https://citytraffic.ru/news/full/21084 13 февраля 2017 Юлия Рутберг: Мир погорел на толерантности, извратив смысл этого слова Народная артистка выступила в Тольяттинской филармонии с поэтическим моноспектаклем "Послушайте!"
Свой лирический рассказ о детстве, юности и становлении человека как творческой личности актриса "сопрягла" со стихами любимых поэтов. В программе по-новому прозвучали произведения Павла Когана, Наума Коржавина, Вадима Левина, Леонида Мартынова, Булата Окуджавы, Давида Самойлова, Игоря Северянина, Александра Пушкина. Также Юлия Рутберг спела из Александра Вертинского (см. видео), и призвала помнить настоящих поэтов, порою напрасно забываемых, и читать книги. Народную артистку России, лауреата российских театральных премий "Чайка" и "Хрустальная Турандот" тольяттинская публика встретила овациями, цветами и даже подарком в виде томика стихов любимого актрисой Леонида Мартынова. О толерантности Юлия Рутберг упомянула, отвечая на вопрос журналиста о том, меняется ли программа ее выступления.
- Роберт Рождественский вошел, а Мандельштама я убрала, - сказала она о состоявшемся спектакле. – Я хочу сделать отдельно Мандельштама и Ахматову. Сопряжение Анны Андреевны и Иосифа Эмильевича - это очень интересно и, вообще-то, не для слабонервных. Эти стихи, словно лакмусовая бумажка, показатель того, что происходит в обществе, показатель времени, показатель грехопадения и нравственности в человеке, жестокости человечества и "гребаной" - не могу сказать по другому – "толерантности", на которой уже погорел весь мир, потому что совершенно извратили смысл этого слова, компромиссности людей бесконечной.
Говоря о том, как в разных городах реагируют на ее выступления люди, Юлия Рутберг заметила, что это зависит от того, как точно сама актриса "делает куски". - Что-то проходит веселее, что-то менее весело, иногда у меня на Ахматовой зашкаливает, иногда начинается с Вертинского, иногда проходит полегче… Знаете, невыносимая легкость бытия в этом есть, какого цвета будет спектакль – непонятно. Это зависит и от того, насколько часто звонят мобильные телефоны, потому что это очень выбивает.
О тольяттинцах Юлия Рутберг отозвалась как о "хороших людях", отметив, что цветы по ходу спектакля ей дарили только здесь, да разве еще в Таллинне, и это очень приятно. Актриса также упомянула о том, что ей как-то довелось вымаливать благословение Пушкина и Раневской. - Я обращалась к Фаине Георгиевне Раневской, чтобы она меня оставила в покое, не придавливала своим авторитетом, как каменная плита, чтобы отпустила. И я ей пообещала, что я сделаю все, что смогу, буду работать честно, буду ее защищать, а то она взялась за меня капитально, я даже слово "мама" из-за волнения не могла сказать в первый съемочный день сериала "Орлова и Александров". Я попросила 10 минут, и мы с ней обо всем договорились. Непростая это задачка - играть Фаину Георгиевну Раневскую. А так – ну, я нормальный человек, я вообще не особо разговариваю с потусторонним миром. Просто Пушкин… Фаина Георгиевна сама вела беседы с ним, да еще какие.
На замечание о том, что, исполняя Вертинского, она выглядит, словно из той же эпохи, Юлия Рутберг ответила, что ее просто хорошо воспитывали, а кроме того, она знакома с дочерьми поэта Анастасией и Марианной Вертинскими, а также с его женой, читала воспоминания, книги о Вертинском. - Нельзя сказать, что я оттуда, просто то, что было там, мне небезразлично, и это я несу с собой и передаю дальше. А как можно по-другому сохранять? Поэтому Давид Самойлов, Павел Коган, Леонид Мартынов, поэтому Наум Коржавин, поэтому, конечно, Павел Антокольский. Забывают! Никому не надо. А как это таких людей забывать? Это мы недоросли, а они по-прежнему прекрасны.
Тольяттинцам Юлия Рутберг пожелала жить интересно, приумножая "всякие хорошие вещи". - Я сегодня узнала, что здесь был Ставрополь. Никогда даже не знала. Жигулевское море его затопило? 280 лет городу? Ну, казалось бы, он еще такой "пацанчик" в историческом процессе, правда? Но, с другой стороны, есть уже традиции какие-то, намоленные места… Я желаю, чтобы в вашем городе происходило что-то интересное. Желаю, чтобы вы не только работали, а ваши дети не только учились в школе или ходили в детский садик, но чтобы к вам приезжали хорошие спектакли, чтобы вы слушали прекрасную музыку, художественное слово, чтобы вы развивались, чтобы этот город для вас был культурной столицей. Ведь наш город зависит от того, как мы к нему относимся.
https://vk.com/julia_rutberg Юлия Рутберг / Julia Rutberg февраль 2017 Ещё одно новостное видео о гастролях в Самаре.
Опубликовано: 12 февр. 2017 г. Откровенно о себе и своей жизни в стихах. Актриса театра и кино Юлия Рутберг дала в филармонии концерт "Послушайте!". Народная артистка России выступила с программой из стихов Пушкина, Ахматовой, Бродского и других русских поэтов.
- Юля втянула меня обратно в театр, сказала: «Хочу вернуть смысл в театр». Это и есть красная линия всего того, чем мы занимаемся с Андреем Ильиным, Юлей Рутберг и нашими коллегами, - отметил Цитриняк. - Юля - человек непростой. Очень категорична, очень требовательна - к себе, к партнерам и вообще к миру. Она не со всяким партнером может поладить и сдружиться и прийти к достойному результату. Эта работа могла закончиться не начавшись.
По мнению Михаила, Туминас привнес в театр Вахтангова именно то, чего не хватало - стилевой стержень. - У Туминаса есть понимание вечных проблем, желание их решать в современном ключе, который сегодняшним людям будет близок.
Цитриняк, обсуждая кризис современной драматургии, отметил, что вопрос по-прежнему только в одном: задевает или не задевает. - Меня - скорее, нет, чем да. Это не значит, что это плохо или хорошо, это касается только меня конкретно. Надо уметь читать и подбирать для достойной пьесы человека, который мог бы ее поставить - может быть, не в своем театре.
Михаил Цитриняк вполне справедливо считает, что если актер занимается другой профессией – это несчастье для всех. Просто потому, что он и трактор утопит, и дом у него рухнет. Артист должен быть артистом. А вот как обучать новичков? - К великому сожалению, все построено так, что знаменитые артисты почти не преподают, а нужно - хотя бы чуть. Наши студенты сейчас лишены такой практики, этого не хватает. Кризис в жанре не столько актерский, сколько режиссерский и драматургический. Ощущение, как будто тех, кто раньше писал сценарии для театра и кино, к стенке поставили и из пулемета расстреляли. Я ведь читаю постоянно, и редко что-то достойное сейчас обнаруживаю. Почему? Порвалась связь времен в 90-е годы. Педагог в то время в «Щуке» получал от трех до пяти тысяч рублей, если считать по сегодняшнему курсу. Поэтому пришли те, кто не был востребован в других местах. Учиться туда пришли люди просто потому, что родственники могли заплатить за обучение. А дело-то в том, что они хотели стать режиссерами, но не хотели учиться. Результат мы и получаем сегодня.
Пытаясь объяснить, как удается многое успевать и вообще нужно ли гнаться за всем подряд, Михаил рассказал шутку с грустным привкусом: - Встречаются два режиссера. Один спрашивает: «Как дела?» Другой говорит: «Ничего, снимаю». Первый уточняет: «Что снимаешь?» Тот отвечает: «Однушку в Свиблово»… Я работал в разных кинокомпаниях и режиссером, и кинопродюсером. С удовольствием оставил это дело и получаю не меньшее удовольствие от того, что не участвую в телевизионном процессе в нашей стране. И стараюсь, чтобы меня не затащили обратно. Безусловно, надо зарабатывать деньги, потому что на что-то надо жить. Но при этом важно распределять свои возможности и не жертвовать главными вещами.
Актриса Юлия Рутберг рассказала читателям «Площади Свободы», почему она не желает быть хорошенькой красавицей.
Юлия Рутберг — величина в театральном мире бесспорная. С абонементом № 14 «Звезды театра и кино» в 25-м сезоне слушателям Тольяттинской филармонии вообще крупно повезло. В апреле ждем потрясающего мхатовского виртуоза Авангарда Леонтьева. В феврале вместе с актрисой Театра Вахтангова Юлией Рутберг вспоминаем великие стихи и присматриваемся к ее судьбе.
Долой жвачку
— Не секрет, что мы с вами перестали читать, — огорчается Юлия за всех нас. — Времени у нас нет, работаем много, телевизор много смотрим. И это ужасно. И это перекинулось на наших детей. Маленький человечек должен понять, для чего нужно читать, потому что книга — это собеседник, друг. Но у него появилась кнопка удовольствия. Нажимаешь на кнопку, и вот тебе айфон, айпэд, компьютер, где выдается любая информация. И что делают наши дети? Вместо того, чтобы прочитать «Войну и мир» Толстого, они нажимают кнопку удовольствия и получают краткое содержание, рассказанное каким-то дядей или какой-то тетей. И это не их собственные мысли по поводу первоисточника, а чья-то жвачка, чтобы они ее дожевывали. Это ужасно. Потому что мы все хотим, чтобы дети были лучше нас, умнее нас, и правильно делаем.
— Кем растите своих детей? — Они обязаны стать хорошими людьми. Обязательно. Настоящими, порядочными людьми. И личностями. А все остальное пускай выбирают сами.
— К театру это не имеет отношения? — У меня сын учился в театральном, но ушел, потому что с его точки зрения это не мужская профессия.
Буду цветной
— Когда я была юной, в Советском Союзе в любом универмаге продавались вещи трех цветов — серого, коричневого и черного, — говорит Юлия. — И все, что было цветным, новым и красивым, надевалось только на праздник, чтобы не запачкать, не помять и не порвать. Однажды, мне было лет двенадцать, мне подарили костюмчик: синий пиджачок, синие брючки, оранжевую водолазку. Красота несусветная! В общем, я надела все это раз пять в гости и… выросла. И было очень обидно, потому что, когда мне было еще четыре года, мы с мамой гуляли по Столешникову переулку, туда подъехала пожарная машина красного цвета, и из нее выскочили пожарные в красных костюмах. Я в совершенном восторге спросила: «Мама, а кто эти дяди? «Это пожарные, доченька», — ответила мама. «Когда я вырасту, я стану пожарным», — заявила я. «Почему?» — спросила мама. «Мама, они в красном. А я так хочу быть цветной», — ответила я.
Угол или овал?
— Отрочество — это время, когда царит школа. Школа — это прекрасное заведение, где всех причесывают под одну гребенку. Но каждому в школе наверняка повезло встретить одного, двух, а может, и нескольких удивительных учителей. И эти люди смогли открыть для нас форточку, окно, дверь, а иногда и врата в какую-то другую свободу. Для кого-то это была биология, для кого-то — физика, мне повезло с литературой. У нас с шестого класса была поразительная учительница литературы — Лидия Николаевна Гражанкина. Дивная, прекрасная, она читала нам огромное количество стихов не по программе. Благодаря ей мы два раза в неделю обязательно писали сочинения и один раз в две недели — сочинение на свободную тему. Лидия Николаевна оставляла нас на сорок пять минут один на один с листом чистой бумаги и требовала, чтобы мы размышляли и думали сами.
И вот однажды в восьмом классе мы пришли на урок литературы и увидели, что доска разделена мелом на две части. На одной стороне доски было написано: «Павел Коган. Угол». А с другой стороны – «Наум Коржавин. Овал». Она предложила сравнить две геометрические фигуры, два способа взаимоотношения с миром, два эмоциональных поля. Ну что тут говорить про меня, четырнадцатилетнюю? Какой овал? Я сама состояла из углов. Конечно, угол. А от четырнадцати до пятидесяти я полюбила овал. Как малый мир, в который ты можешь спрятаться, где ты можешь быть собой. Овал — тишина и покой. Но это не отменяет того, что в него по-прежнему и беспощадно врезаются разные углы.
Ай да Пушкин!
Юлия Рутберг весь вечер читала стихи, ни разу не заглянув в шпаргалку или книжку. И пела. Пела Вертинского, Окуджаву. А параллельно рассказывала о себе. Среди правдивых историй о ней самой — случай, когда ее попросили прочитать что-нибудь из Пушкина очень большому собранию его потомков. «И тогда я пошла в усадьбу Хрушева — Селезнева и молила Александра Сергеевича, чтобы он дал мне знак, что я — не городская сумасшедшая, что он согласен с тем, что я решилась делать. А я твердила: «Пожалуйста, ну пожалуйста, Александр Сергеевич, дайте мне знать…». Поднимаю голову, и… как та свинья под дубом, вижу, что все это время на стене было написано: «А все-таки жаль, что нельзя с Александром Сергеевичем поужинать в «Яр» заскочить». Булат Шалвович Окуджава. Я просто подпрыгнула от радости и теперь уже знала, с чем идти на встречу».
Не давите авторитетом
— Юлия, благословение Александра Сергеевича вы получили. А доводилось ли вам просить о чем-то других великих, когда вам выпадали такие роли? — Да. К Фаине Георгиевне обращалась, чтобы она меня оставила в покое, не придавливала. Авторитетом. Как каменная плита. (Речь о многосерийной картине «Орлова и Александров», в которой Рутберг исполнила роль Фаины Георгиевны Раневской.) Чтобы отпустила. Я ей обещала, что я смогу и буду работать честно. Буду защищать ее. А то она взялась за меня капитально, я слово «мама» не могла сказать нормально.
— Такой вот уровень волнения? — Да, волнение. Непростая это задачка — сыграть Фаину Георгиевну Раневскую. Она, кстати, и сама вела беседы с Пушкиным, да еще какие!
Артист — это перевоплощение
— Юлия, говорят, что вы обожаете парики? — Парики? А я их не обожаю. Это вынужденная мера для того, чтобы меняться в кадре. Я не могу быть все время похожей на себя. И я настаиваю на париках, разных, разного цвета. В зависимости от эпохи, стиля, национальности и страны, из которой этот персонаж.
Ну что же это такое: включаю я телевизор, и одновременно на первом и втором каналах вижу — играют хороший артист и хорошая артистка. Только артист рубашечку сменил и галстучек, а артистка-то была в платьице, а теперь в брючках. Ну ребята, окститесь! Артист — это перевоплощение.
А я не хочу быть хорошенькой, красавицей, миленькой. Я человека хочу сыграть. И если нужны морщины, я их делаю. Если нужна седина, я делаю седину. Если нужны переломанные пальцы, я специально их забинтовываю, чтобы пальцы были некрасивыми. А кто мне дал такое право — сусальным золотом покрывать человеческие жизни? Это неправда. Это неправда! Я думаю, что артистка и человек — это просто два разных мира.
— И в эту минуту мне хочется усомниться в том, что вы полюбили овал… — Усомниться? Нет, нет, полюбила, полюбила… А то бы я здесь говорила «Ненавижу все, ненавижу! Ррр…»
Яга мирового уровня
Юлю нисколько не смутил вопрос об отношениях с возрастом: — На самом деле меня господь уберег быть красавицей, и вообще я — характерная актриса. А это значит в равной мере и смешные, и трагические «я в предлагаемых обстоятельствах». Понятно, что я никогда бы не смогла сыграть Красную Шапочку. Мне бы, конечно, предложили Бабу-ягу. И слава богу. Потому что Баба-яга — это уровень мирового репертуара. А вообще-то… я совершенно спокойно к этому отношусь. Мне кажется, что стареть человек должен достойно. Бог не зря дал тебе твое лицо, и не надо превращать его в общепринятое место.
Погорячее с… дыней
— Юлия, в вашей биографии есть приз за лучшую любовную сцену. В «Хлестакове», если я не ошибаюсь. — Да, в номинации «Некоторые любят погорячее». Это приз за сцену Анны Андреевны и Хлестакова.
— Неожиданно. — Чего ж тут неожиданного? Мы с Максимом Сухановым играли так, что там люди падали в обморок от хохота. Это был выдающийся спектакль Володи Мирзоева, который назывался не «Ревизор», а «Хлестаков». Он заканчивался с приездом Хлестакова. Мы его играли восемнадцать лет, получили за него все возможные призы, которые только существовали на то время. И что там творилось! Вот у нас была эротическая сцена с дыней, руками никто ни до кого не дотрагивался. Что было в зале, я вам передать не могу. Ну очень смешной спектакль! Потому что во время него работает наша фантазия. Самое прекрасное, когда спектакль пробуждает фантазию. Кода ты помещаешь зрителя в питательную среду, и он начинает дофантазировать. Не надо все разжевывать зрителю. Не для того существуют спектакль и искусство. Искусство создает коридор, направляет человека. На этом и «Медея» во многом построена.
— Сложно было решиться на «Медею»? — Решиться было нетрудно, трудно доползти до конца, до выпуска. Но это очень хороший спектакль. Великолепный! И он идет с невероятным зрительским откликом. Римас Туманис отнесся к нему очень трепетно. Спектакль просто «на руках внесли в театр».
У меня в театре — замечательные партнеры. Язона в «Медее» играет Гриша Антипенко, который первый раз вот так серьезно пришел в театр, а его сразу взяли в труппу. А в «Крике лангусты» Жоржа Питу играет Андрей Ильин, который тоже только пришел к нам, и тут же Римас Туманис сразу пригласил его в театр. Это говорит о том, что мы там собираемся не для того, чтобы хорошо проводить время, а по художественным сопряжениям.
Наша справка Юлия Рутберг — народная артистка России, лауреат театральных премий «Чайка» и «Хрустальная Турандот». С 1988 года начала работать в Театре им. Вахтангова.
Бог не зря дал тебе твое лицо, и не надо превращать его в общепринятое место.
Удивительная и восхитительная Юлия Рутберг, встречу с которой мне подарила Судьба! Спасибо! О чём мы разговаривали? Читайте! Талантливая, яркая, она - звезда сцены Театра им. Вахтангова, лауреат российских театральных премий “Чайка” и “Хрустальная Турандот” и ордена “Слава нации”. Она любима зрителями и востребована режиссёрами, она узнаваема и роскошна, хотя почему-то называет себя “девочкой с сомнительной внешностью”.
Талантливая, яркая, она - звезда сцены Театра им. Вахтангова, лауреат российских театральных премий “Чайка” и “Хрустальная Турандот” и ордена “Слава нации”. Она любима зрителями и востребована режиссёрами, она узнаваема и роскошна, хотя почему-то называет себя “девочкой с сомнительной внешностью”. Она - Юлия Рутберг.
- Ваши коллеги говорят, что в работе Вы не умеете “экономить”. Что даёт силы, заставляя каждый день двигаться вперёд, даже если вопреки, наперекор событиям и настроению? - Прежде всего - это моя семья, потому что знаю, что я должна, что есть слово “надо”. Потом, несомненно, театр, который я бесконечно люблю, как бесконечно люблю моих партнеров по сцене. И даже тогда, когда работа с одной стороны отбирает силы, то с другой чрезвычайно наполняет тебя счастьем, потому что понимаешь - ты делаешь то, что действительно нужно людям. И это не самообман, ведь никакая сумма прописью тебя не заставит быть счастливой.
- Вы как-то обмолвились, что актер – профессия ответственная. Когда Вы особенно остро это почувствовали? - Я это поняла ещё в Вахтанговском училище, а в театре произошло осознание: ты должен отвечать за то, что эмоционально сообщаешь залу. Артисты ведь медиумы, обладающие большим энергетическим зарядом, и очень важно какое “ядро” ты посылаешь зрителям, чем ты их “заражаешь”! Надо суметь заставить людей думать, сопереживать, даже плакать. Впрочем, заставить – неправильное слово. Надо искренне проживать то, что ты делаешь, и тогда зрители сами будут подключаться, а если этого не происходит, то всегда виноват артист, который плохо играет.
- Это Вы о том, что без провала никогда не поймешь, что такое настоящий успех. Помню, Вы как-то говорили, что у Вас были потрясающие провалы. Какой запомнился больше всего? - “Трехгрошовая опера” в постановке Гарри Марковича Черняховского. В одном месте и в одно время собралось столько прекрасных людей, была придумана неимоверная декорация и потрясающий свет, замечательные костюмы, совмещение зонгов Брехта и оперной музыки, но в какой-то момент, словно всё разъединилось и перестало работать на одну цель. Почему так вышло? Трудно объяснить. Для репетиций подобная ситуация нормальна, но потом спектакль так и не “задышал”. Словно какой-то бес вселился в этот материал, его невозможно было ухватить, он всё время выскальзывал из рук. Мы из кожи вон лезли, а зал не реагировал. Получилась такая “артель напрасный труд”. Тем не менее, сейчас я могу с уверенностью сказать, что это был столь изящный провал, что на фоне некоторых сегодняшних постановок, данная “неудача” имела бы большой успех.
- Актеры, на мой взгляд, не просто медиумы. Они - стихия. Какая стихия Вы? - Вода. Но не океан, который при всем своем величии страшен, он - ловец человеческих душ, матрица. Наверное, море… Знаете, когда я впервые увидела Красное море, заглянула в его глубину, то буквально захлебнулась от восторга, потому что никогда не представляла себе, что персонажи диснеевских мультиков будут плавать под водой (смеётся). Но и не море. Я та вода, которая в постоянном движении, подобно горной реке. Умею и бурлить, и спокойно течь, и выплёскиваться.
- С кино у Вас долго не было взаимного притяжения. После того, как в фильме Алексея Симонова “Отряд” в результате монтажа в кадре осталась только Ваша спина, Вы шутили, что в большой кинематограф “вошли спиной”. Когда произошёл поворот на 180 градусов? - Лицом меня “развернул” Евгений Гинзбург. Это была маленькая роль в его телевизионном мюзикле по рассказам Ги де Мопасана “Руанская дева по прозвищу Пышка”. Играла публичную женщину, и мне было позволено спеть два музыкальных номера и станцевать. Вообще я попала в такую блистательную команду людей, что теперь можно только позавидовать самой себе. Оператором на картине был младший брат драматурга и поэта Александра Галича Валерий Аркадьевич Гинзбург (работал на фильмах “Комиссар”, “Живет такой парень”, “Когда деревья были большими”, “Солдат Иван Бровкин” и др. – Прим.ред.), по-настоящему великий человек, с которым мы подружились на всю жизнь. А с Евгением Александровичем (Гинзбургом. – Прим.ред.) у нас произошла “влюбленность по собственному желанию”. Он был для меня Богом, который видел во мне абсолютно все качества – комические, трагические, музыкальные, танцевальные. Позже я снималась во всех его картинах. Невероятное везение! Затем судьба свела меня с Владимиром Яковлевичем Мотылем, и между нами возникла особая, чрезвычайно уважительная связь аксакала и младенца. У Мотыля я сыграла маленькую роль в полном метре “Расстанемся - пока хорошие” по мотивам рассказа Фазиля Искандера “Дудка старого Хасана”. Мой персонаж – Аду, прислуга княгини, горбатая женщина, с усами. И это было замечательно! Так что у меня к кино нет никаких претензий. Потом, в 90-е, начался кошмар, и так получалось, что мне планомерно предлагали роли врачей, куртизанок или журналисток. Поэтому я абсолютно сознательно на пять лет сосредоточилась только на театре. Наверное, существует какое-то высшее предназначение в том, со мной работали прекрасные театральные режиссёры, а у кого-то их не было и нет. Так что все шансы, какие у меня были, я использовала. И это лучшая театральная режиссура ХХ века!
- Что в тот момент Вам предлагал театр? - Мне очень повезло. Я “переходила из рук в руки” от Гарри Марковича Черняховского к Петру Наумовичу Фоменко, от которого попала к Роману Григорьевичу Виктюку и Аркадию Фридриховичу Кацу, а потом к Владимиру Мирзоеву, Андрею Жолдаку, Михаилу Цитриняку. Затем в театр им. Вахтангова пришел Римас Туминас.
- В новом тысячелетии кинематограф оказался к Вам более благосклонен и щедр на роли? - Отчасти. Я прекрасно знакома с Павлом Лунгиным, который неоднократно говорил, что будет меня снимать, но пока этого так и не случилось, как ни случилось ни с Вадимом Абдрашитовым, ни с Александром Миндадзе. Но я никогда не сетовала, как складывается, так и складывается. Да, в кино у меня было мало главных ролей, но, знаете, я же не типичное лицо героини. Для того чтобы стать героиней, ты должен быть особым, и я это прекрасно понимаю. Дело даже не только и столько в красоте, а в том, что есть женский образ, женский облик. Например, снялась в фильме “Макаров” у Владимира Хотиненко, и он весьма лестно отзывался о моей работе. Потом мне встретилась Марина Мигунова, которая предложила главную роль в своем фильме “Прощайте, доктор Фрейд!”, который в 2004 году был отмечен на кинофестивале “Амурская осень” за самый смешной сценарий и за режиссуру. Думаю, что если не профессиональное сообщество, то зрители наверняка отметили и смешной сценарий, и режиссуру, и потрясающие актерские работы в картине “Кушать подано”, в которой Ваша героиня – любящая, но неверная жена, которой изменяет любящий муж… У фильма интересная судьба: первые семь лет после выхода его показывали на каждый Новый год: перед праздником, во время и после. Над нами даже шутили, что мы становимся новой “Иронией судьбы” (смеётся).
Юлия Рутберг на съемках фильма "Кушать подано, или Осторожно, любовь!". Фото: Ruskino.ru
При всём очаровании от предложенного материала и прекрасной совместной работы, напряжение было колоссальным! Фильм сняли фактически за две недели, смены длились по 20-22 часа! Безумный график был обусловлен тем, что собрать вместе такой превосходный актерский ансамбль на длительный срок практически невозможно. Так что на площадку едва ли не каждый день приезжали машины “скорой помощи”, потому что от переутомления буквально падали, сердце болело. Как-то у меня выдалось несколько свободных часов, и я для разрядки поехала по магазинам – накупила себе обуви и неимоверное количество подарков детям, после чего мне стало немножко легче. Знаете, состояние, когда ты ощущаешь себя машиной – страшное! Уже никаких денег не хочется. По счастью, весь этот ужас рабочего процесса остался за кадром, и зрители видят исключительную легкость бытия. Например, в финале картины, есть “застольная” сцена, во время которой все смеются. Поверьте, мы не просто играли свои роли, это у нас случился психоз от усталости и нервного перенапряжения – хохотали до упада! А началось всё с того, что Маша Аронова до начала команды “мотор” бросила через стол в Сашу Балуева маслинку. Балуев “озверел” и на несколько секунд повисла, подобно грозовой туче, пауза, но потом враз началось такое безудержное веселье, что не передать. Выплеснули накопившееся напряжение. И это передаётся даже через экран!
- Не могу не спросить о работе в телесериале “Доктор Тырса”. Полагаю, что на этом проекте напряжение было ничуть не меньше, но именно из-за ситуации, в которую попадает Ваша героиня... - Я люблю эту работу со всех точек зрения. На проекте собрались замечательные люди, как в кадре, так и вне его. Со многими коллегами я встретилась впервые – Михаилом Пореченковым, Сергеем Газаровым, Михаилом Трухиным, и все мне помогали. Понятно, что каждый занимался своим делом, но при этом было много человеческих проявлений, что всегда очень приятно. Я пыталась играть светло, хотя по сюжету история грустная: моей героине, известной и успешной балерине Арине Раевской, ставят страшный диагноз, после которого жизнь делится на “до” и “после”. Нужно было найти правильную интонацию, чтобы за короткий отрезок времени точно показать резкий переход от счастья, от куража в личной жизни и в профессии к тому аду, который внезапно случился, и случился без всякой середины. Мы начинали снимать с самого сложного эпизода, когда Раевская прощается со сценой. Было по-настоящему трудно сразу правильно сыграть. И моя бесконечная благодарность Олегу Мазурову (исполнитель роли Филиппа Шумилова, бывшего артиста балета. - Прим.ред.), с которым мы буквально “слепились” в той сцене. Благодаря тому, что всё сыгралось определенным образом, стало понятно, в каком направлении двигаться в работе дальше. Совершенно изумительно отработала Юлия Сухих. Её персонаж – девочка-сирота, беременная гимнастка. Снимали сцену в больнице после ампутации, и помню, когда я открывала глаза и видела её лицо, возникала гамма чувств, и потому получилась не одна краска, а возникла радуга. Подобное невозможно срежиссировать, это контакт индивидуальностей, при котором каждый работает на общее, а не тянет одеяло на себя. Работалось легко, а на экране получилось драматично, а вот в “Кушать подано” были сплошные галеры, а вышло легко. Вот такая у нас работа – дурить людей (смеётся).
- Во время съёмок держали в голове образ какой-нибудь балерины? Майя Михайловна Плисецкая и Екатерина Максимова! Они для меня такая высота, до которой не дотянуться! Это выше балета! Вообще балет и опера – чрезвычайно сложные жанры, потому что, если в них нет души и эмоций, а только техника - ничего не получится.
- А в актерской профессии была или, может быть, есть актриса, на которую Вы равняетесь по уровню мастерства, по отношению к работе? - Конечно. Их много. Лайза Минелли, Анна Маньяни и Джульетта Мазина, Фаина Георгиевна Раневская, Алиса Бруновна Фрейндлих, Инна Михайловна Чурикова... Совершенно поразительные по мощи, умные, тонкие, которые опрокидывают привычные стереотипы и по манере игры, и по тому, какие они в жизни. Для меня это всегда был повод к размышлению, но при этом чётко понимала, что есть роли, которые я не смогу сыграть или не хочу. Всегда шла вперед, а там пусть время рассудит. С Инной Михайловной Чуриковой у меня сложились совершенно особые отношения. Для меня она как путеводная звезда - всем своим существом! Несколько лет мы вместе работали на Международном кинофестивале “Зеркало” имени Андрея Тарковского – она была его председателем, а я вела церемонию открытия и закрытия. Я счастлива и благодарна Инне Михайловне, в том числе, и за эти пять лет совместной работы. То, что мы периодически общаемся, она интересуется, тем, что я делаю, приходила на мой спектакль – для меня большая честь. Недавно у неё был юбилей, и она прислала мне именное приглашение. Это дорогого стоит, поверьте! Смешно, но однажды после спектакля мы сидели в кафе, общались, как вдруг нас стал фотографировать один из поклонников Инны Михайловны. Мужчина был уверен, что я племянница Чуриковой, а Инна Михайловна не стала его разубеждать (смеётся).
- Могу только догадываться, какого напряжения Вам стоили роли Фаины Раневской или Анны Ахматовой. К тому же заведомо было понятно, что данные работы будут особенно пристально смотреть и обсуждать. Долго раздумывали, получив приглашение? - На роль Ахматовой меня пригласили даже без проб. Всего две сцены. Однако сразу поставила условие, что буду играть Ахматову только с точки зрения внешнего подражания через картину Натана Альтмана (русский и советский живописец, художник-авангардист, скульптор. – Прим.ред.), на которой Анна Андреевна изображена в синем платье. Мне сшили похожее платье, сделали такую же прическу, но в самой работе речь, разумеется, не шла о портретном, физиогномическом сходстве – это был флёр, ракурсы и только. Мне было важно донести мысль. Что касается роли Фаины Георгиевны в сериале “Орлова и Александров”, то это был ад! Знаю, что на эту роль пробовалось много актрис, но режиссёр Виталий Москаленко выбрал меня. Он был соавтором сценария, и мы с ним много обсуждали, что нравится в материале, а что нет. Виталий Николаевич не просто услышал меня, а помогал мне и даже как-то оберегал, потому что сам относится к Раневской чрезвычайно трепетно, и ему было важно, что мы будем делать. В один момент он сказал самую главную вещь: “Я хочу, чтобы ты её защитила”.
- Неужели Фаину Георгиевну надо защищать? От кого? От чего? - Безусловно! Да, её обожают, бесконечно цитируют, но при этом, что ей приписывают? Какие-то невероятные истории, какие-то непонятные изречения. Буквально превращают в коверного! Мы не могли этого допустить. Роль далась архисложно: в первый съёмочный день, после команды “камера-мотор”, я не могла произнести ни слова! У меня началась истерика, режиссёр испугался, никто не знал, что делать. Я попросила десять минут, во время которых мысленно обратилась к Фаине Георгиевне, и мы поговорили.
- Она Вам что-то ответила? - Оставила в покое. После этого сериала мне часто звонили с подобными предложениями, но нет, больше я не соглашалась играть Раневскую ни в кадре, ни на сцене. Я не возьму на себя право “отвечать в стране” за Фаину Георгиевну.
- В Вашей фильмографии есть фильм “Четыре возраста любви”. Как Вы считаете, сколько у любви возрастов, и какой для женщины самый сложный или самый важный? - Вспомните, к примеру, Александра Сергеевича Пушкина и его ранее стихотворение о любви, которое он написал в 14 лет, когда был абсолютно разочарован во всём и, как ему казалось, настолько умудрен опытом, что ничего больше познать уже не мог. Но, если углубиться, то с годами он всё больше и больше очаровывался. В разные годы ты ценишь любовь по-разному, по-разному относишься. И цвет любви разный, и наполнение иное. Как мне кажется, те, кому не ведомо, помимо страсти, подлинное чувство любви, по определению другие. Жить без любви – это наказание, а может быть, расплата за грехи предков.
- Достоверно воплотить персонажа в кадре сложно, а вне кадра ещё сложнее. Вы много работаете на озвучивании документальных, публицистических и мультипликационных фильмов. Например, Вашим голосом говорит мама-курица в мультфильме Гарри Бардина “Гадкий утёнок”… - Говорит и напевает! Когда твой единственный инструмент только голос, то всё зависит от мастерства режиссёра, тем более нередко приходится работать даже без изображения. Вообще люблю озвучивать мультики, и мне неимоверно повезло с прекрасными мультипликаторами. Вот у Михаила Аладшина в мультфильме “Бессмертный” из цикла “Гора самоцветов” моим голосом говорят 17(!) персонажей. Я была главным героем Немурумом, мальчиком, который отправился на поиски страны, где никто не умирает, его невестой, стариком, мамой, оленем, птичкой, автором… Последним в списке персонажей на озвучку оказался тигр, причем тигр беззубый!
- Как искали в себе беззубого тигра? - Это вдохновение! Потому что, когда имеешь дело с талантливым человеком, у тебя появляются какие-то дополнительные возможности. Работая, хохотали неимоверно: причавкивали, причмокивали, шепелявили. В итоге грозный зверь у нас получился смешным и трогательным. И, слава Богу, что тигр был последний в списке, потому что в тот момент у меня катастрофически сел голос, но этой большой полосатой кошке мой сип пошёл только на пользу (смеётся).
- К вопросу о вдохновении. Знаю, что однажды был спектакль, в котором Вам помог сам Мольер… Было такое. На спектакле “Амфитрион” Владимира - Мирзоева. Мои партнёры Серёжа Маковецкий, который играл Амфитриона, и Володя Симонов, чей персонаж Созий, слуга фиванского полководца, – это два совершенно невозможных хулигана (смеётся), с которыми у нас одна “театральная мама” - Алла Казанская. Хоть “Амфитрион” и комедия о супружеских взаимоотношениях, но в монологе моей Алкмены нет ничего смешного. В один прекрасный вечер я, как обычно, начинаю говорить о том, как ждала мужа, а Симонов и Маковецкий решили меня “расколоть”. Стоят и что-то там шебуршаться на сцене, чешутся, словом, валяют дурака и при этом имеют большой успех у зрителей: хохот в зале стоит невозможный, а я никак не могу понять, в чём дело. А они, ну, просто Михаил Чехов и Евгений Вахтангов, оказывается, испытывают меня. Когда мне это безобразие надоело, то строго их предупредила, если не прекратят, я отвечу и отвечу прямо на сцене. Они только похихикали и продолжили. И тут со мной произошла какая-то абсолютно мистическая вещь: я повернулась и, глядя в глаза Володи, сказала: “Мой милый Созий, подойди ко мне, ты видно выпил или не в своем уме, тебя сейчас примерно накажу, перебивать ты смеешь госпожу!”. Как это получилось, право слово, не знаю! Чистой воды импровизация, не было никакой заготовки, чтобы вот так взять и “выдать” экспромт в стихах в ритме Мольера. После этих слов у Володи Симонова вытянулось лицо, и он просто ушёл со сцены (смеётся).
- Думаю, что это не единственная подобная история в вашей биографии… - Настоящий театр – это замечательно и никогда не скучно. И, как нас учил Петр Наумович Фоменко, накладка – божья благодать. Потому что, когда идёт повтор-повтор-повтор, артист начинает работать с ленцой: он уже все знает, знает, как реагировать. А когда накладка, то надо здесь и сейчас, на глазах у изумленной публики принимать решение, выкручиваться из создавшейся ситуации. И вот это бесценно, потому что сразу становится понятно, кто артист, а кто статист! В начале нынешнего сезона у Театра им. Вахтангова были большие гастроли в Уфе, а я как нарочно заболела - жуткий бронхит. На спектакле “Крик Лангусты”, где играю Сару Бернар, у меня начался не просто кашель, а припадок: минуты три ни слова не могла сказать, а мне “умирать” надо. И в какой-то момент я запретила себе кашлять, упала и замолчала. При этом внутренне я не перестала задыхаться, но просто приказала организму прекратить.
Сцена из спектакля "Крик лангусты". Фото: ТВ Центр
У нас, в Вахтанговском театре есть такая прибаутка: “Всё что угодно, лишь бы весело”. Отнюдь не потому, что все хотят беспрестанно веселиться, просто если скучно и уныло, то никому, ни с одной, ни с другой стороны это не надо. Это как “просиживать штаны”. И когда ты, взрослый человек, понимаешь, что являешься участником, соучастником, а ещё и заложником этой ситуации, то беда! Думаю, каждый должен через это пройти, просто затем, чтобы понимать. Вообще, мне кажется, что надо строже к себе относиться, научиться внимательно смотреть в зеркало. Ведь зеркало не только для того, чтобы любоваться своим отражением, оно ещё и помогает увидеть себя со стороны, оно как “третий глаз”, который показывает, что ты из себя представляешь. Почему я с таким удовольствием езжу со своими сольными программами? Тысячный зал, который нужно суметь “взять”, а я час сорок пять минут на сцене одна, и это очень мощная школа для меня. Правда, всегда со мной на сцене виртуозный пианист Алексей Воронков.
- Как же “взять публику”? - Предлагаю зрителю пойти со мной! Вперёд! Занимаюсь делом, а уже потом нужно анализировать, что получилось, а что нет. Надо не опускаться до зрителя, а поднимать его за собой. И тогда даже за пять минут до конца спектакля у тебя есть возможность “взять зал”. Ты должен пройти свой путь, и никто не знает, в какой момент к тебе присоединятся люди.
- Как появились эти сольные программы? - Театральный проект спектакль-кабаре “Вся эта суета” (режиссер В.Иванов. – Прим.ред.) – это моя инициатива, а сольная поэтическая программа “Послушайте” и “Кабаре Бродячая собака” появись благодаря телеканалу “Культура”. Меня насильственно сделали счастливой (смеётся). Важно, когда люди с удовольствием слушают слово, стихи. Для кого-то они как сладость, десерт, а кто-то впервые открывает для себя поэзию Павла Когана, Наума Коржавина, Игоря Северянина, Роберта Рождественского, Булата Окуджавы, Анны Ахматовой, Николая Заболоцкого. Я читаю те стихи, которые люблю и которые стали частью моей жизни. Началось всё с детской книжки “Глупая лошадь” Вадима Левина - долгие годы она была моей настольной книгой. А все мы родом из детства.
— Когда в театре выбор пришелся на пьесу «Медея», я сказала: «Михаил Григорьевич я очень хочу сыграть Ясона. Можно?» - призналась Юлия Рутберг, — Но Гриша Антипенко отказался играть Медею, поэтому нам пришлось идти традиционным путем, - расхохотался режиссер спектакля Михаил Цитриняк. А Григорий Антипенко продолжил: — Мне посчастливилось учить свою роль Ясона на берегу Адриатики. Конечно, это не Эгейское море, но рядом. Это был май: все расцветает, ощущение Средиземноморья, весны... За 10 дней, пока я учил огромный текст, напитался этими закатами, восходами. И когда вошел в работу, это было несравнимое ни с чем ощущение!
- Юлия, вы настоящий «долгожитель» театра Вахтангова. А сейчас бытует мнение, что работу надо менять раз в 3 года. Как считаете, это относится к актерской профессии? - Да. я в театре 30 с чем-то лет - это очень значимый период жизни. Я в театре живу больше, чем вне его! Мой якорь - это театр Вахтангова, ныне, пристно и во веки веков. Но я такой человек, что мне чем-то одним заниматься скучно. И. слава богу, меня так хорошо учили в Щукинском училище, что есть возможность уходить направо, налево, назад, вперед. Есть кинематограф, есть мои сольные программы, связанные с художественным словом и музыкой. Есть и телевизионный опыт работы в программах. Когда-то мне надоедал театр, я с большим удовольствием уходила в кино, потом надоедало то, что происходит в кино, потому что чаше это сериалы, а они надоедают гораздо быстрее. Когда есть такой калейдоскоп, это позволяет оставаться живой и куда-то двигаться. А я - кошка, которая гуляет сама по себе, меня нельзя привязать. Мне кажется, и театр от этого выигрывает и, конечно, выигрываю я. Потому что жизнь - это движение.
- У вас актерская династия — и отец, и дед играли в театре. А сын Григорий не пошел по вашим стопам, ведь он учился в театральном институте? - Григорий занимается рекламным делом - по своему первому образованию. Он принял это решение осознанно. И дело тут не в генетике и не в том, что что ты носишь актерскую фамилию. Человек должен слушать себя. Если хочешь что-то, ты обязательно должен попробовать. Но что такое актерская профессия? Важно понять, можешь ли ты без этого жить или нет. Мне кажется, что многие выпускники Щукинского училища или Школы-студии МХАТ не стали актерами, а поменяли профессию. Но актерское образование - важная вещь, потому что учит активно слушать, вести диалог, быть партнером. А вся наша жизнь состоит из диалогов и партнерства. Человек, который владеет этим искусством и этой наукой, выигрывает. Японцы - мудрые люди, кто-то из их философов написал: «Если в 99 лет человек, держа краски, кисти и бумагу, понял, что всегда хотел рисовать, он не зря прожил свою жизнь». Мы всю жизнь ищем свое предназначение. Бот потому в 99 лет я очень рекомендую вам взять в руки краски!
- Григорий, а вас в кино сейчас часто не увидишь. Почему? Я - перфекционист в хорошем смысле слова. Мне сложно мириться с несовершенством нашего мира. Если в предложении есть хотя бы что-то - хорошие партнеры, интересный режиссер, сценарий, за который можно зацепиться, тогда я снимаюсь. А в том, что предлагают, чаше всего ничего этого нет. А просто деньги зарабатывать мне скучно.
Театр им. Вахтангова показал в Екатеринбурге спектакль «Медея». После спектакля актёры Юлия Рутберг и Григорий Антипенко и режиссёр Михаил Цитриняк встретились и поговорили со зрителями о самом важном — любви и работе души.
- Екатерина Дегай: «Тот, кто был счастлив в любви, не имеет о ней никакого представления» — эту фразу театр Вахтангова сделал слоганом спектакля «Медея». Как вы трактуете эту фразу? - Григорий Антипенко: Не хочется говорить банальные вещи, что вообще ничего в жизни не бывает без испытаний, которые позволяют нашей душе расти и развиваться — но в общем в этом и есть жизнь. Душа не воспитывается на бесконечной радости, глупости и шутках. Любовь — это прежде всего испытание, и наш спектакль лишний раз напоминает человеку, что это совсем не простая история и что мы все ответственны за взаимоотношения между людьми — в первую очередь, мы ответственны, и спрашивать надо с себя. - Юлия Рутберг: Кому-то свойственно терпеть, кому-то несвойственно терпеть; все люди разные, и все правы. Чего мы хотели в нашем спектакле? Мы хотели, чтобы люди, которые приходят в зал, подключились к нашим размышлениям, чтобы у них возникли чувства, эмоции. Ведь важно, чтобы спектакль был диалогом со зрителем. Спектакль, который мы вам привезли, как и всё, что привозит театр Вахтангова, сделан на определённом уровне профессионализма. И вы абсолютно правильно делаете, когда судите нас строго. Судите нас строго, потому что мы сильный театр, мы умный театр, и мы — театр, который приезжает не только развлекать вас, а совсем даже и не развлекать. Мы воспринимаем вас как собеседников. - Михаил Цитриняк: Я считаю, если на спектакле не плакали, не смеялись, это спектакль плохой. На спектакле что-то должно произойти. Причём театр воздействует сильнее, чем кино. Это другое искусство. Потому что зритель додумывает.
- ЕД: Григорий, вы с 2011 года служите в театре Вахтангова. Язон в «Медее» был вашей первой ролью. Что это за спектакль для вас? - ГА: Я здесь в творческом смысле самый молодой, самый неопытный. Я учусь. Для меня попасть в Вахтанговский театр — это событие, которое я до сих пор пытаюсь осмыслить. Я играл и продолжаю играть во многих театрах, гастролирую по всей стране и ближнему зарубежью и понимаю, что более намоленного пространства, более великой сцены, чем Вахтанговский театр, просто не существует. И, конечно, это ответственность. Потянешь ли ты рядом с ними, с этими великими и замечательными?
- ЕД: Юлия, вы тоже работали во многих театрах, но официально состоите только в труппе театра Вахтангова — с 1988 года. Это бесконечная верность. - ЮР: Я вообще верный человек. Меня надо довести, чтобы я взвилась. Могу сказать только одно: меня брал Михаил Александрович Ульянов. Это был первый курс, который он набирал в качестве художественного руководителя. 22 года я прожила с Михаилом Александровичем, великим артистом, совершенно невероятным человеком и потрясающим художественным руководителем. Когда-то Рубен Николаевич СимоновРубен Симонов — художественный руководитель театра им. Вахтангова с 1939 по 1968 год поставил его, Яковлева, Шалевича, Ланового, Борисову, Максакову на первую линию. Чего добивался Рубен Николаевич? Чтобы были профессиональные артисты — так называемые беговые лошади. Ведь чем растёт артист? Ролями. То же самое сделал Михаил Александрович Ульянов. Нас было 10-12 человек, и он поставил нас на первую линию и сделал из нас беговых лошадей. И сегодня ровно эти актёры являются опорой и средним поколением нашего театра. Дело ведь не в том, что ты в данный момент гламурное, медийное лицо. Важно, что ты в данный момент умеешь что-то делать. В театре Вахтангова всегда ценился и ценится профессионализм — и художников, и композиторов, и режиссёров, и балетмейстеров. Последнее потрясающее дело очень больного, но по-прежнему великого Михаила Александровича было — договор с Римасом Владимировичем. Если бы Михаил Александрович не ушёл из жизни, Римас Владимирович бы не приехал. Он об этом много раз говорил. У них не было ничего подписано, но он обещал Михаилу Александровичу. А Михаил Александрович был таким человеком — когда ты ему что-то обещал, или когда он смотрел тебе в глаза… Вот есть у нас в театре женский батальон. И мы уже вот так (проводит ребром ладони по горлу) с капустниками обалдели. И у театра были горькие времена, потому что Михаил Александрович болел. Горькие времена, но мы держались. Мы сказали: «Никакого капустника! Над чем смеяться?» И вдруг мы встречаем Михаила Александровича в буфете. Он смотрит на нас и говорит: «Девчата, надо сделать капустник». И девчата на него смотрят — пять человек: Аронова, Есипенко, Сотникова, Чиповская и я. И понимаем, что мы не можем ему отказать. И Римас Владимирович не смог отказать памяти этого великого человека. И понеслась душа в рай — пришёл Римас Владимирович на очень тяжёлое пространство. Надо было разгребать Авгиевы конюшни? Надо. Надо было держаться и воскресать из пепла? Надо. Были ли прекрасные артисты? Всегда были. Был ли репертуар? Всегда был! Про нас иногда говорят: «Вот раньше был театр…» Мы никогда не были ниже плинтуса. Это неправда! У нас болел великий Акела, а мы ни разу не позволили себе сказать: «Акела промахнулся». Никогда. Мы обожали Михаила Александровича. Он воспитал среднее поколение — и мы сегодня играем. Он воспитал наше отношение к театру: для нас театр — дом. Я не то что никогда не думала куда-то уходить; для меня то, что происходит в театре, первостатейно. Я делаю это не потому, что у меня трудовая книжка лежит в театре Вахтангова, а потому что это смысл. Сначала театр Вахтангова, а потом все остальные — спектакли, вечера, кино и так далее. Работать в театре Вахтангова — это гордость и большая ответственность. Нам трудно. Мы уже не первый год самые сильные. Самыми сильными стать — как рывок — это возможно. А вот удерживать позицию самого сильного… Вот здесь можно нашему театру поклониться. Не первый год мы самые сильные. Причём дело даже не в том, что мы на 8 рублей обошли МХАТ или что мы экономически приблизились к уровню Большого театра. Дело в том, что спектакли, которые делаются в нашем театре, — это просто кладовая солнца. Есть ли у нас провалы? Есть, дорогие мои! У нас есть провалы. Спектакли, которые закрываются. Средние артисты. Иногда хорошие артисты играют плохо; я иногда играю плохо. Мы как нормальный и сильный театр в этом признаёмся. У нас живые люди, много молодёжи, много всего. У нас стало много всяких территорий: большая сцена, малая сцена, новая сцена, арт-кафе, студия — и ещё открываются. Мы империя. Да, это прекрасно, но вы знаете, что такое империи. Мы просто как заведённые зайцы. Но я должна вам сказать, что театр Вахтангова — это азартный Парамоша. И я надеюсь, что в этом азарте мы справимся — и будем привозить к вам и спектакли Римаса Владимировича, и спектакли других режиссёров, и спектакли молодых ребят, разные. Мы будем вести себя как азартный Парамоша.
- Вопрос из зала: В 1997 году вам была присуждена премия «Чайка», в 2012 году — «Хрустальная Турандот». Что вам ближе и роднее? И за это время — за 15 лет — как изменилось ваше отношение к этим премиям? - ЮР: Премии — это здорово и приятно, но я не лукавлю, поверьте: когда я договариваюсь о работе на берегу, я никогда не думаю о премиях. Я думаю о смысле. Для меня премии — это пряник. Но поскольку в моей жизни было много кнута, без которого я бы не стала тем, кто я есть, то я отношусь к этому философски. Рада я премиям? Очень. Но у меня можно отобрать все премии — но не возможность выходить на сцену. Вот это и составляет смысл моей жизни. Премии — это субъективно. Иногда людей просто корёжит, когда им не дают премии. Я не из этих людей. Для меня премия — это когда у тебя есть возможность получать от своей работы удовольствие. Даже когда ты рыдаешь, выворачиваешь наизнанку свои внутренности, приходишь в гримёрку — заплаканные глаза, опухшее лицо, вся в синяках, выдохнуть не можешь, смотришь на себя — «редкий урод с бородой» — и думаешь: «Господи, какое же это счастье». И так у каждого артиста. Те, кто работают для премии, люди зависимые. Я в этом смысле не очень зависимый человек. И я радуюсь, когда мои коллеги получают премии, потому что знаю, как трудно выпускать спектакли, сколько на это уходит сил. И пускай все не согласны с тем, кому вручили премию, а я знаю, что иногда для человека это вдохновение и награда за восхождение на Эверест.
- Вопрос из зала: Григорий, я прочитала, что вы увлекаетесь альпинизмом, и Юлия сейчас заговорила про счастье от получения премии как после восхождения на Эверест. А что для вас счастье? - ГА: Горы — это единственный способ отдохнуть. При том, что я там калечусь физически и понимаю, что каждая вершина, которая тебе даётся, отнимает у тебя часть жизни. Всё это тяжело, высоко, и там деревья не растут, люди не живут и даже мухи не летают… Это такое странное увлечение, но отказаться от него я не могу. Не получается. А кроме того, у меня каждый год есть один важный ориентир, куда я стремлюсь и за счёт которого держу себя в форме. Я понимаю: если я расслаблюсь на дистанции в течение года, можно забыть про очередную вершину. В театре мне повезло: я играю такие роли, что каждая — вершина. И каждый спектакль – восхождение: от начала, от подготовки, от поведения и видения себя в жизни, от того, как прорабатываешь каждый роль и думаешь, что ты сумел, а что ещё нужно, а что недостижимо. Мне очень нравится слово «восхождение», поэтому, наверное, я и туда, и туда пытаюсь. - ЮР: Мы, кстати, были незнакомы с Гришей, когда вышло моё интервью, которое называлось «Я — человек Эвереста». А потом я узнала, что он — человек Эвереста. - ГА: Юля прекрасный человек, великий партнёр. Мне так везёт на партнёров. Она так деликатна. Она знает меня с самых маленьких моих творческих побед, она видела весь мой путь. Я думаю, что это тот человек, благодаря которому я за время существования спектакля тоже куда-то поднялся.
- ЮР: Я вижу ваши глаза… Спасибо вам огромное, это большая радость. Конечно, мы устали, но дело не в этом. Я вижу, как вы смотрите, и за это большое вам спасибо. Спасибо, что вас это волнует, что вы так трепетно, так уважительно относитесь к нам. Когда артист никому не нужен, когда театр никому не нужен, когда художники никому не нужны — это величайшая трагедия страны. А вы из нас делаете очарованных странников. Спасибо публике.
Ведущая: Екатерина Дегай Оператор: Илья Одношевин, Максим Черных, Роман Бороздин Режиссёр монтажа: Андрей Тиунов
На Троекуровском кладбище состоялось открытие памятника актеру, режиссеру и педагогу Илье Григорьевичу Рутбергу в день его 85-летия. Памятник создан по проекту скульптора Константина Константинова, работы которого находятся во многих российских и зарубежных музеях.
«К этому дню мы шли целый год, - сказала на открытии памятника Юлия Рутберг, - и сегодня в этом памятнике, в этом образе Дон Кихота материализовалась наша мечта. Такое количество людей приехало, прилетело и еще приедет на папино 85-летие! Это счастливейший день для нашей семьи и еще для очень многих людей, потому что в этот мой папа пришел в этот мир. Он столько создал, столько сделал добра, он – человек эпохи Возрождения, настоящий созидатель. Он - человек, наполненный любовью».
В этот день у могилы Ильи Григорьевича собралось невероятно много народу - родные, друзья, коллеги, ученики и ученики учеников, потому что дело отца продолжила его дочь актриса Юлия Рутберг. О том, как удалось возродить в одном из московских вузов преподавание пантомимы и пластики, она рассказала в недавнем интервью «Театралу».
Художественный руководитель театра «У Никитских ворот» и союзник Ильи Рутберга по знаменитому театру «Наш дом» Марк Розовский обратился к пришедшим: «Мне всегда было понятно, что Илюша имеет дар гения в самых разных своих проявлениях. Он меня потрясал не только как великий комик и артист, но и как великий фантазер, как блестящий фотограф. Если он захотел бы быть поэтом, он был бы очень хорошим поэтом, он писал прекрасные стихи и замечательные песенки, как композитор. Вот какой Леонардо да Винчи под названием Илюха Рутберг был в «Нашем доме»! Он иногда такие закидоны выдавал, от которых мы все падали и этому у него учились. Без его закидонов, может быть, не было бы моих, которые тоже имели место, но это было его влияние. Я учился и у Алика, и у Ильи. Вот их нет, и я все равно ощущаю их близость и их родство с моим делом. И думаю, что каждый, кто пришел сюда, наверное, чувствует то же самое».
Актер и режиссер Илья Рутберг - признанный мастер пантомимы, театральный педагог, основатель Студенческого театра МГУ «Наш дом» родился 17 мая 1932 года в Ленинграде. В 1966 году окончил режиссерский факультет Государственного института театрального искусства (курс Марии Иосифовны Кнебель). Он был основателем и заведующим единственной в мире кафедры пантомимы и пластической культуры в Академии переподготовки работников искусства, культуры и туризма. Он - автор первых в СССР монографий и учебника по искусству пантомимы. Из работ в кино наиболее известны его роли в картинах «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен», «Айболит-66», «Ты - мне, я - тебе», «Безымянная звезда», «Жил-был настройщик» и другие. Илья Рутберг ушел из жизни 30 октября 2014 года.
http://www.teatral-online.ru/news/18425/ Юлия Рутберг: «Дело его жизни не прервалось, оно прорастает в других» Персона/ 17 Мая 2017 08:00/ Мария Михайлова | Фото: семейный архив/
Накануне 85-летия со дня рождения актера, мастера пантомимы Ильи Рутберга «Театрал» побеседовал с его дочерью актрисой Театра им. Вахтангова Юлией Рутберг.
- Юлия, говорят в день 85-летия Ильи Григорьевича вы открываете памятник на его могиле. Каким он будет? - Памятник работы известного скульптора Константина Константинова – скульптура Дон Кихота, который стоит, сняв шляпу. Это и его ученики, и его друзья, и его близкие и родные, как всю жизнь снимали перед ним шляпу, так и после его ухода замерли в этой позе - с благодарностью, уважением и пиететом к тому, как прожил человек свою жизнь, какие ценности он нес в себе и передавал своим ученикам, что он исповедовал в этой жизни.
“Папа действительно был абсолютным бессребреником, для него не сумма прописью была важна, а смысл и идея. Для шестидесятников вообще было главным, что человек идет за идеей.”
Так создавались студенческие театры, так создавалась знаменитая студия «Наш дом», так собирались люди, те потрясающие артисты, которые сегодня являются первопроходцами! Это было какое-то удивительное проявление свободы.
- Какова судьба педагогического наследия вашего отца? - Как только папы не стало, единственная в мире кафедра пантомимы, которую папа создал, была закрыта. И тогда я приняла решение, эту ситуацию каким-то образом исправить, но не знала, как. А вскоре меня пригласили в Тюмень папины выпускники, они к тому моменту уже открыли там свой театр пантомимы и создали фестиваль, который потом стал международным. Поначалу это был всероссийский фестиваль «Театральная революция», куда приезжали коллективы из разных городов страны, и главное, что там была вся театральная молодежь Тюмени и Сургута. Папа был председателем жюри этого фестиваля.
В год пятилетия фестиваля меня пригласили стать членом жюри. И мы очень много говорили о том, что надо возродить преподавание по методике моего отца. Когда я вернулась, то Михаил Чумаченко, который преподает в ГИТИСе, предложил рассказать о нашей идее Геннадию Григорьевичу Дадамяну. Составила методичку с объяснением, что это за курс и для чего он нужен, предложила педагогов, темы и т.д. Я объяснила, что это должно быть, как было у папы, режиссеры пантомимы и пластического театра, и это должно быть вторым высшим образованием. Когда все это прочел Геннадий Григорьевич, то он предложил попробовать у него. Я была чрезвычайно рада, потому что в его Школе такого прецедента не было, у него, в основном обучались менеджеры, директора. К тому моменту они уже выпускали завпостов, вели переговоры с режиссерами, и вот рискнули расшимить спектр. Так мы набрали первый курс. Собрались все лучшие педагоги, которые преподавали у папы на кафедре, и несколько его выпускников. Плюс, необыкновенный человек Сергей Лобанков, который работал с Гедрюсом Мацкявичюсом, занимается именно пластикой, движением тела. Режиссуру пантомимы у нас преподает удивительная Надежда Соколова, она же ведет драматургию. Пластику и клоунаду – чудесный Максим Дорофеев. Музыку в театре, в том числе, и в пантомиме, преподает тонкий Николай Федорович Бабич, режиссуру – два практикующих режиссер театра имени Вахтангова Михаил Цитриняк и главный режиссер театра кукол Образцова Борис Константинов.
- Кроме книг и рукописей вашего отца, сохранились ли видеоматериалы? - У нас огромный архив, просто невероятный! Ребята из Тюмени очень много сделали, за что им низкий поклон. Все, что было на кассетах, а их было около 300 штук, - они чемоданами отвозили в Тюмень, а мне привозили уже на дисках. Мы оцифровали все, что касается папиного видеоархива и планируем создать сайт, где все это будет доступно для изучения.
“А архив, который в папках, в книгах и в компьютере – это просто что-то немыслимое по объему! До всего сразу руки не могут дойти. Но летом мы, наверное, уже начнем все систематизировать и раскладывать по темам и периодам.”
Но главное, что сегодня происходит не только систематизация и сохранение, но и возрождение его педагогической школы. Нам это удалось, благодаря Геннадию Дадамяну и Ольге Лобозиной, которая занимается всей организацией процесса, и директору Олегу Лобозину. А я, как художественный руководитель курса, отвечаю за все это в целом, и преподаю актерское мастерство.
Очень рада, что к 17 мая, когда папе исполнилось бы 85 лет, мы приходим с таким результатом – ничего из созданного им не умерло, не растворилось. Его ученики и я – мы поймали эту колесницу и держим уздечки! Открылись еще театры, тюменский театр существует и вовсю ездит как по России, так и за границу. В этом году в Казани папиным учеником Сашей Фельдманом и его ребятами был построен театр «Сдвиг», и они на фестивале в Тюмени взяли Гран-при, «Лучший режиссер» и «Лучший спектакль». Отовсюду весточки приходят: из Сургута, из Санкт-Петербурга, в Москве работает Максим Дорофеев и его замечательный театр «Мир лиц».
Для меня очень важно, что ничего не остановилось, и именно об этом стоит говорить. Мне не хочется сегодня говорить о том, каким мой папа был замечательным человеком, потому что неизбежно пришлось бы говорить слово «был»… Мне хочется говорить о том, что - есть! А это две принципиально разные точки зрения на человеческую жизнь, особенно на жизнь художника, творца, педагога, на творческую личность. И если с уходом человека, дело его жизни не прерывается, прорастает в ком-то другом, если творец успевает разбросать семена, из которых потом вырастают сады, замечательные сады учеников и последователей, то это самое важное!
Третий день репетиций) танцы, пластика, смех и серьёзность к делу - вот основа искусства!!!) #рутберг #юлиярутберг #репетиция @ Государственный Академический Театр имени Евг. Вахтангова
https://vk.com/julia_rutberg Юлия Рутберг / Julia Rutberg Московский государственный областной театр кукол 4 мар 2017 в 14:58
Вчера, 3 марта, на спектакль нашего театра «Кентервильское привидение», пришел неожиданно приятный гость – народная артистка России, актриса театра и кино Юлия Ильинична Рутберг. Как и следовало ожидать, Юлия сразу попала во внимание юных поклонниц и с удовольствием подарила гостям нашего театра автографы и фотографии на память.
20 мая 2017 года в театре Риалто в Лимассоле с успехом прошел спектакль Театра имени Евгения Вахтангова «КРИК ЛАНГУСТЫ» по пьесе Джона Марелла. Организатор гастролей на Кипре - Светлана Суслова, выразив огромную благодарность создателям спектакля, поделилась фоторафиями и отзывами зрителей.
2 июня 2017г. Моноспектакль Юлии Рутберг «Кабаре «Бродячая собака» на сцене областной филармонии (из репертуара Театра им. Вахтангова). В программе – стихи и песни В. Левина, П. Когана, Н. Коржавина, Л. Мартынова, П. Антокольского, Б. Окуджавы, А. Вертинского, А. Ахматовой, Д. Самойлова, а также эссе о Пушкине.
Наконец то, приехал легендарный моноспектакль Юлии Рутберг "Кабаре "Бродячая собака". Вечер запоминающийся для города. Впечатления такие. По составу литературных произведений спектакль получился неоднородный, всего понемногу, но голос ( таинственно -грубый), харизма, энергетика , неподражаемая манера выступления актрисы, сделали спектакль событием. Всеми любимого Александра Сергеевича Пушкина было многовато. Хотелось бы больше услышать Когана, Коржавина, Левина, т.е. тех, чьё творчество знаешь меньше. Отдельное спасибо за А.Вертинского и Эдит Пиафф. Юлия умело управляла эмоциями зрителей. Особенно его женской частью, которая составляла большинство. Вы когда - нибудь плакали на поэтическом вечере? Если нет, то Юлия Рутберг заставит Вас прослезится, так она читает стихи Роберта Рождественского. С этой программой Юлия Рутберг выступала на сценических площадках России, Дании, Литвы, Израиле, Германии и США, но отдача зрителю такая , как будто это первый, а ни сто первый раз. Профессионал!
На днях звезда театра Вахтангова побывала в соседней Иркутской области. Она представила программу, с которой выступает в своём сольном кабаре-спектакле «Бродячая собака». Юлия Рутберг покорила зрителей откровенными рассказами о своей театральной семье, насмешила анекдотом о том, как однажды встречала Новый год в катафалке, а ещё – растрогала стихами Анны Ахматовой. Сразу после спектакля актриса дала эксклюзивное интервью «Комсомольской правде в Иркутске». В разговоре с издание она отметила, что никогда ранее не была в столице Приангарья, но много о ней наслышана.
- Я влюблена в этот город заочно, потому что оцениваю его по людям, которые отсюда родом. Во-первых, это родина драматурга, который для меня входит в пятёрку лучших. Это, конечно, Александр Вампилов – невероятный, глубокий автор. Во-вторых, Иркутск – родина Дениса Мацуева, с которым я давно знакома. И третий человек, который для меня открыл Иркутск – Борис Константинов, лауреат премии «Золотая маска», главный режиссёр центрального театра кукол имени Образцова. Он тоже родом из этих мест. Сейчас мы вместе с ним работаем на курсе в училище.
Юлия Рутберг призналась, что хочет съездить на Байкал. Она уже отдыхала на берегах священного озера в 2014 году – когда приезжала с другими «вахтанговцами» на гастроли в Бурятию. - Несмотря на то, что был сентябрь, я даже рискнула искупнуться. И не пожалела. Это были совершенно невероятные ощущения, запомню на всю жизнь! Вообще, на меня это мистическое место произвело впечатление, я потом весь гастрольный тур пересказывала, как здорово на Байкале. Хочется вернуться ещё, узнать эту легенду поближе, прикоснуться к вековой истории, – цитирует её «Комсомолка».
Тогда актриса не приобрела памятный сувенир, но в этот раз пообещала исправиться. - Обязательно куплю несколько магнитов, которые будут мне напоминать об Иркутске. Вообще с каждой поездки я стараюсь привезти в Москву какие-то вещицы. Вот недавно была в Новом Уренгое. Привезла оттуда маску шамана. Много всяких милых безделущех из путешествий по Италии, Греции, Франции. Никому эти вещицы не дарю, ведь это моя коллекция, «я планету собираю по деталям, – отметила Рутберг.
Отметим, легендарный театр имени Вахтангова побывал в Бурятии в сентябре 2014 года – в рамках федеральной программы «Большие гастроли. Театральное лето России». Все билеты раскупили за несколько месяцев до приезда труппы, а на спектаклях царил настоящий аншлаг. В общей сложности их посетили 7 тысяч человек.
http://www.irk.kp.ru/daily/26687.7/3710856/ 4.6.2017 Юлия Рутберг: «В Иркутск уже влюблена, потому что здесь живут замечательные люди» Народная артистка РФ Юлия Рутберг дала эксклюзивное интервью «Комсомольской правде» в Иркутске [фото, аудио] Алена ЧИЧИГИНА
Актрису Юлию Рутберг многие могут безошибочно узнать по характерному голосу. А еще звезда Театра имени Вахтангова славится тем, что даже крохотный эпизод в фильме способна превратить в шедевр. К тому же она интеллектуал,со своим неординарным мнением и вкусом. Как она хороша, когда поет на французском в своем сольном кабаре-спектакле «Бродячая собака! Именно с этой программа народная артистка России приехала в Иркутск. Она покорила зрителей откровенными рассказами о своей театральной семье, насмешила анекдотом о том, как она однажды встречала Новый год в катафалке, а еще расстрогала стихами Анны Ахматовой. Сразу после спектакля актриса дала эксклюзивное интервью «Комсомольской правде» в Иркутске.
- Мне так приятно быть в этом городе, я здесь впервые, но столько о нем слышала, - начала разговор Юлия Рутберг. - Я влюблена в него заочно, потому что оцениваю его по людям, которые отсюда родом. Во-первых, это родина драматурга, который для меня входит в пятерку лучшихе. Это, конечно, Александр Вампилов - невероятный, глубокий автор. Во-вторых, это родина Дениса Мацуева, с которым я давно знакома. Мне посчастливилось не раз выступать с ним на одной сцене. Была такая программа с молодыми музыкантами - Борислав Струлев, Айдар Гайнулин, братья Ивановы, Вероника Кожухарова и, конечно, Денис. Я была приглашенной ведущей. Мы достигли уникального взаимопонимания, были на одной волне. Помню, в конце концерта Денис меня объявлял: "А это наша Юлечка Белза". Замечательно, что он построил здесь Дом музыки. Вы знаете, стоит сказать слово Иркутск, он начинает вибрировать. Он очень гордится своим городом и своей семьей. И третий человек, который для меня открыл Иркутск - это Борис Константинов, лауреат премии "Золотая Маска", главный режиссер Центрального Театра кукол имени Образцова. Он тоже родом из этих мест. Сейчас мы вместе с ним работаетм на курсе в училище. Блистательный художник, талантливый режиссер.
- В нашем городе вы всего на один день, не успели, наверное, ничего посмотреть... - Да, но это повод вернуться. Очень хочется посмотреть широты, просторы и масштабы города. А еще съездить на Байкал. Два года назад я впервые увидела это озеро со стороны Бурятии, мы приезжали в Улан-Удэ с гастролями Театра Вахтангова. Несмотря на то, что это был сентябрь, я даже рискнула искупнуться, и не пожалела. Это были совершенно невероятные ощущения, запомню на всю жизнь! Вообще, на меня это мистическое место произвело такое впечатление, я помом весь гастрольный тур пересказывала, как здорово на Байкале. Хочется вернуться еще, узнать эту легенду поближе, прикоснуться к вековой истории.
- А какую-то вещицу взяли с собой на память? - Жаль, но нет. В этот раз обязательно куплю несколько магнитов, которые будут мне напоминать об Иркутске. Вообще с каждой поездки я стараюсь привезти в Москву какие-то вещицы. Вот недавно была в Новом Уренгое. Привезла оттуда маску шамана. Много всяких милых безделущех из путешествий по Италии, Греции, Франции. Никому эти вещицы не дарю, ведь это моя коллекция, "я планету собираю по деталям".
- Вы приехали в Иркутск накануне Дня города. Что-то пожелаете иркутянам? - В первую очередь желаю всем здоровья и долголетия. А во-вторых - чтобы в вашем городе было побольше замечательных культурных мероприятий. Иркутяне достойны того, чтобы к ним привозили качественную продукцию - хорошую музыку, хорошие спектакли. Очень хочется привезти сюда спектакли «Медея» и «Крик лангусты», который мы играем с театром Вахтангова. По той понимающей тишине в зале, которая была на моем моноспектакле, мне стало ясно, что публика здесь очень образованная и подготовленная.
https://vk.com/public43163643 Академический театр им. Евг.Вахтангова 8 июня 2017 в 15:47 «КРИК ЛАНГУСТЫ» - 100-е представление! 9 июня на Новой сцене Вахтанговского театра состоится 100-е юбилейное представление спектакля «Крик лангусты».
Спектакль по пьесе Джона Маррелла «Смех лангусты» в редакции Жоржа Вильсона поставил Михаил Цитриняк. Художник-сценограф - Мария Рибасова, художник по костюмам Виктория Севрюкова, композиторы - Борис Кинер и Александр Прокопович. Роль Сары Бернар исполняет народная артистка России Юлия Рутберг. В роли Жоржа Питу – заслуженный артист России Андрей Ильин. Премьера спектакля «Крик лангусты» состоялась 9 апреля 2014 года, в год 170-й годовщины со дня рождения Сары Бернар. Спектакль «Крик лангусты» посвящен прошлому великой актрисы до конца своих дней хранившей верность театру.
В последнее лето своей жизни (1922) великая Сара Бернар, находясь на своей вилле на берегу моря вблизи курорта «Бель-Иль-ан-Мер», будет переживать в воспоминаниях самые яркие события своей непростой, обросшей легендами жизни, пытаясь написать мемуары. В помощь ей – преданный и верный страж ее закатных дней секретарь Жорж Питу. Михаил Цитриняк: «В каком-то смысле этот спектакль можно назвать нашим ответом времени. Ушедший XX век – это был наш век: тогда мы были молоды, учились у мастеров и гениев. Бернар ведь сожалеет не о том, что ее молодость прошла, а о том, что она больше не может творить, как в былые времена – на той же высоте, и работать с гениями своей эпохи». Юлия Рутберг: «Театр – основа сущности Сары Бернар. Это не просто ее ремесло, дающее средства к существованию. Это – ее жизнь, часть личности Актрисы, Артистки, Женщины. Сцена – наркотик, который однажды поработил ее, и не отпускает уже много лет. Зависимость прекратится лишь в момент, когда навсегда погаснет свет ее ясных, чистых глаз». Андрей Ильин: «Моя роль в спектакле «Крик лангусты» просто грандиозная – по глубине, по проникновению она на том же уровне, что и роль Сары Бернар. Сара Бернар работает над томом своих воспоминаний, и для того чтобы войти в нужное эмоциональное состояние, ей необходим партнер, который и должен представлять то маму, то Оскара Уайлда, то еще многих людей. Это театр в театре. Я очень люблю этого человека: он разный, многогранный, при этом очень трогательный, ранимый, интеллигентный, милый и вместе с тем артистичный, яркая личность. Для актера эта роль – просто подарок».
Спектакль «Крик лангусты» стал бесспорным украшением репертуара Новой сцены Вахтанговского театра и постоянным участником гастролей Театра в России и за рубежом.
http://vm.ru/news/395423.html 5.7.2017 Горькая профессия клоуна Анжелика Заозерская Сто раз выходила Юлия Рутберг на сцену театра имени Вахтангова в роли Сары Бернар. Накануне своего дня рождения актриса рассказала «ВМ»о своей любимой роли.
Спектакль «Крик лангусты» Михаила Цитряняка, кроме столичной сцены, был показан во многих странах мира, включая родину Сары Бернар — Францию.
— Юлия Ильинична, Антон Павлович Чехов, который видел Бернар на сцене, написал о ней нелестный фельетон. Какие качества открыли в своей героине вы? — Вне всякого сомнения, она была выдающейся личностью. Она страдала качеством, которое, как ни странно, нередко встречается у больших артистов — дикой боязнью сцены и чудовищной неуверенностью в себе. У Бернар была очень сложная жизнь. С пятнадцати лет ее мать, великосветская куртизанка, готовила двух своих дочерей к такому же занятию. Но Сара поломала это намерение. Бернар много играла, потому что боялась отвыкнуть от сцены. А когда с ней случилось несчастье — играла без ноги «Даму с камелиями». Играть для Сары было все равно, что жить. Она первая женщина в мире, получившая статус звезды. Я верю Оскару Уайльду и Марселю Прусту, которые знали Сару и описали ее в своих произведениях. При этом верю Бернарду Шоу, который не очень лестно отзывался о Саре. Но разве Алла Демидова и Любовь Орлова нравятся всем без исключения? А Фрейндлих? По себе знаю, что некоторые считают меня «насмешкой над искусством». Антону Павловичу Чехову нравилась Ольга Книппер-Чехова, но мне она видится совершенно иной, а про ее поведение в отношении Антона Павловича и говорить не приходится. Время — вот единственный судья, который все расставляет на свои места. Сара Бернар осталась в веках. Она — легенда.
— На спектакле «Крик лангусты» я видела много иностранцев. А во Франции он имел успех? — Думаю, да. Но я хочу рассказать, как во Франции я ходила на кладбище Пер-Лашез к Саре Бернар. Когда мы пришли на могилу, я попросила оставить меня одну. Обращалась к Саре с просьбой — помочь мне сыграть ее роль в спектакле. Потом гид спросил меня: «А вы знаете, что прах Сары Бернар пять раз переносили в разные места и, возможно, там, где мы сейчас стоим, его нет?» А я обнимала могилу, заламывала руки, взывая о помощи... Смешно. Эта история очень нравилась моему папе. Он хохотал, когда я ему ее рассказала.
— Вы суеверный человек? — В отношении ролей — да. Никогда во время репетиций не даю интервью. Нельзя выбалтывать душу.
— На ваш взгляд, существует ли сегодня такое понятие, как красота? Кто для вас красивый человек? — Признаюсь, с моей красотой у меня сложные взаимоотношения. Впрочем, иногда надо хорошо выглядеть, и я стараюсь, а иногда и не надо. К тому же у меня нет возможности роскошествовать, то есть уделять своей внешности много времени. Мои друзья и любимые мужчины как-то иначе относятся к моей красоте. Думаю, если чувство настоящее, влюбляешься не во внешность человека, а в его нутро, в его юмор, в ум, в характер, в талант. Меня никогда не интересовали люди, которые сильно реагируют на внешность. Сегодня я могу выглядеть на 17 лет, а завтра, в той же одежде, буду выглядеть гораздо старше. Мы ведь каждую минуту перевоплощаемся. Когда я смотрю на фотографии папы... У него такие поразительные морщины около глаз, и я пытаюсь прочесть, что там написано. Это текст, скрижаль, следы времени, и при этом — такой свет в глазах, что-то солнечное, без претензий к человечеству. Я люблю такие лица, вглядываюсь в них, ищу их. Если говорить о красивых женщинах-актрисах, то к ним я отношу Анастасию Вертинскую с ее невероятной внешностью, ее сестру Марианну. А какая красивая в фильме «Баллада о солдате» Жанна Прохоренко! Ирина Печерникова — красавица. А какое лицо у Жанны Болотовой! Элина Быстрицкая до сих пор потрясающе красива. Эти удивительные женщины — произведения искусства. Но есть те, которые благодаря своему труду, умению себя формировать становятся красавицами. К ним относятся Ирина Петровна Купченко, Инна Михайловна Чурикова.
— Вы принадлежите к редкой плеяде клоунесс в отечественном кино и театре. Почему так мало клоунов в искусстве? — Хороший клоун — горькая профессия. Смешить людей дико трудно. Чувство юмора можно развить только до определенного предела. Комедийным талантом, на мой взгляд, конечно же, обладали Фаина Раневская, Рина Зеленая, к комедианткам относится Татьяна Васильева. Мария Аронова — потрясающая комедийная актриса. У клоуна очень открытое сердце. Его легко ранить. Когда человек по-настоящему клоун, он очень обнажает то, к чему другие люди не допускают. У клоуна — открытая эмоция. Самое трудное в жизни — искренность. Когда она на потоке — это страшно. У клоуна, приходящего домой, очень грустное лицо. Все силы он отдает на то, чтобы рассмешить людей.
— Ваши родители прожили вместе долгую и счастливую жизнь. Как вам кажется, почему к одним людям любовь приходит раз и навсегда, а другие ее не могут найти всю жизнь? — Для меня в любви важно, чтобы чувство не превращалось в рутину. Нет ничего страшнее, чем одиночество вдвоем. Мне повезло с мужьями. Все они — талантливые люди и вели меня за собой, и я шла. Но в какойто момент возникала несовместимость. А я не из тех, кто остается в болоте. Любовь — это вдохновение. Если топливо для вдохновения исчезает, я ухожу в сторону. Когда чувств уже нет, а люди при этом что-то изображают, — очень грустно. Но для меня всегда было очень важно сохранить человека, поэтому со всеми бывшими мужьями я в прекрасных отношениях. Сегодня семейные ценности насаждаются. Но это то, что должно быть внутри тебя. Мое поколение, возможно, не так настроено на сближение, на созидание, как поколение моих родителей.
СПРАВКА Сара Бернар (Генриетт Розин Бернар), родилась 22 октября 1844 года в Париже. В начале XX века «божественную Сару» называли самой знаменитой драматической актрисой за всю историю искусства. В 1870-х годах блистала на сценах Европы и Америки.
ДОСЬЕ Юлия Ильинична Рутберг родилась 8 июля 1965 года в театральной семье. Народная артистка России, лауреат театральных премий «Чайка» и «Хрустальная Турандот». В фильмографии актрисы более 70 ролей в художественных фильмах и сериалах, среди них — Анна Ахматова в «Анне Герман» и Фаина Раневская в фильме «Орлова и Александров». Сын Григорий от второго брака живет в Америке.
https://vk.com/julia_rutberg ия Рутберг / Julia Rutberg 12 июня 2017 в 0:06 Новые личные фото Юлии в компании друзей и коллег. Источник: #instagram (mirlic)
На даче семьи Рутберг растут 13 елок. Одну из них посадил Илья Григорьевич. «Она росла сильной, мощной, красивой, — говорит Юлия. — И когда папа болел, ему было уже совсем плохо, елка начала хиреть. Когда папа попал в реанимацию, деревце стало сохнуть. Не стало папы — не стало елки. У нас была пустота, мы два года не могли ничего посадить на это место. И вдруг едем по дороге, а я боковым зрением увидела маленькую елочку и поняла, что это она будет расти вместо той. И малышка прижилась. Наверное, папа подсказал».
«Счастье, что папа застал правнуков»
— Папа был поколения шестидесятников. И своих студентов он учил созидать, мыслить, писать, моделировать, фантазировать, создавать свои миры. Мне кажется, он намного опережал свое время. Его книги, учебники, методички по пантомиме очень помогут будущим поколениям. Ведь пантомиму используют и в хореографии, и в фигурном катании, и в драматическом театре. Но законы пантомимы почти нигде не преподаются. Так вот, папа положил свою жизнь на то, чтобы сформулировать эти законы. Он говорил, что пантомима — это философия движения, древнейшее искусство. Здесь нет языкового барьера. Отец дружил с Леонидом Енгибаровым, и для него была колоссальная потеря, когда не стало этого не просто фантастического клоуна и гениального мима, но потрясающего человека. Отец дружил и с Марселем Марсо.
— Юля, расскажите о вашей семье. — Папин отец, мой дед Гриша, из крестьянской семьи, был строителем, прошел все войны. Бабушка Мириам — из Санкт-Петербурга, знала несколько языков, была прекрасным музыкантом. Папа окончил школу с серебряной медалью, Энергетический институт с красным дипломом и занимался в студенческих театрах. В 1958 году Альберт Аксельрод, Илья Рутберг и Марк Розовский основали Эстрадный театр МГУ «Наш дом». На их спектакли рвалась вся Москва. Сколько было на сцене молодых талантов: Александр Филиппенко, Михаил Филиппов, Геннадий Хазанов, Виктор Славкин. Музыку к спектаклям писал Максим Дунаевский. «Наш дом» образовался практически одновременно с «Современником», они дышали одним воздухом. Мама и папа познакомились в студии «Наш дом», она преподавала игру на фортепьяно, пела. У нас был дом открытых дверей. По 10–20 человек могли сидеть до 8 утра, придумывать новые сценарии. При этом ели белый хлеб с кильками и чай с лимоном. Это было дико вкусно. Папа сделал впервые спектакль с цветомузыкой, но его закрыли. Потому что пантомима — «продажная девка». Это было время, когда по всему прошелся хрущевский бульдозер. Когда в 1969 году «Наш дом» закрыли, было такое ощущение, что его создателей лишили рук и ног. Было отчаяние, но не было места унынию. У Ролана Быкова есть замечательная книжка «Я побит — начну сначала!». Они не останавливались, они продолжали дело. Розовский создал свой театр, Аксельрод ушел в медицину, а папа ушел в педагогику, и именно в пантомиму.
— С каких лет вы помните папу? — Папа был всегда, мир — это папа и мама. Он каждый вечер бежал домой, чтобы рассказывать мне сказки. Я заказывала: про колбасу и троллейбус, про варежки и корзинку. Папа немедленно все придумывал. Так же, как потом я уже своему сыну сочиняла небылицы. Родители воспитывали меня не наставлениями, а примером, разговорами, любовью. И для моего сына дед был и остается любимейшим человеком. И какое счастье, что папа застал правнуков. Когда его не стало, Гришеньке, старшему правнуку, было два с половиной, а Николь только родилась и была совсем крохой. Как нам сказали, у папы было два волшебных билета, чтобы попасть в рай, — два правнука. Когда-то мы построили дом в Красных Холмах. И я очень рада, что папа провел там почти 6 лет. Это было обожаемое им место, у него был свой кабинет, библиотека. И когда он выходил на террасу, а кругом росли березы, он говорил: «Мой любимый Куинджи» или «Мой любимый Левитан». Мы и место именно это выбирали, потому что «Куинджи и Левитан». У нас было принято разговаривать образами. Папа обладал магией притяжения. Куда бы я с театром ни приезжала на гастроли, в любую страну, обязательно кто-то подходил узнать о его здоровье, передать подарок. Папа был человек-планета. Иногда я думала, ну зачем в этом мире такой добрый, такой открытый, такой бессребреник? Ему нужны были только книги, живопись, музыка. По меркам сегодняшнего дня — никчемный человек. Но это не так. Молодым людям нужны гуру, которые могут направить, подтолкнуть, уберечь, охолонуть. Поговорив с папой, очень многие ребята не сделали ошибок. Он не умел завидовать, он умел радоваться за других, а это своеобразный нравственный критерий. Это философия шестидесятников. А мы (я, сын, внуки) — продолжаем философию папиной жизни. Например, у нас всегда говорили правду, в семье было запрещено врать. Потому что если вранье, то нельзя найти выход из положения.
кафедру пантомимы после смерти отца закрыли
— Детство проложило вам путь во взрослую жизнь, а именно — на сцену? — Другого просто быть не могло. Тем более что я была к этому предрасположена, была лицедейкой, обезьянкой. Мне хотелось что-то создавать, находиться там, где рисуют, шьют костюмы, там, где мужчина может сыграть женщину, а женщина — мужчину. Мне хотелось жить цветной жизнью. В эпоху серого, коричневого и черного родители создавали мне цветную жизнь. В такой семье, как наша, другого быть не могло. И поэтому, когда папы не стало, я знала, что должна продолжить его дело. Кафедру пантомимы и пластической культуры в Академии переподготовки работников искусства, культуры и туризма, которой заведовал отец, после его смерти закрыли. Я поняла, что просто не могу не заменить отца. Мне помог грандиозный Геннадий Григорьевич Дадамян, предложивший обрести новое место жительства в своей «Высшей школе деятелей сценических искусств». Мы сделали первый набор, сейчас уже была третья сессия, я — художественный руководитель курса.
— Ваш папа, наверное, был в быту неприспособленным? — Да. А вот поставить палатку, сделать корабль мог. Он построил два катамарана и плавал на них. Он филигранно делал из дерева детали корабля. Все, к чему он прикасался, — играло, пело, танцевало. И эта походная жизнь тоже «сказка сказок»: палатка, баня на берегу реки, суп и каша на костре… Но хранительницей очага была мама. Папе так повезло, что он встретил маму! Она не просто соратник, друг, любимая, родившая ему дочку, безумно похожую на него. Мария Осиповна Кнебель, папин любимый педагог, говорила: «Наш Илюшенька — это Марк Шагал по крышам шагал». И папа всю жизнь шагал по крышам, а мама его возвращала на землю. Мама пекла потрясающие пироги, отменно готовила, феноменально вязала и при этом учила детей музыке.
— Как же на все это хватало времени? — Когда у человека есть желание, он раздвигает сутки. И отец раздвигал сутки: снимался, преподавал, ставил спектакли, ездил на фестивали с Вячеславом Полуниным. Они дружили, и папа был для Полунина учителем, а он обожал Славу, очень высоко его ставил, считал гениальным клоуном и мимом. И я, и мой сын росли на Славиных спектаклях. Мы жили в коммунальной квартире: четыре ступеньки в подвал, а мне казалось, что мы жили во дворце! Говорят, родителей не выбирают, но я знаю, что я выбрала себе родителей, еще когда, наверное, была какой-то субстанцией (смеется). Наверное, и их брак совершился где-то там, на небесах.
«В последний миг он говорил: «Я выживу!»
— Родители были неразлучны до последнего дня? — Самые тяжелые последние шесть лет, когда папа болел, мама стоически была рядом, ни на секунду не покинула этот пост и никогда ни на что не сетовала. Да и мы все были рядом: я, Гриша, студенты. Папа же до последнего преподавал. Его даже носили на стуле в аудиторию. А он смеялся и говорил: «Ну наконец-то! Я хоть в чем-то сравнялся с моей обожаемой Марией Осиповной Кнебель». Потому что, когда у Марии Осиповны была сломана шейка бедра, ее в ГИТИСе студенты носили на стуле. Отец никогда не сдавался, у него всегда была безумная тяга к жизни. В самые последние мгновения говорил маме: «Васенька, я выживу». Он звал маму Василек. Я была Кутя (кутенок, щенок). И для студентов всегда находил верные, добрые слова, может, поэтому добрые дела прорастают и дают плоды. Тот «вишневый сад», который вырос из его студентов, не только цветет, но и плодоносит. Из его вишен делают вино, пекут пироги, варят варенье. Мы знаем огромное количество примеров, когда человек умирает, и все… Отца не ждет забвение, потому что у него есть ученики и продолжатели его дела. За два года, пока папы не стало, они открыли новые театры, как, например, в Казани Александр Фельдман — Казанский камерный театр SDVIG. Организованный Юрием Захаровым, Антоном Тарасенко и Полиной Карабчиковой Фестиваль пантомимы в Тюмени стал международным.
когда нет сил на сцене, я прошу его о помощи
— У вас нет ощущения, что папа где-то рядом? — Знаете, как папа нам «помогал» с установкой памятника? Рабочие неправильно выложили бордюр, сдвинули не в ту сторону. А там стоял папин портрет под стеклом. Когда мы приехали, то увидели, что стекло лопнуло и трещины во все стороны. То есть папа кричал нам: «Не так, не так положили бордюр». Когда мы все это выяснили, я сказала ему: «Батя, успокойся, мы сейчас все сделаем, как надо».
Он и по жизни мне помогает. Я не просто в это верю, я это знаю: на спектаклях вытаскивает за уши. Когда нет сил на сцене, я прошу его о помощи. Знаю, что он смотрит на меня, что все видит, знаю, когда он недоволен мной. Объяснить это невозможно, это можно только почувствовать. Он в определенные моменты приходит во сне и к мамочке, и ко мне, и к Грише. Он не бросил нас, не отпустил, он нас сопровождает, бережет, сохраняет.
Папа был изумительный сын, великолепный брат, настоящий друг. Папа замечательный муж, умный и щедрый отец, чудесный дедушка. Выдающийся педагог, запоминающийся, ни на кого не похожий актер, режиссер со своим неповторимым видением. Пусть это будет нескромно, но о папе можно говорить только в превосходной степени. И это не только мое мнение.
— Если бы сейчас Илья Григорьевич оказался неожиданно за этим столиком, что бы вы ему сказали? — Папа, я тебя так люблю…
https://vk.com/julia_rutberg Юлия Рутберг / Julia Rutberg Детский лагерь"Олимпийская деревня" ВДЦ"Орлёнок" 7 июля 2017 в 17:08
15 и 16 гильдии встретились с Юлией Ильиничной Рутберг — советской и российской актрисой театра и кино, народной артисткой России, лауреатом российских театральных премий «Чайка» и «Хрустальная Турандот». Благодарные ребята не отпустили гостью без памятного художественного сюрприза.
https://www.facebook.com Михаил Белоцерковский 3 июля 2016 г. С Марина Есипенко и Рутберг, Юлия Ильинична в Государственный Академический Театр имени Евг. Вахтангова.
http://visualrian.ru 06.09.2017 Народная артистка РФ, актриса Юлия Рутберг и актёр театра и кино Григорий Антипенко на мероприятии, посвященном открытию 97-го сезона Государственного академического театра имени Е. Вахтангова.
"Врожденное актерство" и "генетическая связь с театром" – это все о ней, о девочке, выросшей в центре Москвы и впитавшей с детства дух шестидесятников. Юлия Рутберг – звезда российского театра и кино связана пуповиной с этими улицами, площадями и переулками, вьющимися от Тверской к старому Арбату. Народная артистка России, актриса театра Вахтангова, лауреат премии "Чайка" и "Хрустальная Турандот" вскоре выйдет на сцену в Израиле в поэтическом спектакле "Кабаре "Бродячая собака"". Накануне спектакля она рассказала о мистике и свободе на сцене и в жизни.
- Вы из тех актеров, кто на сцене может все – заставить зрителя плакать, смеяться, выйти из зала необыкновенно воодушевленным или подавленным. Кабаре, кажется жанром довольно легким для такого диапазона эмоций. Или то, что мы увидим ближе к творческому вечеру? - Я не люблю словосочетания творческий вечер, и не очень понимаю, что это такое. То, что мы к вам привозим – это поэтический спектакль "Кабаре "Бродячая Собака". В нем прозвучат стихи и музыка, которые дороги мне и тем зрителям, с которыми у нас единый культурный код, в основе которого – книги, которые волею судеб остаются в нашей жизни с самого детства и юности до конца дней.
- Есть нечто прекрасное в том, чтобы слышать снова и снова знакомые строчки и повторять их за актером. Вы это имеете ввиду, когда говорите об отсутствии "четвертой стены" в вашем спектакле? - Мы вместе – и я, и зрители – создаем этот спектакль, как рассказ о жизни – детство, отрочество, юность. Я собрала в нем все, что мне нравится, что я люблю и чем дорожу. Это первая книжка, которую мне читал папа – "Глупая лошадь" Вадима Левина. Это стихи Леонида Мартынова, Павла Когана, Наума Коржавина, Павла Антакольского Давида Самойлова, Роберта Рождественского. Это Пушкин и поэзия Серебряного Века, Северянин и Ахматова. Это баллады Окуджавы, и Вертинского…
- Образ бродячей собаки – беспризорный пес, который сродни художнику. Сегодня время изменилось. Уже нет голодных художников, как во времена декаданса… - Да что вы?! Кто же вам такое сказал? Во все времена есть голодные художники, поэты.
- На экране телевизора мы видим звезд. Они вполне обеспеченны, крепко стоят на ногах, получают высокие гонорары, не бедствуют. Должен ли все-таки художник быть "голодным", чтобы творить? Как можно связать художественный процесс с материальным? - Во всем должна быть золотая середина. Талант не может быть прямо пропорционален тому, сколько он ест, носит Армани или ходит в рванье. Нельзя сказать, что Микеланджело или Леонардо были богатыми. А Пикассо был не бедным. Импрессионисты начинали как голь перекатная. Художник Зверев умер нищим. Просто человек должен быть нормально одет, сыт и дай бог, чтобы у него была возможность работать.
- Поэзия серебряного века для нашего поколения – это высокие чувства молодость, самиздат… - Прекрасная поэзия, а судьбы порою страшные. Время было беспощадно. Стык эпох – это всегда очень большой энергетический выплеск. Блок воспевал революцию, при этом самоустранился из жизни. С Маяковским случались странные вещи. Столько появилось гениальных режиссеров, поэтов, писателей, художников, хореографов. Но при этом огромное количество людей были сосланы, расстреляны, преданы. Для меня это время как неисчерпаемый артезианский колодец в смысле стихов. А с точки зрения прожитой людьми жизни – тяжелый путь, как у Цветаевой, Ахматовой, Мандельштама…
- Можно ли научить любить стихи? Понимать поэзию? - Просто так заставить любить стихи невозможно. Например, я понимаю, что Евтушенко прекрасный поэт, но его стихи не читаю. Знаю, что Роберт Рождественский очень хороший поэт и его стихи я читаю. Изумительная Белла Ахмадулина. С удовольствием читаю ее. Пастернака – храню в своем сердце. По Мандельштаму просто плачу. Из поэтов ты выбираешь тех, с кем тебе по дороге, тех, чьи мысли входят в твою голову, чьи идеи западают в душу, а эмоции попадают в сердце
- Поэты – своеобразные медиумы своего времени. Существует ли мистика для вас в жизни, на сцене? Чувствуете ли вы мистическую связь с ними? - Я не люблю говорить об этом. Потому что есть вещи, которые объяснимы. Это не называется мистикой. Если ты чем-то интересуешься и над чем-то по-настоящему работаешь, вкладываешь в это душу и сердце, и самого себя, то тогда тебе начинает откликаться история этого человека, его жизнь. Попадаешь с совершенно невероятные места, которые связаны с ним. У меня так было, когда мы делали на канале "Культура" огромную программу о Мандельштаме. Я оказалась в Чердыни, в Пермском краю, где он впервые выкинулся из окна, начал сходить с ума и после чего его перевели в Воронеж. Была в Воронеже, прошла по всем местам Мандельштама. Для меня это не было мистическим. Но возникло понимание того, что мы вступили в контакт – не по верхам, а вглубь.
- Нечто подобное произошло у вас с Фаиной Раневской, роль которой вы сыграли в сериале о Любови Орловой. - Фаина Георгиевна Раневская это какой-то непонятный выверт эпохи. Это такой сгусток таланта, что у нее была отдельно взятая перпендикулярная жизнь. Она не вписывалась ни в какие рамки со своей органикой и никогда не играла никакой соцреализм. Масштаб ее дарования был от трагического до комического в равных пропорциях. Существовать "под Раневскую" невозможно. Мне было тяжело, но я согласилась, потому что мне хотелось защитить память о ней от превращения в провинциальный анекдот. Это была трудная, но важная для меня работа.
- Вы с ней были знакомы в жизни? - Нет. Один раз видела Фаину Раневскую в спектакле "Дальше тишина". Училась тогда в десятом классе. И так случилось, что этот спектакль стал последним в ее жизни.
- От чего зависит актерское дарование? - От Бога.
Е- ще есть какие-то составляющие? - Есть: питательная среда, генетика. Но сам талант он от Бога. А дальше – талант, помноженный на трудолюбие. Потому что без трудолюбия некоторые талантливые люди ничего не сделали в этой жизни.
- Если говорить о среде, то ваша среда была самая,что ни на есть питательная. - Да, конечно мне очень повезло. Я росла среди людей, которые были шестидесятниками и каждый представлял из себя уникальную личность. Они во многом определили мою жизнь, мои вкусы, пристрастия и выбор профессии.
- Какие у вас самые первые детские воспоминания? - Большая Дмитровка – Пушкинская улица в моем детстве. Коммунальная квартира – четыре ступеньки вниз, подвал и 11-метровая комната, как кишка, у которой потолки были четыре двадцать. Мое детство прошло очень бурно. Каждый вечер у нас собирались друзья. Это был образ жизни моих родителей. В самом центре исторической Москвы. Памятник Юрию Долгорукому, улица Горького, улица Неждановой, Ордынка, Столешников переулок, консерватория, театр Маяковского, МХАТ – все это было рядом. То есть у меня с детства отпечаталась картинка старой Москвы. Это во многом определило мое отношение к архитектуре.
- А первые театральные воспоминания? - Меня много водили в театры. Видела "Синюю птицу", "Щелкунчика" и "Белоснежку и семь гномов". Меня приобщали к музыке, я училась в музыкальной школе. Но из меня не делали вундеркинда и спасибо большое моим родителям за это. И очень важно, что с моих 10-11 лет мы с папой постоянно ходили в музеи. Это по жизни стало для меня очень важным.
- Какие моменты в вашей актерской судьбе вы считаете судьбоносными, без чего вас не было бы сейчас как актрисы? - Без спектакля "Зойкина квартира", которую ставил Гарри Маркович Черняховский. Это тот редкий случай, когда дипломный спектакль Щукинского училища был перенесен на основную сцену театр Вахтангова. Это самый главный спектакль в моей жизни, самая главная роль. А дальше встреча с Петром Наумовичем Фоменко, ученицей которого я себя считаю. Два спектакля, которые мы с ним выпустили. Грандиозный Роман Григорьевич Виктюк. Я застала его в таком соку, в таком фонтанирующем состоянии. И Володя Мирзоев и Миша Бычков – ныне главреж воронежского театра. Сейчас сотрудничаю с Мишей Цитриняком. "Улыбнись, Господи" Туминаса, в котором мне посчастливилось играть. Я застала лучшую режиссуру 20 и 21 века. В этом смысле у меня несусветное везение. И благодаря спектаклю "Джек энд Джули" я зашла на драматическую территорию. До этого много было комедийных ролей. Это тоже было судьбоносным, потому что потом была "Королева красоты из Линейна" с Бычковым Мишей. С Мишей Цитриняком "Крик Лангусты" и это уже совершенно другое качество, другой вес, который я научилась поднимать как драматическая актриса, а не как только как комедийная.
- Как вы измеряете свою весовую категорию и решаете, какой вес поднять? - На самом деле и смешить людей это тяжелая работа. Комедия не зря называется легким жанром, хотя легкость на сцене – самое трудное. Но когда ты сталкиваешься с таким материалом, как "Медея", когда час сорок пять, ни сходя со сцены, ты существуешь в такой трагедии, в таком накале страстей – это другой вес. Это очень тяжелый удар по организму, по психике. Не зря роль Медеи являлась когда-то в театре мерилом таланта.
- Как вы восстанавливаетесь после это предела возможного, этого перехода границы? - Я сплю, читаю книжки, ухожу в тишину. Для этого у нас и существуют дом, семья, малый мир, в котором ты уединяешься. Люблю ездить на дачу, ходить в лес за грибами. Там обретаю силы. А летом – это вода. Как только я оказываюсь вводе, меня не достанешь. Обожаю плавать.
- У вас имидж трудоголика, актрисы без страха и упрека. И понятно, что самое высшее для вас удовольствие это успех на сцене. А как человеку, как женщине что вам доставляет удовольствие? - Внуки, дети, семья, путешествия, музеи. Полностью отделяю то, что происходит на работе от того, что происходит в жизни. В жизни я ценю уют, красоту, комфорт. Терпеть не могу роскоши, это не очень способствует тому, чтобы я отдыхала. А вот уют, когда горит камин в деревянном доме, за окном березы, когда ты ни от кого не зависишь, когда не надо краситься, наряжаться – вот тогда мне хорошо. Люблю простоту. Мою простоту.
- В интервью вы часто говорите о свободе. Свободе в жизни в творчестве. Что надо делать, чтобы ее обрести? - Свобода – это осознанная необходимость. Это возможность играть те роли, в которых есть твое человеческое высказывание. Моя задача не развлекать публику, а заставить ее думать. Когда ты можешь читать стихи, которые со временем приобретают очень разное звучание. И когда ты несешь за это ответственность, потому что актеры сродни пастырям. У них есть своя паства, которая внемлет их слову. Для них то, что говорит актер – это руководство к действию. Свобода это делать то, что доставляет тебе удовольствие и понимать, что ты нужен. Придумать свою свободу умеют многие. Начать – уже меньшее количество, а свободу довести дело до конца – совсем немногие.
- Кто в современном театре для вас гуру? - Инна Чурикова. Алиса Фрейндлих, Марина Неелова, Екатерина Васильева. А из актеров – Валентин Гафт. Он выступает редко, со своими стихами. И это какой-то невероятный человек, артист и поэт из почти совсем ушедшего поколения.
- Как-то связь эта передается? Русский театр всегда продолжался из поколения в поколение. - Так и есть. Наше поколение воспитано ими. А те, кто идет за нами и уже совсем из другого мира.
********
Юлия Рутберг. Музыкально-поэтический спектакль "Кабаре "Бродячая Собака" Беэр-Шева, Центр сценических искусств – малый зал, 13 октября 2017, пятница, 19:00 Реховот, зал "Викс" – Институт Вайцмана, 14 октября 2017, суббота, 19:00 Нетания, Гейхал ха-Тарбут, 15 октября 2017, воскресенье, 20:00 Тель-Авив, Тель-Авивский музей искусств – зал "Реканати", 16 октября 2017, понедельник, 20:00 Петах-Тиква, зал "Шарет", 18 октября 2017, среда, 20:00 Хайфа, зал "Раппопорт" 19 октября 2017, четверг, 20:00
Послушайте! Вечер Юлии Рутберг Опубликовано: 15 авг. 2013 г. Вечер в Московском международном Доме музыки. Культура, 2012. http://www.chayka.org/node/5518 Юлия Рутберг читает произведения Александра Пушкина, Анны Ахматовой, Александра Вертинского, Иосифа Бродского, Павла Когана, Наума Коржавина, Леонида Мартынова, Вадима Левина.
https://vk.com/julia_rutberg https://www.vrn.kp.ru/daily/26741.5/3769432/ 9.10.2017 Юлия Рутберг: Артист должен быть космонавтом, шпионом и фотомоделью «в одном флаконе»! На гастролях в Воронеже известная актриса рассказала, что раздражает ее в зрителях, в чем сын лучше ее, и почему сыграть Раневскую для нее было аферой Татьяна ПОДЪЯБЛОНСКАЯ
7 октября в Воронеже с гастролями побывала Юлия Рутберг. Дочь мастера вторых ролей Ильи Рутберга 30 лет отдала театру Вахтангова и сыграла более 50 образов в кино («Кушать подано!», «Прощайте, доктор Фрейд!», «Не родись красивой, «Умница, красавица»). В сериале «Орлова и Александров» Юлии Рутберг выпала честь перевоплотиться в Фаину Раневскую. О талантах и поклонниках со звездой театра и кино и поговорила «Комсомолка».
РАЗДРАЖАЕТ ЛОШАДИНЫЙ СМЕХ ЗРИТЕЛЕЙ
- Юлия Ильинична, по сюжету спектакля «Привет, маньяк», с которым вы приехали, у героини появляется навязчивый поклонник. А в жизни такие ситуации случались? - Поклонники бывают разные. И это зависит от уровня культуры. Бывают умнейшие поклонники, с которыми любо-дорого общаться, потому что у этих людей прекрасные мысли и такое же отношение к театру. И вообще присутствует дистанция и нормы поведения, которые присущи интеллигентному человеку. А бывают люди, от которых просто хочется бежать. И я думаю, что если бы они с каким-то врачом имели дело, то точно так же общались бы. Это уровень культуры. Поклонники - это орел и решка: с одной стороны, все артисты мечтают, чтобы у них были поклонники, с другой, иногда сталкиваешься с шизофрениками. Потому что люди, увлеченные каким-то человеком, сотворяют себе кумира. И для них море по колено. Это разновидность душевной болезни. У некоторых это на грани фобии или мании, эти люди страшные. У них всегда навязчивые идеи. А у нас и так эмоциональная профессия, поэтому хочется, чтобы тебя все оставили в покое, когда я не на сцене. В миру для меня важен покой и человеческие ценности. Поэтому когда нарушают мою территорию, я просто готова брать шпагу и стреляться с этими людьми.
- Умеете жестко ответить? - Я умею по-всякому, а жизнь научила и жестко.
Юлия Рутберг в Воронеже. Фото: Татьяна ПОДЪЯБЛОНСКАЯ
- Если зал неполный, вас это смущает? - Нет. Во-первых, я понимаю, что это бывает от разных экономических вещей -неудачный день или праздник, иногда плохо продаются билеты. А меня абсолютно устраивает столько, сколько пришло. Всегда приятно, когда полный зал, это допинг. Но я никогда об этом не думаю и благодарна тем, кто пришел - они для меня большая драгоценность.
- А что раздражает в зрителях? - Звонки мобильников и лошадиный смех. Наверное, думают, что так оказывают мне большую честь. А я просто в ужасе. У спектакля есть аура, а это вносит элемент пошлости. А я бегу от всего, что связано с пошлостью. Я больше всего люблю тишину. Конечно, приятно, когда люди смеются, и бывает очень драгоценный смех. Я вообще люблю интеллектуальный юмор, это другая природа смеха. Люблю, когда у людей возникают аллюзии, какие-то сравнения, фантазии. А не как акын: что видят, то и га-га… Меня уже не собьешь, только бейсбольной битой по голове. Но это меняет настрой. Ведь музыкальный инструмент звучит по-разному в холод и жару. Так же и душевный музыкальный инструмент расстраивается от пошлости. В этом есть какой-то акт вандализма, это разрушительно для спектакля. Да и для публики. Достаточно двух таких людей, они начинают создавать вокруг себя поле. Многих это страшно раздражает. Это такой потребительский момент. Они не думают, им главное - поржать. Прекрасно, тогда включи телевизор.
Я ДВАЖДЫ БАБКА, А ВСЕ ПОЮ И ПЛЯШУ В КРИНОЛИНАХ
- Режиссер Римас Туминас говорил, что вас надо в чем-то останавливать, сдерживать. - Это данность. Актерская профессия - это ад. Многие считают, что это ложное кокетство. Но если ты хочешь быть на плаву, ты должен на протяжении всей карьеры, с молодости и до гроба, соответствовать трем пунктам - быть космонавтом, английским шпионом и фотомоделью. Если один из этих ингредиентов отваливается, ты сходишь с дистанции. Болит у тебя голова, сломана ли у тебя нога, умер ли кто-то - это никого не волнует, билеты проданы. Поэтому это ад. Но я без этого не могу. Я больная на всю голову, у меня справка есть. Если ты не отдаешься этому без остатка - сам проигрываешь. Если ты выходишь на сцену, неважно, театра или антрепризы, для меня нет раздела, ты волнуешься, переполняешься. Если ты переполнен, и это переливается, это возвращается тебе. Ты выходишь со сцены усталый, но прекрасно усталый. А вот когда ты не отдал, не получил назад, в тебе начинает бродить тухлая вода. Вот это кошмар. Так что для меня нет выбора. Если человека называют профессионалом, есть планка, ниже которой, ты не можешь спуститься, вдохновенное у тебя состояние или подавленное. Есть мастерство - его не пропьешь.
- Ваш сын Григорий учился на актера, но не работает в профессии. Вы рады? - Хорошо, что он попробовал. Чтобы не говорить: эх, вы меня не пустили. А когда попробовал, сказал, что театр - не мужская профессия. Я не осудила, просто поняла, что в отличие от меня, он без этого может. Значит, не надо убиваться. У нас вся семья театральная, мой папа и режиссурой, и пантомимой, и актерством занимался, мама - музыкант, дедушка по маминой линии - классик балета, бабушка - народные танцы. В общем, сын насмотрелся. Я могу сказать одно - наши дети всегда лучше, чем мы. Гриша лучше меня в качестве родителя. Он такой отец, что мне такой матерью не снилось вообще быть. Мы с ним душа в душу до сих пор. Но так, как он с женой и детьми возится, у него сын и дочка, так только в кино бывает. Я за них счастлива и снимаю перед ним шляпу. У меня двое внуков - я дважды бабка, а все пою и пляшу в кринолинах.
РАДА, ЧТО ЗА МЕНЯ ПРОГОЛОСОВАЛА «УХОДЯЩАЯ НАТУРА»
- Вы в театре работаете вместе с Виктором Добронравовым, который рос в Воронеже, пока его родители учились в институте искусств… - Витя совершенно замечательный. Он трудно поступал, трудно учился, зато прекрасно работает. Он один из ведущих молодых актеров театра Вахтангова. Играет главные роли у Римаса Туминаса. Снимается в кино. Вот уж где неугасающий факел. Династия мужчин-актеров потрясающая. Обожаю Федечку, приходилось с ним работать, удивительное человеческое существо. И Ваня чудесный артист. С ними любо-дорого, они настоящие. Трудоголики немыслимые. Витька много умеет: поет, танцует, замечательный драматический артист. Ощущение, что ему все легко. Конечно, это просто впечатление.
- Вам недавно присудили звание народной артистки, это для вас что-то значит? - Как вы думаете? Сейчас вышел указ президента - награждать в год всего четыре человека! Это национальную гордость. При этом я ничего для этого не делала, никого об этом не просила. Я рада, что они приняли такое решение. Когда мне позвонил Александр Ширвиндт, который был в этой комиссии, и сказал: «Девочка моя, я тебя поздравляю - мы все вслепую проголосовали за тебя единогласно», конечно, гордость была невозможная. Потому что те, кто выбирали мою кандидатуру, это уходящая натура, это образцы для подражания! Это для меня очень высокая награда и большая ответственность на всю оставшуюся жизнь. Звание народный артист - это очень серьезно. Когда ты выходишь к публике, об этом нужно забывать. Но зритель будет с тебя спрашивать, как с народного артиста.
Юлия Рутберг в Воронеже. Фото: Татьяна ПОДЪЯБЛОНСКАЯ
КОГДА ИГРАЛА РАНЕВСКУЮ, ДУМАЛА ОСВИСТАЮТ
- Не страшно было подступаться к образу Фаины Раневской в сериале «Орлова и Александров»? - Очень тяжело. Это была вообще афера. О похожести речь не идет. Должна была быть какая-то дистанция, чтобы играя этот образ, высказать ей поклонение, уважение. Нужно было попытаться передать систему ее оценок, то, что ей было дорого, ее искрометный юмор. Она же совершенно невероятный человек. Все, кто пытается играть под Раневскую, - это смерть грача. У нее такая органика, у нее же нет слова в простоте. Другой скорчит рожу - все думают, что сумасшедший. А на нее все смотрели, как завороженные. Она играла с наслаждением. До определенного возраста. А дальше она уже жила. Я ее видела в спектакле «Дальше тишина», там она жила. Выходила эта седая глыба, с этими детскими глазами… Это было просто какое-то шаманство. Это невозможно было смотреть. И здесь не только дарование, это личность! Поэтому я очень боялась. Раневская - это уже имя нарицательное. И, конечно, я была уверена, что меня освистают. А в итоге меня наградили за эту роль, премией Миронова. Я была обескуражена.
- А образ Ахматовой как вам давался в фильме «Анна Герман»? - Сыграть там ничего не удалось, там можно было только наполнить роль линиями. Больше ничем. Поэтому это некий флер а флер - это такое эхо. Сама Анна Герман - эхо, и то, что я сделала в Ахматовой - тоже эхо, набросочек. Но я и этому была рада.
- Есть роль, которую вы мечтаете сыграть в театре? - А я вам этого никогда не скажу. Про свои мечты вообще нельзя говорить, только с Богом. Тогда есть шанс, что сбудется. А если ты все выбалтываешь, то все это так и останется в фотоаппаратах и диктофонах. А до сцены не дойдет, не успеет.
Юлия Рутберг блистательный мастер перевоплощений. Она не перестает удивлять. Диапазон ее актерских возможностей потрясает. Рутберг подвластны все жанры: трагедия, фарс, драма, комедия, мюзикл, пантомима, кино, эстрада. Быть везде органичной – это редкий дар. Ее работа на сцене – великое лицедейство, возведенное в Абсолют.
https://vk.com/public43163643 Академический театр им. Евг.Вахтангова 14 авг 2018 в 15:32 Юлия Рутберг – участница IV Международного фестиваля «Друскининкский летний театральный ПЕРЕКРЕСТОК» («SANKRYŽA»).
7 августа в Литве стартовал IV Международный фестиваль «Друскининкский летний театральный Перекресток» («SANKRYŽA»). На суд гостей и жителей курортного города представлена весьма разнообразная и рассчитанная на разные театральные вкусы и пристрастия программа. Здесь на перекрестке разных культур встретятся артисты из Армении, Беларуси, Израиля, Литвы, России и Украины.
Вахтанговка Юлия Рутберг приглашена на фестиваль с программой «Кабаре Бродячая собака», которая с большим успехом проходит в АРТ-КАФЕ Вахтанговского театра, с момента его основания в 2015 году. Юлия Рутберг о спектакле:
«Когда я увидела фильм «Кабаре», то просто сошла с ума. Я давно мечтала играть в этом жанре, потому что это сплав музыки, слова, пластики, актерской игры. При этом разговор идет на вечные темы и о гениальных людях. В репертуарном театре всегда есть некая четвертая стена. Не важно, играете вы Шекспира или Чехова, зритель остается в роли наблюдателя. В кабаре, по определению, четвертая стена отсутствует. Так что то, что сделали мы, принципиально иное: в кабаре основным партнером артиста является именно публика».
Музыкально-поэтический спектакль «КАБАРЕ БРОДЯЧАЯ СОБАКА» будет представлен 18 августа 19.00 час (Санаторий «Эгле», Друскининкай).
Мне удалось поговорить с прекрасной Юлией Рутберг в дни между трагедией и комедией – в прямом смысле слова, на берегу Средиземного моря в Кейсарии, где мы встретились тогда, когда она показывала в Тель-Авиве в рамках фестиваля «Столетие Габимы» блистательную «Медею» театра Вахтангова, и перед тем, как вновь приедет в Израиль в середине ноября с венецианской комедией «Карнавальная Ночь или Привет, Маньяк!». Казалось бы, что может быть общего между этими двумя во всем противоположными постановками? Общее нашлось – конечно же, это сама Юлия Ильинична Рутберг, конечно же, это любовь к театру, и это зрители, которые видели Юлию Рутберг в роли Медеи и которые смогут увидеть её в роли ЕЁ. «ОНА» – так зовут героиню Юлия Рутберг в венецианской комедии «Карнавальная ночь или Привет, Маньяк!» по пьесе Ганны Слуцки в режиссуре Михаила Цитриняка, поставившего и недавнюю «Медею» Жана Ануя.
– Юлия Ильинична! Вот мы с вами болтаем тут под голубыми небесами и рядом с синими волнами, и вдруг речь заходит о Шевчуке. Мой герой – и, судя по всему, и ваш… – С Юрием Шевчуком мы познакомились на озвучивании документально-художественного фильма Андрея Сергеевича Смирнова. То была удивительная компания: оба они – мыслители, очень образованные люди, профессионалы, прекрасно разбирающиеся в истории, литературе. Я была в восторге от общения с ними обоими. Недавно в Питере на вокзале, когда уезжала с гастролей, я его увидела, подошла и говорю «Я Юля Рутберг», а Шевчук мне «Что ты представляешься, думаешь, я тебя не помню?». Я к Шевчуку нежно отношусь, его песни мне нравятся очень давно, с первого момента, когда я его увидела и услышала.
– Шевчук вдохновляет на душевные порывы… – Да, он мой кумир – в человеческом плане, не только как исполнитель. Так же, как и Андрей Вадимович Макаревич. У нас нежная душевная дружба, Андрей Вадимович ходит ко мне на спектакли. Однажды он пришел на мой спектакль «Суета» в «Театре киноактера», где 1200 мест. Я, конечно, дрейфила. Но Андрюша Вадимыч меня похвалил и сказал прекрасную фразу: «Я всегда тебе говорил, что ты замечательная артистка. Все прекрасно, музыкально. Но кто тебе сказал, что ты должна стараться петь? Тебе совершенно не нужно петь. Тебе нужно рассказывать истории. Ты же не вокалистка, ты артистка, вот и занимайся своим делом». И на самом деле это было точнейшее замечание насчет актерского настоящего шансона, где у меня есть два примера: Андрей Александрович Миронов и Людмила Марковна Гурченко. Голос, музыкальность – важнейшие составляющие, но первоосновой все-таки является текст. Есть еще один человек, который для меня невыносимо обаятелен, умен, и я слушаю его с детства – это прививка на всю жизнь – это Юлий Черсанович Ким. Я с детства слышала, как он пел в компании и у нас дома. Помню, как на 50-летие папы он переделал Вертинского, и там был такой кусочек, он грассировал: «Прекрасен первый твой полтинник, Гони второй… Тарам-пам-пам».
– Юля, вы упомянули знаковые имена современной российской культуры – Шевчук, Макаревич, Ким. А себя вы относите к знаковым личностям? – Нет, ну что вы. Это надо заслужить, и это должно идти не от самого человека, а от зрителей и слушателей, которые в облике, в том, что человек делает, считывают знак времени. Я, как мне кажется, просто достойная представительница своего поколения, воспитанная поколением шестидесятников, я никуда не сворачиваю, живу в этом времени. Заповеди бывают не только библейскими, но и поколенческими. Все, что я получила от шестидесятников, во мне живет, и мне в этом пространстве – не тесно.
– Вы любите играть словами? – Словотворчество – это же прекрасно. У меня папа любил играть словами. Играть словами – означает размышлять, играть смыслами, подтекстами.
– Вы и рассказчица прекрасная. – В детстве меня называли «Андронников в юбке». Мой папа был помешан на его рассказах. Андронников, добившейся поразительных эффектов в устных рассказах – это действительно знаковый человек своего поколения. Когда Андронников рассказывал о Лермонтове, то сходились толпы. Кстати, с его дочерью, Екатериной Ираклиевной Андронниковой, мы начинали нашу поэтическую программу «Послушайте!».
– Но на сей раз, вы приезжаете к нам абсолютно не с поэтической программой, а с комедией «Привет, маньяк!». Мы говорили с вами об игре словами, о поэтической импровизации, а тут вы заточены в роли в концепции режиссера. Михаил Цитриняк вряд ли разрешает импровизировать на сцене… – Михаил Григорьевич Цитриняк – для меня совершенно подарок господа бога, при том что знакомы мы были давно. Мы оба учились в Щукинском училище – правда, на разных курсах. Лет через 20 после знакомства мы как-то встретились и спросили друг друга: «А почему мы вместе не работаем?». Для меня его режиссура сродни той, которой я была избалована с прихода в театр. Режиссура, которая имеет под собой педагогику, как было у Петра Наумовича Фоменко, который относился к актерам как к ученикам, и плоды его просвещения были невероятные. Это и Роман Григорьевич Виктюк, который нам преподавал. Михаил Цитриняк начинал с Центрального Детского Театра, три года был стажером у Эфроса, а потом оказался во МХАТе и поставил там несколько спектаклей еще при Ефремове. Рядом с ним были люди, окутавшие его аурой изысканного вкуса.
– В таком окружении нельзя было не стать… – Нельзя было не стать Цитриняком. У него божественная фамилия папы, который блистательно писал в «Литературной газете», у него была потрясающая мама. Удивительная история, оказалось, что мы с Мишей учились в одной школе, в 31-й. Когда он учился в десятом классе, я училась в первом. И он меня уверяет, что девочка, которую он нес на плече, когда был десятиклассником – это была я. У нас очень схожее понимание того, что такое театр вообще – как идея, как институт, как очень важная затея для человечества. И он, и я всегда были уверены и даже спорили с Михаилом Ильичом Роммом, если можно спорить с книгой, – по поводу того, что театр отомрет, потому что появилось телевидение. Театр всегда будет жить.
– Театр существует еще с античных времен, ему уже ничто не помеха. Мы с вами, кстати, сидим в античном театре. – Когда появилось телевидение и видео, люди наслаждались тем, что можно все смотреть у себя дома. Но все это – целлулоид, а театр – это жизнь, это здесь и сейчас. Для Михаила Цитриняка, театр – это, прежде всего, растворение в актерах. Когда ты берешь пьесу, в этом всегда должен быть смысл. Не нужно обращаться к автору, если ты хочешь его вывернуть наизнанку и все переиначить. Могут быть аллюзии, аллегории, так оно и есть. Например, в «Медее» мы сократили пьесу, она идет без последней сцены, без того, как кормилица встречается с пахарем. Этого бытового мирного сюжета наш спектакль не выдерживает.
Юлия Рутберг в спектакле “Медея”. Фото – Екатерина Цветкова
– Ваша «Медея» – сконцентрированная трагедия. Меня она ошеломила. – Великие режиссеры и театры как раз и велики тем, что зрители выходят после спектаклей в ошеломлении, не могут разговаривать… Казалось бы – «Медея», какое страшное, чудовищное, уже тысячелетиями живущее предзнаменование, уже происшедшее предсказание, а в этом столько аллюзий с современным миром. Люди плачут на «Медее». Но парадоксально – это светлейший спектакль: в нем есть поступок, человек и свет в конце тоннеля. Потому что даже при самой безысходности, когда Медея выбирает самоустранение как выход, чтобы не существовать в этом мире – это решение, для которого нужны душевные силы. Медея – не убийца. Убийца – это тот человек, который убивает кого-то и остается в живых. Медея же говорит детям: «Не бойтесь, я вместе с вами. Мы все трое идем домой» и она убивает себя. Она считает, что невозможно жить ее детям с таким отцом и в таком мире. Это экзистенциальная драма, трагедия.
– Вы играете такую сильную женщину, а в следующем спектакле… – После этого спектакля был «Крик лангусты», где я сыграла Сару Бернар. А потом возникло предложение антрепризного спектакля, который бы ничем не отличался от театральной репертуарной постановки.
– Расскажите про него. Такой переход к легкости – естественен, даже завзятые театралы понимают, что не может же актер умирать на сцене каждый день. – Конечно. Лебедев играл Бабу-Ягу, Табаков – Матроскина, а Ефремов – Айболита. А я в некий прекрасный день прочитала пьесу Ганны Слуцки «Привет, маньяк!», передала ее Михаилу Цитриняку, и он получил от Ганны разрешение сделать реконструкцию этой пьесы.
– Что значит реконструкция? – У Ганны Слуцки описываются 1980-е годы, а у нас в спектакле показана эра немого кино. У нее в паре – режиссер и женщина-драматург, а у нас – режиссер и актриса, выходцы из России, эмигранты в Париже, но все происходит в Венеции на кинофестивале. Больше ничего рассказывать не буду, иначе неинтересно. Но так как действие происходит во время карнавала, то мы придумывали название «Венецианская комедия. Карнавальная Ночь или Привет, Маньяк!», потому что только слово «маньяк» устрашает. А вот «Карнавальная ночь» – это счастье за пять минут до Нового года, название всегда что-то сообщает аудитории. «Карнавальная ночь» – это дабл-декер положительных эмоций. Ганне Слуцки очень понравился спектакль и я надеюсь, что она придет к нам, если будет в Израиле. Она такое количество прекрасных слов нам наговорила в Москве…
Юлия Рутберг в спектакле «Венецианская комедия. Карнавальная Ночь или Привет, Маньяк!»
– А в чем ноу-хау этой антрепризы? – Антрепризы бывают в основном, комедийные. А здесь в спектакле есть перевертыш. Первый акт – это абсолютная комедия и идет в диком, нарастающем темпе, в таком вот барабанном ритме. А второй акт начинает медленно переходить в драму.
– Неожиданно для зала? – Абсолютно неожиданно. И в конце опять такая тишина, люди замирают. Оказывается, люди хотят видеть человеческие горести даже в самых комедийных персонажах. Герои не могут бесконечно смешить. Сюжет выстроен так, что за 10 минут до финала выясняется еще одна новая подробность, которая все меняет – эдакий кульбит. Скелетов в шкафу в этой пьесе немало.
– Вы работаете на контрастах. В мрачной «Медее» финал известен, в легкой антрепризе – он непредсказуем… – И тем и замечателен. Все-таки это карнавал, венецианские тайны. И костюмы у нас, кстати, тоже особые, венецианские, специально пошитые. У нас есть в спектакле и Витрувианский человек Леонардо да Винчи, и его же золотое сечение. Спектакль гораздо умнее, чем предполагает зритель в самом начале. Я обожаю в нем играть. Это спектакль – оборотень, в нем много сюрпризов. И еще в нем звучит прекрасная музыка Бориса Кинера и Александра Прокоповича.
Момент репетиции. Фото – Д. Дубинский
– Любой театрал знает «что» он смотрит и начинает смотреть «как». И в какой-то момент это «как» настолько уволакивает в театральное пространство, что знание «что» становится вторичным. Давайте сравним классику с современной драматургией. Вы играете и в той, и в другой. Как эти два полюса уравновешиваются? – Не надо уповать на имена классиков, как на оберег и индульгенцию. Надо ставить хорошие спектакли. «Ханума» – это спектакль, который я играю четырнадцатый год. Вы не представляете, сколько составов сменилось, а я все играю свою дорогую, кривоногую, с усами Кабато. Как хохочет зал, какое это счастье – выходить на кривых ногах, крестьянкой, с грузинским акцентом, баловаться. И какое же удовольствие получают зрители! Классику надо снимать с котурн – приближать к залу. И с этим, кстати, прекрасно справился Жан Ануй, переписав «Медею» Эврипида.
– Что может быть лучше аплодисментов. Но все-таки, хохочет зал или рыдает – что для вас лучше? – Не могу вам сказать – каждый спектакль делает свое дело. Если бы рыдали в конце «Ханумы», я бы уволилась. А если бы хохотали в конце «Медеи», я бы застрелилась. Для меня лично и то, и другое – достижение результата. Вообще, я не очень люблю, когда хохочут. Но когда я участвую в площадном спектакле, когда я клоун, когда я в грязных, специально вытертых ботинках сорок второго размера, когда я импровизирую… Отбери у меня Медею, я буду рыдать, отбери у меня Хануму, я тоже буду рыдать. Нельзя все время играть Медею. Я очень рада, что есть спектакли, связанные со словом, с поэзией, с трансляцией личности. Для меня всегда приоритетной будет классика – это тяжелая артиллерия, а вот бродвейские пьесы – это все равно немного другой разговор, но тоже нужный. Я никогда не уходила со сцены, даже если мобильные телефоны звонили не раз. Я очень люблю публику. И я понимаю, что на спектакль «Карнавальная ночь» не всегда приходит та же публика, что приходит на «Медею». Но все равно очень много одних и тех зрителей. Я благодарна тем, кто в меня верит – я их не обманула. Они поверили в то, что если я выхожу на сцену, то я их зову. Для меня каждый спектакль – это диалог.
Маша Хинич. Фотографии предоставлены пресс-отделом театра имени Вахтангова и компанией RestInternational
***** Спектакль «Карнавальная Ночь или Привет, Маньяк!» можно будет увидеть с 17 по 23 ноября в Ашдоде, Тель-Авиве, Нес-Ционе, Нетании, Ашкелоне и Хайфе.
https://vk.com/@-23602165-vladimir-menshov-vlad-furman-i-daniil-strahov-specpokaz-film Владимир Меньшов, Влад Фурман и Даниил Страхов и др.,Спецпоказ фильма Влада Фурмана «Гупёшка». Москва. Дом Кино. 30.10.2018
«Комсомольская правда» 2 ноября 2018 ,16:26 Помолодевшая Юлия Рутберг удивила коллег 53-летняя актриса побывала на премьере фильма режиссера Влада Фурмана «Гупёшка»
Режиссер фильма Влад Фурман и Юлия Рутберг. Фото предоставлено пресс-службой мероприятия
Знаменитая актриса Юлия Рутберг редко выходит в свет, увидеть ее в последнее время можно разве только в театре. А тут артистка появилась на премьере фильма «Гупешка».
Коллеги 53-летней актрисы были удивлены, как она помолодела.
https://vk.com/@-23602165-vladimir-menshov-vlad-furman-i-daniil-strahov-specpokaz-film 2 ноября 2018, 15:30, Кино Mail.Ru Внук Миронова, Меньшов и другие на показе драмы «Гупешка» Звезды посмотрели фильм Влада Фурмана, который рассказывает о деревенской женщине, ставшей супругой городского интеллигента
В московском Доме кино показали фильм режиссера Влада Фурмана «Гупёшка». Драму вместе с постановщиком представила актриса Нелли Попова, сыгравшая главную роль. Поддержали коллег Владимир Меньшов, Михаил Пореченков с дочкой, Даниил Страхов с женой Марией Леоновой, Юлия Рутберг («Обмани, если любишь»), внук Андрея Миронова и сын Марии Мироновой Андрей Удалов, Эммануил Виторган с женой Ириной Млодик, Александр Ильин-младший и другие.
Блистательная актриса Юлия Рутберг в прошлом месяце приезжала в Израиль со спектаклем Московского театра Вахтангова "Медея" Жана Ануя. Спектакль был показан в Тель-Авиве на фестивале «Столетие Габимы», на сцене театра "Габима". Вот теперь, в середине ноября, актриса вновь была в Израиле, но с другим спектаклем, антрепризным - комедией «Карнавальная Ночь, или Привет, Маньяк!». Да, общее в этих совершенно разных постановках - трагедии и комедии - была сама Юлия Рутберг и её любовь к театру, её талант!
На "Медею" ходила моя внучка Анита, студентка театрального училища в Тель-Авиве. А на второй спектакль попала я - в Хайфе. Это спектакль по пьесе известного и в Москве, и в Израиле драматурга Ганны Слуцки (Ganna Oganesyan).
События в спектакле разворачиваются во времена немого кино. Герои – режиссер и актриса, выходцы из России, живут в Париже, в Венецию прибыли на кинофестиваль. Они оба счастливы и успешны, их ждет европейское турне. Неожиданно к ним в номер врывается молодой человек, который ломает всю идиллию, - он уже давно преследует актрису. Его пытаются выгнать, но тут начинается наводнение (действие ведь в Венеции!), герои в панике, и тут начинают раскрываться тайны их прошлого. Так начинается спектакль, сюжет его очень динамичен, разворачивается лихо и очень неожиданно...
Спектакли, как стихи, приходят в свой срок: бессмысленно подгонять или притормаживать. 130-летие Ахматовой отмечали в июне. Центром праздника, стал, разумеется, знаменитый Фонтанный дом в Петербурге. Вот тогда-то у актрисы Юлии Рутберг и родилась идея сделать программу, посвященную Анне Андреевне. Однако то, что задумывалось как поэтический вечер, в итоге вылилось в яркий моноспектакль, со своей драматургией, интригой и сверхзадачей.
В поэзии особенно важна мера доверия к автору, наше личное отношение к нему. Рутберг виртуозно выстраивает диалог не только между актрисой и залом, но между каждым зрителем и Ахматовой. Этот многосторонний «контакт на высшем уровне» позволяет стереть с поэта патину времени и вместо бронзового монумента, в какой мы привычно превращаем классиков, увидеть живого человека, который любил, страдал и ненавидел так же, как все на этой земле. «13 вопросов к Ахматовой» играются в камерном пространстве в Арт-кафе Театра Вахтангова. После премьеры «Культура» встретилась с актрисой, чтобы поговорить и о высокой поэзии, и о прозе жизни.
культура: Анна Андреевна уверяла, что после смерти ее душа переселится в рыжих котов. Как раз такой уселся перед Вами, когда Вы читали ее стихи в июне этого года в Фонтанном доме. Неужели с кота и началась нынешняя программа? Рутберг: Я верю в знаки судьбы. На репетиции накануне того концерта вдруг поняла, что меня заносит в менторство, что читаю как лектор, причем Ганнибал. Ощущала себя эдаким путеводителем по жизни Ахматовой, а ничего подобного быть не должно. Как выбраться, не понимала. В голове, словно у Тригорина, ворочалось чугунное ядро, не могла заснуть. Наконец уснула, и мне приснился... Петр Наумович Фоменко, который произнес: «Прислушайся к себе, найди что-то личное, только твое». И когда на следующий день вышла к микрофону, откуда ни возьмись появился рыжий кот. Я посмотрела в его зеленые глаза и поняла — надо делать программу, посвященную Анне Андреевне. Уже можно.
культура: А не страшно ли задавать великим вопросы? Рутберг: Идти к Ахматовой за сермяжной правдой бесполезно: у нее все возведено в поэтический образ. Да, спрашивать Анну Андреевну рискованно. Можно услышать то, к чему совершенно не готов. Мы же от многого закрываемся. Воспринимать собственную персону с иронией способны лишь некоторые. Это, если хотите, жилка эзотерического отношения к жизни. Нечто между гоголевщиной и булгаковщиной. Но кто не рискует... К гадалке или экстрасенсу никогда не пойду. А вот открыть книгу того, кому доверяешь... Это еще в «Щуке» началось: мы разговаривали и с Николаем Васильевичем, и с Михаилом Афанасьевичем, и с Эрнстом Теодором Амадеем, то бишь Гофманом...
культура: Не так давно Вы сыграли роль Ахматовой в сериале об Анне Герман. «13 вопросов» — продолжение «контакта» с Анной Андреевной? Рутберг: Он начался еще в институте, где дипломной работой по художественному слову был «Реквием» и шесть ее стихотворений. Кстати, режиссером нынешней программы стала моя однокурсница Антонина Венедиктова, прекрасный мастер слова, помнившая ту мою студенческую работу. Идея «13 вопросов» принадлежит мне, но в таком деле без режиссера нельзя. Если все тянешь сама, уровень субъективизма зашкаливает. Музыку подбирал Алеша Воронков, совершенно потрясающий партнер, умеющий продолжить разговор не словами, но сочинениями композиторов, которые были близки Анне Андреевне. По этой же причине и вопросы ей задавала не я, а мои друзья, люди моего поколения. Все имеют отношение к театру, работают в разных жанрах. Они и помогли понять, о чем идет сегодня диалог с Ахматовой.
культура: Он возможен? Рутберг: А зачем мы открываем том стихов? Чтобы задать вопрос и получить ответ. А иногда она сама задает вопрос, чтобы именно ты на него ответил. Вот такой энергообмен, возникающий, если не относиться к Ахматовой как к памятнику. В стихах великих прорвалась душа и мысль — поэтому время выбрало их и сохранило. Стихи — сухой остаток их жизни. А Анна Андреевна прожила огромную жизнь не только по количеству отпущенных ей лет, но по интенсивности перемен, свидетелем которых она была. От постановления о журналах «Звезда» и «Ленинград» и полного забвения до повального поклонения и прижизненного мирового признания.
культура: Чем дальше Вы уводите нас за собой по лабиринтам ее лирики и трагичной судьбы, тем сильнее ощущение света и воздуха, даже легкости. Парадокс? Рутберг: Когда я только начинала репетировать, все выглядело совершенно иначе — было сложным и важным, не дай бог что-то упустить. Но так нельзя, без воздуха задохнусь и я, и зрители. Это победа — найти и легкость, и юмор. Ахматова рано сформировалась как поэт. От некоторых вещей в ее стихах становится страшно: «муж в могиле, сын в тюрьме». Она себе программировала эти трагедии, была не только летописцем, но и «модератором» своей жизни. Мы есть то, что мы говорим, мысль материальна. Между прочим, мой подход к ее поэзии разделяют не все. Кто-то недоумевает, как я смею так читать Ахматову! Что ж, это хорошо. Терпеть не могу, когда все хвалят. Существует авторское прочтение Аллы Демидовой, Светланы Крючковой, других замечательных мастеров. Но я — другой человек. И хочу, чтобы узнали мой голос и поверили ему.
культура: Вы назвали Ахматову иконой стиля. Что вкладываете в это определение? Рутберг: Для меня икона стиля — не образец для копирования, не повод выщипать брови «под Целиковскую» или сделать прическу как у Греты Гарбо. Это возможность не только в жизни, но в работе опереться, помимо визуального образа, на внутреннее содержание. Коко Шанель, Лайза Миннелли, Инна Михайловна Чурикова, Алиса Бруновна Фрейндлих, Марина Мстиславовна Неёлова — вот мои иконы стиля.
культура: Интерес к поэзии вроде бы возвращается, но пальму первенства держит рэп, а в адрес классики молодые привычно бросают: «Слишком сложно». Рутберг: Уровень образованности великих поэтов просто зашкаливает с современной точки зрения. У той же Анны Андреевны масса вещей, которые для сегодняшнего поколения — тайна за семью печатями. Они слов некоторых не понимают. Тот язык, который Пушкин отшлифовал до состояния бриллианта и подарил нам, начинает уходить в песок. Недопустимо утратить то, что значимо для нации. Когда произношу «И мы сохраним тебя, русская речь, / Великое русское слово», понимаю, о чем это — у меня внуки растут. Однако, судя по всему, скоро мы будем говорить как Эллочка-людоедка.
культура: Почему это происходит? Рутберг: Мне кажется, из мира уходит тишина — самая гениальная музыка. Человеку страшно остановиться и прислушаться к самому себе, интуитивно он чувствует, что в этой бесконечной суете перестает существовать как личность. Написала же Ахматова: «И по собственному дому / Я иду, как по чужому, / И меня боятся зеркала. / Что в них, Боже, Боже! — / На меня похоже... / Разве я такой была?» Люди почти не вглядываются в самих себя. Зеркало нужно, чтобы галстук поправить или накраситься, а не для самоидентификации.
культура: «13 вопросов» — не единственная авторская программа в Вашем репертуаре. Подобный формат — возможность говорить со зрителем о том, что важно лично Вам? Рутберг: Отчасти. Я не прикидываю заранее, кто будет моей публикой. В Америке любимая аудитория — Силиконовая долина, Пало-Альто. Залы полны и в Сан-Франциско, и в Бостоне. На «Кабаре «Бродячая собака» приходят и мои сверстники, и молодые зрители, которым, наверное, нужно разобраться, как жили и что любили их родители. Я играла эту программу для двадцати человек в музее забытых вещей в Пензе и для тысячи двухсот в Тюмени. Недавно выступала с ней в Екатеринбурге по случаю Дня учителя. В зале — сплошные виновники торжества. Лица — профессионально суровы и непреклонны. И я бросаю: «Никогда не думала, что мне предстоит сегодня сдавать ЕГЭ!» В конце вечера зал понимающе улыбался и аплодировал. Все-таки утянула их на свою территорию.
культура: Вы — хулиганка? Рутберг: Еще какая! Это в социуме я человек шаткого равновесия, но на сцене... Просыпается азарт. Особенно если случается какая-нибудь накладка — слишком громко звонит телефон, взрывается фонарь. Вот тут расцветаю. Мой приятель называет меня актрисой военных действий: «Тебе надо играть на передовой под артобстрелом!»
культура: То есть, если зал «не поддается», Вы только рады? Рутберг: Публику можно завоевать даже за минуту до финала. Хотя, конечно, бывает, она и вовсе не дается. Зрители присоединяются к тебе «островками» — один, второй, третий, пока не образуется сплошное поле. Со сцены все видно. Приятно думать: жив курилка! Но важнее другое — понимаешь, что людям это действительно нужно. Особенно когда подходят подростки с просьбой продиктовать названия стихотворений, хотят сами прочесть. Это, простите за высокопарность, просветительство. Никогда не поздно сделать человеку прививку подлинной культуры, увлечь на территорию театра, поэзии, музыки.
культура: Полагаете, поединок с компьютером и цифровой реальностью можно выиграть? Рутберг: Не надо превращать это в сражение. Достаточно показать ребенку: существует немало увлекательного и за пределами экрана монитора. В Музыкальном театре имени Станиславского и Немировича-Данченко, который возглавляет Александр Титель, мы с Феликсом Коробовым сделали программу для детей, объединив симфоническую сказку Прокофьева «Петя и Волк» и фантазию Сен-Санса «Карнавал животных». Рассказываем ребятам об оркестре, о музыкальных инструментах, помогаем слушать и понимать музыку. Стараемся, чтобы они не боялись фантазировать, высказывать свои мысли. А в конце устраиваем танцы... под симфонический оркестр. Они носятся по залу и орут от счастья.
культура: В среде людей искусства с завидным постоянством вспыхивают горячие споры о свободе. Творческому человеку необходима «свобода для» или «свобода от»? Рутберг: Свобода от — эгоистична, для — прагматична. Вопрос не в «для» и «от», а в ответственности: готов человек отвечать за последствия пользования предоставленной ему свободой. Описанная Дмитрием Приговым «Свобода без конца / Без выхода, без входа / Без матери-отца» ни к чему хорошему не приводит, что и показала наша недавняя история. Свободный человек держит ответ за каждое слово, поступок, за проживаемую жизнь.
культура: Актерская профессия очень затратна. Чтобы каждый вечер выдавать эмоции, надо пополнять внутренние запасы. Как? Рутберг: Стараюсь по максимуму загружать себя не связанными со сценой вещами. Из недавних потрясений — выставки Мунка и Репина. Я жадна до впечатлений. Они откладываются в какой-то заветный саквояжик и потом всплывают в нужный момент. Эмоции необходимы душе, как вода — телу. Люди-сухари опасны для человечества — они лишают эмоций и себя, и окружающих. Мир для них всего лишь набор стандартных функций. Все, что вне привычного, предсказуемого, они просто не воспринимают. Бездна чувств им, увы, неведома.
культура: Мы живем в мире страшилок. Нас пугают политики и блогеры, ученые и «гражданские активисты», соцсети, пресса, телевидение: со всех сторон несутся крики: «Мир погибает!» Куда идти за надеждой, помимо храма? Рутберг: В театр! Он должен давать надежду. И обязательно загружать мозги. Театр — не официант «чего изволите», выполняющий любую прихоть клиента, пришедшего нескучно скоротать вечерок. Умение работать головой, делать выводы из увиденного и услышанного, позволяет не впадать в уныние или панику.
http://www.teatral-online.ru/news/26453/ Юлия Рутберг: «Еду на дачу читать Рабле» «Советую не унывать и соскучиться по театру!» Мария Михайлова | Фото: Анатолий Морковкин март 2020
Актриса Театра им. Вахтангова Юлия Рутберг рассказала «Театралу» о том, как она проводит время в период карантина и дала несколько мудрых советов своим зрителям.
- Я отношусь к этой паузе в работе как к возможности почитать, посмотреть хорошее кино, побыть с семьей и как-то немножко «выдохнуть». В данный момент я как раз подъезжаю к даче. Буду ходить в лес и наслаждаться пришедшей весной.
А еще должна «отдать долг» своему папе, потому что три раза начинала читать одну из его любимых книг - «Гаргантюа и Пантагрюэль», но так ни разу не дочитала до конца. Так что приеду на дачу и буду читать Рабле.
Я накупила целую сумку книг, которые мне нужно прочесть! Собираюсь возвращать себе свои собственные творческие долги. Потому что при моем обычном графике не очень успеваешь читать книги и смотреть хорошее кино. Я многое посмотрела из оскароносной линейки, но не всё, и не видела много новых европейских картин, а мне кажется, что надо ориентироваться в том, что происходит с твоими коллегами по всему миру. Поэтому подключим на даче Netflix и Avi и будем смотреть прекрасные фильмы.
Нашим дорогим зрителям я советую не унывать и соскучиться по театру! Представляю, с какой радостью мы кинемся друг другу в объятия, когда наконец театры всплывут после этого дайвинга. Я надеюсь, что мы все всплывем без кессонной болезни, и не будет никаких других вариантов, кроме как: вам - срочно бежать в зрительный зал, а нам, актерам, – на сцену, и с большим удовольствием доиграть этот сезон, тем более что следующий сезон у нашего театра юбилейный!
У нас удивительная страна – никогда не бывает золотой середины: люди либо перегружены до умопомрачения и еле ползают, либо, когда у них все отобрали и сказали: «Отдыхайте!», они кричат: «Нет, мы хотим работать!»
Мне кажется, что сейчас всем надо найти золотую середину, успокоиться, сварить вкусный супчик или макароны с тушенкой, которые все купили. Это же такая вкуснота, это же воспоминания детства!
Дай всем бог насмотреться на своих родных и любимых, посмотреть хорошее кино и поправить свое IQ, чтобы по-прежнему быть интеллигентными людьми и интересными собеседниками.
А еще очень важно выспаться! Конечно, отдых – очень непривычное для меня состояние, но попробую адаптироваться.
2019-й объявлен в России Годом театра. Это одно из древнейших видов искусств – на протяжении многих веков формируют его мастера, режиссеры и артисты. В их числе и Юлия Рутберг – народная артистка театра имени Вахтангова. Она родилась в 1965 году в театральной семье, ее родные также работали преподавателями. Какую роль еще не сыграла народная артистка, как нужно поднимать театр и почему актриса не любит сниматься в сериалах – обо всем этом Юлия Рутберг рассказала в эксклюзивном интервью «ФедералПресс».
«Мне не нравится сериальное движение»
Юлия Ильинична, мы знаем, что вы посетили Екатеринбург, чтобы поздравить учителей, а в вашей жизни какую роль играют педагоги?
—В моей жизни очень много учителей. Это такая генетическая предрасположенность искать учителей по жизни, потому что в нашей семье все учителя. Мама учитель музыки, бабушка преподавала народный танец, дедушка – классический танец, а потом бальный. Другой дедушка в институте машиностроения преподавал, другая бабушка былаполиглоткойи преподавала языки. Учитель – это вообще какое-то совершенно поразительное звание, принадлежность, это не профессия. Учителем не может быть каждый человек, не потому что он плохой или хороший – это дар божий, как быть артистом или врачом. Учитель – это человек, который направляет душу маленького ребенка, отрока во вселенной, уже повзрослевшего человека. Если человек перестает учиться по жизни, то все – он начинает входить в сезон стагнации. Для меня есть учителя, которые даже не знают, что таковыми являются. Например, ЛайзаМинелли,БарбраСтрейзенд,МэрилСтрип, АлисаБруновнаФрейндлих знает, Инна Михайловна Чурикова знает, Фаина Георгиевна Раневская, к сожалению, не знает. Есть люди, которые тебя сопровождают по жизни, воспитывают, а есть те, у которых ты перенимаешь умения – это тоже учеба.
Вы сегодня одна из самых востребованных актрис театра и кино. Только в театре Вахтангова, если не ошибаюсь, вы участвуете в пяти спектаклях? Как вы все успеваете и как вам удается совмещать роли? Какой любимый спектакль?
—У меня все спектакли любимые, у меня какой-то сейчас счастливый период – совершенно разные роли. У меня так по жизни и было устремление. Я играю на новой сцене Медею в постановке МихаилаЦитриняка. Мы сыграли 194 спектакля, и 27 декабря у на будет 200-й. Кстати, мы были у вас с «Медеей» в Екатеринбурге. Спектакль о Саре Бернар, который тоже поставил Михаил Григорьевич, 154 раза был показан спектакль, тоже его показывали у вас в Екатеринбурге в рамках театра Вахтангова – большая и малая форма. Мы совсем недавно были со спектаклем «Улыбнись нам, Господи», где я играю козу. Мы даже не ожидали, что будет такой фурор сумасшедший у этого спектакля. Все же это библейская тема, и не развлекательная. Очень было здорово. Екатеринбург – такой избалованный город, у вас много кто бывает. И еще у меня есть зона арт-кафе – там у меня литературная программа «Бродячая собака», у меня есть «Вся эта суета» – это музыкальная программа, и 3 декабря у меня премьера в арт-кафе, правда потом я это много где играю, фактически по всему земному шару, это «13 вопросов к Ахаматовой».
Кино, где мы можем вас увидеть в ближайшее время?
—В кино… Проект, который мы сделали прошлым летом с Сашей Цекало, я даже не понимаю, где он. К сожалению. Сегодня ты можешь сняться, и это появится завтра, а можешь сняться, и это появится через 10 лет. Я не понимаю логики выпуска материалов. Честно говоря, я стала сниматься меньше, мне не очень нравится сериальное движение, я не очень понимаю, зачем это людям. У меня есть возможность, и я очень много езжу. Сейчас я приехала к вам, потом у меня Петербург, Рязань, Когалым, Магнитогорск, Челябинск, Иркутск, Академгородок физиков под Вильнюсом – это ближайшее, что я помню. Это прекрасно, когда ты выходишь на сцену, ты должен обязательно что-то позиционировать своему зрителю, на чем-то настаивать. Все мои программы, с которыми я езжу, они все авторские, и там вместе с актерскими моими проявлениями есть еще и человеческие, это тот редчайший жанр, где это можно совместить.
С кем из режиссеров хотели бы поработать? Может быть, иностранных? С кем из коллег-артистов – тоже, может быть, иностранных?
—На самом деле, есть молодые ребята интересные. Прежде всего мне хочется получить такой сценарий, чтобы мы если разговаривали с режиссером, то у нас был бы предметный разговор. Сценарий как литература, это даже не 50 и не 70 %,наверное даже больше. Дальше режиссер меня должен заманить на эту территорию, рассказать, что мы хотим показать людям, потому что кинематограф – это мощнейшая сила. Я уговаривала себя лечь спать пораньше, но не смогла и посмотрела две серии «Ликвидации». Да, это сериал, но поразительно, какие актерские работы, даже самые маленькие. Мне кажется, что после «17 мгновений весны» Сереже Урсуляку удалось присоединиться к такому качеству сериала, когда это фактически фильм. Недавно еще посмотрела «Легенду № 17» и получила огромное удовольствие и от того, как играют. Коля Лебедев такой молодец, я его знала, когда он только начинал, он же абсолютный ботаник, такой человек, и вдруг из этого мальчика – такая мощь, понимание и темпоритмы, актерские работы. Если режиссер разрабатывает и предлагает, не могу сказать, с кем я хотела бы поработать. Я не говорю таких вещей, потому что я не люблю напрашиваться. Наверху есть какая-то своя божественная режиссура, и она касается в том числе меня.
«Год театра стал возможностью привлечь внимание»
2019 год был объявлен Годом театра. Как вы можете оценить, как он прошел в нашей стране? Что удалось, что не очень?
—Не знаю, как завершится Год театра. Я ездила с Ольгой Голодец во Владикавказ, мы летали туда вместе с Гергиевым, там был его третий фестиваль. А он почетный гражданин, для него Владикавказ не перестал быть малой родиной и единственной, хотя он человек мира. Был потрясающий концерт Мариинского оркестра и детей, гениальных детей, которых он отобрал в возрасте от 9 до 14 лет, которые играли на разных инструментах, это было что-то несусветное. Сам маэстро сидел в зале, и у него увлажнялись глаза. Когда он вышел на сцену, он их своими огромными руками обнял, он очень много делает для Владикавказа. Для меня эта поездка была, поскольку там дом Вахтангова, гимназия Вахтангова, где он учился, памятник, и мы даже в гимназии лезгинку танцевали, под проливным дождем цветы возложили к памятнику. Помимо того, что Год театра и наш театр Вахтангова такой сильный, и всегда носил его имя, и прославляет его каждый день, еще и столетие нашего театра – хотелось поклониться ему, и все это удалось.
На ваш взгляд, насколько активно включились регионы в Год театра? Как-то отслеживали или, может быть, отмечали для себя какие-то особенности?
—«Год театра» стал возможностью привлечь внимание. Есть сильные театры, есть и слабые. Есть театры, которые занимаются творчеством, а есть театры, которые скулят и ноют. Мне кажется, Год театра соединил усилия и привлек внимание к тому, что происходит в театральном процессе по стране. Когда мы были во Владикавказе, там был ингуши, кабардинцы, балкарцы, там была огромная диаспора театров, маленькие кусочки спектаклей они играли на национальном и русском языках. На мой взгляд, театр – единственный миротворец, люди говорят на разных языках, молятся разным богам, но именно театр заставляет плакать и смеяться на одни и те же темы. Когда дело касается театров и артистов, когда вообще представить невозможно, что кто-то из этих людей стоит по разные стороны баррикад и что, возможно, у кого-то из этих людей оружие. Театр – это люди в костюмах, все поют, все танцуют, и люди испытывают эмоциональное впечатление друг от друга. Они в этот момент не думают, кто какой национальности. Мне кажется, культура – тот последний сдерживающий рычаг, чтобы нашу планету не разорвало.
Как вы считаете, как именно в регионах должна быть выстроена культурная политика? Как, например, власть, общественность должна заниматься популяризацией культурных проектов?
—С одной стороны, конечно, нужна помощь от государства и деньги должны выдаваться. Не могут голодать артисты, они тогда будут уличными артистами. Но при этом в театрах должны быть люди. Мы сталкиваемся с тем, что сейчас фактически захлопываются врата шестидесятников. Шестидесятники – это огромный режиссерский театр, это актеры-личности – штучные, коллекционные. Каждый театр, если мы берем Товстоногова, то это Русский музей, если брали Марка Захарова – это Пушкинский музей. У этих театров есть школы, есть мастера. Сейчас мы очень встревожены тем, что большие корабли, не говоря уже о малых, теряют капитанов, теряют адмиралов. Именно они определяли не только политику театра, они определяли мысль и то, куда, в какой жанр театр приглашает. У Марка Анатольевича это был театр-фейерверк, фантасмагория, у Товстоногова каких жанров только не было, но у него преобладал социалистический реализм. Сейчас жив Додин, у которого тоже много разных жанров. Вахтанговский театр – это нафантазированный реализм, но пьесы, авторы. Многое зависит от педагогов и режиссеров, актеров должны воспитывать личности, которым есть что передавать, актеров должны воспитывать беговые лошади, потому что актерская профессия – она не теоретическая, а практическая. Режиссеров должны воспитывать мастера. Мне кажется, что если мы немного перекроем кислород дилетантизму, тогда, может быть, появятся гораздо более значимые фигуры. Я думаю, что театр эпохи модернизма и постмодернизма – он уже всех достал.
На ваш взгляд, как можно привлечь молодежь в культуру? Речь идет не о том, чтобы все молодые люди повально пошли в театральные студии. Как заинтересовать молодежь в театре и привлечь их туда в качестве зрителей?
–А это вы сами должны делать. Пойдите, отсмотрите спектакли и поведите на хороший подрастающее поколение. Если вы заплакали или засмеялись в зале, вы понимаете, что в этом есть культурный уровень, что это хорошие авторы. Вы знаете, например, что приезжает театр Вахтангова ,– купите билет и отведите туда своих близких из молодой возрастной категории. Только покажите хороший театр: если покажете белиберду, то, конечно, молодежь не захочет идти в театр.
1 мая в российских кинотеатрах состоялась премьера анимационного фильма “Суворов: Великое путешествие”. Мультфильм рассказывает о полководце и простом юноше, ставшем свидетелем знаменитого Швейцарского похода. Ко всему прочему сюжет включает множество интересных, забавных персонажей с их историями и характерами. Озвучившая одну из главных героинь актриса Юлия Рутберг поделилась воспоминаниями о работе над проектом.
О храбрых духом слагаем легенды
Итак, простой парень Гриша обманным путем под видом графа присоединяется к армии Суворова. Впереди ждет поход, который должен закончиться победой. Здесь конюх Гриша воочию увидит всю мощь и отвагу храбрых солдат, а заодно встретится с главным антагонистом Францом фон Вейротером. Он попытается “взять” Гришу шантажом в обмен на молчание о том, что никакой он вовсе не граф, а следовательно, не должен находиться здесь. Но Гриша быстро сообразит, кому можно верить, а кого следует опасаться, и поможет знаменитому полководцу выполнить свою миссию. А заодно узнает, что настоящим героем может стать любой человек, если в его сердце живет любовь.
Детям об истории
Анимационная картина рассчитана на детскую аудиторию, но и взрослые с удовольствием вспомнят страницы прошлого. По словам создателей, в основу сюжета легли реальные факты вековой давности. К пересказу событий добавилось современное визуальное 3D-исполнение. Как отметили представители “Союзмультфильма” (именно наша отечественная кинокомпания является создателем этого мультфильма), главным героем не стоит считать только знаменитого полководца: “Гриша и Суворов представлены как две противоположности: умудренный жизнью и опытом и простодушный, но отважный юнец. Мы постарались сделать сюжет интригующим, а героев – яркими и запоминающимися. Кроме того, музыкальная составляющая будет приятным дополнением”
Экранные герои
“Суворов” может похвастаться плеядой отечественных звезд, принявших участие в озвучке. Так, голос полководцу подарил Константин Хабенский, а Антон Макарский озвучил Гришу. Главным антагонистом стал Филипп Киркоров. Еще одна заметная роль – графиня Владыкина. Юлия Рутберг рассказала о ней следующее: “Это властная женщина, принимающая решения за себя и сына. Именно она, спасая сына, отправляет на фронт вместо него местного конюха. Разве не прекрасно озвучивать не просто женщину, а настоящую графиню?” По признанию Рутберг, согласиться озвучить Владыкину помогла… фамилия ее мамы – Суворова. “Данного факта вполне достаточно для моего участия в проекте”, – признается актриса.
Необычный образ
Графиня Владыкина – интересный человек со своими особенностями, а возвращение в прошлую эпоху словно сдвиг по времени, уверена Юлия Рутберг, который отражается в совершенно другой манере разговаривать, жестах, интонациях. “В каких-то моментах русский язык не кажется таким привычным, – рассказывает Юлия. – Что касается моего персонажа, я не считаю Владыкину отрицательной личностью. Мне симпатизирует ее постоянная и порой чрезмерная забота о сыне. Да и потом ничего такого криминального она не делает – в ее персонаже тоже много юмора, отчего на экране она воспринимается легко”. Актриса добавила, что была рада присоединиться к актерскому составу “Суворова” и уверена, что мультфильм удался на славу.
Отправлено: 05.09.22 15:09. Заголовок: Театрал 8 Июля 2022 ..
Театрал 8 Июля 2022 13:00 ЮЛИЯ РУТБЕРГ: «УМЕТЬ ТАК ЖИТЬ, ЧТОБЫ ВСЕ УСПЕВАТЬ»
8 июля отмечает день рождения актриса Театра им. Вахтангова Юлия Рутберг. «Театрал» решил в этот день опубликовать главу из книги «Мамы замечательных детей», в которой Юлия рассказала нам о своей маме.
Моя мама родилась в 1938 году и в детстве испытала все тяготы войны. Семья не уезжала в эвакуацию, все мужчины были на фронте, а женщины — в Москве. Помнит и бомбежки, когда приходилось прятаться в подвалах и метро, и неустроенность быта, и жуткий вой сирен, и дикое скопление людей, колонны пленных немцев, которых вели по Русаковской улице, — все это в течение четырех лет сопровождало маленькое существо. Поэтому маме известно, что такое тяжелая жизнь и что такое голод, когда жмых из подсолнечника и картофельные очистки кажутся настоящим лакомством. Но никогда из этого не делалось проблемы. Мамина бабушка Лидия Ивановна потрясающе шила, и во время войны она обшивала жен военачальников, чем и спасала от голода детей. А их было пятеро — моя мама и еще дети бабушкиной сестры Марии, спортсменки, которая вынуждена была корчевать пни и топить ими печь, чтобы малыши не замерзли. А мамина мама (бабушка Лена) ездила с фронтовыми концертными бригадами на передовую под обстрелом немцев. И выступала перед бойцами на сцене, сооруженной на грузовике. Удивительно, но они все успевали делать. Мне кажется, что это вообще черта нашей семьи — уметь так жить, чтобы все успевать.
В 1960-е годы Илья Рутберг был одним из руководителей студии «Наш дом». И так случилось, что сразу две девушки у них в коллективе ушли в декрет, и надо было срочно найти замену. А поскольку требовались хорошие вокальные данные, музыкальный руководитель студии предложил пригласить девчонок из Гнесинки, где мама в то время училась на дирижерско-хоровом отделении и пела в квартете. Таким образом мама попала в студию «Наш дом», и с этого началась история их знакомства. Студия стала основой всего нашего бытия, и круг друзей, который образовался тогда, всю жизнь сопровождает мою маму и по наследству от родителей передался и мне.
Родители очень нежно относились друг к другу. Папа называл маму ласково Васенька, Васюля, Василёк. Почему именно Вася, не знаю, но звучало это трогательно. Мама всегда оберегала папу и, когда он заболел, всеми силами старалась скрасить последние годы его жизни. У нас есть дача в Красных Холмах, и последние шесть лет папа провел именно там. Он называл это место раем, говорил: — Это мой Куинджи, это мой Левитан.
Мама постоянно была рядом с ним и делала все для того, чтобы продлить ему жизнь, облегчить и сделать максимум для того, чтобы эти тяжелые дни были не черно-белыми, а хоть капельку цветными. Она проявила какое-то невероятное мужество. Бывают люди, которые кликушествуют о своей вере, о том, какие они праведные христиане, а мама является глубоко верующим человеком, но это не подчеркивает. Она никогда в жизни ничего за это не требовала, никогда ни на что не роптала. Мама сама по себе жизнелюб и умеет создать вокруг себя такую питательную среду, что любое несчастье, горесть, какая-то проблема — все становится решаемым. Вася всегда радуется нашим победам, премьерам. Всегда вроде бы стоит в тени, но мы понимаем, что ничего бы этого не было ни у папы, ни у меня, ни у Гриши, если бы не было рядом мамы. Даже правнук зовет прабабушку Васей.
Считается, что у нас еврейская семья, но мы всегда говорили, что глава нашей еврейской семьи — русская женщина, чуткая, заботливая, всех приветит, накормит, со всеми найдет общий язык.
Мама — это то древо жизни, на котором ветки и побеги — это мы, ее дети, внуки, правнуки.
Мамина жизнь, наверное, могла бы сложиться совершенно по-другому и она стала бы выдающейся пианисткой. Но, когда родилась я, ей пришлось оставить концертную деятельность и стать учительницей музыки. И она нашла себя в педагогике. Ученики ее обожали. Потому что она терпеть не могла, когда из детей делали профессионалов, а считала, что прежде всего надо в жизнь ребенка привнести такое понятие, как музыка, как звуки. Когда в человеке развит музыкальный слух, он по-другому воспринимает жизнь и вообще все, что связано с искусством. Музыка развивает индивидуальность. И мама брала детей, от которых отказывались другие педагоги, и развивала у них музыкальный слух. Однажды в Париже ко мне подошла девушка и попросила передать подарок Ирине Николаевне, сказав, что она ученица моей мамы. И в Бостоне после спектакля ко мне в гримерку пришла девушка, которая сказала: — Я знаю, что вы дочь Ирины Николаевны. Будьте добры, передайте ей, пожалуйста, небольшой сувенир.
Это очень приятно — знать, что твою маму любят и уважают, казалось бы, чужие люди.
Поскольку мама всегда преподавала музыку, я тоже училась сначала в Школе им. Мясковского, а потом поступила в Гнесинку. Но получилось так, что Гнесинка стала меня сильно напрягать, поскольку я все больше тяготела к театру. И однажды, чтобы не ходить на занятия, я сказала своей учительнице, что мне удалили аппендицит, а родителям — что аппендицит удалили моей учительнице. Пропустила месяц и в музыкальную школу уже не вернулась, но зато поступила в театральную студию. Мама была ужасно расстроена, сказала: — Доченька, у меня была мечта, чтобы я сидела в первом ряду, а ты в черном красивом платье была на сцене и играла на фортепиано.
И вот проходит много лет, идет мой вечер, мама с папой сидят в первом ряду, а я в черном костюме на сцене рассказываю, пою. Потом сказала: — Мама, ну вот видишь, твоя мечта сбылась.
Села за рояль и сыграла в четыре руки вместе с музыкантом, который мне аккомпанировал. Для мамы это был, конечно, шок.
Вообще, как зритель мама — это что-то невозможно трогательное. Она может прорыдать весь спектакль, поэтому смотрит одну и ту же вещь по нескольку раз, чтобы наконец-то все понять. Например, «Медею» она посмотрела 38 раз, ссылаясь на то, что быть дома в то время, как я на сцене, ей гораздо труднее. — Мне легче быть рядом, и переживать вместе с тобой, — говорит она.
А ведь быть зрителем, помогать своим присутствием актерам — это тоже работа. И мама от нее не устает, хотя следит за происходящим очень эмоционально. Для нее важно, как развивается спектакль. А для меня ценно ее присутствие — без мамы и спектакль получается не таким, как хотелось бы.
Вообще умение полноценно жить своей жизнью и одновременно жизнью детей — это удивительное качество. Мама всегда рядом, но в то же время позволяла мне проживать собственную жизнь. И вот это ощущение, когда тебе позволено совершить собственный поступок, не упрекают, если что-то не получилось, а поддерживают, очень помогает в жизни, делает тебя сильнее. Мне повезло, что в моей жизни мама всегда рядом со мной. Потому что, когда рядом мама, ты теряешь панический страх, который иногда обуревает человека, всегда находишь выход из, казалось бы, безвыходного положения. У нее своя философия воспитания, и я стараюсь следовать ей, точно так же отношусь к своему сыну, к его семье и к внукам.
Чем взрослее я становлюсь, тем больше у нас с мамой появляется общих качеств. Мама — дочка, и я — дочка. Мама — жена, я — жена. Мама — мама, и я — мама. А теперь мы с ней обе еще и бабушки.
И мне кажется, что слово «мама» какое-то магическое. Когда маленький ребенок в минуты отчаяния или боли говорит «мама», он просит о помощи, посылает сигнал SOS. Возможность сказать «мама» в середине жизни — это понимание, что ты все-таки пока еще ребенок, твоя жизнь продолжается и у тебя многое еще впереди. А на сегодняшнем этапе для меня возможность сказать «мама» — это как мольба напрямую куда-то вверх. Мольба о том, чтобы как можно дольше быть вместе, как можно дольше хватило сил и, чтобы мама была здорова.
Если б я могла сама себе позавидовать в чем-то, то это прежде всего в том, какая у меня семья. Потому что семья — это основа всего. А дальше все развивается, прилагается, меняется или, наоборот, сохраняется. Очень важны корни. Не зря же говорят: все мы родом из детства. Потому что уровень культуры развивается с детства. Я родилась в очень культурной, образованной семье, где слово «семья» действительно составлялось из семи Я. И важные вопросы по обеспечению жизнедеятельности в нашей семье всегда решала мама. Она содержала дом в чистоте и порядке, обладая фантастическим талантом дизайна и планировки. Раньше мама ужасно любила переставлять мебель, потому что ей хотелось каких-то перемен.
Сейчас у нее уже не так много сил и она в меньшей степени увлекается этим, но все равно постоянно что-то придумывает. Творит (а творец она невероятный) и, обладая безупречным вкусом, всегда знает, что нужно купить, как нужно обставить, продумывая все детали. У папы тоже был художественный вкус, но не было времени этим заниматься. А мы с мамой постоянно в творческом поиске и успеваем сделать много прекрасных вещей.
Мама всю жизнь была мне прекрасным другом, в философском значении этого слова. Она уникальная мама. А про прабабушку я вообще не говорю. Потому что передать выражение ее лица, когда она видит эти маленькие существа, очень трудно, даже если скомпоновать десять самых позитивных художников одновременно.
О маме можно говорить бесконечно, но для меня самое главное — то, что и в свои 50 лет у меня есть возможность сказать слово «мама». Я считаю, что это Господь мне улыбнулся и продолжает улыбаться.
Дмитрий Кириллов: Юлия Рутберг – обаятельная, пластичная, музыкальная, драматичная, комичная, разная. Она настоящая электростанция, вырабатывающая мегаватты энергии, и эти положительно заряженные частицы проникают в каждого, кто находится в зрительном зале. Рутберг – абсолютно счастливый человек. Она связала свою жизнь с актерской профессией, без которой просто не может дышать, потому что она была рождена для сцены. В ее жилах течет кровь Ильи Рутберга, великого мема двадцатого века. В Рутберг влюбляешься сразу и навсегда. И что ни роль – полное погружение в героиню, буквально до инфаркта, на разрыв. А как иначе? Ведь в ее коллекции такие великие женщины, как Ахматова и Раневская, Коко Шанель, Маргарет Тэтчер и легендарная Медея.
Вчера она была, к примеру, великой Сарой Бернар, а сегодня – шагаловской козочкой, где без единого слова, только на актерской игре, на пантомиме рождается образ счастья. И это счастье мы поймали прямо за сценой во время спектакля.
Юлия Рутберг: Да, я вырвалась со сцены, отыграв начало. Вот перед вами сидит шагаловская коза из спектакля «Улыбнись нам, Господи», да. И мне очень как-то захотелось, я все время прет-а-порте, вот всегда, да? А сейчас есть возможность сделать в костюме моей любимой шагаловской козы, очень любимого мною спектакля, и как-то разнообразить жизнь и вам, дорогие зрители, и себе.
Дмитрий Кириллов: Вообще Юлия Рутберг – это немножко такой джаз, хулиганство. Понятно, что это школа, вахтанговская школа, это классика. Но она классика какая-то все время с каким-то джазовым уклоном.
Юлия Рутберг: Уклоном, да, вот take five.
Дмитрий Кириллов: Вот я думаю, что все это идет, конечно, от Ильи Григорьевича. Потому что он так жил. Не хватает папы?
Юлия Рутберг: Папы не то, что не хватает, а с годами это становится просто, просто… Вот, как будто не хватает кислорода, кессонная болезнь возникает. На Троекуровском кладбище, нас уже знают, а кто не знает, в изумлении. Потому что 30 октября мы…
Дмитрий Кириллов: День памяти.
Юлия Рутберг: Да, день памяти. Мы молчаливы, мы созерцательны, мы, как сказать, на такой другой волне с папой. А 17 мая, в день его рождения, всегда накрываются столы. Пирожки, бутерброды, салаты, дети, друзья, мои друзья, его студенты. И когда все это происходило, вдруг прилетел сокол, который начал кружить, кружить, кружить. И вдруг в какой-то момент завис на месте и вот так вот сделал. И мы все обомлели, потому что мы просто поняли, что это папина душа. Что он здесь, что он с нами.
Дмитрий Кириллов: Все, что связано с именем отца Юлии Рутберг, свято. Актриса бережет память о нем, человеке эпохи Возрождения. Илья Григорьевич Рутберг просто жил не совсем в свое время, и дело его живет. Рутберг становится все более актуален и востребован. В свет выходят его учебники по пантомиме. Планируется возродить экспериментальный курс в ГИТИСе, а, значит, этот древнейший вид искусства с лица земли не исчезнет.
Юлия Рутберг: Мой папа – Леонардо. Я так к нему отношусь, потому что сколько его раз поцеловал Господь, зацеловал. Однажды ночью мы с мамой подумали, что к нам прилетели инопланетяне, потому что какой-то был немыслимый звук. И мы так: папа сидит на кухне и играет на пиле.
Дмитрий Кириллов: Ночью?
Юлия Рутберг: Ночью, уже рассвет, там где-то четыре утра.
Дмитрий Кириллов: Заикой можно остаться.
Юлия Рутберг: И мы с мамой просто были в шоке. А соседи даже не вышли, потому что они так испугались, что происходит какой-то полтергейст. Он был настолько одарен, что вот он подходил к инструменту, не умея играть, и он начинал играть Гершвина. А я импровизировала рядом. Он очень любил. Он брал скрипку и начинал играть. Он взял гитару и настроил ее каким-то образом, потом выяснилось, что он играл, есть такой цыганский лад. И везде, к чему он прилагал руку, он оставил следы. Ну и самое главное, они с мамой оставили меня.
Дмитрий Кириллов: Юлия Рутберг могла же быть Надей Рутберг. Это правда?
Юлия Рутберг: О, это ужас, да. Папа вдруг, я не знаю, что с ним случилось, это самое бездарное, что он сделал в жизни, когда он предложил моей маме назвать меня Надей. Но мама написала: «Илюша, это кирпичное имя». Вот поэтому меня назвали Юлькой, причем это сделал мамин папа. У меня почти месяц не было имени. Ну что такое: у человека…
Дмитрий Кириллов: Рождена в июле.
Юлия Рутберг: Да.
Дмитрий Кириллов: В конце концов.
Юлия Рутберг: Дед и сказал: «А что вы думаете? Родилась в июле, будет Юлька». И вот так меня, получилось, Юлька. А мама сказала: «замечательно». Она говорит:«Да, мне нравится – Юлия Ильинична. Это можно сыграть на скрипке».
Дмитрий Кириллов: В доме Рутбергов собирались все те, кто жил театром: актеры, режиссеры, художники, писатели и композиторы. Для маленькой Юли было абсолютно привычным видеть в доме дядю Марка Розовского, тетю Люсю Петрушевскую, дядю Гену Хазанова, еще совсем молодого, но уже очень популярного. Или импозантного композитора Максима Дунаевского.
Вы же не понимали тогда, что это большие артисты?
Юлия Рутберг: Ну, естественно, я ничего не понимала. Я понимала только одно, что мне с этими людьми, даже в три, в четыре года, было очень интересно. Это были выдающиеся личности. Конечно, степень их образованности, разносторонности, начитанности, свободы, владения словом, юмор, самоирония. А какие они были изобретательные! Что они придумывали! Это был флер, я просто это вдыхала. Знаете, если ребенку с детства читать сказки Пушкина, то эта прививка прекрасного русского языка. А если ребенок вращается и впитывает вот эту жизнь среди очень талантливых людей, которые с тобой полощут горло «Чаттануга Чу-чу», как Филиппенко.
Дмитрий Кириллов: Полощут, почему полощут горло?
Юлия Рутберг: Потому что я отказывалась полоскать горло. Я очень часто болела ангинами.
Дмитрий Кириллов: Так.
Юлия Рутберг: И дядя Саша меня уговорил полоскать горло. Он мне показал так: «А-а-а». И я тут же начала, мне так понравилось, что надо полоскать горло «Чаттануга Чу-чу», это великолепно. Главное, еще лучше полоскается. Вот. А дядя Сенечка Фарада – это было чудо, это был вот такой добрый, такой нежный человек. Никогда не забуду, он знал, что я боюсь темноты. И он откуда-то с гастролей привез мне зеленый ночник с рыбками. И когда я боялась оставаться одна в комнате, когда он мне его включал, рассказывал мне сказку, включал, вот так вот пальчиком делал, и эти рыбки начинали крутиться. И я засыпала, а у меня по потолку и по стенам плавали разные рыбы, огромные, маленькие. И я потом вспомнила эту картинку, когда я первый раз нырнула в Красное море. И вдруг я вспомнила дяди Семину лампу.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 0
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума