мне живет, и мне в этом пространстве – не тесно.
– Вы любите играть словами? – Словотворчество – это же прекрасно. У меня папа любил играть словами. Играть словами – означает размышлять, играть смыслами, подтекстами.
– Вы и рассказчица прекрасная. – В детстве меня называли «Андронников в юбке». Мой папа был помешан на его рассказах. Андронников, добившейся поразительных эффектов в устных рассказах – это действительно знаковый человек своего поколения. Когда Андронников рассказывал о Лермонтове, то сходились толпы. Кстати, с его дочерью, Екатериной Ираклиевной Андронниковой, мы начинали нашу поэтическую программу «Послушайте!».
– Но на сей раз, вы приезжаете к нам абсолютно не с поэтической программой, а с комедией «Привет, маньяк!». Мы говорили с вами об игре словами, о поэтической импровизации, а тут вы заточены в роли в концепции режиссера. Михаил Цитриняк вряд ли разрешает импровизировать на сцене… – Михаил Григорьевич Цитриняк – для меня совершенно подарок господа бога, при том что знакомы мы были давно. Мы оба учились в Щукинском училище – правда, на разных курсах. Лет через 20 после знакомства мы как-то встретились и спросили друг друга: «А почему мы вместе не работаем?». Для меня его режиссура сродни той, которой я была избалована с прихода в театр. Режиссура, которая имеет под собой педагогику, как было у Петра Наумовича Фоменко, который относился к актерам как к ученикам, и плоды его просвещения были невероятные. Это и Роман Григорьевич Виктюк, который нам преподавал. Михаил Цитриняк начинал с Центрального Детского Театра, три года был стажером у Эфроса, а потом оказался во МХАТе и поставил там несколько спектаклей еще при Ефремове. Рядом с ним были люди, окутавшие его аурой изысканного вкуса.
– В таком окружении нельзя было не стать… – Нельзя было не стать Цитриняком. У него божественная фамилия папы, который блистательно писал в «Литературной газете», у него была потрясающая мама. Удивительная история, оказалось, что мы с Мишей учились в одной школе, в 31-й. Когда он учился в десятом классе, я училась в первом. И он меня уверяет, что девочка, которую он нес на плече, когда был десятиклассником – это была я. У нас очень схожее понимание того, что такое театр вообще – как идея, как институт, как очень важная затея для человечества. И он, и я всегда были уверены и даже спорили с Михаилом Ильичом Роммом, если можно спорить с книгой, – по поводу того, что театр отомрет, потому что появилось телевидение. Театр всегда будет жить.
– Театр существует еще с античных времен, ему уже ничто не помеха. Мы с вами, кстати, сидим в античном театре. – Когда появилось телевидение и видео, люди наслаждались тем, что можно все смотреть у себя дома. Но все это – целлулоид, а театр – это жизнь, это здесь и сейчас. Для Михаила Цитриняка, театр – это, прежде всего, растворение в актерах. Когда ты берешь пьесу, в этом всегда должен быть смысл. Не нужно обращаться к автору, если ты хочешь его вывернуть наизнанку и все переиначить. Могут быть аллюзии, аллегории, так оно и есть. Например, в «Медее» мы сократили пьесу, она идет без последней сцены, без того, как кормилица встречается с пахарем. Этого бытового мирного сюжета наш спектакль не выдерживает.
Юлия Рутберг в спектакле “Медея”. Фото – Екатерина Цветкова
– Ваша «Медея» – сконцентрированная трагедия. Меня она ошеломила. – Великие режиссеры и театры как раз и велики тем, что зрители выходят после спектаклей в ошеломлении, не могут разговаривать… Казалось бы – «Медея», какое страшное, чудовищное, уже тысячелетиями живущее предзнаменование, уже происшедшее предсказание, а в этом столько аллюзий с современным миром. Люди плачут на «Медее». Но парадоксально – это светлейший спектакль: в нем есть поступок, человек и свет в конце тоннеля. Потому что даже при самой безысходности, когда Медея выбирает самоустранение как выход, чтобы не существовать в этом мире – это решение, для которого нужны душевные силы. Медея – не убийца. Убийца – это тот человек, который убивает кого-то и остается в живых. Медея же говорит детям: «Не бойтесь, я вместе с вами. Мы все трое идем домой» и она убивает себя. Она считает, что невозможно жить ее детям с таким отцом и в таком мире. Это экзистенциальная драма, трагедия.
– Вы играете такую сильную женщину, а в следующем спектакле… – После этого спектакля был «Крик лангусты», где я сыграла Сару Бернар. А потом возникло предложение антрепризного спектакля, который бы ничем не отличался от театральной репертуарной постановки.
– Расскажите про него. Такой переход к легкости – естественен, даже завзятые театралы понимают, что не может же актер умирать на сцене каждый день. – Конечно. Лебедев играл Бабу-Ягу, Табаков – Матроскина, а Ефремов – Айболита. А я в некий прекрасный день прочитала пьесу Ганны Слуцки «Привет, маньяк!», передала ее Михаилу Цитриняку, и он получил от Ганны разрешение сделать реконструкцию этой пьесы.
– Что значит реконструкция? – У Ганны Слуцки описываются 1980-е годы, а у нас в спектакле показана эра немого кино. У нее в паре – режиссер и женщина-драматург, а у нас – режиссер и актриса, выходцы из России, эмигранты в Париже, но все происходит в Венеции на кинофестивале. Больше ничего рассказывать не буду, иначе неинтересно. Но так как действие происходит во время карнавала, то мы придумывали название «Венецианская комедия. Карнавальная Ночь или Привет, Маньяк!», потому что только слово «маньяк» устрашает. А вот «Карнавальная ночь» – это счастье за пять минут до Нового года, название всегда что-то сообщает аудитории. «Карнавальная ночь» – это дабл-декер положительных эмоций. Ганне Слуцки очень понравился спектакль и я надеюсь, что она придет к нам, если будет в Израиле. Она такое количество прекрасных слов нам наговорила в Москве…
Юлия Рутберг в спектакле «Венецианская комедия. Карнавальная Ночь или Привет, Маньяк!»
– А в чем ноу-хау этой антрепризы? – Антрепризы бывают в основном, комедийные. А здесь в спектакле есть перевертыш. Первый акт – это абсолютная комедия и идет в диком, нарастающем темпе, в таком вот барабанном ритме. А второй акт начинает медленно переходить в драму.
– Неожиданно для зала? – Абсолютно неожиданно. И в конце опять такая тишина, люди замирают. Оказывается, люди хотят видеть человеческие горести даже в самых комедийных персонажах. Герои не могут бесконечно смешить. Сюжет выстроен так, что за 10 минут до финала выясняется еще одна новая подробность, которая все меняет – эдакий кульбит. Скелетов в шкафу в этой пьесе немало.
– Вы работаете на контрастах. В мрачной «Медее» финал известен, в легкой антрепризе – он непредсказуем… – И тем и замечателен. Все-таки это карнавал, венецианские тайны. И костюмы у нас, кстати, тоже особые, венецианские, специально пошитые. У нас есть в спектакле и Витрувианский человек Леонардо да Винчи, и его же золотое сечение. Спектакль гораздо умнее, чем предполагает зритель в самом начале. Я обожаю в нем играть. Это спектакль – оборотень, в нем много сюрпризов. И еще в нем звучит прекрасная музыка Бориса Кинера и Александра Прокоповича.
Момент репетиции. Фото – Д. Дубинский
– Любой театрал знает «что» он смотрит и начинает смотреть «как». И в какой-то момент это «как» настолько уволакивает в театральное пространство, что знание «что» становится вторичным. Давайте сравним классику с современной драматургией. Вы играете и в той, и в другой. Как эти два полюса уравновешиваются? – Не надо уповать на имена классиков, как на оберег и индульгенцию. Надо ставить хорошие спектакли. «Ханума» – это спектакль, который я играю четырнадцатый год. Вы не представляете, сколько составов сменилось, а я все играю свою дорогую, кривоногую, с усами Кабато. Как хохочет зал, какое это счастье – выходить на кривых ногах, крестьянкой, с грузинским акцентом, баловаться. И какое же удовольствие получают зрители! Классику надо снимать с котурн – приближать к залу. И с этим, кстати, прекрасно справился Жан Ануй, переписав «Медею» Эврипида.
– Что может быть лучше аплодисментов. Но все-таки, хохочет зал или рыдает – что для вас лучше? – Не могу вам сказать – каждый спектакль делает свое дело. Если бы рыдали в конце «Ханумы», я бы уволилась. А если бы хохотали в конце «Медеи», я бы застрелилась. Для меня лично и то, и другое – достижение результата. Вообще, я не очень люблю, когда хохочут. Но когда я участвую в площадном спектакле, когда я клоун, когда я в грязных, специально вытертых ботинках сорок второго размера, когда я импровизирую… Отбери у меня Медею, я буду рыдать, отбери у меня Хануму, я тоже буду рыдать. Нельзя все время играть Медею. Я очень рада, что есть спектакли, связанные со словом, с поэзией, с трансляцией личности. Для меня всегда приоритетной будет классика – это тяжелая артиллерия, а вот бродвейские пьесы – это все равно немного другой разговор, но тоже нужный. Я никогда не уходила со сцены, даже если мобильные телефоны звонили не раз. Я очень люблю публику. И я понимаю, что на спектакль «Карнавальная ночь» не всегда приходит та же публика, что приходит на «Медею». Но все равно очень много одних и тех зрителей. Я благодарна тем, кто в меня верит – я их не обманула. Они поверили в то, что если я выхожу на сцену, то я их зову. Для меня каждый спектакль – это диалог.
Маша Хинич. Фотографии предоставлены пресс-отделом театра имени Вахтангова и компанией RestInternational
***** Спектакль «Карнавальная Ночь или Привет, Маньяк!» можно будет увидеть с 17 по 23 ноября в Ашдоде, Тель-Авиве, Нес-Ционе, Нетании, Ашкелоне и Хайфе.
https://vk.com/@-23602165-vladimir-menshov-vlad-furman-i-daniil-strahov-specpokaz-film Владимир Меньшов, Влад Фурман и Даниил Страхов и др.,Спецпоказ фильма Влада Фурмана «Гупёшка». Москва. Дом Кино. 30.10.2018
«Комсомольская правда» 2 ноября 2018 ,16:26 Помолодевшая Юлия Рутберг удивила коллег 53-летняя актриса побывала на премьере фильма режиссера Влада Фурмана «Гупёшка»
Режиссер фильма Влад Фурман и Юлия Рутберг. Фото предоставлено пресс-службой мероприятия
Знаменитая актриса Юлия Рутберг редко выходит в свет, увидеть ее в последнее время можно разве только в театре. А тут артистка появилась на премьере фильма «Гупешка».
Коллеги 53-летней актрисы были удивлены, как она помолодела.
https://vk.com/@-23602165-vladimir-menshov-vlad-furman-i-daniil-strahov-specpokaz-film 2 ноября 2018, 15:30, Кино Mail.Ru Внук Миронова, Меньшов и другие на показе драмы «Гупешка» Звезды посмотрели фильм Влада Фурмана, который рассказывает о деревенской женщине, ставшей супругой городского интеллигента
В московском Доме кино показали фильм режиссера Влада Фурмана «Гупёшка». Драму вместе с постановщиком представила актриса Нелли Попова, сыгравшая главную роль. Поддержали коллег Владимир Меньшов, Михаил Пореченков с дочкой, Даниил Страхов с женой Марией Леоновой, Юлия Рутберг («Обмани, если любишь»), внук Андрея Миронова и сын Марии Мироновой Андрей Удалов, Эммануил Виторган с женой Ириной Млодик, Александр Ильин-младший и другие.
Блистательная актриса Юлия Рутберг в прошлом месяце приезжала в Израиль со спектаклем Московского театра Вахтангова "Медея" Жана Ануя. Спектакль был показан в Тель-Авиве на фестивале «Столетие Габимы», на сцене театра "Габима". Вот теперь, в середине ноября, актриса вновь была в Израиле, но с другим спектаклем, антрепризным - комедией «Карнавальная Ночь, или Привет, Маньяк!». Да, общее в этих совершенно разных постановках - трагедии и комедии - была сама Юлия Рутберг и её любовь к театру, её талант!
На "Медею" ходила моя внучка Анита, студентка театрального училища в Тель-Авиве. А на второй спектакль попала я - в Хайфе. Это спектакль по пьесе известного и в Москве, и в Израиле драматурга Ганны Слуцки (Ganna Oganesyan).
События в спектакле разворачиваются во времена немого кино. Герои – режиссер и актриса, выходцы из России, живут в Париже, в Венецию прибыли на кинофестиваль. Они оба счастливы и успешны, их ждет европейское турне. Неожиданно к ним в номер врывается молодой человек, который ломает всю идиллию, - он уже давно преследует актрису. Его пытаются выгнать, но тут начинается наводнение (действие ведь в Венеции!), герои в панике, и тут начинают раскрываться тайны их прошлого. Так начинается спектакль, сюжет его очень динамичен, разворачивается лихо и очень неожиданно...
Спектакли, как стихи, приходят в свой срок: бессмысленно подгонять или притормаживать. 130-летие Ахматовой отмечали в июне. Центром праздника, стал, разумеется, знаменитый Фонтанный дом в Петербурге. Вот тогда-то у актрисы Юлии Рутберг и родилась идея сделать программу, посвященную Анне Андреевне. Однако то, что задумывалось как поэтический вечер, в итоге вылилось в яркий моноспектакль, со своей драматургией, интригой и сверхзадачей.
В поэзии особенно важна мера доверия к автору, наше личное отношение к нему. Рутберг виртуозно выстраивает диалог не только между актрисой и залом, но между каждым зрителем и Ахматовой. Этот многосторонний «контакт на высшем уровне» позволяет стереть с поэта патину времени и вместо бронзового монумента, в какой мы привычно превращаем классиков, увидеть живого человека, который любил, страдал и ненавидел так же, как все на этой земле. «13 вопросов к Ахматовой» играются в камерном пространстве в Арт-кафе Театра Вахтангова. После премьеры «Культура» встретилась с актрисой, чтобы поговорить и о высокой поэзии, и о прозе жизни.
культура: Анна Андреевна уверяла, что после смерти ее душа переселится в рыжих котов. Как раз такой уселся перед Вами, когда Вы читали ее стихи в июне этого года в Фонтанном доме. Неужели с кота и началась нынешняя программа? Рутберг: Я верю в знаки судьбы. На репетиции накануне того концерта вдруг поняла, что меня заносит в менторство, что читаю как лектор, причем Ганнибал. Ощущала себя эдаким путеводителем по жизни Ахматовой, а ничего подобного быть не должно. Как выбраться, не понимала. В голове, словно у Тригорина, ворочалось чугунное ядро, не могла заснуть. Наконец уснула, и мне приснился... Петр Наумович Фоменко, который произнес: «Прислушайся к себе, найди что-то личное, только твое». И когда на следующий день вышла к микрофону, откуда ни возьмись появился рыжий кот. Я посмотрела в его зеленые глаза и поняла — надо делать программу, посвященную Анне Андреевне. Уже можно.
культура: А не страшно ли задавать великим вопросы? Рутберг: Идти к Ахматовой за сермяжной правдой бесполезно: у нее все возведено в поэтический образ. Да, спрашивать Анну Андреевну рискованно. Можно услышать то, к чему совершенно не готов. Мы же от многого закрываемся. Воспринимать собственную персону с иронией способны лишь некоторые. Это, если хотите, жилка эзотерического отношения к жизни. Нечто между гоголевщиной и булгаковщиной. Но кто не рискует... К гадалке или экстрасенсу никогда не пойду. А вот открыть книгу того, кому доверяешь... Это еще в «Щуке» началось: мы разговаривали и с Николаем Васильевичем, и с Михаилом Афанасьевичем, и с Эрнстом Теодором Амадеем, то бишь Гофманом...
культура: Не так давно Вы сыграли роль Ахматовой в сериале об Анне Герман. «13 вопросов» — продолжение «контакта» с Анной Андреевной? Рутберг: Он начался еще в институте, где дипломной работой по художественному слову был «Реквием» и шесть ее стихотворений. Кстати, режиссером нынешней программы стала моя однокурсница Антонина Венедиктова, прекрасный мастер слова, помнившая ту мою студенческую работу. Идея «13 вопросов» принадлежит мне, но в таком деле без режиссера нельзя. Если все тянешь сама, уровень субъективизма зашкаливает. Музыку подбирал Алеша Воронков, совершенно потрясающий партнер, умеющий продолжить разговор не словами, но сочинениями композиторов, которые были близки Анне Андреевне. По этой же причине и вопросы ей задавала не я, а мои друзья, люди моего поколения. Все имеют отношение к театру, работают в разных жанрах. Они и помогли понять, о чем идет сегодня диалог с Ахматовой.
культура: Он возможен? Рутберг: А зачем мы открываем том стихов? Чтобы задать вопрос и получить ответ. А иногда она сама задает вопрос, чтобы именно ты на него ответил. Вот такой энергообмен, возникающий, если не относиться к Ахматовой как к памятнику. В стихах великих прорвалась душа и мысль — поэтому время выбрало их и сохранило. Стихи — сухой остаток их жизни. А Анна Андреевна прожила огромную жизнь не только по количеству отпущенных ей лет, но по интенсивности перемен, свидетелем которых она была. От постановления о журналах «Звезда» и «Ленинград» и полного забвения до повального поклонения и прижизненного мирового признания.
культура: Чем дальше Вы уводите нас за собой по лабиринтам ее лирики и трагичной судьбы, тем сильнее ощущение света и воздуха, даже легкости. Парадокс? Рутберг: Когда я только начинала репетировать, все выглядело совершенно иначе — было сложным и важным, не дай бог что-то упустить. Но так нельзя, без воздуха задохнусь и я, и зрители. Это победа — найти и легкость, и юмор. Ахматова рано сформировалась как поэт. От некоторых вещей в ее стихах становится страшно: «муж в могиле, сын в тюрьме». Она себе программировала эти трагедии, была не только летописцем, но и «модератором» своей жизни. Мы есть то, что мы говорим, мысль материальна. Между прочим, мой подход к ее поэзии разделяют не все. Кто-то недоумевает, как я смею так читать Ахматову! Что ж, это хорошо. Терпеть не могу, когда все хвалят. Существует авторское прочтение Аллы Демидовой, Светланы Крючковой, других замечательных мастеров. Но я — другой человек. И хочу, чтобы узнали мой голос и поверили ему.
культура: Вы назвали Ахматову иконой стиля. Что вкладываете в это определение? Рутберг: Для меня икона стиля — не образец для копирования, не повод выщипать брови «под Целиковскую» или сделать прическу как у Греты Гарбо. Это возможность не только в жизни, но в работе опереться, помимо визуального образа, на внутреннее содержание. Коко Шанель, Лайза Миннелли, Инна Михайловна Чурикова, Алиса Бруновна Фрейндлих, Марина Мстиславовна Неёлова — вот мои иконы стиля.
культура: Интерес к поэзии вроде бы возвращается, но пальму первенства держит рэп, а в адрес классики молодые привычно бросают: «Слишком сложно». Рутберг: Уровень образованности великих поэтов просто зашкаливает с современной точки зрения. У той же Анны Андреевны масса вещей, которые для сегодняшнего поколения — тайна за семью печатями. Они слов некоторых не понимают. Тот язык, который Пушкин отшлифовал до состояния бриллианта и подарил нам, начинает уходить в песок. Недопустимо утратить то, что значимо для нации. Когда произношу «И мы сохраним тебя, русская речь, / Великое русское слово», понимаю, о чем это — у меня внуки растут. Однако, судя по всему, скоро мы будем говорить как Эллочка-людоедка.
культура: Почему это происходит? Рутберг: Мне кажется, из мира уходит тишина — самая гениальная музыка. Человеку страшно остановиться и прислушаться к самому себе, интуитивно он чувствует, что в этой бесконечной суете перестает существовать как личность. Написала же Ахматова: «И по собственному дому / Я иду, как по чужому, / И меня боятся зеркала. / Что в них, Боже, Боже! — / На меня похоже... / Разве я такой была?» Люди почти не вглядываются в самих себя. Зеркало нужно, чтобы галстук поправить или накраситься, а не для самоидентификации.
культура: «13 вопросов» — не единственная авторская программа в Вашем репертуаре. Подобный формат — возможность говорить со зрителем о том, что важно лично Вам? Рутберг: Отчасти. Я не прикидываю заранее, кто будет моей публикой. В Америке любимая аудитория — Силиконовая долина, Пало-Альто. Залы полны и в Сан-Франциско, и в Бостоне. На «Кабаре «Бродячая собака» приходят и мои сверстники, и молодые зрители, которым, наверное, нужно разобраться, как жили и что любили их родители. Я играла эту программу для двадцати человек в музее забытых вещей в Пензе и для тысячи двухсот в Тюмени. Недавно выступала с ней в Екатеринбурге по случаю Дня учителя. В зале — сплошные виновники торжества. Лица — профессионально суровы и непреклонны. И я бросаю: «Никогда не думала, что мне предстоит сегодня сдавать ЕГЭ!» В конце вечера зал понимающе улыбался и аплодировал. Все-таки утянула их на свою территорию.
культура: Вы — хулиганка? Рутберг: Еще какая! Это в социуме я человек шаткого равновесия, но на сцене... Просыпается азарт. Особенно если случается какая-нибудь накладка — слишком громко звонит телефон, взрывается фонарь. Вот тут расцветаю. Мой приятель называет меня актрисой военных действий: «Тебе надо играть на передовой под артобстрелом!»
культура: То есть, если зал «не поддается», Вы только рады? Рутберг: Публику можно завоевать даже за минуту до финала. Хотя, конечно, бывает, она и вовсе не дается. Зрители присоединяются к тебе «островками» — один, второй, третий, пока не образуется сплошное поле. Со сцены все видно. Приятно думать: жив курилка! Но важнее другое — понимаешь, что людям это действительно нужно. Особенно когда подходят подростки с просьбой продиктовать названия стихотворений, хотят сами прочесть. Это, простите за высокопарность, просветительство. Никогда не поздно сделать человеку прививку подлинной культуры, увлечь на территорию театра, поэзии, музыки.
культура: Полагаете, поединок с компьютером и цифровой реальностью можно выиграть? Рутберг: Не надо превращать это в сражение. Достаточно показать ребенку: существует немало увлекательного и за пределами экрана монитора. В Музыкальном театре имени Станиславского и Немировича-Данченко, который возглавляет Александр Титель, мы с Феликсом Коробовым сделали программу для детей, объединив симфоническую сказку Прокофьева «Петя и Волк» и фантазию Сен-Санса «Карнавал животных». Рассказываем ребятам об оркестре, о музыкальных инструментах, помогаем слушать и понимать музыку. Стараемся, чтобы они не боялись фантазировать, высказывать свои мысли. А в конце устраиваем танцы... под симфонический оркестр. Они носятся по залу и орут от счастья.
культура: В среде людей искусства с завидным постоянством вспыхивают горячие споры о свободе. Творческому человеку необходима «свобода для» или «свобода от»? Рутберг: Свобода от — эгоистична, для — прагматична. Вопрос не в «для» и «от», а в ответственности: готов человек отвечать за последствия пользования предоставленной ему свободой. Описанная Дмитрием Приговым «Свобода без конца / Без выхода, без входа / Без матери-отца» ни к чему хорошему не приводит, что и показала наша недавняя история. Свободный человек держит ответ за каждое слово, поступок, за проживаемую жизнь.
культура: Актерская профессия очень затратна. Чтобы каждый вечер выдавать эмоции, надо пополнять внутренние запасы. Как? Рутберг: Стараюсь по максимуму загружать себя не связанными со сценой вещами. Из недавних потрясений — выставки Мунка и Репина. Я жадна до впечатлений. Они откладываются в какой-то заветный саквояжик и потом всплывают в нужный момент. Эмоции необходимы душе, как вода — телу. Люди-сухари опасны для человечества — они лишают эмоций и себя, и окружающих. Мир для них всего лишь набор стандартных функций. Все, что вне привычного, предсказуемого, они просто не воспринимают. Бездна чувств им, увы, неведома.
культура: Мы живем в мире страшилок. Нас пугают политики и блогеры, ученые и «гражданские активисты», соцсети, пресса, телевидение: со всех сторон несутся крики: «Мир погибает!» Куда идти за надеждой, помимо храма? Рутберг: В театр! Он должен давать надежду. И обязательно загружать мозги. Театр — не официант «чего изволите», выполняющий любую прихоть клиента, пришедшего нескучно скоротать вечерок. Умение работать головой, делать выводы из увиденного и услышанного, позволяет не впадать в уныние или панику.
http://www.teatral-online.ru/news/26453/ Юлия Рутберг: «Еду на дачу читать Рабле» «Советую не унывать и соскучиться по театру!» Мария Михайлова | Фото: Анатолий Морковкин март 2020
Актриса Театра им. Вахтангова Юлия Рутберг рассказала «Театралу» о том, как она проводит время в период карантина и дала несколько мудрых советов своим зрителям.
- Я отношусь к этой паузе в работе как к возможности почитать, посмотреть хорошее кино, побыть с семьей и как-то немножко «выдохнуть». В данный момент я как раз подъезжаю к даче. Буду ходить в лес и наслаждаться пришедшей весной.
А еще должна «отдать долг» своему папе, потому что три раза начинала читать одну из его любимых книг - «Гаргантюа и Пантагрюэль», но так ни разу не дочитала до конца. Так что приеду на дачу и буду читать Рабле.
Я накупила целую сумку книг, которые мне нужно прочесть! Собираюсь возвращать себе свои собственные творческие долги. Потому что при моем обычном графике не очень успеваешь читать книги и смотреть хорошее кино. Я многое посмотрела из оскароносной линейки, но не всё, и не видела много новых европейских картин, а мне кажется, что надо ориентироваться в том, что происходит с твоими коллегами по всему миру. Поэтому подключим на даче Netflix и Avi и будем смотреть прекрасные фильмы.
Нашим дорогим зрителям я советую не унывать и соскучиться по театру! Представляю, с какой радостью мы кинемся друг другу в объятия, когда наконец театры всплывут после этого дайвинга. Я надеюсь, что мы все всплывем без кессонной болезни, и не будет никаких других вариантов, кроме как: вам - срочно бежать в зрительный зал, а нам, актерам, – на сцену, и с большим удовольствием доиграть этот сезон, тем более что следующий сезон у нашего театра юбилейный!
У нас удивительная страна – никогда не бывает золотой середины: люди либо перегружены до умопомрачения и еле ползают, либо, когда у них все отобрали и сказали: «Отдыхайте!», они кричат: «Нет, мы хотим работать!»
Мне кажется, что сейчас всем надо найти золотую середину, успокоиться, сварить вкусный супчик или макароны с тушенкой, которые все купили. Это же такая вкуснота, это же воспоминания детства!
Дай всем бог насмотреться на своих родных и любимых, посмотреть хорошее кино и поправить свое IQ, чтобы по-прежнему быть интеллигентными людьми и интересными собеседниками.
А еще очень важно выспаться! Конечно, отдых – очень непривычное для меня состояние, но попробую адаптироваться.
2019-й объявлен в России Годом театра. Это одно из древнейших видов искусств – на протяжении многих веков формируют его мастера, режиссеры и артисты. В их числе и Юлия Рутберг – народная артистка театра имени Вахтангова. Она родилась в 1965 году в театральной семье, ее родные также работали преподавателями. Какую роль еще не сыграла народная артистка, как нужно поднимать театр и почему актриса не любит сниматься в сериалах – обо всем этом Юлия Рутберг рассказала в эксклюзивном интервью «ФедералПресс».
«Мне не нравится сериальное движение»
Юлия Ильинична, мы знаем, что вы посетили Екатеринбург, чтобы поздравить учителей, а в вашей жизни какую роль играют педагоги?
—В моей жизни очень много учителей. Это такая генетическая предрасположенность искать учителей по жизни, потому что в нашей семье все учителя. Мама учитель музыки, бабушка преподавала народный танец, дедушка – классический танец, а потом бальный. Другой дедушка в институте машиностроения преподавал, другая бабушка былаполиглоткойи преподавала языки. Учитель – это вообще какое-то совершенно поразительное звание, принадлежность, это не профессия. Учителем не может быть каждый человек, не потому что он плохой или хороший – это дар божий, как быть артистом или врачом. Учитель – это человек, который направляет душу маленького ребенка, отрока во вселенной, уже повзрослевшего человека. Если человек перестает учиться по жизни, то все – он начинает входить в сезон стагнации. Для меня есть учителя, которые даже не знают, что таковыми являются. Например, ЛайзаМинелли,БарбраСтрейзенд,МэрилСтрип, АлисаБруновнаФрейндлих знает, Инна Михайловна Чурикова знает, Фаина Георгиевна Раневская, к сожалению, не знает. Есть люди, которые тебя сопровождают по жизни, воспитывают, а есть те, у которых ты перенимаешь умения – это тоже учеба.
Вы сегодня одна из самых востребованных актрис театра и кино. Только в театре Вахтангова, если не ошибаюсь, вы участвуете в пяти спектаклях? Как вы все успеваете и как вам удается совмещать роли? Какой любимый спектакль?
—У меня все спектакли любимые, у меня какой-то сейчас счастливый период – совершенно разные роли. У меня так по жизни и было устремление. Я играю на новой сцене Медею в постановке МихаилаЦитриняка. Мы сыграли 194 спектакля, и 27 декабря у на будет 200-й. Кстати, мы были у вас с «Медеей» в Екатеринбурге. Спектакль о Саре Бернар, который тоже поставил Михаил Григорьевич, 154 раза был показан спектакль, тоже его показывали у вас в Екатеринбурге в рамках театра Вахтангова – большая и малая форма. Мы совсем недавно были со спектаклем «Улыбнись нам, Господи», где я играю козу. Мы даже не ожидали, что будет такой фурор сумасшедший у этого спектакля. Все же это библейская тема, и не развлекательная. Очень было здорово. Екатеринбург – такой избалованный город, у вас много кто бывает. И еще у меня есть зона арт-кафе – там у меня литературная программа «Бродячая собака», у меня есть «Вся эта суета» – это музыкальная программа, и 3 декабря у меня премьера в арт-кафе, правда потом я это много где играю, фактически по всему земному шару, это «13 вопросов к Ахаматовой».
Кино, где мы можем вас увидеть в ближайшее время?
—В кино… Проект, который мы сделали прошлым летом с Сашей Цекало, я даже не понимаю, где он. К сожалению. Сегодня ты можешь сняться, и это появится завтра, а можешь сняться, и это появится через 10 лет. Я не понимаю логики выпуска материалов. Честно говоря, я стала сниматься меньше, мне не очень нравится сериальное движение, я не очень понимаю, зачем это людям. У меня есть возможность, и я очень много езжу. Сейчас я приехала к вам, потом у меня Петербург, Рязань, Когалым, Магнитогорск, Челябинск, Иркутск, Академгородок физиков под Вильнюсом – это ближайшее, что я помню. Это прекрасно, когда ты выходишь на сцену, ты должен обязательно что-то позиционировать своему зрителю, на чем-то настаивать. Все мои программы, с которыми я езжу, они все авторские, и там вместе с актерскими моими проявлениями есть еще и человеческие, это тот редчайший жанр, где это можно совместить.
С кем из режиссеров хотели бы поработать? Может быть, иностранных? С кем из коллег-артистов – тоже, может быть, иностранных?
—На самом деле, есть молодые ребята интересные. Прежде всего мне хочется получить такой сценарий, чтобы мы если разговаривали с режиссером, то у нас был бы предметный разговор. Сценарий как литература, это даже не 50 и не 70 %,наверное даже больше. Дальше режиссер меня должен заманить на эту территорию, рассказать, что мы хотим показать людям, потому что кинематограф – это мощнейшая сила. Я уговаривала себя лечь спать пораньше, но не смогла и посмотрела две серии «Ликвидации». Да, это сериал, но поразительно, какие актерские работы, даже самые маленькие. Мне кажется, что после «17 мгновений весны» Сереже Урсуляку удалось присоединиться к такому качеству сериала, когда это фактически фильм. Недавно еще посмотрела «Легенду № 17» и получила огромное удовольствие и от того, как играют. Коля Лебедев такой молодец, я его знала, когда он только начинал, он же абсолютный ботаник, такой человек, и вдруг из этого мальчика – такая мощь, понимание и темпоритмы, актерские работы. Если режиссер разрабатывает и предлагает, не могу сказать, с кем я хотела бы поработать. Я не говорю таких вещей, потому что я не люблю напрашиваться. Наверху есть какая-то своя божественная режиссура, и она касается в том числе меня.
«Год театра стал возможностью привлечь внимание»
2019 год был объявлен Годом театра. Как вы можете оценить, как он прошел в нашей стране? Что удалось, что не очень?
—Не знаю, как завершится Год театра. Я ездила с Ольгой Голодец во Владикавказ, мы летали туда вместе с Гергиевым, там был его третий фестиваль. А он почетный гражданин, для него Владикавказ не перестал быть малой родиной и единственной, хотя он человек мира. Был потрясающий концерт Мариинского оркестра и детей, гениальных детей, которых он отобрал в возрасте от 9 до 14 лет, которые играли на разных инструментах, это было что-то несусветное. Сам маэстро сидел в зале, и у него увлажнялись глаза. Когда он вышел на сцену, он их своими огромными руками обнял, он очень много делает для Владикавказа. Для меня эта поездка была, поскольку там дом Вахтангова, гимназия Вахтангова, где он учился, памятник, и мы даже в гимназии лезгинку танцевали, под проливным дождем цветы возложили к памятнику. Помимо того, что Год театра и наш театр Вахтангова такой сильный, и всегда носил его имя, и прославляет его каждый день, еще и столетие нашего театра – хотелось поклониться ему, и все это удалось.
На ваш взгляд, насколько активно включились регионы в Год театра? Как-то отслеживали или, может быть, отмечали для себя какие-то особенности?
—«Год театра» стал возможностью привлечь внимание. Есть сильные театры, есть и слабые. Есть театры, которые занимаются творчеством, а есть театры, которые скулят и ноют. Мне кажется, Год театра соединил усилия и привлек внимание к тому, что происходит в театральном процессе по стране. Когда мы были во Владикавказе, там был ингуши, кабардинцы, балкарцы, там была огромная диаспора театров, маленькие кусочки спектаклей они играли на национальном и русском языках. На мой взгляд, театр – единственный миротворец, люди говорят на разных языках, молятся разным богам, но именно театр заставляет плакать и смеяться на одни и те же темы. Когда дело касается театров и артистов, когда вообще представить невозможно, что кто-то из этих людей стоит по разные стороны баррикад и что, возможно, у кого-то из этих людей оружие. Театр – это люди в костюмах, все поют, все танцуют, и люди испытывают эмоциональное впечатление друг от друга. Они в этот момент не думают, кто какой национальности. Мне кажется, культура – тот последний сдерживающий рычаг, чтобы нашу планету не разорвало.
Как вы считаете, как именно в регионах должна быть выстроена культурная политика? Как, например, власть, общественность должна заниматься популяризацией культурных проектов?
—С одной стороны, конечно, нужна помощь от государства и деньги должны выдаваться. Не могут голодать артисты, они тогда будут уличными артистами. Но при этом в театрах должны быть люди. Мы сталкиваемся с тем, что сейчас фактически захлопываются врата шестидесятников. Шестидесятники – это огромный режиссерский театр, это актеры-личности – штучные, коллекционные. Каждый театр, если мы берем Товстоногова, то это Русский музей, если брали Марка Захарова – это Пушкинский музей. У этих театров есть школы, есть мастера. Сейчас мы очень встревожены тем, что большие корабли, не говоря уже о малых, теряют капитанов, теряют адмиралов. Именно они определяли не только политику театра, они определяли мысль и то, куда, в какой жанр театр приглашает. У Марка Анатольевича это был театр-фейерверк, фантасмагория, у Товстоногова каких жанров только не было, но у него преобладал социалистический реализм. Сейчас жив Додин, у которого тоже много разных жанров. Вахтанговский театр – это нафантазированный реализм, но пьесы, авторы. Многое зависит от педагогов и режиссеров, актеров должны воспитывать личности, которым есть что передавать, актеров должны воспитывать беговые лошади, потому что актерская профессия – она не теоретическая, а практическая. Режиссеров должны воспитывать мастера. Мне кажется, что если мы немного перекроем кислород дилетантизму, тогда, может быть, появятся гораздо более значимые фигуры. Я думаю, что театр эпохи модернизма и постмодернизма – он уже всех достал.
На ваш взгляд, как можно привлечь молодежь в культуру? Речь идет не о том, чтобы все молодые люди повально пошли в театральные студии. Как заинтересовать молодежь в театре и привлечь их туда в качестве зрителей?
–А это вы сами должны делать. Пойдите, отсмотрите спектакли и поведите на хороший подрастающее поколение. Если вы заплакали или засмеялись в зале, вы понимаете, что в этом есть культурный уровень, что это хорошие авторы. Вы знаете, например, что приезжает театр Вахтангова ,– купите билет и отведите туда своих близких из молодой возрастной категории. Только покажите хороший театр: если покажете белиберду, то, конечно, молодежь не захочет идти в театр.
1 мая в российских кинотеатрах состоялась премьера анимационного фильма “Суворов: Великое путешествие”. Мультфильм рассказывает о полководце и простом юноше, ставшем свидетелем знаменитого Швейцарского похода. Ко всему прочему сюжет включает множество интересных, забавных персонажей с их историями и характерами. Озвучившая одну из главных героинь актриса Юлия Рутберг поделилась воспоминаниями о работе над проектом.
О храбрых духом слагаем легенды
Итак, простой парень Гриша обманным путем под видом графа присоединяется к армии Суворова. Впереди ждет поход, который должен закончиться победой. Здесь конюх Гриша воочию увидит всю мощь и отвагу храбрых солдат, а заодно встретится с главным антагонистом Францом фон Вейротером. Он попытается “взять” Гришу шантажом в обмен на молчание о том, что никакой он вовсе не граф, а следовательно, не должен находиться здесь. Но Гриша быстро сообразит, кому можно верить, а кого следует опасаться, и поможет знаменитому полководцу выполнить свою миссию. А заодно узнает, что настоящим героем может стать любой человек, если в его сердце живет любовь.
Детям об истории
Анимационная картина рассчитана на детскую аудиторию, но и взрослые с удовольствием вспомнят страницы прошлого. По словам создателей, в основу сюжета легли реальные факты вековой давности. К пересказу событий добавилось современное визуальное 3D-исполнение. Как отметили представители “Союзмультфильма” (именно наша отечественная кинокомпания является создателем этого мультфильма), главным героем не стоит считать только знаменитого полководца: “Гриша и Суворов представлены как две противоположности: умудренный жизнью и опытом и простодушный, но отважный юнец. Мы постарались сделать сюжет интригующим, а героев – яркими и запоминающимися. Кроме того, музыкальная составляющая будет приятным дополнением”
Экранные герои
“Суворов” может похвастаться плеядой отечественных звезд, принявших участие в озвучке. Так, голос полководцу подарил Константин Хабенский, а Антон Макарский озвучил Гришу. Главным антагонистом стал Филипп Киркоров. Еще одна заметная роль – графиня Владыкина. Юлия Рутберг рассказала о ней следующее: “Это властная женщина, принимающая решения за себя и сына. Именно она, спасая сына, отправляет на фронт вместо него местного конюха. Разве не прекрасно озвучивать не просто женщину, а настоящую графиню?” По признанию Рутберг, согласиться озвучить Владыкину помогла… фамилия ее мамы – Суворова. “Данного факта вполне достаточно для моего участия в проекте”, – признается актриса.
Необычный образ
Графиня Владыкина – интересный человек со своими особенностями, а возвращение в прошлую эпоху словно сдвиг по времени, уверена Юлия Рутберг, который отражается в совершенно другой манере разговаривать, жестах, интонациях. “В каких-то моментах русский язык не кажется таким привычным, – рассказывает Юлия. – Что касается моего персонажа, я не считаю Владыкину отрицательной личностью. Мне симпатизирует ее постоянная и порой чрезмерная забота о сыне. Да и потом ничего такого криминального она не делает – в ее персонаже тоже много юмора, отчего на экране она воспринимается легко”. Актриса добавила, что была рада присоединиться к актерскому составу “Суворова” и уверена, что мультфильм удался на славу.
Отправлено: 05.09.22 15:09. Заголовок: Театрал 8 Июля 2022 ..
Театрал 8 Июля 2022 13:00 ЮЛИЯ РУТБЕРГ: «УМЕТЬ ТАК ЖИТЬ, ЧТОБЫ ВСЕ УСПЕВАТЬ»
8 июля отмечает день рождения актриса Театра им. Вахтангова Юлия Рутберг. «Театрал» решил в этот день опубликовать главу из книги «Мамы замечательных детей», в которой Юлия рассказала нам о своей маме.
Моя мама родилась в 1938 году и в детстве испытала все тяготы войны. Семья не уезжала в эвакуацию, все мужчины были на фронте, а женщины — в Москве. Помнит и бомбежки, когда приходилось прятаться в подвалах и метро, и неустроенность быта, и жуткий вой сирен, и дикое скопление людей, колонны пленных немцев, которых вели по Русаковской улице, — все это в течение четырех лет сопровождало маленькое существо. Поэтому маме известно, что такое тяжелая жизнь и что такое голод, когда жмых из подсолнечника и картофельные очистки кажутся настоящим лакомством. Но никогда из этого не делалось проблемы. Мамина бабушка Лидия Ивановна потрясающе шила, и во время войны она обшивала жен военачальников, чем и спасала от голода детей. А их было пятеро — моя мама и еще дети бабушкиной сестры Марии, спортсменки, которая вынуждена была корчевать пни и топить ими печь, чтобы малыши не замерзли. А мамина мама (бабушка Лена) ездила с фронтовыми концертными бригадами на передовую под обстрелом немцев. И выступала перед бойцами на сцене, сооруженной на грузовике. Удивительно, но они все успевали делать. Мне кажется, что это вообще черта нашей семьи — уметь так жить, чтобы все успевать.
В 1960-е годы Илья Рутберг был одним из руководителей студии «Наш дом». И так случилось, что сразу две девушки у них в коллективе ушли в декрет, и надо было срочно найти замену. А поскольку требовались хорошие вокальные данные, музыкальный руководитель студии предложил пригласить девчонок из Гнесинки, где мама в то время училась на дирижерско-хоровом отделении и пела в квартете. Таким образом мама попала в студию «Наш дом», и с этого началась история их знакомства. Студия стала основой всего нашего бытия, и круг друзей, который образовался тогда, всю жизнь сопровождает мою маму и по наследству от родителей передался и мне.
Родители очень нежно относились друг к другу. Папа называл маму ласково Васенька, Васюля, Василёк. Почему именно Вася, не знаю, но звучало это трогательно. Мама всегда оберегала папу и, когда он заболел, всеми силами старалась скрасить последние годы его жизни. У нас есть дача в Красных Холмах, и последние шесть лет папа провел именно там. Он называл это место раем, говорил: — Это мой Куинджи, это мой Левитан.
Мама постоянно была рядом с ним и делала все для того, чтобы продлить ему жизнь, облегчить и сделать максимум для того, чтобы эти тяжелые дни были не черно-белыми, а хоть капельку цветными. Она проявила какое-то невероятное мужество. Бывают люди, которые кликушествуют о своей вере, о том, какие они праведные христиане, а мама является глубоко верующим человеком, но это не подчеркивает. Она никогда в жизни ничего за это не требовала, никогда ни на что не роптала. Мама сама по себе жизнелюб и умеет создать вокруг себя такую питательную среду, что любое несчастье, горесть, какая-то проблема — все становится решаемым. Вася всегда радуется нашим победам, премьерам. Всегда вроде бы стоит в тени, но мы понимаем, что ничего бы этого не было ни у папы, ни у меня, ни у Гриши, если бы не было рядом мамы. Даже правнук зовет прабабушку Васей.
Считается, что у нас еврейская семья, но мы всегда говорили, что глава нашей еврейской семьи — русская женщина, чуткая, заботливая, всех приветит, накормит, со всеми найдет общий язык.
Мама — это то древо жизни, на котором ветки и побеги — это мы, ее дети, внуки, правнуки.
Мамина жизнь, наверное, могла бы сложиться совершенно по-другому и она стала бы выдающейся пианисткой. Но, когда родилась я, ей пришлось оставить концертную деятельность и стать учительницей музыки. И она нашла себя в педагогике. Ученики ее обожали. Потому что она терпеть не могла, когда из детей делали профессионалов, а считала, что прежде всего надо в жизнь ребенка привнести такое понятие, как музыка, как звуки. Когда в человеке развит музыкальный слух, он по-другому воспринимает жизнь и вообще все, что связано с искусством. Музыка развивает индивидуальность. И мама брала детей, от которых отказывались другие педагоги, и развивала у них музыкальный слух. Однажды в Париже ко мне подошла девушка и попросила передать подарок Ирине Николаевне, сказав, что она ученица моей мамы. И в Бостоне после спектакля ко мне в гримерку пришла девушка, которая сказала: — Я знаю, что вы дочь Ирины Николаевны. Будьте добры, передайте ей, пожалуйста, небольшой сувенир.
Это очень приятно — знать, что твою маму любят и уважают, казалось бы, чужие люди.
Поскольку мама всегда преподавала музыку, я тоже училась сначала в Школе им. Мясковского, а потом поступила в Гнесинку. Но получилось так, что Гнесинка стала меня сильно напрягать, поскольку я все больше тяготела к театру. И однажды, чтобы не ходить на занятия, я сказала своей учительнице, что мне удалили аппендицит, а родителям — что аппендицит удалили моей учительнице. Пропустила месяц и в музыкальную школу уже не вернулась, но зато поступила в театральную студию. Мама была ужасно расстроена, сказала: — Доченька, у меня была мечта, чтобы я сидела в первом ряду, а ты в черном красивом платье была на сцене и играла на фортепиано.
И вот проходит много лет, идет мой вечер, мама с папой сидят в первом ряду, а я в черном костюме на сцене рассказываю, пою. Потом сказала: — Мама, ну вот видишь, твоя мечта сбылась.
Села за рояль и сыграла в четыре руки вместе с музыкантом, который мне аккомпанировал. Для мамы это был, конечно, шок.
Вообще, как зритель мама — это что-то невозможно трогательное. Она может прорыдать весь спектакль, поэтому смотрит одну и ту же вещь по нескольку раз, чтобы наконец-то все понять. Например, «Медею» она посмотрела 38 раз, ссылаясь на то, что быть дома в то время, как я на сцене, ей гораздо труднее. — Мне легче быть рядом, и переживать вместе с тобой, — говорит она.
А ведь быть зрителем, помогать своим присутствием актерам — это тоже работа. И мама от нее не устает, хотя следит за происходящим очень эмоционально. Для нее важно, как развивается спектакль. А для меня ценно ее присутствие — без мамы и спектакль получается не таким, как хотелось бы.
Вообще умение полноценно жить своей жизнью и одновременно жизнью детей — это удивительное качество. Мама всегда рядом, но в то же время позволяла мне проживать собственную жизнь. И вот это ощущение, когда тебе позволено совершить собственный поступок, не упрекают, если что-то не получилось, а поддерживают, очень помогает в жизни, делает тебя сильнее. Мне повезло, что в моей жизни мама всегда рядом со мной. Потому что, когда рядом мама, ты теряешь панический страх, который иногда обуревает человека, всегда находишь выход из, казалось бы, безвыходного положения. У нее своя философия воспитания, и я стараюсь следовать ей, точно так же отношусь к своему сыну, к его семье и к внукам.
Чем взрослее я становлюсь, тем больше у нас с мамой появляется общих качеств. Мама — дочка, и я — дочка. Мама — жена, я — жена. Мама — мама, и я — мама. А теперь мы с ней обе еще и бабушки.
И мне кажется, что слово «мама» какое-то магическое. Когда маленький ребенок в минуты отчаяния или боли говорит «мама», он просит о помощи, посылает сигнал SOS. Возможность сказать «мама» в середине жизни — это понимание, что ты все-таки пока еще ребенок, твоя жизнь продолжается и у тебя многое еще впереди. А на сегодняшнем этапе для меня возможность сказать «мама» — это как мольба напрямую куда-то вверх. Мольба о том, чтобы как можно дольше быть вместе, как можно дольше хватило сил и, чтобы мама была здорова.
Если б я могла сама себе позавидовать в чем-то, то это прежде всего в том, какая у меня семья. Потому что семья — это основа всего. А дальше все развивается, прилагается, меняется или, наоборот, сохраняется. Очень важны корни. Не зря же говорят: все мы родом из детства. Потому что уровень культуры развивается с детства. Я родилась в очень культурной, образованной семье, где слово «семья» действительно составлялось из семи Я. И важные вопросы по обеспечению жизнедеятельности в нашей семье всегда решала мама. Она содержала дом в чистоте и порядке, обладая фантастическим талантом дизайна и планировки. Раньше мама ужасно любила переставлять мебель, потому что ей хотелось каких-то перемен.
Сейчас у нее уже не так много сил и она в меньшей степени увлекается этим, но все равно постоянно что-то придумывает. Творит (а творец она невероятный) и, обладая безупречным вкусом, всегда знает, что нужно купить, как нужно обставить, продумывая все детали. У папы тоже был художественный вкус, но не было времени этим заниматься. А мы с мамой постоянно в творческом поиске и успеваем сделать много прекрасных вещей.
Мама всю жизнь была мне прекрасным другом, в философском значении этого слова. Она уникальная мама. А про прабабушку я вообще не говорю. Потому что передать выражение ее лица, когда она видит эти маленькие существа, очень трудно, даже если скомпоновать десять самых позитивных художников одновременно.
О маме можно говорить бесконечно, но для меня самое главное — то, что и в свои 50 лет у меня есть возможность сказать слово «мама». Я считаю, что это Господь мне улыбнулся и продолжает улыбаться.
Дмитрий Кириллов: Юлия Рутберг – обаятельная, пластичная, музыкальная, драматичная, комичная, разная. Она настоящая электростанция, вырабатывающая мегаватты энергии, и эти положительно заряженные частицы проникают в каждого, кто находится в зрительном зале. Рутберг – абсолютно счастливый человек. Она связала свою жизнь с актерской профессией, без которой просто не может дышать, потому что она была рождена для сцены. В ее жилах течет кровь Ильи Рутберга, великого мема двадцатого века. В Рутберг влюбляешься сразу и навсегда. И что ни роль – полное погружение в героиню, буквально до инфаркта, на разрыв. А как иначе? Ведь в ее коллекции такие великие женщины, как Ахматова и Раневская, Коко Шанель, Маргарет Тэтчер и легендарная Медея.
Вчера она была, к примеру, великой Сарой Бернар, а сегодня – шагаловской козочкой, где без единого слова, только на актерской игре, на пантомиме рождается образ счастья. И это счастье мы поймали прямо за сценой во время спектакля.
Юлия Рутберг: Да, я вырвалась со сцены, отыграв начало. Вот перед вами сидит шагаловская коза из спектакля «Улыбнись нам, Господи», да. И мне очень как-то захотелось, я все время прет-а-порте, вот всегда, да? А сейчас есть возможность сделать в костюме моей любимой шагаловской козы, очень любимого мною спектакля, и как-то разнообразить жизнь и вам, дорогие зрители, и себе.
Дмитрий Кириллов: Вообще Юлия Рутберг – это немножко такой джаз, хулиганство. Понятно, что это школа, вахтанговская школа, это классика. Но она классика какая-то все время с каким-то джазовым уклоном.
Юлия Рутберг: Уклоном, да, вот take five.
Дмитрий Кириллов: Вот я думаю, что все это идет, конечно, от Ильи Григорьевича. Потому что он так жил. Не хватает папы?
Юлия Рутберг: Папы не то, что не хватает, а с годами это становится просто, просто… Вот, как будто не хватает кислорода, кессонная болезнь возникает. На Троекуровском кладбище, нас уже знают, а кто не знает, в изумлении. Потому что 30 октября мы…
Дмитрий Кириллов: День памяти.
Юлия Рутберг: Да, день памяти. Мы молчаливы, мы созерцательны, мы, как сказать, на такой другой волне с папой. А 17 мая, в день его рождения, всегда накрываются столы. Пирожки, бутерброды, салаты, дети, друзья, мои друзья, его студенты. И когда все это происходило, вдруг прилетел сокол, который начал кружить, кружить, кружить. И вдруг в какой-то момент завис на месте и вот так вот сделал. И мы все обомлели, потому что мы просто поняли, что это папина душа. Что он здесь, что он с нами.
Дмитрий Кириллов: Все, что связано с именем отца Юлии Рутберг, свято. Актриса бережет память о нем, человеке эпохи Возрождения. Илья Григорьевич Рутберг просто жил не совсем в свое время, и дело его живет. Рутберг становится все более актуален и востребован. В свет выходят его учебники по пантомиме. Планируется возродить экспериментальный курс в ГИТИСе, а, значит, этот древнейший вид искусства с лица земли не исчезнет.
Юлия Рутберг: Мой папа – Леонардо. Я так к нему отношусь, потому что сколько его раз поцеловал Господь, зацеловал. Однажды ночью мы с мамой подумали, что к нам прилетели инопланетяне, потому что какой-то был немыслимый звук. И мы так: папа сидит на кухне и играет на пиле.
Дмитрий Кириллов: Ночью?
Юлия Рутберг: Ночью, уже рассвет, там где-то четыре утра.
Дмитрий Кириллов: Заикой можно остаться.
Юлия Рутберг: И мы с мамой просто были в шоке. А соседи даже не вышли, потому что они так испугались, что происходит какой-то полтергейст. Он был настолько одарен, что вот он подходил к инструменту, не умея играть, и он начинал играть Гершвина. А я импровизировала рядом. Он очень любил. Он брал скрипку и начинал играть. Он взял гитару и настроил ее каким-то образом, потом выяснилось, что он играл, есть такой цыганский лад. И везде, к чему он прилагал руку, он оставил следы. Ну и самое главное, они с мамой оставили меня.
Дмитрий Кириллов: Юлия Рутберг могла же быть Надей Рутберг. Это правда?
Юлия Рутберг: О, это ужас, да. Папа вдруг, я не знаю, что с ним случилось, это самое бездарное, что он сделал в жизни, когда он предложил моей маме назвать меня Надей. Но мама написала: «Илюша, это кирпичное имя». Вот поэтому меня назвали Юлькой, причем это сделал мамин папа. У меня почти месяц не было имени. Ну что такое: у человека…
Дмитрий Кириллов: Рождена в июле.
Юлия Рутберг: Да.
Дмитрий Кириллов: В конце концов.
Юлия Рутберг: Дед и сказал: «А что вы думаете? Родилась в июле, будет Юлька». И вот так меня, получилось, Юлька. А мама сказала: «замечательно». Она говорит:«Да, мне нравится – Юлия Ильинична. Это можно сыграть на скрипке».
Дмитрий Кириллов: В доме Рутбергов собирались все те, кто жил театром: актеры, режиссеры, художники, писатели и композиторы. Для маленькой Юли было абсолютно привычным видеть в доме дядю Марка Розовского, тетю Люсю Петрушевскую, дядю Гену Хазанова, еще совсем молодого, но уже очень популярного. Или импозантного композитора Максима Дунаевского.
Вы же не понимали тогда, что это большие артисты?
Юлия Рутберг: Ну, естественно, я ничего не понимала. Я понимала только одно, что мне с этими людьми, даже в три, в четыре года, было очень интересно. Это были выдающиеся личности. Конечно, степень их образованности, разносторонности, начитанности, свободы, владения словом, юмор, самоирония. А какие они были изобретательные! Что они придумывали! Это был флер, я просто это вдыхала. Знаете, если ребенку с детства читать сказки Пушкина, то эта прививка прекрасного русского языка. А если ребенок вращается и впитывает вот эту жизнь среди очень талантливых людей, которые с тобой полощут горло «Чаттануга Чу-чу», как Филиппенко.
Дмитрий Кириллов: Полощут, почему полощут горло?
Юлия Рутберг: Потому что я отказывалась полоскать горло. Я очень часто болела ангинами.
Дмитрий Кириллов: Так.
Юлия Рутберг: И дядя Саша меня уговорил полоскать горло. Он мне показал так: «А-а-а». И я тут же начала, мне так понравилось, что надо полоскать горло «Чаттануга Чу-чу», это великолепно. Главное, еще лучше полоскается. Вот. А дядя Сенечка Фарада – это было чудо, это был вот такой добрый, такой нежный человек. Никогда не забуду, он знал, что я боюсь темноты. И он откуда-то с гастролей привез мне зеленый ночник с рыбками. И когда я боялась оставаться одна в комнате, когда он мне его включал, рассказывал мне сказку, включал, вот так вот пальчиком делал, и эти рыбки начинали крутиться. И я засыпала, а у меня по потолку и по стенам плавали разные рыбы, огромные, маленькие. И я потом вспомнила эту картинку, когда я первый раз нырнула в Красное море. И вдруг я вспомнила дяди Семину лампу.
Отправлено: 05.09.22 15:16. Заголовок: Дмитрий Кириллов: Те..
продолжение
Дмитрий Кириллов: Театральная студия «Наш дом» при МГУ, созданная Марком Розовским, Ильей Рутбергом и Альбертом Аксельродом, стала альма матер для многих начинающих тогда актеров, поэтов и музыкантов. С годами она превратилась в настоящий театр, куда съезжалась вся Москва. А для Ильи Григорьевича Рутберга и Ирины Николаевны Суворовой «Наш дом» стал местом, поменявшим всю их жизнь. В один прекрасный день две барышни из студии ушли в декрет. Требовалось срочно найти певиц. Девушки из Гнесинки вроде подходили на эту роль. Их позвали на прослушивание. Правда, пели красавицы-студентки от волнения, мягко говоря, не очень.
Юлия Рутберг: В какой-то момент мама явно поняла, что папа обратил внимание на нее. А мама явно обратила внимание на него, причем со спины. Она вдруг сидела на какой-то ночной репетиции. И папа подошел к сцене, что-то показывал, все. И вдруг она увидела какого-то очень красивого человека, с такой пластикой, такого высокого, с такой изумительной фигурой, в таком костюме. Что он говорил, ей было не важно. Вот эти руки папины, и выражение лица, которое менялось, вот это изумительное лицо с такими потрясающими глазами. Вот. И…
Дмитрий Кириллов: И все, да?
Юлия Рутберг: Ну да.
Дмитрий Кириллов: Утонула?
Юлия Рутберг: И они поехали на гастроли, по-моему, в Астрахань.
Дмитрий Кириллов: Так.
Юлия Рутберг: И, как сказать, там уже, как, это все обнародовалось. У папы в кабинете, когда уже была свадьба с мамой, ну 210 человек это было только приглашенных. У нас висит лавровый венок, который привез Тарковский с могилы Данте папе с мамой, – вот такие подарки раньше дарили.
Дмитрий Кириллов: А где они свадьбу праздновали, 210 человек?
Юлия Рутберг: Они праздновали в МГУ. Их возили по Москве, они пили вино из грелки, там что-то немыслимое. Мама уже с ума чуть не сошла, потому что ее стало тошнить, укачивать, она сказала: «Илюша, сколько это будет продолжаться?» Потом они приехали, и все закрыто. Она говорит: «Как все закрыто?» Он говорит: «Да, что-то никого нет». И потом открылись двери, а там на лестницах стоит народ, музыка, все, все кричат «поздравляем!», шампанское льется рекой. И мама, конечно, на всю жизнь запомнила вот эти из ничего, когда вдруг такое ощущение, что это какая-то другая страна, что это какой-то другой мир. И это было... Ну, папа и мама очень любили...
Дмитрий Кириллов: Сумасшедшая любовь просто была.Вообще, конечно, жить в такой атмосфере, расти в такой атмосфере... Ну понятно, что только артисткой, да, куда еще? В артистки.
Юлия Рутберг: Ну...
Дмитрий Кириллов: Нет?
Юлия Рутберг: Я мечтала быть кассиром, потому что в Столешниковом переулке был продуктовый магазин и там на высокой табуретке около кассы, которая вот эта...
Юлия Рутберг: Да, вот этот чек, пуф! И вот это, когда вылезал чек, я делала так: ах!
Дмитрий Кириллов: Магия, да?
Юлия Рутберг: Я стояла-стояла... Тетя Катя. И тетя Катя меня приметила, и однажды она открыла вот эту дверь, протянула ко мне руки, взяла на колени и дала нажать...
Дмитрий Кириллов: Понажимать.
Юлия Рутберг: ...вот это. Сделала вот это т-р-р-р, и вот это фьюх! И я так... Просто потеряла сознание от того, что моя мечта сбылась, и это казалось вообще что-то невероятное. Когда мы гуляли с мамой по Столешникову переулку, было лет мне, наверное, 5, ну заходили мы тогда в магазинчики какие-то, в универмаги, но все, что продавалось для детей, было трех цветов: серое, коричневое и черное. Не самые веселые цвета. И вот однажды мы с мамой гуляли по Столешникову, и вдруг на огромной скорости с сиреной синей въехала пожарная машина, красная, цветастая, би-бо, би-бо, бла-бла-бла. Я замерла. Открылись двери, и оттуда в красных каких-то куртках, в красных касках вывалились люди. И я замерла, я говорю: «Мама, кто это?» Она говорит: «Доченька, это пожарные». Я говорю: «Мама, когда я вырасту, я обязательно буду пожарным!» – «Почему?» Я говорю: «Потому что я хочу быть цветной».
Дмитрий Кириллов: Разноцветная жизнь. Где же ее найти? Ну, конечно, в театре. Вот только не знала тогда Юля какой ценой достанется ей счастье поступить в заветное Щукинское училище. Не брали ее – и все тут. А она возвращалась домой и горько плакала. Родители как могли утешали ее и готовили к будущим победам. Три года стучалась в закрытую дверь. И однажды Юле эту дверь открыл Иаким Шароев, пригласив на эстрадное отделение в ГИТИС. А спустя два года великий педагог, народный артист РСФСР Юрий Катин-Ярцев разглядел в ней талантливый актрису.
Дмитрий Кириллов: В душе девушки сколько разных эмоций, когда ей говорят: «Вы не подходите». Вот была же и Школа-студия МХАТ, по-моему, да, мимо...
Юлия Рутберг: Вы знаете, как мне однажды сказал Альберт Григорьевич Буров, мой один из тоже самых любимых педагогов Щукинского училища... Какой-то я этюд делала... А, память физических действий, какую-то банку, я наливала что-то, значит, открывала, все это. Он смотрел-смотрел и говорит: «Ну посмотрите, дочь мимо, все мимо!»
Мне трудно давалось все, и я научилась трудиться, работать. Я понимала, что только одаренности – это мало, даже у кого талант, его можно тоже загубить. Трудолюбие определяет все, азарт, увлеченность. И конечно, то, что существует по молодости, – энергия заблуждения.
Дмитрий Кириллов: Пронизанная энергией заблуждения, увлеченная любимым делом, студентка Рутберг превратилась в настоящую актрису. И по окончанию Щуки была у худруков московских театров просто нарасхват.
Юлия Рутберг: Утром мне позвонили и сказали, что я получила две главные роли в Центральном детском театре, днем мне позвонил Черняховский Гарий Маркович, мой педагог, режиссер Театра Вахтангова, что с паспортом в Театр Вахтангова...
Дмитрий Кириллов: ...на оформление.
Юлия Рутберг: Да, на оформление, будешь играть «Зойкину квартиру». После этого я пришла в училище, у нас был показ в «Современник». Я взяла какие-то вещи, я весила тогда 47 килограмм, и мой однокурсник... Я вообще непьющая была, я не знала, что такое алкоголь, в училище. И он что-то пил. И я сделала два глотка, это оказалось пиво, катастрофа, это лето было. Меня взяли с собой. Значит, первое, что мы показывали, – это Бернард Шоу. Обычно же просят, да, героиню, Розов, Рощин, предлагаем им девочки, мальчики. Я играла вот с такими бровями Брежнева, с накрахмаленной головой, вот в такой юбке колоколом, в пенсне пожилую миссис Пирс, да, со всеми пирогами, все, была одета во все это. Море по колено было, потому что у меня голова кружилась невозможно...
Дмитрий Кириллов: Напилась пива.
Юлия Рутберг: Да. И как-то мне... Ну правда. И хохот такой... А сидят Гафт, Неелова, Валя Никулин. Я думала, что я Валентина Никулина повешу на заборе потом: он сидел в первом ряду вот так вот, да, я играю, ну как мы с вами сидим, и делает так. И я думаю: боже...
Дмитрий Кириллов: А у него еще такая мимика, да, такая...
Юлия Рутберг: Да. Боже мой, что же мне делать, как ему сказать?
Дмитрий Кириллов: Не колись.
Юлия Рутберг: Да-да, вот. И чем серьезнее я... Хохот невозможный. Мы доиграли отрывок, и мне говорят: «У вас есть что-нибудь еще?» А я не взяла ну собак, ничего. И я попросила у кого-то, значит, надела платье, которое у меня было под юбкой, ботинки мужские у кого-то из ребят, причесалась, я такая черненькая была, с длинными волосами, заколки сделала, нарисовала нос, усы, черный рот, а в качестве банта что-то там такое. И я только успела выглянуть из-за ширмы... Это что-то. Ну такое ощущение, что у меня бенефис был. Это при том, что меня не брали, понимаете, у меня вообще ни к какому восторгу адаптации, я знала, что я черт-те что и сбоку бантик. И вот, знаете, я думаю: почему они хлопают? Они издеваются, они понимают, что я бездарная, наверное...
Дмитрий Кириллов: «И смеются надо мной».
Юлия Рутберг: Да, и надо мной смеются, потому что я урод. И все. Ну фурор просто действительно.
Дмитрий Кириллов: Да. А тут уже началась просто истерика.
Юлия Рутберг: Да. Я ушла в гримерку, я там снялась, где какой-то коридорчик, чтобы, и я начала рыдать. И нас зовут...
Дмитрий Кириллов: На бис.
Юлия Рутберг: Да. Я опухшая вся. И все хлопают, там что-то такое, какие-то прекрасные... И Галина Борисовна говорит: «Берем. Завтра приходи репетировать». Я говорю: «Я не могу». Она говорит... И все смеются. Я говорю: «Вы понимаете, меня уже сегодня три театра...»
Дмитрий Кириллов: Позвали.
Юлия Рутберг: «В одном две главные роли, а в другом я подписала «Зойкину квартиру», а сейчас у вас... Я не могу больше!» И вы знаете, поскольку это было искренне и все видели, я рыдаю, все хохочут, Поглазов, наш педагог, сидит в зале. И вдруг она мне сказала... Я говорю: «Понимаете, я подписала...» И она мне сказала: «Деточка, у тебя может сложиться, а может быть очень трудно. Я тебя жду 2 года». Два года!
Отправлено: 05.09.22 15:17. Заголовок: Дмитрий Кириллов: Эт..
Дмитрий Кириллов: Этот день Юлия Рутберг запомнила на всю жизнь. Сама Волчек ждала ее в театре. И любимый Алексей Бородин предлагал главные роли в РАМТе. Расставание с ним стало незаживающей раной. Но Рутберг ждал театр Вахтангова. И мудрый Бородин простил любимую актрису. Ну если в театре пошла интересная работа, то в кино как-то все поначалу не задавалось.
Первые ваши шаги в кино, и встреча с Аллой Ильиничной Суриковой...
Юлия Рутберг: «Две стрелы» Володина.
Дмитрий Кириллов: «Две стрелы». И там...
Юлия Рутберг: Да. Я была студенткой Щукинского училища и поехала туда с моим супругом Сашей Кузнецовым, который там играл главную роль. Меня измазали грязью, нарядили в женщину рода, все. Но я стала выполнять движения вместе со всеми. Алла Ильинична говорит: «Юлия Рутберг, отойдите, пожалуйста». И все, они репетируют. Это такой был ужас... Я даже измазанное в грязи существо не могу играть.
И вдруг она говорит: «Пожалуйста, Юля, зайдите ко мне обязательно после этого кадра». Я захожу, у меня слезы. Она говорит: «Я тебя поздравляю». Я говорю: «С чем, Алла Ильинична?» – «Я тебя поздравляю – ты не сможешь играть в массовке, ты солистка». Вы понимаете, это вообще мудрость взрослого человека по отношению к маленькому, начинающему, что вот такую ситуацию, которая спалила бы душу и могла бы стать дичайшим комплексом...
Дмитрий Кириллов: Сурикова оказалась права. Ну не нашлось для ярко выбивающейся из толпы Рутберг места в ее картине. Все же остальные роли были разобраны. Да и сама Юля не до конца понимала, а как это – играть в кино. Оказывается, совсем не как в театре, по другим законам. Школу киномастерства она проходила прямо на съемочной площадке, что называется, в полях, встречаясь с выдающимися мастерами. Оператор Валерий Гинзбург объяснял, какая сторона лица рабочая, а какая – нет, режиссер Юрий Мороз на съемках сериала «Каменская», что в кино надо играть на полутонах. Владимир Мотыль, пригласив Юлию на роль служанки кавказской княгини, был поражен самоотверженностью актрисы. Юлия ради заветной роли согласилась быть в кадре и горбатой, и усатой, и старше своих лет. Постепенно кино вошло в ее жизнь.
Дмитрий Кириллов: Еще один гений появился в жизни – Ролан Антонович Быков.
Юлия Рутберг: Да-а-а...
Дмитрий Кириллов: Вот.
Юлия Рутберг: Этот мне по наследству... Значит, была такая программа у Сагалаева на «ТВ-6» «Субботний вечер с...», некая персона, и вели братья Верники, и вела я. И вот наступило время Ролана Антоновича. А про Ролана Антоновича, особенно в том возрасте, ну ходили легенды по поводу того, что... Вот он приходил, и все должно было быть по его и т. д. И вдруг мне передают, что Ролан Антонович, который «Айболит-66», мой папа...
Дмитрий Кириллов: Любимый, да.
Юлия Рутберг: Да, всегда любимый и вообще, ну невероятно. Сказал, что я должна быть милиционером-женщиной в фуражке, только в кителе в красных колготках и в сапогах на каблуках.
Дмитрий Кириллов: Он придумал уже образ.
Юлия Рутберг: Я говорю: значит так, забыть всем, и все мне подыгрывают. Он приехал в ужасном настроении, все ему не нравилось обычно, что этот театр и что... Я подхожу к нему (господи, прости мне мой аферизм), я говорю: «Здравствуйте, Ролан Антонович, я Юлия Рутберг». – «Да-да». Я говорю: «Боже мой, ну вот мне рассказывали, какой вы талант, а вы же гений. Ну придумать такую затею – это же просто гениально! Это же, это только вы могли это сделать, чтобы дочка была своим отцом и главный из «Айболита-66», это потрясение. Мы уже нашли костюм, вот отправят, я уже смотрю кадры, что начинаем с того, что я дирижирую, и я папа».
Дмитрий Кириллов: То есть мим.
Юлия Рутберг: Да, вот этот мим из... Он говорит: «Это я придумал?» Я говорю: «А кто это мог придумать, кроме вас?» Я говорю: «Да вы что? Ну это... Мы все потрясены. Вы посмотрите, вся группа стоит во фрунт перед вами». – «Да, да, я это придумал, да. Мне очень вот, да. Ну ты же дочка, похожа как бы, да».
Дмитрий Кириллов: То есть он уже...
Юлия Рутберг: Мы начали все, ему очень понравилось все. И вдруг, вот мы отыграли мима, он говорит: «Так, а теперь оденьте ее в тельняшку, такие какие-нибудь шаровары, значит, вот эта вот, там, где Марьина Роща, и ты вор, вор-щипач, я тебя буду готовить в щипачи и рассказывать». И я переодеваюсь, мне тут же находят все это, какое-то черт-те что на голове делают, и я вор-щипач под пацаненка. Дальше он говорит: «А теперь ты вот это, а теперь ты вот это». Дальше мне уже было море по колено, главное, что нет кителя и красных колготок.
Дмитрий Кириллов: Главное все, да-да.
Юлия Рутберг: Да. В общем, я трое суток...
Дмитрий Кириллов: ...жила с...
Юлия Рутберг: ...прожила с Роланом Антоновичем. И закончилось это только одним. Ну, у него всегда была масса идей и всего, и он мне сказал: «Наконец-то, наконец-то я нашел свою Корделию. Я сделаю это, я сыграю Лира, я нашел свою Корделию». Дальше мы с ним опять ругались, все, ему что-то... Я выполняла все, что он говорил: плясать, миской по голове, вилки-ложки. Чечетку мужскую? Я говорю: пожалуйста. А это можешь? – пожалуйста. А...
Дмитрий Кириллов: И все может, да?
Юлия Рутберг: «А ты можешь ботать по фене?» Я говорю: «Что такое «ботать по фене»?»
Дмитрий Кириллов: Легко.
Юлия Рутберг: «Легко». – «А ты можешь там что-то такое джазовое?» Я говорю: ша-ру-дам, пум-пу-дум-пу-дум-пу-дам. Он говорит: «Прекрасно, все». И вот знаете как, он с меня при дикой ответственности, он снял с меня зажим. И мы с ним были вот в этом водовороте взаимоотношений.
Дмитрий Кириллов: А Козаков как появился?
Юлия Рутберг: Михаил Михайлович Козаков, мы были несколько раз на фестивале в «Орленке», и он обратил на меня внимание. Значит, он потом всем сказал, что «смотрите-смотрите, ходит некрасивая красавица, это мой тип, я обожаю таких женщин». Репетиции с ним, было... Поначалу это был... Мы просто слушали, да, сидели...
Дмитрий Кириллов: Он фонтан, конечно...
Юлия Рутберг: Фонтан. Он рассказывал, он вращал глазами, он что-то, он за всех все проигрывал...
Дмитрий Кириллов: Показывал, да?
Юлия Рутберг: Показывал. И под конецон начал показывать мне. Я не сдержалась, мат-перемат. Я подвела его к зеркалу, я говорю: «Встаньте перед зеркалом. Ваше лицо и мое лицо, вы мужчина, я женщина. Вам вот это, все это, да, идет нормально, а мне это ни к черту!» Ну, он меня хотел снимать с роли, поздно было.
Дмитрий Кириллов: Поздно. Но крик стоял, наверное, да?
Юлия Рутберг: Крики. И он потом мне говорил, какая я гадина, какая я мерзавка, потом он меня дико любил, потом опять «гадина, мерзавка».
Дмитрий Кириллов: Но успех-то был, он должен был простить.
Юлия Рутберг: Я вам должна сказать, что он был неистовый, он сжигал себя. Он не терпел небрежения, он не терпел фальши, он не терпел холодного носа. Нет! И вот да, да, понимаете? Это, как сказать, вот было...
Дмитрий Кириллов: Это очень тяжело.
Юлия Рутберг: И я под конец поняла, что надо выживать. И я перестала его бояться, и вот это вот... Вообще, понимаете, с гениями нельзя общаться как бандикут.
Отправлено: 05.09.22 15:17. Заголовок: Дмитрий Кириллов: Юл..
Дмитрий Кириллов: Юлия Рутберг – известный борец с несправедливостью. И если кто-то неправ, она молчать не станет. Приутюжит любого обидчика, будь он хоть самим Евтушенко. Судьба столкнула Юлю с поэтом однажды в коридорах Мосфильма, где Евгений Александрович снимал фильм про Сталина.
Юлия Рутберг: Идет Евтушенко, все краски Зимбабве, пиджаки Гонолулу, брюки Мексики...
Дмитрий Кириллов: «Бананово-лимонном Сингапуре».
Юлия Рутберг: От бури в бурю, да. Вдруг он меня хватает: «Вот!» Я, боже мой, я говорю: «Что?» –«Вот!» – и меня куда-то тащит. Я говорю: «Что «вот»? Здравствуйте. Что?» Меня начинают пробовать. Он со мной не разговаривает вообще, все. Мама Додика. Выясняется, что Додику 14 или 15 лет или 16 даже, мне 24. Я говорю: подождите, что, как я, как мы монтируемся, мальчик мне...
Дмитрий Кириллов: Родила в 9 лет.
Юлия Рутберг: Да, в 9 лет родила вообще. При этом мой муж Рафаэль Клейнер изумительный, которому тогда было, наверное, под 60, а дедушка у нас Валерий Аркадьевич Гинзбург. Я захожу, вижу Гинзбурга и говорю: а! Он говорит: ни...
Дмитрий Кириллов: Молчи, да.
Юлия Рутберг: Мы снимаем...
Дмитрий Кириллов: Сумасшедший дом.
Юлия Рутберг: Он орет, боже мой, орет невозможно. Меня зовут на премьеру в Дом кино, и он мне говорит: «Да, кстати, я тебя там переозвучил». Я говорю: «Что?» – «Я тебя озвучил другой артисткой». Я говорю: «Как вы смели? Почему вы мне не позвонили? Вы украли у меня голос. Почему вы это сделали?» И дальше я прихожу, и начинаются сцены, вот мама с Додиком и мое достаточно молодое лицо, и я почему-то говорю таким вот голосом...
У меня бешенство было. И я ему при всех сказала, я говорю: «Вы меня обманули, вы украли, вы сделали... Я вас предупреждала, что я молода для этой роли, а вы сделали какое-то... Что это за безобразие?! Я никогда вам не подам руки!» – и я никогда не подала ему руки.
И единственное, что я могу сказать, что он, конечно, настрадался в конце своей жизни, я его видела, я никогда к нему не подходила, он уже был в таком состоянии, что он меня не помнил, и слава богу. Но он же сделал этот тур по городам и весям, превозмогая все свои дикие боли.
Понимаете, вот я сегодня проходила по Арбату, Петр Наумович Фоменко, 90 лет, и огромное количество стендов, его спектакли, его жизнь. И там много его прекрасных мыслей, изумительных. Я же работала с Петром Наумовичем, и это, конечно, для меня просто, это такое везение... Я могу сказать, что он написал, что чем отличается русское искусство от западного? В русском искусстве люди работают на грани инфаркта, в западном искусстве такого нет. Я очень понимаю теперь, о чем он говорит. Вот и Евтушенко работал на грани инфаркта, и Козаков работал на грани инфаркта, и мой обожаемый Гафт работал на грани инфаркта, потому что им было не все равно до последнего вздоха.
Конечно, для меня это огромная радость. Они меня очень все зарядили. Я иногда совсем не могу себе позволить отступить в память о них. Нельзя, ну нельзя.
Дмитрий Кириллов: Когда рядом находилась с Гафтом, да, это же вообще на всю жизнь, наверное, да? Не забыть никогда.
Юлия Рутберг: Он, знаете... мы играли в сериале замечательно. И однажды у него здесь был вечер, я ходила к нему на спектакли, он при всех сказал: «О, начало эпиграммы на Юльку: «Юлька-Юлька, барабулька, лучше всякого кита». Остальное придумаю дальше». Я поняла, что никогда не придумает дальше, но «Юлька-Юлька, барабулька, лучше всякого кита» у меня есть.
Дмитрий Кириллов: От Гафта.
Юлия Рутберг: От Гафта.
Юлия Рутберг: Мне всегда очень интересны были раненые люди. Мне всегда нравилось играть отрицательные роли. Однажды я ехала в такси с мужиком таким развязным, он говорит: «Вы артистка, что ли, вот эта вот Руберт?» Да, я говорю, Руберт-Руберт. «Вы знаете, вы все время играете каких-то сук». Я говорю: да что вы, правда? «Ну правда. Вот недавно тут видел одну роль, играете какую-то суку очередную. А я потом задумался: нет, она женщина нелегкой судьбы», – вот такая «рецензия» была.
Дмитрий Кириллов: От народа.
Юлия Рутберг: От народа, да. Мне дороги мои роли и маленькие, и большие. Для Коко Шанель было три сцены, и там все было на русском. Я звоню режиссеру, я говорю: простите, пожалуйста, а в чем прикол? Когда она приходит, мы встречаемся в туалете с Викой Исаковой, она говорит: «Простите, у вас есть зажигалка?» А Вика смотрит на меня и говорит: «А, вы не говорите по-французски». Я говорю: и я все это говорю по-русски – это как? Я говорю: надо немедленно переводить все на французский язык. Он говорит: «А вы сможете выучить?» Я говорю: подождите, если вы одобряете эту задачу, дальше я с завтрашнего дня начинаю. И мы все играли на французском языке, и Вика выучила. Я нашла педагога, я нашла свою подругу во Франции, которая все это нам начитывала и т. д., мы играли на французском языке.
Отправлено: 05.09.22 15:19. Заголовок: Дмитрий Кириллов: Ру..
Дмитрий Кириллов: Рутберг не участвует ни в каких забегах, коалициях, тусовках. Ни к чему все это. Делом надо заниматься. Так учили ее великие педагоги Алла Казанская, Галина Коновалова, Владимир Шлезингер, Гарий Черняховский, Юрий Катин-Ярцев. Не жалеть себя, не любить себя в искусстве, а служить ему. Рутберг – вахтанговка до мозга костей, и главным в этом театре, родном доме для Юли был и остается Михаил Ульянов.
Юлия Рутберг: Михаил Александрович мне был сначала дедом, вот я его воспринимала как деда. А потом, конечно, стал отцом, потому что он каким-то образом, вот начиная с Двойры... В «Зойкиной квартире» он не очень меня принял, хотя спектакль гремел, поколенческий спектакль, пресса была потрясающая. Меня он не очень принял, зашел ко мне за кулисы как-то, а я только на 16-м спектакле заговорила человеческим голосом, это правда. Он сказал: «Значит так...» А у него когда выдвигалась челюсть, это была угроза нешуточная. «Значит так, я тебе даю еще один шанс. Если ты будешь так играть спектакли, я тебя сниму с роли. Вот ты должна как-то немножко что-то с собой сделать, это все картонное, это все... Даю тебе два спектакля». Я задала один вопрос, он только что сказал «один шанс». Я говорю: «А почему два?» – «Для разгона».
Вот в этом был весь Михаил Александрович, он так любил артистов. Он был сам великий артист, он был великий человек. Его любовь к человечеству, к людям, она не ушла совершенно от прибавления его погонов, орденов, медалей, регалий и т. д. Как он заботился о людях! К нему всегда можно было войти в кабинет. Скольким... Дядя Коля, который у нас был плотник, который с ним пришел фактически в один год в театр, он говорил ему: «Мишк, плохой спектакль». Он говорил: «Коль, ну подожди...» – «Мишка, плохой спектакль». Он вообще, так же как Рубен Николаевич, очень слушал цеха.
Мое отношение с ним решила моя вторая роль, это Двойра в «Закате». Ему сказали, что как играет Рутберг, боже, как играет Рутберг, он пришел.
Дмитрий Кириллов: Ну говорят же, надо сходить.
Юлия Рутберг: Да-да. Он когда увидел на репетиции, как я кидаюсь на стены, он так хохотал! Он из конца зрительного зала побежал к сцене, говорит: «Подойди! Подойди! Да ты же жеребенок, ты жеребенок! Как ты это делаешь?» Вот у него была эта фантастическая фраза, он подходил к нам, к молодым артистам (кто к нам подходит?), он: «Как ты это делаешь? Я не понимаю».
Он молился на Вахтангова как на бога. Вахтанговский театр – это было для него все. Он готов был отдать жизнь за Вахтанговский театр, что он в конце и сделал. И однажды, когда мы писали с Табаковым «Театральный роман», Максим Суханов, он, я и Смелянский, я все женские роли, он Максудова, Макс всех тоже, а Смелянский был человеком от театра. Он нам предложил, Михаил Александрович очень болел и в театре была сложная ситуация. Он предложил нам перейти, сказал, что будут деньги и т. д. Я первый раз в беседе даже не участвовала, Макс достаточно резко ему сказал, что нет. Я говорю: послушайте... А я даже не сообразила, что я говорю. Я говорю: послушайте, что вы мне предлагаете? Я Маугли Михаила Александровича, а он мой Акела, и вы хотите, чтобы я закричала, что «Акела промахнулся»? Он мой Акела. А у него же шел спектакль «Маугли». И у него такая буря, у «Табака», была просто. Он подошел к двери, посмотрел на меня и сказал: «Дура!» А потом открыл дверь, повернулся и сказал с совершенно другим выражением лица: «Молодец».
Дмитрий Кириллов: А как важно молодой артистке Юлии Рутберг было, когда вот в начале вашего пути к вам в гримерку заходил Яковлев.
Юлия Рутберг: Ну, это было один раз, и это было посвящение в рыцари. Показывали французские водевили, которые состояли из двух частей. Я была Мадам Дурандассо скошенным затылком, с такой халой, которая... Ну это был кабаретный выход: у меня штанины, которые летали, я каталась на стуле, я все, я была идиоткой полной... И когда мы сыграли... Играли утром, я не помню себя. Когда был мой выход, у меня вообще все, помутнение сознания. И Юрий Васильевич Яковлев в зале. У меня стали отрываться пуговицы, когда я стала перебрасывать штанины, вот это все, и у меня...
Дмитрий Кириллов: Энергия.
Юлия Рутберг: То есть я, вокруг меня можно было просто зажигать... Даже не надо было ничего зажигать, горело вокруг меня. И я когда вошла в гримерку, все закончилось, овации, там все было, все, я ничего не помнила. Я села на стул, я не могу даже переодеваться. И вдруг стук, открывается дверь и стоит красава, о боже, Юрий Васильевич. Он говорит: «Мадмуазель?» Он идет ко мне и говорит: «Позвольте поцеловать вам руку. Вы были прекрасны, мадмуазель». И Яковлев целует мне руку. Потом, когда прошло много-много лет, и особенно под конец, «Пристань» до этого, мы когда встречались с Юрием Васильевичем, я всегда целовала ему руку. Он кричал: «Не смей!» Это была моя потребность, это был... Вот у меня было ощущение, что пока был Яковлев в театре, ну как, после ухода Михаила Александровича, это вообще кошмар, это было так тяжело, это какая-то такая личная потеря навсегда... Я понимала, что, пока есть Яковлев, все вахтанговское, лучшее, что он продемонстрировал в «Пристани», все это осталось.
Он делал один шаг в свет, и аплодисменты не смолкали пять минут, он не мог начать играть. И я побежала к нему в гримерку, зашел Юрий Васильевич, и я не знала, что ему сказать. Я говорю: «Юрий Васильевич, почему вы мне никогда не говорили, что вы так прекрасно танцуете? Я могу пригласить вас на танец?» Он говорит: «Да». И мы с Юрием Васильевичем минуту танцевали. Наверное, можно подумать, что я какая-то сумасшедшая идиотка. Это для меня так дорого, это гораздо дороже, чем какие-то висюльки, чем какие-то предметы. Вот. Поэтому знайте, перед вами сидит невероятно счастливый человек, рожденный в любви своими родителями, выращенный в необыкновенно плодородной среде личностей, индивидуальностей, талантов, сумевший в школе встретить блистательных учителей, в училище попавший очень трудно и карабкавшийся, и знающий, что такое идти к своему Эвересту, человек невероятного везения попадания в свой театр, и человек, который переживает свою судьбу. Хотя мои пикники очень часто бывают на обочине, но это Стругацкие, и это не самый плохой способ жизни.
Дмитрий Кириллов: Юля, спасибо вам огромное! Мы вас любим!
Юлия Рутберг | Секрет На Миллион | Выпуск от 17.12.2022
Актриса театра и кино, народная артистка России Юлия Рутберг пришла в студию НТВ, чтобы в откровенном разговоре с Лерой Кудрявцевой раскрыть секреты молодости и красоты. Почему она зареклась омолаживаться с помощью скальпеля? И о каких личных тайнах рассказала зрителям?
В самом начале беседы Юлия попросила не упирать на её лавры, в том числе на звание Народной артистки РФ. Неважно, какие у тебя статусы и короны, говорит Рутберг, каждый спектакль нужно доказывать - настоящий актёр ты или нет. О выходках богемы, про эротику в Большом театре, о крупных провалах, о сути жизни и что нужно делать в наши тяжкие времена – говорим за столом в субботу.
ЮЛИЯ РУТБЕРГ: «ЛЮБЛЮ ФИНАЛЬНЫЕ АПЛОДИСМЕНТЫ, КОГДА ТЫ ЗАВОЕВАЛ ЗРИТЕЛЯ» июнь 2020
Карьеру этой актрисы трудно назвать стремительной, однако упорный труд в театре и на съемочной площадке сделал Юлию Рутберг известной на всю страну и принес звание народной артистки.
— Юлия, кем вы считаете себя — советской или российской актрисой, делаете ли разницу между этими понятиями?
— Я не очень понимаю различия: по рождению я советский человек, по внутренней культуре — русский. Какие здесь могут быть противоречия? В Советском Союзе нам прививали русские культурные ценности, поэтому во мне есть и то, и то. Но основа, конечно, это русская культура.
В АКТЕРСКОМ БАГАЖЕ ЮЛИИ РУТБЕРГ ЦАРИТ НАСТОЯЩЕЕ ИЗОБИЛИЕ. АКТРИСА ОТЛИЧНО ВПИСЫВАЛАСЬ И В ЛЕГКИЕ КОМЕДИИ, ТАКИЕ КАК «НЕ РОДИСЬ КРАСИВОЙ»
— Ваш знаменитый папа, актер, мим Илья Рутберг был не против вашего артистического выбора?
— Мои родители, бабушки и дедушки — все были очень одаренными людьми, имеющими отношение к искусству. Конечно, я вращалась в такой среде, что это способствовало моему выбору профессии. К тому же в нашей семье не принято запрещать. Дети должны сами попробовать то, что они хотят, чтобы потом не предъявлять своим прекрасным родителям претензий. Детям можно помогать. Безусловно, их нужно любить и оберегать, но они должны проживать собственную жизнь и совершать собственные ошибки. Конечно, папа не был рад, он прекрасно понимал, что это за профессия, но знал, что такое искусство, какие оно приносит радости, как можно реализоваться, если к нему относиться серьезно. Складывалось у меня все трудно, и это прекрасно, а потом стало полегче. Оказалось, что я в папу. Я не спринтер, а стайер, и на этом настаиваю, потому что быть стайером в любой профессии гораздо сложнее.
— Вы помните тот момент, когда поняли, что хотите стать актрисой?
— Сделала свой выбор в пятом классе. Именно тогда я поняла, что это будет театр. Никогда не хотела поступать во ВГИК. В девятом классе я совершенно случайно оказалась в Щукинском училище на дипломном спектакле. Меня потрясло это пространство — как там играют, обаятельно, изысканно, все друг другу кланяются при встрече. Смесь пажеского корпуса и института благородных девиц с Царскосельским лицеем, хотя это было училище. Там учили ремеслу, а в любой профессии выше всех всегда ремесленники.
..ИГРАЛА ЛЕГЕНДАРНУЮ ФАИНУ РАНЕВСКУЮ В СЕРИАЛЕ «ОРЛОВА И АЛЕКСАНДРОВ».
— Как вы попали в Вахтанговский театр?
— Мою судьбу решил случай — наш дипломный спектакль взяли в театр Вахтангова. Еще Галина Борисовна Волчек сделала для меня очень важную вещь. Когда три года подряд поступаешь в театральный и все говорят, что ты городской сумасшедший, в тебе нет ничего актерского, это неимоверно трудно. Галина Борисовна знала меня с детства, и когда-то, когда мне было лет двенадцать, она подошла к папе и сказала ему: «Отдай ее мне. Она Анна Франк». Когда пришла показываться после окончания Щукинского в «Современник», помимо самой Волчек в зале сидели Гафт, Неелова, Покровская, Никулин. Галина Борисовна мне сказала: «Приходи завтра». Я, рыдая, ответила: «Не могу, меня сегодня взяли в театр Вахтангова». Она дала мне два года и сказала: «Если у тебя ничего не получится в Вахтанговском, приходи!»
...И, КОНЕЧНО, БЛИСТАЛА НА ТЕАТРАЛЬНОЙ СЦЕНЕ. ПРЕДАННЫЕ ПОКЛОННИКИ АКТРИСЫ УЖЕ ДЕСЯТИЛЕТИЯМИ НАСЛАЖДАЮТСЯ ЕЕ ИГРОЙ ВО МНОЖЕСТВЕ ПОСТАНОВОК. В ТОМ ЧИСЛЕ В ЗНАМЕНИТОМ СПЕКТАКЛЕ «ХАНУМА»
— Многие артисты рассуждают, что важнее, лучше — театр или кино. Что вы думаете по этому поводу?
— Это два совершенно разных вида искусства. К сожалению, после окончания Щукинского училища у меня была большая проблема — в театральных вузах кинематографические навыки не преподаются. Нет такого предмета — работа с камерой. Нас учат играть «на последнего зрителя»: чтобы человек, который сидит в конце зала, был таким же полноправным зрителем, как и тот, что сидит в первом ряду. А в кино существует общий план, средний и крупный. Мне повезло — когда я только начинала сниматься, были такие люди, которые уделяли мне внимание, обучали, как работать с камерой. Я не стеснялась подходить и спрашивать у Княжинского — гениального русского оператора, который работал с Тарковским. Многому меня научил Павел Лебешев, который рассказал мне про мое лицо, про правую и левую сторону и про то, что не бывает симметричных лиц. У меня были дорогие мне вещи в кино, очень любимые, но если говорить о самом главном искусстве, это, безусловно, театр. Театр — это живое! В театре, на сцене все зависит от тебя. В кино все-таки есть возможность склеить, смонтировать: там есть обереги — некая подстраховка. В театре все подстраховки во время репетиции, а поднялся занавес — ты должен принимать решение здесь и сейчас. Оторвалась пуговица, сломался каблук, публика замирает, смотрит, какое ты примешь решение, и если ты вышел из этой ситуации, тебе аплодируют стоя — артист. А если ты скиксовал, тебя похоронят. Публика беспощадна. Театру уже столько раз предрекали смерть с появлением звукового кино, телевидения, Интернета. Но человечество снова и снова возвращается к театру. Согласитесь, актера, не его портрет на обложке журнала, а его форму и содержание, можно оценить только в театре. Ты видишь, как он работает сегодня и здесь — на твоих глазах, вживую.
ЮЛИЯ РОДИЛАСЬ В ТЕАТРАЛЬНОЙ СЕМЬЕ, И ЕЕ ОТЕЦ ИЛЬЯ РУТБЕРГ МОЖЕТ ГОРДИТЬСЯ ДОЧЕРЬЮ
— Как вы относитесь к наградам, театральным премиям, таким как «Чайка» и «Хрустальная Турандот»? Что они дают актеру?
— Это приятно, особенно когда вовремя. Но для меня награды никогда не являлись самоцелью. Когда мы собираемся делать какой-то спектакль, я не предполагаю, какую мне могут дать за него премию. Это было бы весьма самонадеянно. Всегда чураюсь аплодисментов, когда только вышла на сцену, ведь я еще ничего не сделала. Люблю финальные аплодисменты, когда ты завоевал зрителя. То же самое и с премиями — они даются по результату сделанной работы. Это всегда дорогого стоит. Это уже пролитая кровь, рожденный ребенок, ты держишь в руках что-то осмысленное.
— Спектакль закончился, вышли на улицу и все забыли? Или продолжаете переживать?
— Все зависит от того, какой был спектакль. После «Ханумы» выходишь веселая, радуешься. После «Медеи» совершенно другое состояние, после «Крика лангусты» — смешанные чувства. Иногда чувствуешь большую усталость. Но это не значит, что ты выходишь и продолжаешь своей образ. Я терпеть не могу артистов, которые не наигрались на сцене, — это сюрреализм, похоже на заболевание. Можно, конечно, пошутить, но я не продолжаю после «Ханумы» ходить на кривых ногах, стираю усы и не говорю с грузинским акцентом.
ЛИЧНАЯ ЖИЗНЬ АКТРИСЫ ТОЖЕ СВЯЗАНА С ТВОРЧЕСКИМИ ЛЮДЬМИ. ЮЛИЯ БЫЛА В ГРАЖДАНСКОМ БРАКЕ С МУЗЫКАНТОМ И АКТЕРОМ АЛЕКСЕЕМ КОРТНЕВЫМ
— Кстати, о «Хануме» — как вы оказались в антрепризе?
— Для меня этот спектакль стоит особняком среди других антрепризных постановок. Это одна из немногих антреприз, существующих на театральной сцене уже больше десяти лет. У нас уже не только дети, внуки появились на этом спектакле. (Смеется.) На самом деле за свою жизнь я приняла участие всего в пяти или шести антрепризных спектаклях. При этом никогда не проводила водораздела между антрепризой и театром, потому что и там, и там — сцена, и там, и там — зрители. Но в антрепризе есть колоссальное преимущество: именно здесь могут собраться актеры, которые волею судеб не работают в одном театре. Кто бы мог подумать, что я когда-нибудь буду играть на одной сцене с Михаилом Михайловичем Державиным, Людмилой Чурсиной, Ольгой Волковой. Это живые легенды.
— Вы по характеру взрывная или спокойная?
— Однозначно взрывная, но с годами научилась себя утихомиривать. Как сказал мне однажды знакомый: «Ох, вы, матушка, и гневливы». (Смеется.) Если меня что-то сильно задевает, бывает, что иногда доходит до гнева, а это, конечно, большие затраты энергии. Я с детства была так воспитана, не умею держать камень за пазухой. И если сразу не выговориться, этот кисляк внутри начинает бродить и все разъедать. Иногда его надо из себя выплевывать. Истинные эмоции людьми воспринимаются естественно. Я не люблю политесов, сейчас вообще много фальши, мы все стали конъюнктурно-толерантными — все эти слова заставляют запихивать истинные эмоции внутрь. Если ты хочешь оставаться в этой профессии и все время будешь мимикрировать, то нечем будет играть.
АКТЕР АНАТОЛИЙ ЛОБОЦКИЙ БЫЛ ЕЕ ВТОРЫМ ОФИЦИАЛЬНЫМ МУЖЕМ
— В вашей фильмографии есть фильм «Четыре возраста любви». Сколько, по-вашему, у любви возрастов и какой для женщины самый сложный или самый важный?
— У каждой женщины свой путь. И дело не в возрасте, а в качестве того чувства, которое ты испытываешь. У кого-то самое сильное чувство случается в раннем возрасте, другие встречают свою половинку, когда волосы становятся серебряными. Это абсолютно непредсказуемо. И никакие штампы в паспортах не являются оберегом. К сожалению, мы утеряли то, что было у наших родителей, — для них самым ценным была семья. Люди несли ответственность за свои отношения. Наше поколение это безнадежно утратило. Люди должны быть рядом для того, чтобы дополнять друг друга, развиваться вместе, поддерживать. Первая половина истории любви всегда не похожа на вторую, в которой есть быт и прочее. Поэтому должны быть какие-то совместные ценности, совместные радости: то, что объединяет. По-моему, нет ничего страшнее, чем одиночество вдвоем. Мне кажется, наши родители умели больше терпеть и работать, потому что совместная жизнь — это прежде всего работа. А мы все больше приспосабливаемся к тому, что нам удобно. Поэтому сейчас мы повсеместно наблюдаем потерю института семьи и брака.
Юлия Рутберг — одна из самых ярких звезд театральной сцены, блистательная, харизматичная, многоплановая актриса Театра Вахтангова. Каждая ее программа — это возможность прикоснуться к высокому актерскому мастерству, великой поэзии и прекрасной музыке. В этот раз актриса привезла тулякам программу «13 вопросов к Ахматовой». Выступление прошло в ДК «Ясная Поляна», а на следующий день актриса пригласила нас на интервью.
— Юлия, в Ясной Поляне Вы не в первый раз. За что любите это место?
- Для меня это место силы. Первый раз я оказалась здесь лет 15 назад. Было лето, все цвело, пахнущий воздух, природа… Нас принимали Толстые, мы пили чай из самовара. Это очень благостное место. С годами я все больше и больше стала интересоваться Толстым с точки зрения литературы, жизни его и Софьи Андреевны, дочери Александры, людей, которые сюда приезжали. Потом я приехала сюда с внуками, мне хотелось, чтобы они «вдохнули» Толстого, — это такая обязательная программа (смеется). И вот тогда Толстой стал обсуждаться у нас в доме всеми поколениями.
К столетию Театра Вахтангова был поставлен спектакль «Война и мир». Когда мы работали над спектаклем, разбирали героев и их взаимоотношения, Толстой из просто писателя школьной программы, из бронзовой фигуры превратился в очень живого, противоречивого, страдающего человека.
Когда мы играли этот спектакль на фестивале «Толстой», произошло что-то невероятное. Вдруг хлынул дождь. Над нами, актерами, была крыша, а зрители сидели вообще «голенькие». В зале происходит сумасшествие — вода потоком! Людям начинают раздавать плащи, а на сцене идет действо!
Молодые актеры растерялись, а мы кричим из-за кулис: «Играйте! Играйте! Мы смотрим!!!» И наши начали так играть, что все зрители уселись на места.
На сцену тоже начинает литься вода, Наташа Ростова босиком танцевала вальс, а ее волосы вымокли и расплелись. Стало очень холодно. Зато таких аплодисментов, как от тех мокрых до нитки людей, я еще не слышала. И я впервые сама хлопала зрительному залу — за чрезвычайность отношения к театру, к Толстому, к «Войне и миру», к русской культуре.
Знаете, в Ясной Поляне всегда очень вкусно, очень душевно, здесь любят людей. Сегодня, в такую погоду, у камелька бы посидеть, попить горячего винца, почитать книжечку. А мы укутались и гуляли по усадьбе, были и на кладбище в Кочаках, зашли в храм. Сегодня было такое восхождение к Толстому.
— Для туляков вы выступили с программой «13 вопросов к Ахматовой». Как родилась эта программа?
- Когда был очередной юбилей Анны Андреевны, меня пригласили в Питер, в Фонтанный дом, почитать ее стихи. До этого мне рассказали такую легенду, что Анна Андреевна утверждала, что, когда ее не станет, ее душа обязательно переселится в рыжего кота. И вот я читаю стихотворение, и тут: «Мяу!» На поребрике сидит толстый рыжий кот! Он вальяжно проходит к сцене и поднимает на меня глаза. Зрители начали хлопать такому мистическому факту! А у меня возникло ощущение, что мы с Анной Андреевной душами соприкоснулись. Когда вернулась в Москву, я решила, что надо продолжать. Я попросила своих друзей придумать вопросы для Анны Андреевны и найти в двухтомнике ее стихов ответы.
Из сорока вопросов в спектакль вошли тринадцать. Неотъемлемой частью спектакля стала музыка — произведения Баха, Шостаковича и Рахманинова.
У меня нет ощущения по отношению к Ахматовой, что она огромный Медный всадник, а я бандикут, который стоит внизу и трясется перед ней. Я не могу сказать, что я в нее влюблена. Мы с ней — на вытянутой руке. И приближать ее я и не собираюсь, да она и не позволит никогда и никому.
— Где мы увидим Вас в ближайшее время — в театре, в кино?
- В марте у меня стартует новый проект с оркестром — к юбилею композитора Сергея Рахманинова. Будет немыслимое количество поездок, начнем с Великого Новгорода, где он родился.
— У вас более 50 ролей в кино. Какие съемки вспоминаете с особой теплотой?
- Ценю картину «Кушать подано», очень смешная! Люблю фильм «Мотыльки» о Чернобыле. Не жалею, что сыграла в сериале «Орлова и Александров», в «Анне Герман». Был очень симпатичный сериал «Участок», где мы играли мужа и жену с Ромой Мадяновым. Нас называли «Лужков и Плисецкая» (смеется). Там снялся весь цвет российского кино. Там была Ниночка Ивановна Русланова, гений! Помню, когда я приехала на съемочную площадку, она сказала: «О! Рутберг приехала! Самое деревенское лицо нашего кинематографа!» (смеется). А я ей: «Ниночка Ивановна, я буду играть смычку города и деревни!» Очень любила сериал «Лучший город Земли», он получился непустяковый.
— А мы еще «Каменскую» очень любим!
- Да, и я! Встреча с Валерием Приемыховым — это вообще отдельное событие в моей жизни. Потому что он и режиссер Юра Мороз объяснили мне, что такое кино. В театральных вузах этому не учат, и это большая беда.
— В театре, где Вы служите, есть люди, с которыми вы дружите?
- Есть. Хотя в театре особо дружить ни с кем невозможно. Люди нервные, ранимые. Артисты работают своими нервными клетками. Поэтому они могут сорваться, сказать грубое слово, могут быть неуправляемыми. А могут быть нежными, прекрасными, заботливыми. Поэтому, конечно, у меня есть очень близкие, а есть навсегда далекие.
— Женский вопрос. Как женщине сохранить элегантность, красоту внутреннюю и внешнюю?
- Ну, с внутренней будет гораздо тяжелее, чем с внешней. Внешне можем порезать один раз все, и вот она — красота (смеется). Безусловно, женщина должна уделять себе внимание, быть ухоженной. Все зависит от нервной системы. Мы сдавать начинаем очень сильно, когда всё нервно, когда нет покоя. Поэтому сейчас особенно надо находить утешение, расслабление и удовольствие в простых земных радостях. У кого есть семья, дети, внуки, родители, когда заботишься о них, когда есть возможность пойти куда-то всем вместе. Я очень уставшая, но то, что я вот приехала в Ясную Поляну с внуком, то, что мы вместе, придает сил.
Скоро Новый год, я уже покупаю подарки. Наверное, вот эти простые вещи наполняют внутренний мир, заземляют нервную систему.
А еще я заметила, когда ты, например, на отдыхе, не красишься хоть две недели, как начинает расправляться кожа, появляется другое выражение лица — в тебе какая-то Джоконда просыпается. Ты начинаешь по-особому улыбаться, на тебя обращают внимание люди. Появляется свежесть от солнца, моря, лета, чистого воздуха.
В женщине очень важен шарм, очарование, женственность. Как говорила мой профессор Алла Казанская, в женщине обязательно должно быть вот это мысленное «Поди сюда!» Если этого нет — другую жизнь проживешь. Надо вырабатывать в себе!
— Ваше пожелание всем нашим читателям.
- Человечество пережило свою осень, сейчас переживает лютую зиму. Но я верую, что мы доживем до боттичеллиевской весны, где будет место любви, нежности, преданности, милосердию. И не будет места ненависти.
«Приглашают меня в Дом кино на премьеру, начинается фильм, и я слышу, что меня озвучили, я говорю голосом взрослой женщины. Тогда я при всех устроила Евтушенко скандал! Заявила: «Вы украли у меня голос и даже не потрудились позвонить, предупредить. Я вам руки никогда в жизни не подам — вы вор! Слышите?! Вор!» — рассказывает народная артистка России Юлия Рутберг.
— Юлия, какая из ваших ролей — самая запоминающаяся для вас? Может, Фаины Раневской в сериале «Орлова и Александров»? Говорят, на съемках с вами произошла мистическая история...
— Когда поступило предложение сыграть Фаину Георгиевну, я принесла режиссеру огромную кипу книг об актрисе, прочитанных мною. По ним и готовилась, ну и конечно, по фильмам с участием Раневской. Но как же непросто мне пришлось в первый съемочный день! Когда прозвучала команда «Камера, мотор!» и я начала произносить свой текст, обнаружила, что голос у меня странный — будто горло кто-то сжимает. Режиссер смотрит на меня с недоумением: «Что происходит?» Отвечаю: «Не знаю, дайте мне минут десять». Он в ужасе, но перерыв объявляет. Снимали на натуре, на тихой старой улочке. Я выхожу из кадра — и у меня градом начинают катиться слезы, физически ощущаю, будто меня гранитными плитами придавили. Согнулась, ссутулилась, плечи не могу расправить. И понимаю, кто все это делает. Тогда я посмотрела на купола церкви, стоящей на улочке, и сказала: «Фаина Георгиевна, давайте с вами договоримся. Я согласилась на роль только из огромного уважения к вам. Не хочу никаких реинкарнаций, не хочу оторвать кусок вашей славы. А, наоборот, хочу этой ролью вас защитить, отделить от образа коверного клоуна, который к вам накрепко прирос благодаря бесчисленным анекдотам. И если вы хотите, чтобы я это сделала, оставьте меня в покое. А если не хотите, то удавите сразу, но не смейте вот так мешать! — И добавила: — Фаина Георгиевна, да идите вы …!» Развернулась и пошла на площадку: будь что будет. Хотите верьте, хотите нет, но пока меня перегримировывали, я почувствовала, как выпрямляется спина, я наполняюсь уверенностью… В кадр вошла другим человеком и ощутила такой кураж, такой драйв!
Когда-то один шаман на Алтае сказал мне: «Поаккуратнее с ролями — иначе с вами будет происходить то же, что с вашими героями. Вы очень глубоко впускаете их в себя и подвергаетесь реальному риску…» Вспомнила его слова после роли Раневской. Все знают, что Фаина Георгиевна до обидного мало сыграла значительных ролей в кино за свою длинную жизнь. Так вот, с премьеры сериала «Орлова и Александров» прошло уже шесть лет, и с тех пор я снималась крайне мало… Ближайший проект — «Бендер», он еще в работе. Когда бралась за роль Раневской, конечно, боялась, что после выхода картины киноведы и диванные критики меня закатают в асфальт — мол, покусилась на святое. Но все получилось наоборот. Мне даже передали, что гример Фаины Георгиевны, работавшая с ней в театре, говорит, что узнала Раневскую в моем исполнении. А когда мне вручали театральную премию «Фигаро», сказали, что это в том числе и за Раневскую. У меня есть разные награды, но премия «Фигаро» имени Андрея Миронова для меня самая дорогая. Этого артиста я с юношества обожаю, боготворю — для меня он эталон в профессии, как и Фаина Георгиевна Раневская.
— В образ Анны Ахматовой в сериале «Анна Герман» вы вживались так же тяжело?
— Ее я так не ощутила. Геометрию образа Ахматовой выстраивала, отталкиваясь исключительно от ее художественных изображений. Мне всю жизнь говорили, что у меня «лицо Модильяни», а «тело Альтмана». Вот и постаралась передать образ Анны Андреевны, ориентируясь на рисунки Амедео Модильяни и знаменитый портрет Ахматовой кисти Натана Альтмана. Попросила изготовить такой же парик, как на картине, и сшить такое же платье с белым воротничком. Это упростило задачу. Я не пыталась копировать ахматовскую манеру чтения стихов, а задалась целью донести смысл ее произведений. Исследователи творчества и ее биографы были мне за это благодарны. Потому что никаких игр в Ахматову не надо.
— А образ Коко Шанель для фильма «Осенние цветы» понравилось примерять?
— Очень! Эту мою роль я нежно люблю. Считаю, что Коко Шанель в моде — как Анна Ахматова в поэзии, как Лени Рифеншталь в режиссуре! Три великие женщины в традиционно мужских видах творчества. Коко Шанель оказала огромную услугу женщинам, придумав вечное маленькое черное платье с ниткой жемчуга. Считаю, что эта услуга оказана и лично мне, так что я благодарна ей персонально.
Моей партнершей в фильме была Вика Исакова, и я по сценарию обращалась к ней: «Ах да, вы не говорите по-французски, вы меня не понимаете…» Но написана реплика была на русском. И у меня в сознании от такой несостыковки языков возникло неразрешимое противоречие. Звоню режиссеру: «Эту сцену надо играть на французском». — «Юля, а вы его знаете?» — резонно интересуется режиссер. «Нет… Но выучу!» — отвечаю. И я позвонила в Париж своей близкой подруге, они с мужем сделали мне подробный подстрочник сцены в переводе на французский язык. Я позвонила Исаковой: «Викусик, будем играть на французском!» Она охотно согласилась. Подруга прилетела в Москву, позанималась со мной и Викой, и мы сыграли эту сцену достойно. В нашем деле нельзя искать легких путей. Ни сцена, ни экран халтуры не прощают.
— Как начался ваш путь в кино?
— Я была еще студенткой Щукинского училища, когда попала на съемочную площадку фильма Аллы Суриковой «Две стрелы. Детектив каменного века» — в фильме снимался мой первый муж Александр Кузнецов. И меня включили в групповку первобытных людей, исполняющих «танец рода». Отрепетировали сцену, начали снимать, и вдруг балетмейстер, указывая на меня, говорит: «Уберите, пожалуйста, эту девушку — она танцует не синхронно с другими, а двигается по-своему». Покинув площадку, я разрыдалась от обиды. Все-таки я начинающая актриса — а тут даже из групповки вылетела… Но ко мне подошла Алла Сурикова и сказала: «Детка, я тебя поздравляю». Я изумилась: «С чем, Алла Ильинична?» — «Ты по природе солистка, кордебалет тебе не идет — вот с этим открытием тебя и поздравляю. А я тебя сниму, не переживай — найдем какой-нибудь эпизод...» Мудрый режиссер оказалась права: жизнь подтвердила, что, когда я работаю солисткой, у меня все отлично получается. А когда я «одна из» — начинаю подводить людей. Природа моя — джазовая, я человек синкопы, я не делаю в такт. Может быть, когда-то и хотелось быть виолончелью, но я — женщина-контрабас, про это и мой музыкальный моноспектакль «Вся эта суета»… А балетмейстер из фильма «Две стрелы…» через много лет после съемок позвонил мне и предложил станцевать сольную партию в его балете. Бумеранги возвращаются... Но я не согласилась, и не из-за старой обиды. Просто понимаю: каждый должен заниматься своей профессией...
— Когда сбылось пророчество Суриковой и вас начали снимать более активно?
— В небольших ролях — уже сразу после Щукинского училища. Например, в 1991 году у Владимира Мотыля в «Расстанемся — пока хорошие», а до этого у Евгения Гинзбурга в «Руанской деве по прозвищу Пышка». В театральных вузах нас к кино не готовят, и азы профессии я постигала на съемочной площадке у вышеназванных режиссеров-мэтров и операторов Валерия Гинзбурга и Александра Княжинского. Одним из главных киноучителей стал Юра Мороз, у которого я снималась в «Каменской». После проб он сказал: «Прекрасно, моя дорогая… А теперь давай вместе посмотрим на экран». Оказалось, что на экране я гримасничаю так, как будто собираюсь в мультике сниматься. Мороз говорит: «Ты замечательная театральная артистка, но кино — другое. Давай мы попробуем сделать средний план. И спрячь по максимуму мимику. Достаточно одного движения глаз — переведи взгляд с пола на камеру…» Раз попробовали, два. Режиссер продолжает: «Хорошо, молодец. А теперь крупный план, еще вполовину сократим эмоции…»
Партнером моим в этом фильме стал Валерий Приемыхов — гениальный артист, сценарист, человек… Когда мы ехали на съемки в поезде Москва — Минск, за ночь переписали все наши сцены, точнее он переписал. Пришли на съемочную площадку, и Приемыхов показал наш вариант Морозу — предложил изрядно сократить диалоги, сыграть молча, на взглядах и движениях камеры. Режиссер закричал в мегафон: «Идите сюда, вся группа!.. Посмотрите, какие странные артисты приехали. Все просят добавить текста, а они повычеркивали!» Но поправки принял.
Мы с Валерием Михайловичем играли любовь. По телефону моя героиня сообщала его герою, что у них будет ребенок. А пока мы ехали в поезде, я рассказывала Приемыхову про своего сына Григория… И вот партнер наблюдает, как я играю сцену с телефоном, и вдруг говорит режиссеру: «А можно остановить дубль?!» Подзывает меня: «Когда в поезде ты рассказывала про сына, у тебя светились глаза, у тебя менялось выражение лица, ты была как радуга… А что ты сейчас делаешь в кадре?! Ты хочешь быть такой артисткой? Будь ей, но без меня». И ушел с площадки, сел в уголок, открыл томик Лермонтова — в перерывах он всегда читал. Юра Мороз смотрит на меня вопросительно. Я говорю: «Дайте, пожалуйста, мне пять минут». И после перерыва сыграла совершенно по-другому. Сыграла и расплакалась, ушла в гримерку. А Приемыхову показали этот дубль на плей-бэке, и он постучался ко мне. Сказал: «Можешь ведь, когда хочешь! Вечером приглашаю тебя на ужин. И запомни, дорогая, все зависит только от тебя. Тебя должно волновать то, что ты играешь»… Я вообще-то не люблю себя на экране, но, когда посмотрела «Каменскую», впервые испытала счастье от собственного существования в кадре. Две сцены мне очень понравились. Но это не моя заслуга, это все Валерий Приемыхов и Юрий Мороз. Они окунули меня в кинематографические воды, «покрестили», указали дорогу, научили существовать в кино.
— Ваш отец, Илья Рутберг, снимался во многих фильмах, в том числе детских: «Без страха и упрека», «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен», «Айболит-66», «Волшебный голос Джельсомино»... Ваше детство было особенным?
— Оно было окрашено как бы 25-м кадром бесконечного творчества, это да. Бабуля, Елена Кудельская (они с дедушкой Николаем Суворовым танцевали в молодежном ансамбле «Остров танца» при парке Горького), когда я вдруг захотела заниматься танцами, сама сшила мне пачку — я отказывалась репетировать в майке-«алкоголичке». Мама Ирина Суворова — музыкальный педагог, и я с детства занималась музыкой. Папа же развивал мое воображение, рассказывая на ночь сказки. Был у нас с ним такой ритуал… Сказки были не простые, а эксклюзивные — я их заказывала, задавала тему. Могла сказать: «Хочу сказку про карандаш и муравья» или «про луну и улитку»… И папа рассказывал и показывал, импровизируя на ходу! Меня водили по музеям, прививали любовь к живописи. Все это оказало свое влияние, и поныне я невероятная фантазерка. Образное мышление помогает не только в профессии, но и в любых соприкосновениях с миром.
У нас дома часто бывали папины друзья и коллеги: Геннадий Хазанов, Марк Розовский, Альберт Аксельрод, Миша Филиппов, Люся Петрушевская. Но больше всех внимания мне уделяли дядя Саша Филиппенко и дядя Сенечка Фарада. Я часто болела, мучили кошмарные ангины, и дядя Саша со мной полоскал горло. Под «Чаттанугу Чу-чу» и другие джазовые композиции (Филиппенко большой знаток джаза). Лишь в таком сопровождении я соглашалась на процедуры. А дядя Сенечка Фарада, как и папа, рассказывал сказки. Я боялась темноты, и Фарада подарил мне ночник с рыбками, который крутился, а рыбки плавали по потолку. Наблюдая за ними, я засыпала...
Через двадцать лет, когда я на телевидении делала программу о Геннадии Бортникове, он мне рассказал, что, когда пришел в Театр Моссовета, где служили Раневская, Плятт, Орлова, Марецкая, попал в аквариум с «благородными акулами». Я сразу вспомнила светильник с рыбами, подаренный дядей Сеней… Но ведь и я после Щукинского училища оказалась в Театре Вахтангова, на сцене которого еще царили «благородные акулы»: Михаил Ульянов, Владимир Этуш, Юрий Яковлев, Василий Лановой, Юлия Борисова, мой педагог по училищу Алла Казанская… И они были добры и снисходительны к нам, молодежи, всячески нас поддерживали.
Когда я, дебютантка, сыграла в театре в водевиле «Два часа в Париже», ко мне в гримерную зашел Юрий Васильевич Яковлев и сказал: «Мадемуазель, позвольте поцеловать вам ручку…» На сегодняшний день у меня достаточно разных наград, но поцелуй руки от Юрия Васильевича невозможно сравнить ни с чем.
Никогда не забуду, как Владимир Абрамович Этуш, когда была совершена попытка рейдерского захвата Дома актера, вышел один к мужикам в масках и с автоматами. Ветеран войны назвал свое воинское звание и сказал: «А ну, ребятки, лица-то покажите». И они присмирели, в их душах что-то зашевелилось, и они ушли на цыпочках от него — от одного безоружного, но бесстрашного старца. А он войну видел, понимаете…
— Вы упомянули телевидение, а что у вас была за программа?
— При Эдуарде Сагалаеве на «ТВ-6» шел цикл программ «Субботний вечер с…». Ведущими были ваша покорная слуга и братья Верники. А какая у меня была команда! Креативный редактор — Саша Васнецова, прямой потомок художника Васнецова, сценарист — Аркаша Высоцкий, сын Владимира Семеновича, режиссер — Илюша Малкин, сын телемэтра Анатолия Малкина… Представляете, какая генетика? Нам всем повезло, мы застали телевидение, когда там была настоящая вольница. Что-то сродни Царскосельскому лицею. С нас, молодых ребят, спрашивали строго, но мы могли предлагать любые идеи, и нас слушали, нам позволяли… Я сделала 12 программ о выдающихся людях, и это были не просто интервью, а своего рода документальные авторские фильмы. Например, когда мы делали программу о Тине Тернер, на ее концерте в Москве я брала у нее интервью на английском языке. А потом в студии меня выкрасили морилкой, и я в образе негритянки рассказывала об этой выдающейся певице. Когда снимали программу о группе Queen, я сыграла самого Фредди Меркьюри — появилась загримированная под него. Когда делали передачу о The Rolling Stones, летали в Лондон снимать места их «боевой славы». Но так вышло, что все, кто рассказывал о «роллингах», сравнивали их с «битлами», поэтому программа получилась и о The Beatles тоже. Помню, мы зашли в Сохо в один замечательный пивной бар и спросили бармена: «Как вы относитесь к The Rolling Stones? Мы делаем о них программу». А он вдруг как закричит: «Немедленно убирайтесь из моего паба, о «роллингах» и слышать не хочу. Эти сволочи начинали как перекати-поле, а теперь ездят на «Роллс-Ройсах» и сидят в правительстве… Во-о-он!» Мы робко уточнили: «Но может, вам нравятся The Beatles?» — «Ну-ка вернитесь, — услышали снисходительное, — я вам сейчас пиво налью и все про «битлов» расскажу».
Интересная история вышла с Роланом Быковым. Мой папа играл у него в фильме «Айболит-66» дирижера. А я родилась как раз в год съемок «Айболита…», и это мой любимый детский фильм. Но лично с Роланом Антоновичем я не была знакома и встречи с ним ждала с тревогой. Все знали: Быков человек очень строгий, жесткий, при нем нельзя сказать никакого «мяу» — все должно быть только так, как он — Режиссер — решил. И это право он, как гений, конечно, заслужил. Редакторы программы говорят: «Быков передал, что ты будешь вести программу в милицейском кителе, в красных колготках, в сапогах и в фуражке с кокардой». Я — в штыки: «Что-о-о?! Этого не будет!» Стала думать, как выкрутиться, чтобы не быть съеденной «Бармалеем», и созрел план…
Приезжает Быков в ужасном настроении, орет на всех, все ему не нравится. Я подхожу: «Здравствуйте, Ролан Антонович, я Юля Рутберг. Потрясена вашей идеей! Я, конечно, от папы много раз слышала, какой вы гениальный человек… Но то, что вы на этот раз придумали, — просто великолепно!» Быков смотрит на меня с подозрением, не понимая, о чем говорю. «Что ты имеешь в виду?» — спрашивает. «Вы же предложили, чтобы я начала программу в костюме и гриме мима-дирижера, которого сыграл мой отец в вашем фильме. Я продирижирую, скажу, что я — дитя «Айболита-66», и представляю вас. Как же вы все гениально сопрягли!» — пошла я на блеф. Быков изумляется: «Это я предложил?» — «Да. Мне редакторы передали вашу идею. Я все подготовлю, все сделаю!» И тут он вдруг согласился: «Ну да, ну да… Ты ведь на Илюху, на батю своего, очень похожа — вот мне и показалась эта идея удачной. А ты точно сможешь все это сделать?» — «Конечно, — говорю, — папа со мной порепетирует». В день съемки сделали мне грим грустного клоуна, как у папы, я переоделась… «Главное, начать, — думаю, — а дальше Ролан Антонович сам все углубит». Так и вышло. Быков включился в игру, загорелся… Уже кричит: «Быстро дайте ей тельняшку, драные штаны, ботинки, кепку! Намазать грязью лицо!» И я превратилась в пацана, который играл с ним в карты. Быков сам когда-то был таким драным пацаном из Марьиной Рощи, а так как он маленького роста, шпана его готовила в щипачи. В итоге мы с Роланом Антоновичем работали вместе трое суток. Одну ночь я даже оставалась у него на даче, мы смотрели «Айболита…», его детские фотографии — и он комментировал. Такая история!
— Не могу не спросить вас про Евгения Евтушенко. Он работал с вами как режиссер на картине «Похороны Сталина»…
— Это фантасмагорическая история… Я шла по коридору «Мосфильма», а навстречу мне — человек в бананово-лимонном пиджаке. Он хватает меня за руку и говорит: «Пошли!» — «Куда?» — «Пошли! Я Евтушенко!» Приволок меня в комнату, где проходили пробы, распорядился: «Фотографируйте ее!» И тут же утвердил в свою картину «Похороны Сталина». Причем мне тогда было 25 лет, артисту, игравшему моего сына, — лет 16, моему экранному мужу Рафаэлю Клейнеру — 50. А дедушку нашей семьи играл Валерий Гинзбург (тот самый оператор, с которым мы подружились на картине «Руанская дева по прозвищу Пышка»). Полный компот! Хотя меня и старили немножко для роли, я все равно не понимала, как такая семья может существовать. Но, главное, был доволен Евгений Александрович Евтушенко. И вот приглашают меня в Дом кино на премьеру, начинается фильм... И я слышу, что меня озвучили, я говорю голосом взрослой женщины. Тогда я при всех устроила Евтушенко скандал! Заявила: «Вы украли у меня голос и даже не потрудились позвонить, предупредить. Я вам руки никогда в жизни не подам — вы вор! Слышите?! Вор!» Максималисткой была, не ожидала такого вероломства. Потом мне позвонил шокированный Валерий Гинзбург и сказал: «Юля, ты сумасшедшая! Ну что ты учинила?!» Я ответила: «Валерий Аркадьевич, а если бы у вас украли камеру и за вас сняли фильм?..» Он согласился: «Да, я бы поступил точно так же». Меня всегда возмущали люди, как Евтушенко, которые могут себе позволить все что угодно. Хотя сегодня я уже этому не удивляюсь… С Евгением Александровичем мы не мирились, и нас никто не мирил, мы просто больше не встречались. Но это частность. А вообще, Евтушенко — большой поэт, спорная неординарная личность и знаковый человек своего поколения.
— Давайте теперь поговорим о театре. Вы играете в антрепризном спектакле «Ханума». Первый актерский состав был абсолютно звездным: Михаил Державин и Роксана Бабаян, Дмитрий Харатьян, Ольга Волкова, Людмила Чурсина… Как работалось в таком «цветнике»?
— Встреча с Михаилом Михайловичем Державиным — великое счастье моей жизни. Вот у меня есть «свой Ширвиндт» и «свой Державин». Они оба тоже «щукинцы», а у «щукинцев» особая связь, общая пуповина, надежное чувство локтя. На гастролях Державина узнавали везде: в автобусах, в поездах, на улице. Всегда в костюме, в отглаженной рубашке, при галстуке, в начищенных ботинках. Это Роксана Бабаян поддерживала элегантный вид мужа, следила за его комфортом и здоровьем. Но не душила заботой — не ограничивала в общении. На гастролях к месту сбора участников спектакля Михаил Михайлович всегда приходил за 10—15 минут до того, как собирались остальные. Представить, что он опоздает, невозможно. Человек невероятной глубины, тонкого юмора, высокого таланта. И никакой звездности, никакого понятия о райдере. А в каких только передрягах мы не бывали!
Как-то приезжаем в Самару. Нас вроде достойно встретили, разместили в гостинице, вечером в тысячном зале при полном аншлаге играем спектакль. Дальше мы должны ехать на Украину. Возвращаемся в гостиницу, где перед поездом надо поужинать. Спускаемся в буфет, нас никто не встречает — вежливые устроители испарились. В буфете выдают пластиковые тарелки, на которых лежит по две сосиски и зеленый горошек. И какая-то женщина, которую мы до этого ни разу не видели, хамским тоном говорит: «Быстрее ешьте! На поезд опоздаете!» Мы переглянулись и пошли голодными в автобус. Просим водителя, чтобы остановился у продуктового магазина. Вышли Дима Харатьян и Роксана Бабаян и вернулись с огромными сумками еды на всех. Приезжаем на вокзал. Та же «распорядительница» командует: «Для вас вагон прицепили, но к нему надо по шпалам пройти…» И вот народные и заслуженные артисты, уже ничему не удивляясь, шагают по шпалам к последнему вагону. Открывается дверь, и видим обмотанные бинтами ноги-тумбы, на которых стоит очень тучная проводница. А эта женщина в свою очередь видит нас с Михаилом Державиным во главе… и падает в проходе. Обойти ее мы не можем, а она причитает: «Ой, что же мне не сказали, как же меня не предупредили…» Когда удалось протиснуться в вагон, открылась картина: кругом грязь хуже, чем в общественном сортире, запах соответствующий, на полках старые матрасы без белья... И мы, не сговариваясь, начинаем дико хохотать. О райдере никто и не заикнулся. Единственное, что мы попросили у проводницы, — это газеты. В двух купе застелили ими столы, достали купленную Димой и Роксаной еду и напитки... И, непрерывно хохоча, за песнями и анекдотами просидели до двух часов ночи — все были счастливы!
— А как складывались отношения с Михаилом Козаковым, у которого вы были заняты в спектакле «Играем Стринберг-блюз»?
— Михаил Михайлович — трудная, эмоциональная, но потрясающая страница моей жизни. Сначала я сидела и безропотно слушала все, что он говорил — а говорить мог часами, — сам проигрывал все роли, а мы, актеры, репетировали мало. Он, как режиссер, был абсолютным террористом — требовал, чтобы повторяли заданный им рисунок. Но в процессе моя безропотность сошла на нет. Ругались мы с Козаковым всласть. Кончилось тем, что перед премьерой чуть не подрались. Михаил Михайлович снова своим голосом и мимикой стал показывать, как я должна играть… Возражения не принимались. И тогда я схватила его за руку и подвела к зеркалу: «Посмотрите на нас! Вы красавец мужчина, а я женщина совершенно другой наружности. Вам эти мимика и пластика идут, а мне совершенно не подходят! Так почему я должна копировать вас?!» (Конечно, разговор этот шел в других тонах — у нас даже до мата дошло.) Зато когда мы сдали спектакль и случился успех, наигранная суровость Михал Михалыча сменилась открытой нежностью. Он был истовый артист — сжигал себя на сцене. А как любил русскую культуру… Молился на Пушкина! Но не на коленях молился, а дружил с ним, он и с Лермонтовым дружил. Козаков становился соавтором, пропуская поэзию через себя. Такими же были и Валентин Гафт, и Петр Фоменко, и Василий Лановой — они не могли жить без поэзии. Я хорошо их понимаю — музыка и художественное слово всегда были моими отдушинами. Я много выступаю и гастролирую с оркестрами. Есть программы, посвященные творчеству Зинаиды Гиппиус, Сергея Есенина, планирую подготовить программу по Гумилеву. А для детей читаю «Дюймовочку». Рада, что ко мне обратились с просьбой принять участие в юбилее Сергея Рахманинова, буду делать программу. Планирую поехать в его дом-музей, пожить там, напитаться, вдохновиться…
— Вы упомянули Валентина Гафта. Вас ведь и с ним тоже связывала дружба?
— Валентин Гафт и Олечка Остроумова сыграли моих родителей в мини-сериале «Дни ангела», эти родственные отношения у нас так и остались на всю жизнь. Как-то Валентин Иосифович написал начало эпиграммы на меня: «Юлька, Юлька, барабулька — лучше всякого кита…» И сказал: «Потом закончу». Но я понимала: он не закончит, — Гафт уже болел... Помню, как вместе с Ольгой Михайловной мы его повезли в больницу. Там Гафту сделали МРТ, врачи собирались удалиться на совещание, а его попросили подождать результатов... Но совещание не состоялось, потому что Валентин Иосифович, чтобы развлечь окружающих, начал читать свои стихи. И все забыли о работе. Импровизированный бенефис Гафта продолжался часа полтора, стягивались все новые и новые зрители из числа медперсонала и пациентов… Уход Валентина Иосифовича для меня большая личная потеря. После папы для меня по жизни Гафт был, наверное, самым главным человеком.
— Расскажите о ваших сегодняшних работах в театре.
— Не так давно Глеб Анатольевич Панфилов предложил мне ввестись на роль Тэтчер в его спектакль «Аудиенция». Главную же роль в спектакле, королеву Елизавету II, играет мой кумир — Инна Чурикова. Так что это предложение стало подарком судьбы! Инна Михайловна — партнер, о котором можно лишь мечтать, — живой, нежный, очень светлый и с юмором. На последнем спектакле мы позволили себе импровизацию. Он шел в день 90-летия Михаила Горбачева. А, как известно, «железная леди» таяла, подпадая под обаяние Михаила Сергеевича, этому факту посвящен большой диалог королевы Елизаветы II и Тэтчер в нашем спектакле. И вот Инна Михайловна в образе королевы говорит: «Надо поздравить Горбачева с праздником». Я отвечаю словами роли: «С каким, ваше величество?» — «С Рождеством». — «Горбачев атеист». — «Ну не с праздником же революции его поздравлять!.. Поздравьте его с днем рождения». Я говорю: «Поздравлю, ваше величество, обязательно поздравлю. — И добавляю не по тексту: — Прямо сегодня». Инна Михайловна лукаво улыбается: «Да-да, сегодня!» Зал взорвался смехом и аплодисментами! С Инной Михайловной у нас особая душевная связь. Это счастье — выходить с ней на одну сцену. И на какую сцену! На сцену моего родного Театра Вахтангова.
Там же, на основной и новой сценах, я занята еще в трех знаковых спектаклях. Играю главные роли в трагедии Жана Ануя «Медея» и в «Крике лангусты» — многомерном спектакле о Саре Бернар. Ну а в спектакле Римаса Туминаса «Улыбнись нам, Господи» я партнерствую с фантастическими актерами: Сергеем Маковецким, Владимиром Симоновым, Виктором Сухоруковым, Алексеем Гуськовым. Исполняю роль козочки, но играю не просто животное, а «очеловеченную шагаловскую козу» — летающую. Роль построена на пластике и посвящена моему папе. Он всю жизнь отдал пантомиме. Не ожидала, что театральные критики и общественность так высоко оценят мою работу. Еще на одной сцене Театра Вахтангова, в так называемом Арт-кафе, идут три моих моноспектакля: музыкальный — «Вся эта суета», «Кабаре «Бродячая собака» и совсем новый «13 вопросов к Ахматовой». Я счастливый человек, раз играла и играю такие замечательные роли, с такими прекрасными партнерами. Ведь важно не сколько ты играешь, а что и с кем…
Отправлено: 17.05.23 18:45. Заголовок: Михаил Цитриняк сейч..
Михаил Цитриняк сейчас в Государственный Академический Театр им. Вахтангова. Май 2023
ВОПРОС. Что, по вашему мнению, является ключевым элементом в создании спектакля? ОТВЕТ. Трудный вопрос… всё важно, но изначален замысел, предвосхищение образа спектакля... «МЕДЕЯ»… Белая точка в черном космическом пространстве, одинокая чужестранка в чужой земле, окружённая враждебно настроенным народом, две непохожие культуры, отрицание большинством меньшинства… В начале была придумана толстая круглая ткань, лежащая на полу. Прошитая и освещенная нижним светом, она должна была напоминать потрескавшуюся землю. На ткани-половике должны были лежать лоскуты материи — всё, что накопила Медея за свою жизнь — то есть ничего… Затем я придумал большой парус, надуваемый ветродуем, маленькие паруса, солнце, проходящее с их помощью через всю сцену… Дней за десять до премьеры всю эту дополнительную мишуру я выбросил — лишнее, «смазывает» образ… Мой замечательный художник-постановщик Маша Рыбасова даже обиделась — решила, что на меня повлияло мнение некоторых актёров. Однако это было не так — просто паруса были лишними, уничтожали образ спектакля: одинокую точку в космическом пространстве… Скоро мы сыграем этот спектакль в 250 раз… «КРИК ЛАНГУСТЫ». История великой актрисы Сары Бернар и ее секретаря Питу. Действие происходит на берегу моря. Очень трудно было придумать образ… Дело в том, что я когда-то уже ставил этот спектакль — в конце 80-х. У актёров уже было свое решение, и оно мне понравилось: спектакль игрался, как бы на облаке. На пару стульев было наброшено огромное количество белого тюля и артисты был одеты в белые костюмы… Герои разговаривали с нами из прекрасного прошлого, которое уже не вернется — от этого щемило сердце: ведь там, в этом прошлом — наше детство, юность, мечты, заблуждения, первая любовь, живые родители… Ужасно трудно было заставить себя ставить ту же пьесу по-новому, ведь после первой постановки прошло более 25 лет… Мы с Машей Рыбасовой головы сломали — уже её ныне покойный супруг гениальный Валерий Яковлевич Левенталь подключился, а мне все не нравилось… И, вдруг, Маша предложила полуразвернутый ковер — мне всё стало ясно! Ковер — берег моря… Коврик и два актера — как говорил Немирович-Данченко! И разговор-то в спектакле, как раз и идёт о Театре и о Жизни!!! Было ясно, что отсутствует «второй этаж» — так возникли два зонтика: белый от солнца — день, и дырявый черный — ночь… Образ спектакля сложился!.. Это спектакль о нас сегодняшних: поймут ли нас те, кто придет завтра?..
МОСКВА, 7 мая — РИА Новости. Уместно ли сейчас веселье — вопрос непростой. У актеров свое мнение на этот счет. Народная артистка России Юлия Рутберг в эксклюзивном интервью РИА Новости рассказала об отношении к сложившейся ситуации, Театре имени Евгения Вахтангова и личном.
— Тетр имени Вахтангова открыл во Владикавказе дом-музей, в котором жил режиссер. Как вы это оцениваете?
— Это невозможно оценить, я это чувствую — праздник праздников. Дом буквально разрушался по кирпичикам. Рядом стоит памятник, но смысловое здание, родовое гнездо Вахтангова — снесут… Я плакала. Театр Вахтангова с директором Кириллом Кроком проделали огромный путь. Без бюджетных денег, кстати, — только собственные средства театра. Думаю, это должно у всех вызывать уважение. Любить не надо: на это есть мамы и папы. Дом останется на века, прежде всего для самих осетин.
— Там еще "Арт-кафе", где будут выступать актеры. Как вам кажется, зрителей это подтолкнет больше ходить на спектакли?
— Это очень театральный регион. Каждый раз, когда мы приезжали туда, был фурор. "Арт-кафе" откроют вахтанговцы своими моноспектаклямии, а потом на сцену выйдут и местные артисты, в том числе выпускники Щукинского училища. Место будет намолено нами. Евгению Князеву и мне выпала честь выступить там первыми.
Уместно ли веселье: артисты тоже идут на фронт
— Некоторые говорят, что сейчас не до веселья…
— Это не веселье и не развлечение, а дань памяти великому человеку, который создал один из главных театров страны. Думаю, нас поймут и порадуются.
— Считается, что артисты должны развлекать людей.
Сегодня время непростое. Как изменились зрители?
— Артисты совершенно не обязаны никого развлекать. Мы должны заставлять людей думать, сопереживать, даже плакать иногда. Да, есть комедии, и можно выплеснуть негативные эмоции, посмеяться. В Театре Вахтангова мы не играем сиюминутную литературу, на сцене — пьесы о вечных ценностях. В истории человечества всегда были конфликты и войны, и на передовую уходили артисты. Вспомните, фронтовые бригады в Великую Отечественную. Моя бабушка в таких участвовала и Театр Вахтангова тоже. Это — не развлекать! Это принести кусок мирной жизни.
— На ваш взгляд, достаточно фронтовых бригад в зоне СВО?
— Не могу сказать, достаточно ли, но точно знаю, что туда ездят очень многие мои коллеги. Это важное дело.
О званиях и молодых артистах: есть ли кому продолжать дело великих
— От театра — да и вообще от любой постановки на сцене — люди ждут экшена, чего-то технического, яркого. Надо идти в ногу с прогрессом?
— Самое последнее дело — идти в ногу со временем. Наоборот, нужно поднимать уровень культуры людей и делать это очень осознанно.
— Что вам дает звание народной артистки России?
— Самоуважение и уважение окружающих.
— Стоит продолжать их присуждать?
— Да. В разных странах есть свои подобные знаки отличия. В России высшие награды у тех, кто много сделал не только для страны, но и мира. Странно было бы это не поощрять. Но надо жить по собственным правилам, а не смотреть на других. У нас со времен Советского Союза есть звания для артистов — так и должно быть.
— Новое поколение актеров готово принять принципы Вахтанговского?
— Да, у нас прекрасная молодая поросль. Но, знаете, тут же работает естественный отбор: остаются всегда лучшие. Их немного, и это нормально. Нужно много работать, чтобы не снижать планку.
— При такой загруженности как оставаться столь молодой и прекрасной, ведь не уступаете новому поколению…
— А надо просто любить окружающих. Ничего нового люди не придумали: можешь помочь — помоги, можешь накормить — накорми. Сейчас самое страшное — равнодушие. Я всегда любила неравнодушных людей, но сегодня они бесценны.
— Те есть любить нужно не себя прежде всего, как учат психологи?
— Не знаю, что говорят психологи, но любить исключительно себя — последнее дело. Первое — отдавать себя, на этом построено искусство. Тот, кто выходит отдавать себя, сначала становится заметным, а потом, может быть, и великим. А тот, кто идет на сцену любить себя, обречен только на пару обложек журналов.
8 июля 2023 г. Что Юлия Рутберг рассказала Татьяне Устиновой и зрителям об оценке признания своих заслуг? Во сколько лет её потянуло в актёры? Как училась в школе будущая народная артистка? За какие заслуги получила в аттестат отличную оценку? Ответ на эти и многие другие вопросы – в очередном выпуске программы "Мой герой".
В среду, 6 сентября, в Театре имени Вахтангова прошел сбор труппы, на котором главный режиссер Анатолий Шульев и директор театра Кирилл Крок рассказали о планах на 103-й сезон. Стало известно, что к началу 2024 года театр подготовит несколько премьер.
Первой премьерой станет спектакль "Ночь перед Рождеством", который поставят 26 сентября. В декабре на Основной сцене сыграют премьеру "Обыкновенного чуда" по пьесе Евгения Шварца. Кроме того, на 2024 год намечена премьера спектакля под рабочим названием "Повести Пушкина".
Также режиссер Анатолий Шульев рассказал о предстоящих гастролях театра. В июле и августе 2024 года труппа отправится в Китай с постановками бывшего художественного руководителя театра Римаса Туминаса "Война и мир" и "Евгений Онегин".
Юлия Рутберг в ток-шоу "Мой герой" рассказала, что в семье ей категорически запрещали и какую черту в характере мамы считает уникальной, чем ошеломила преподавателя ГИТИСа и зачем изводит себя на репетициях, почему театр не должен идти на поводу у зрителя и какие сценические образы самые сложные для актёра, а также почему в некоторых спектаклях не может быть двух составов и какие стихи выбирает сегодня для поэтических вечеров.
13 дек. 2023 г. #откройтеДавид #ЮлияРутберг #историс
«В искусстве может быть один прав, а сто - неправы. Нет индульгенции ни у кого» Давид Виннер провёл день с Народной артисткой России, с яркой и многоплановой актрисой театра им. Е. Вахтангова – Юлий Рутберг. Она провела экскурсию по театру, рассказала о том, как родилась идея музыкально-литературного вечера, посвящённого 150-летию со дня рождения Рахманинова и познакомила Давида со знаковыми спектаклями. Об актёрской профессии, искусстве, цензуре и поэзии — смотрите в новом выпуске программы «Откройте, Давид»!
Орадостях жизни в коммуналке на Пушкинской, о борще и котлетах на Ленинградском проспекте, о темпоритме Москвы и концерте, посвященном Зинаиде Гиппиус.
Я родилась…
В Москве. Из роддома имени Крупской меня привезли на Большую Дмитровку, тогда еще Пушкинскую улицу. Жили мы в коммунальной квартире на низком первом этаже. Пять ступенек вниз. Дом примыкал к задней стене МХАТа. У нас была 11-метровая комната с потолками в четыре метра. Все мечтали ее перевернуть. Были низкие-низкие подоконники, совершенно спокойно можно было влезть в окно. Коммуналка была с одной ванной и с одним туалетом. Но там царило что-то необыкновенно прекрасное, душевное, человеческое.
Чтобы построить дом своей мечты, мне кажется, нужно родиться в коммуналке. У нас были замечательные соседи. Ефросинья Максимовна Войнова, церковная староста храма на Неждановой и дворничиха нашего двора, когда-то спасла дедушку, бабушку и папу от погромов. Когда на нашей двери начертили крест, она прибежала к ним: «Гриша, Муся, берите Илюшку и чтоб вас тут не было месяц!»
Когда ей было 14 лет, ее родителей раскулачили и расстреляли. Она одна растила брата и сестру. Была очень верующим человеком. Жила в одной комнате с племянницей и ее мужем. Спала на сундуке. Внутри тумбочки находился ее молельный дом. Вставая на колени, она засовывала полтела и голову в тумбочку и молилась.
В детстве я почти ничего не ела. Но когда в пост тетя Фросенька варила суп с одной луковицей и морковкой, я за этот суп была готова все отдать и есть его тарелками. Уникальная была женщина. От земли! Обожала маму, папу и очень нам помогала. Могу сравнить ее с Михаилом Ульяновым. Это как какая-то порода камня.
А еще у нас были соседи: тетя Шура и Алексей Алексеевич. Они меня научили раскладывать пасьянс, угощали сушками и поили морковным чаем. Тетя Шура была горбата и во время войны была медсестрой. Горбатая медсестра вынесла Алексея Алексеевича из боя раненым. Они поженились.
Я пошла в школу на улице Станиславского, расположенную за доронинским МХАТом. Когда меня привели записывать в первый класс, прием уже закончился. В классе было уже 32 ученика. В школе был чудесный директор. Он спросил фамилию моей мамы. «Суворова Ирина Николаевна», — ответила мама. — «А я Суворов Григорий Иванович. Записываем!» Вот так благодаря маминой фамилии Юлия Рутберг оказалась в этой школе с углубленным изучением английского языка.
Потом мы жили на Ленинградском проспекте. Это были прекрасные времена. Такого счастья, как там, на протяжении долгого-долгого времени, наверно, не было нигде. Родители были молоды. Мы бесконечно жили в долг, и у нас бесконечно была толпа гостей. Особенно в дни рождения папы и мамы. Приходили 38 человек, 42. Был рекорд — 54. Мама пекла немыслимой вкусноты пироги. Помню, как, уже падая на кухне, она приговаривала: «Людям будет нечего есть!» На табуретки клались доски, на доски — пледы. Какое было веселье! Какие люди к нам приходили! Какая роскошь человеческого общения! Одноклассники, однокурсники все дни рождения справляли у меня. Мама систематически варила пятилитровую кастрюлю борща, чтоб накормить оглоедов. И еще делала гениальные котлеты, добавляя в магазинный фарш хлебушек, яичко и лучок. Мои друзья могли прийти в два часа ночи и съесть 12 котлет. Это было нормой.
Если я по чему-то сейчас тоскую, так это по тем чудесным временам. Рядом была фабрика «Большевичка», от которой так пахло булочками, что мы с ума сходили. В Ажурном доме, построенном Буровым, находился магазин, где продавались карпы и бананы.
Много судьбоносного и сущностного произошло на Ленинградском проспекте. Там я окончила школу, вышла замуж, из роддома привезли моего сына, начала работать в театре. Когда еду в аэропорт Шереметьево по Ленинградскому проспекту, всегда поворачиваю голову в сторону нашего дома.
Сейчас живу…
На Смоленской-Сенной площади.
Любимый район…
Прежде любила Пушкинскую, но постепенно все мои якоря переместились на Арбат. Мне милы его переулки — Плотников, Власьевский. Я уже 35 лет в этих местах.
Люблю Пречистенку, Остоженку. Улицы воспринимаю с точки зрения того, что у меня там было хорошего и не очень.
Нелюбимый район…
Свиблово, Тульская и прочие спальные районы, когда не понимаешь, где находишься.
Любимые рестораны…
Недалеко от театра Вахтангова есть любимая хинкальная, куда мы часто ходим. Там очень вкусно, есть веранда, деревья, как будто во дворике где-то в Тбилиси.
Место в Москве, куда давно собираюсь, но никак не могу попасть…
Если я что-то намечаю себе, то обычно туда попадаю. Хотела бы сходить, пожалуй, в Музей русского импрессионизма, где пока не была.
Отличие москвичей от жителей других городов…
У коренных москвичей условия, конечно, покомфортней. И культурных возможностей побольше. Москва цветастее. У нас тут более цветная картинка жизни, а у людей в других городах она более серая и мрачная. Если не брать крупные города России, Петербург, Екатеринбург, Новосибирск, Томск, то в глубинке больше жлобства и безысходности.
У людей гораздо меньше желаний, и это печально.
В Москве лучше, чем в других мегаполисах…
От чего люди шалеют, приезжая в Москву? От темпоритма! Для меня это то, как сокращается моя сердечная мышца. Москва меня воспитала. Этот город меня структурирует и мобилизует. Поэтому я много успеваю.
С Москвой сравним, пожалуй, только один город — Нью-Йорк с его насыщенностью, количеством театров, возможностями. В Нью-Йорке могла бы жить полгода, если бы работала. Без работы мне там делать нечего.
Москва для меня пуп Земли и смысл жизни. Здесь я не то что ниточками привязана — канатами — к семье, работе, друзьям, прожитой жизни, возможности самореализоваться, накопленным человеческим отношениям, возникающим новым контактам.
Если чего-то делаешь, очень важно в какой-то момент понять, что тебя не просто знают, но уважают, предъявляют больший спрос, хотят к тебе обратиться. Для меня как человека, привыкшего штурмовать, сегодня ближе процесс осмысления. Если сейчас в чем-то принимаю участие, мне важно, чтобы это новое мне добавляло нового знания, нового качества.
В Москве изменилось…
Стало чище, безусловно. Многое отремонтировано. Особенно город производит впечатление на людей, которые сюда давно не приезжали. Если ты находишься здесь каждодневно, глаз немного замыливается. Так у меня было двадцать лет назад в Петербурге. Шла по Невскому, остановилась у Гостиного двора. Роскошные дома выглядели плачущими исполинами, в которые как будто попала бомба. Величественно жалкий город, который мне захотелось обнять. Я была счастлива, когда все привели в порядок. В Москве 1990-е годы были, конечно, страшным временем. Помню, как на Тишинской площади среди коробок и торгующих людей бегали крысы, как собаки. Главное было пройти мимо и не смотреть.
Профессия у нас, конечно, счастливая. Я в 1988 году пришла в театр, и у меня пошли постановки с Виктюком, Фоменко. Была настолько этим увлечена, что тогда даже не замечала отсутствие еды. Помню, как отвечала Вера Константиновна Львова, ученица Вахтангова, в Щукинском училище, когда ее спрашивали о революции: «Там где-то стреляли, а мы утром бегом на репетицию в студию».
Это не замещение жизни. Когда человек в юности попадает в то поле, где он ягода, и когда эта ягода набухает, то можно не обращать внимание на гусеницу, червяка, колорадского жука, таракана. Поле тебя наполняет. У тебя есть мечты, возможность расти, идеал. Именно тогда происходят вещи, для которых человек и рождается. А рождается он не для обогащения, а для того, чтобы стать на своем поле ягодой и увидеть мир. И миру все отдавать. Если такой энергообмен совершается, тогда жизнь человеческая не пустяк.
И еще очень важна бережность к человеческим отношениям. У каждого из нас есть свой алмазный фонд раритетов и ценностей, и люди эти самые алмазы.
Мне не хватает в Москве…
Хочу, чтобы люди улыбались при встрече, смотрели друг на друга. Чтобы люди не были похожими на механизмы. Сегодня в Москве людям не хватает середины: они либо смеются до одурения, либо горюют. Это показатель большого невроза. Тремор разлит в воздухе и пространстве. Я из тех людей, которые начинают с этим резонировать.
Меня можно застать кроме работы и дома…
Очень люблю музей Фаберже в Петербурге. Была там уже трижды. С наслаждением рассматриваю все эти вещицы и думаю, какими же счастливыми были царские дети, которые росли с такой красотой и немыслимым изяществом, с этими ножичками для бумажек, брошечками, я уж не говорю о самих яйцах.
Если не Москва, то…
Только Москва. Я много где побывала. Там, где красота, уют, вкусная еда, могу прожить недели две, ну пусть месяц, потом просто пресыщаюсь. Я себя пришпориваю, как цирковая лошадь. Обожаю Барселону, дома Антонио Гауди. Бывала там много раз.
В Париже хотела бы проведать Нотр-Дам. Для меня это живое существо с его мощными ребрами. Однажды наблюдала, как после вечерней мессы гаснут свечи, и собор засыпает. Хотела бы оказаться в Пеннабилли в Римини, в Саду забытых фруктов Тонино Гуэрры, лежать на траве и считать падающие звезды. Помню, как на площади Пеннабилли выступали заезжие акробаты, а в фонтанах лежали арбузы, которыми потом все угощались.
Ближайшие планы…
29 февраля в камерном зале Московского международного Дома музыки пройдет концерт «Посвящение Зинаиде Гиппиус» из цикла «Звезды Серебряного века». Под музыку Скрябина, Пуленка и Форе в исполнении Оркестра народных инструментов имени Осипова буду рассказывать о непростой, подчас трагической жизни великой русской женщины, одного из главных идеологов русского символизма, о ее тандеме с Дмитрием Мережковским, о русской эмиграции.
4 марта в концертном зале «Зарядье» буду вести гала-спектакль «Приношение Дягилеву». Концерт, посвященный великому импресарио Сергею Павловичу Дягилеву, составлен из балетных номеров в исполнении звезд российской сцены Элеоноры Севенард, Дениса Родькина, Екатерины Крысановой, Артема Овчаренко и других.
Фото Елизаветы Бузовой, предоставлено пресс-службой театра Вахтангова
Как вы относитесь к славе и популярности? В вашей жизни были навязчивые поклонники? Поклонники бывают разные. Все зависит от уровня культуры. Есть умнейшие люди театра, с которыми любо-дорого общаться. Потому что у них прекрасные мысли, присутствуют дистанция и нормы поведения, присущие интеллигентному человеку. А встречаются такие, от которых просто хочется бежать. С одной стороны, все артисты мечтают о поклонниках, с другой – те, кто увлечен каким-то человеком, сотворяют себе кумира, для них море по колено. И это страшно
И у меня были такие преследователи с навязчивыми идеями. У меня эмоциональная профессия, и иногда хочется, чтобы тебя просто оставили в покое. Когда я не на сцене, не в театре, я совершенно другой человек, для меня важен покой. Когда нарушают мою территорию, готова брать шпагу.
Ваш сын Григорий учился на актера, но не работает в профессии. Вы рады?
Не то чтобы рада. Во-первых, хорошо, что сын (во втором браке с актером Александром Кузнецовым у Юлии родился Григорий, сейчас ему 31 год. Всего актриса была замужем трижды – также за музыкантом Алексеем Кортневым и актером Анатолием Лобоцким. — Прим. «Антенны») это сделал – выучился и попробовал себя в творчестве. Когда человек ничего не делает и говорит, мол, вы меня не пустили, я не попробовал, это ужасно. Гриша вышел на сцену и сказал: «Знаешь, мам, ну еще кино возможно, но попозже, а театр, с моей точки зрения, не мужская профессия». Я не осудила, просто поняла, что, в отличие от меня, он без этого может. Значит, не надо убиваться. У нас вся семья театральная, все в разных жанрах. Папа – это режиссура, пантомима, актерство, мама – музыкант, дедушка по ее линии – классик балета, бабушка – народные танцы. В общем, сын насмотрелся. Его выбор правомерен. Считаю, наши дети всегда лучше, чем мы. Не могу сказать, что Гриша превосходит меня в актерской профессии, но точно лучше как родитель. Он такой отец, что мне такой матерью вообще быть не снилось. Мы с ним душа в душу до сих пор. Но как он с детьми возится (у него сын и дочка) и с женой – так только в кино бывает. Я за них рада и снимаю перед ним шляпу. У меня уже двое внуков – дважды бабка! А я все пою и пляшу в кринолинах.
Легко ли вам давались первые шаги в карьере?
Мой путь был труден. Меня ведь только с третьего раза взяли в Щукинское училище. Можно сказать, еле-еле. Актерская профессия – это ад. Ты не знаешь, как сложится судьба. Если хочешь находиться на плаву, должен на протяжении всей карьеры соответствовать трем пунктам – быть космонавтом, английским шпионом и фотомоделью. Если один из этих ингредиентов отваливается, сходишь с дистанции. Но я без этого не могу. Я больная на всю голову. Так что для меня нет выбора. Если человека называют профессионалом, есть планка, ниже которой не можешь спуститься. Вдохновенное у тебя состояние или подавленное, существует мастерство, а его не пропьешь. Мне все давалось нелегко, и это такой колоссальный труд. Не думайте, что мне все на подносе приносят и вся моя жизнь – цветы и шампанское. Хотя… Пусть все так и думают.
Вы много играете в театре, и публика бывает разной. Что-то вас как актрису смущает или раздражает?
Звонки мобильников и чуть ли не лошадиный смех. Я от этого просто в ужасе. У спектакля есть аура, свой воздух, а это вносит элемент пошлости. Конечно, приятно, когда люди смеются. Но это другая природа смеха.
Вам приходилось играть таких женщин, как Анна Ахматова и Фаина Раневская. Какой образ было труднее воплотить?
Фаина Раневская тяжело далась. Я очень боялась. Раневская уже имя нарицательное. Нужно было попытаться передать то, что ей было дорого, ее искрометный юмор. У нее такая органика, нет слова в простоте. Другой скорчит рожу, и все думают, что сумасшедший. А на нее все смотрели как завороженные. Она играла с наслаждением. До определенного возраста. А дальше уже жила. Я ее видела в спектакле «Дальше – тишина», она выходила, эта седая лунь, глыба, с такими детскими глазами. Конечно, я была уверена, что меня освистают. А меня еще и наградили за эту роль, причем премией Андрея Миронова. Я была обескуражена. Но рада, что все получилось.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 208
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума