http://mir24.tv/news/culture/5508828 15.09.2012 Римас Туминас: в новом сезоне театр Вахтангова хочет улыбнуться Художественный руководитель Московского академического театра имени Евгения Вахтангова рассказал, с чем труппа встречает осень.
Москва, 15 сентября. Московский академический театр имени Евгения Вахтангова распахнул двери для широкого зрителя. За последние несколько лет театр уже приучил публику к тому, что в его стенах постоянно готовится что-то удивительное. Художественный руководитель театра Римас Туминас рассказал корреспондентам МТРК «Мир», с чем труппа встречает новый сезон.
- Что год грядущий нам готовит в театре им. Е.Вахтангова? - Мы решили начать новый сезон с юмора. Прошлый запомнился как серьезный, тяжелый, благородный. У нас было пять премьер, празднование юбилея, теперь хотелось бы улыбнуться. Хотим предложить нашим зрителям спектакль «Обычное дело» по пьесе английского драматурга Рэя Куни, его поставил режиссер Владимир Иванов.
- Вы производите впечатление человека, который не ищет легких путей. Вместе с Ниной Дворжецкой ведете актерско-режиссерский курс в Щукинском училище, организовали свою студию при Вахтанговском театре… - Мало того, я жадный человек! Я вижу много талантливых, прекрасных молодых людей и у меня возникает мысль, что они мне все нужны. Мы, уходящие, зачастую цинично смотрим на молодежь. Я с завистью и гордостью вспоминаю наших корифеев - Яковлев, Этуш, Борисова, Максакова, Лановой, это было сильное поколение. Не хочется выращивать «одиночек», нам нужно такое же талантливое поколение.
- Как же обеспечить их всех работой? Удовлетворить самолюбие каждого? - Надо учиться свободе. Я думаю, что кто-то заинтересуется не только кино, телевидением, но и другими театрами. Если кого-то пригласят на конкретную работу, я буду горд. У нас хороший театр, мы ничего не боимся.
- В прошлом году одной из самых громких премьер столичной театральной жизни стал спектакль Анжелики Холиной «Анна Каренина», спецификой которого является то, что он весь построен на танце, без единого слова. Притом, что это не балет, поскольку в постановке не задействованы профессиональные танцоры, а все партии танцуют драматические артисты. - Меня после этого перестали обвинять в том, что я издеваюсь над русской культурой, литературой. На самом деле мы с глубокой болью, любовью и уважением относимся к русскому наследию…
http://mir24.tv/news/culture/6770110 29.03.2013 Спектакли Театра Вахтангова можно будет смотреть в любой точке Земли Постановки будут транслировать в интернете в режиме онлайн.
Москва, 29 марта. Знаменитый московский Театр имени Вахтангова стал доступнее для мирового зрителя. Практически в любой точке планеты можно посмотреть онлайн-трансляции его спектаклей. Об этом журналистам рассказал руководитель театра Римас Туминас. Сегодня он стал гостем международного пресс-клуба Союза журналистов России.
Туминас получил множество культурных наград и театральных премий как в России, так и у себя на родине – в Литве. На этой неформальной встрече он поделился некоторыми секретами закулисья и рассказал о своих работах. Так, к юбилею театра Туминас собрал прославленных ветеранов вахтанговской труппы и поставил спектакль «Пристань».
http://mir24.tv/news/culture/6919644 20.04.2013 «Золотая маска» предпочла столицам регионы В этом году театральный фестиваль преподнес немало сюрпризов.
Москва, 20 апреля. Прошедший в 19-й раз фестиваль «Золотая маска» доказал, что театр - это искусство, ломающее стереотипы. Триумфаторы прошлых лет - Москва и Петербург - оказались в аутсайдерах, главные театральные награды достались регионам, рассказывает корреспондент «МИР 24» Анна Деркач.
Лучшей оперой назван «Сон в летнюю ночь» театра Станиславского и Немировича-Данченко. «Педофилический перфоманс», как его прозвал депутат Сергей Железняк, прославился на всю Москву еще до премьеры. Благодарить жюри вышел сам директор театра Владимир Урин. «Это очень важная для нас работа. Она вызвала неоднозначную реакцию со стороны нашего государства, целого ряда чиновников. И тем важно, что наши коллеги - профессионалы - профессионально оценили ее по искусству. Спасибо большое», - сказал Урин.
Опера «Война и мир» вопреки ожиданиям не принесла театру Станиславского ни одной награды. Лучший певец - не из исполнителей партий Безухова или Кутузова, а Ильдар Абдразаков из «Сказок Гофмана» Мариинки. Даже тонкая и изящная Наташа Ростова Натальи Петрожицкой уступила маску Медее Надежды Кучер. Она положила первую награду в копилку Пермского театра оперы и балета. На сцене хрупкую Медею захватили чувства, ведь пермский театр увез на родину сразу шесть масок! Две из них у художественного руководителя - дирижера из Греции - Теодора Курентзиса. Жюри оценило его работу и в опере, и в балете. «Первый раз получаю в обеих категориях. И для меня это важно, что именно пермский театр. Я очень счастлив, что периферийный театр побеждает», - радуется дирижер.
Танцуют, по мнению экспертов, лучше всего в Петербурге. Балерина Диана Вишнева озолотила Мариинку сразу двумя масками. Общий язык с жюри она нашла с помощью своих «Диалогов». В лучшем балетном спектакле она сыграла и лучшую женскую роль. «Это был такой пиковый спектакль, и я безумно рада, что его оценили. И просто хочу поблагодарить тех, кто сопереживал, верил, помогал и дал жизнь этому спектаклю», - говорит балерина.
Борьба в номинации «Драма» была действительно драматичной. Знаменитые режиссеры и актеры уступили призы новичкам «Маски». Ярославский спектакль «Без названия» отобрал золото у столичных постановок с громкими именами. Отметило жюри лишь вахтанговцев. Но там считают специальный приз утешительным. «Это же «Золотая маска», она больше похожа на шоу, на театральное шоу, и каждом театр надо дать... и провинции, и здесь», - считает худрук театра Римас Туминас.
Юрий Яковлев, Евгений Миронов, Ирина Пегова и Чулпан Хаматова остались вовсе без наград. Лучшую мужскую и женскую роль в прошлом сезоне сыграли Виталий Кищенко и Роза Хайруллина. Впервые в истории премии жюри отметило и роли второго плана. Бурными овациями зрители встретили победительницу Светлану Немоляеву. «Я очень мало имела в своей жизни наград. Наши лучшие роли, я имею в виду наши лучшие спектакли при Гончарове, когда я была моложе и лучше, кажется, была, они тогда не награждались. Было только одно счастье - иметь возможность их играть», делится Немоляева.
Не волновались только лауреаты в номинации «За вклад в развитие театрального искусства»:Татьяна Доронина, Леонид Броневой, Зинаида Шарко, Александр Белинский, Иван Бобылев и Роберт Стуруа, их имена были известны заранее. Всего по итогам 19-го фестиваля начинающим и заслуженным артистам вручили 33 золотых маски. «Если они воспринимают это как такой аванс или такое поощрение, которое заставляет их работать еще больше - тогда «Маска» полезна. Если они ее вешают на стенку, смотрят на нее беспрерывно и говорят себе: «Как хорошо, что у меня есть «Маска», то она никому не нужна», - говорит председатель жюри Валерий Фокин.
Удержать сложнее, чем получить. Высшая театральная награда, по мнению жюри, должна стать для обладателей новой точкой отсчета. Придумывать новые идеи, образы, в общем, и дальше совершенствоваться. Ведь, как сказал классик, театру, который достиг совершенства, уже ничто не может помочь.
респект
администратор
Сообщение: 9334
Зарегистрирован: 12.09.10
Отправлено: 19.10.13 15:07. Заголовок: 17 апреля 2013 Один..
17 апреля 2013 Один раз увидеть
Увидеть своими глазами XIX Церемонию вручения Национальной театральной Премии «Золотая Маска» можно будет только 20 апреля на телеканале «Культура». А пока события и герои вчерашнего вечера - в фотография Дмитрия Дубинского и Геннадия Авраменко.
Номинанты Премии художник Сергей Бархин и режиссер Римас Туминас Фотограф Дмитрий Дубинский
Вахтанговцы. Спецпремия Жюри драматического театра коллективу спектакля «Пристань» Фотограф Дмитрий Дубинский
http://www.1tv.ru/news/world/65184 01 июня 2007 Римас Туминас стал новым художественным руководителем театра имени Вахтангова Репортаж Александра Казакевича.
Неожиданное назначение в театральной жизни Москвы: новым художественным руководителем Театра имени Вахтангова стал хорошо известный в столице литовский режиссер Римас Туминас.
Сегодня в Театре имени Вахтангова первый день отпуска. Но утром в их двери постучалась новость о назначении литовского режиссера Римаса Туминаса художественным руководителем легендарного театра. Михаил Швыдкой, руководитель Федерального агентства РФ по культуре и кинематографии: "Вот, скажут, предложили литовца возглавить русский театр - но давайте будем честны: Туминас - режиссер, который сформировался в советские времена! Это был очень трудный выбор. В театре нет другой такой кандидатуры, которая могла бы стать лидером!"
Найти достойную замену себе на посту художественного руководителя Театра имени Вахтангова предлагал еще Михаил Ульянов. Предложения делались и Валерию Фокину, и Роберту Стуруа, и Римасу Туминусу, причем Михаил Александрович лично описывал им проблемы, которые поселились за вахтанговскими кулисами. Михаил Ульянов (архив 2006 г.): "Решать необычно трудные задачи: это репертуар театра, это режиссура, которой сегодня нет, мы приглашаем режиссеров со стороны, это наши актеры, которые тусуются неизвестно где".
Впрочем, сам Туминас собирается придти в Вахтанговский не для того, чтобы наводить порядки, а чтобы вместе с актерами через творчество раскрыть новые стороны радости жизни. Римас Туминас, режиссер: "Все оставлю как есть, попробую не воевать. Что касается характера - у меня его мало, но, может, в нашей жизни все нет уж плохо?"
Римас Туминас двадцать лет проработал в Национальном драмтеатре Литвы, а в 90-м году основал Малый театр Вильнюса. Литовские коллеги говорят, что редко у кого из режиссеров такой тонкий слух, как у Римаса. Регимантас Адомайтис, литовский актер театра и кино, артист Национального академического театра Литовской республики, народный артист СССР, народный артист Литовской ССР: "Он очень чувствует, что сегодня должно звучать. Туминас, безусловно, принесет что-то новое для этого театра. И они это хотят".
Римас Туминас уже работал в Театре имени Вахтангова. Здесь он поставил "Ревизора" с Маковецким и Максаковой. В московском театре "Современник" несколько лет идет его спектакль "Играем Шиллера". А в этом сезоне он обещал "Современнику" поставить "Горе от ума" с Еленой Яковлевой. Теперь здесь легкая паника. Елена Яковлева, актриса Московского театра "Современник": "Я теперь ревную Туминуса к Вахтанговскому театру".
Литовский режиссер говорит, что сначала завершит все свои обещания - и только затем войдет в вахтанговские двери. К тому же в Театр Вахтангова он приходит не навсегда. Пока идет разговор только о двух-трех театральных сезонах.
«Радио России» предлагает вниманию радиослушателей специальный репортаж Леонида Варебруса с ежегодной церемонии вручения премии Союза театральных деятелей России «Гвоздь сезона» и ее главного приза за лучшие спектакли на сценах Москвы. Эфир: 19 марта, суббота, 02:10, повтор 22 марта, вторник, 21:10
Пожалуй, впервые, главными героями театрального фестиваля стали не актеры, а…спектакли. Вот уже девятый сезон в центре «На Страстном» «чествуют» самые удачные постановки московских режиссеров минувшего года, отмечая лидеров не в привычных каждому номинациях «лучший актер, режиссер, художник», а именно спектакль. Финал творческого содружества каждого актера, режиссера, художника. Самыми, самыми по итогам прошедшего уже сезона были названы спектакли: •• •• "Дворянское гнездо", режиссер Марина Брусникина, Московский художественный театр имени А. Чехова; •• •• "Дядя Ваня", режиссер Римас Туминас, Государственный академический театр им. Е. Вахтангова; •• •• "Медея", режиссер Кама Гинкас, Московский театр юного зрителя; •• •• "Ничья длится мгновение", режиссер Миндаугас Карбаускис, Российский академический молодежный театр; •• •• "Триптих", режиссер Петр Фоменко, Московский театр "Мастерская П. Фоменко"; •• ••"Хелло, Долли!", режиссер Сергей Голомазов, Государственный академический театр "Московская оперетта"; •• ••"Wonderland-80", режиссер Константин Богомолов, Московский театр-студия под руководством О. Табакова.
Наградили всех, но основная «интрига» ведущими церемонии - режиссером Константином Богомоловым и актером Сергеем Епишевым из театра имени Е.Вахтангова была припасена на самый финал, случившийся весело и как положено на капустнике, неожиданно. Как это было, вы и услышите в нашем эфире. Одновременно с интервью, которые, не зная еще победителей, дали режиссеры – театра имени Н.Гоголя Сергей Голомазов и имени Е.Вахтангова Римас Туминас, актриса «чеховского» МХТ Дарья Мороз, исполнитель роли Авраама Липмана в номинационном спектакле молодежного театра «Ничья длится мгновение» Илья Исаев, просто гости, актеры, ставшие на время церемонии зрителями и, конечно, театральный критик и глава экспертного совета, Татьяна Никольская.
Понятно, что посмотреть все постановки просто невозможно, но не театральным критикам, для которых это обычная работа, а не театральный праздник как для остальных зрителей. Но выбор был сделан. Причем, даже намека на свои пристрастия Татьяна Никольская так и не сделала. Хотите знать больше, отправляйтесь в театр, хотя бы на постановки, названные в Москве лучшими. Пересказывать же содержание спектаклей, ставших номинантами премии «Гвоздь сезона» дело неблагодарное, но залогом успеха, во многом, стали… режиссерские имена. Как и настоящее «созвездие» актерских работ, когда все встретились в одном зале, театрального центра «На Страстном…», где и шло веселье. Действо, конечно же, не обошлось без «гвоздевых» уколов по поводу ситуации в театре имени В. Маяковского, где актеры кардинально разошлись с главрежем Сергеем Арцибашевым. Не обошли вниманием «хождение в народ» художественного руководителя театра на Малой Бронной Сергея Голомазова к коллегам театра «Московская оперетта», чтобы там поставить музыкальный спектакль «Хелло, Долли», ставший номинантом премии, и многое, многое другое, что осталось «за кадром». Став, правда, важной частью вечера…лишь для зрителей, участников церемонии. И главного начальника, одновременно знаменитого ведущего «Радио России», Александра Калягина. А главным победителем и обладателем «Большого хрустального гвоздя» на девятой церемонии награждения финалистов стал спектакль «Дядя Ваня» режиссера Римаса Гуминаса. Театр имени Е. Вахтангова, браво.
Режиссер Римас Туминас еще не знает про главный приз "Гвоздя". Фото Л.Варебруса
Ура! Есть гвоздь-премия! Российский молодежный театр... "Ничья длится мгновение". Фото Л.Варебруса
Очередной гвоздь у МХТ имени А.Чехова. Спектакль режиссера Марины Брусникиной "Дворянское гнездо". Фото Л.Варебруса
Ежегодную театральную премию Союза театральных деятелей России (СТД РФ) "Гвоздь сезона" вручили спектаклю Академического театра имени Вахтангова "Дядя Ваня" по Чехову в постановке его худрука Римаса Туминаса в понедельник, сообщили РИА Новости в пресс-службе премии.
Торжественная церемония прошла в девятый раз в театральном центре "На Страстном".
"Гвоздь сезона" - особая "профсоюзная" награда, где вердикт выносят коллеги по цеху. В отличие от других театральных премий, здесь выбирают не лучшего актера, режиссера или художника, а лучший спектакль как результат работы не только постановщика и исполнителей ролей, но и всего творческого коллектива. Спектакль-победитель получает главный приз - "Большой хрустальный гвоздь". Номинанты тоже не осталются без наград - каждому вручают "Маленький хрустальный гвоздь" на церемонии, которая всегда проходит остроумно и изобретательно.
В этом году в число номинантов вошли самые яркие спектакли прошедшего сезона - "Дворянское гнездо" МХТ имени Чехова, "Медея" МТЮЗа, "Триптих" "Мастерской Петра Фоменко", "Ничья длится мгновение" РАМТа, "Хелло, Долли!" театра "Московская оперетта" и "Wonderland-80" Театра-студии Олега Табакова.
Гвоздь - главный герой торжества, и даже на фуршете некоторые гости обнаруживают маленькие гвоздики в фужерах с шампанским. Постановщик торжественной театрального капустника - известный режиссер Константин Богомолов.
В числе особо почетных гостей церемонии вручения премии - Александр Калягин, Петр Фоменко, Кама Гинкас, Римас Туминас, Сергей Маковецкий, Людмила Максакова и Нина Гуляева.
В минувшее воскресенье в Театре Вахтангова состоялась премьера музыкальной комедии Исаака Дунаевского «Белая акация», сыгранная выпускниками Щукинского училища. А звездный состав труппы покажет свою новую работу в начале ноября – спектакль по пьесе Шекспира «Троил и Крессида».
Несмотря на аншлаги и успех, художественный руководитель Вахтанговского Римас Туминас не делает оптимистичных прогнозов, считая, что современный театр переживает кризис. Пост худрука знаменитый литовец занял в прошлом году после смерти Михаила Ульянова. Тогда же он заявил, что театр нуждается в обновлении, в улучшении дисциплины. О первых результатах своих усилий Римас ТУМИНАС рассказал «Новым Известиям».
– Римас Владимирович, художественным руководителем Театра Вахтангова вы стали чуть больше года назад. Можно подводить первые итоги. Что вас удивляет в этом театре? – Знаете, коллектив умеет хранить театральную культуру. Они тонко чувствуют предназначение театра в культурном пространстве страны. И вместе переживают боль, уход из жизни корифеев труппы. Это чувство сплоченности так или иначе проявляется на сцене.
– В советское время в Театре Вахтангова строго запрещалось выносить сор из избы. Да и сегодня ваши артисты редко попадают на страницы желтых газет… – Это и есть понимание высокой культуры человека. Она сохранилась среди вахтанговцев. И лично меня это настраивает на очень деловые отношения.
– За время вашего руководства несколько спектаклей были убраны из репертуара. В чем причина? – Ну, есть морально устаревшие спектакли – например, «Принцесса Турандот». Она уже не делала чести театру и актерам, которые в ней играли. Надо было остановить, пересмотреть. И наверное, в новых постановках нужно заострить внимание на главные события в жизни страны, чтобы театр давал ответы на наболевшие вопросы.
– Что это за события? – В том-то и загвоздка, что ответить на этот вопрос никто не может. Вот и получается, что сейчас беду терпят все театры, потому что нет главных тем. А поэтому все театры сегодня играют одинаково.
– Иными словами, в нынешнем обществе нет идеи, которая объединяла бы людей? – Да, но только я называю это чуть-чуть иначе: нет других миров, нет запаха другого мира, который театр должен открывать. Даже если возобновить в репертуаре некогда актуальную «Принцессу Турандот»… О чем будет этот спектакль? А ведь раньше именно он был своего рода предсказателем, который пытался объяснить публике, что происходит в стране. Сейчас журналисты пишут обо всем. В итоге ни театры, ни общество не чувствуют тех бед, которые нас окружают.
– И все же о каких бедах идет речь? Ведь, как правило, людей объединяют войны, голод, социальные катастрофы… – Беда может быть и в нашем театральном деле. Понимание эстетики, понимание философской игры, театрального языка… Нужно другие миры открывать, а мы их не открываем – как будто сказали себе, что уже все открыто. И мы не затрачиваем себя на эти поиски. Наше сознание не творит, нет потребности куда-то улететь. И получается, что в репертуаре театров все пьесы разные, но сыграны примерно одинаково. Есть такое высказывание: «Осетрину мы подаем как треску». Вот здесь и кроется вся сложность. Театры понизили уровень зрительского аппетита, стали всего-навсего обслуживать публику, работают по схеме артист–зритель. Но при этом забыли о Всевышнем. Ради чего все это развлечение? О чем мы говорим со сцены? Чего хотим добиться? То есть уходит традиция свято служить театру.
– Есть ли выход из этого положения? – Я вам так скажу. Что будет, если в церкви батюшка перестанет служить Всевышнему, а начнет всего лишь обслуживать прихожан? Случится катастрофа, потому что люди потеряют веру в Бога. Поэтому батюшка служит, даже не думая оставлять свою деятельность. Так и театры должны вспомнить, что существует космос, а в нем все человеческие пороки и грехи. И вот когда мы снова будем обращаться к зрителю через космос, момент обслуживания уйдет, а мы найдем наконец другой мир.
– Сейчас принято жаловаться на молодежь. Дескать, зачем напрягаться в театре, если в сериалах сниматься легче, да и платят там больше? – Да, в этом плане молодые артисты действительно отличаются от людей старой закалки.
– Я знаю, что в советское время артист вашего театра Николай Гриценко не пропускал ни одной репетиции, и это не мешало ему сниматься в кино. – Да, да, да…
– В театре даже была шутка, будто Гриценко снимается в антрактах… – Это верно, но теперь такое святое отношение к театру редко встретишь. Особенно среди новых артистов. Он молодой, его пригласили в кино. Какой там театр, что вы! Он будет ходить по администраторам, требуя, чтобы спектакль переставили на ту дату, когда ему удобно. В общем, не замечая свою проблему, он создает проблемы для других.
– Вы боретесь с этим? – Я рассказываю им про Гриценко и про других замечательных актеров. Ведь было же время, когда опоздание на репетицию считалось трагедией. Я не против того, чтобы артисты снимались в кино, но я считаю, что они всюду должны успевать, раз пошли на этот нелегкий шаг. Ты профессионал, ты должен успеть и выспаться (хотя всего час будет), и текст выучить. А еще важно, чтобы актер поддерживал себя витаминами и лечебными процедурами, которые помогают отдохнуть и дают физическую подпитку. Так что это вопрос становления человека. Большим артистом можно стать только в том случае, когда целиком посвящаешь себя театру и не мешаешь при этом ни себе, ни людям.
– Вот мы говорили о Гриценко. Недавно корифей вашей труппы Александр Граве в интервью журналу «Театрал» (издательский дом «Новые Известия») рассказывал, что, когда Щукин играл Ленина, за кулисами стояла патриархальная тишина. – Да, еще недавно к театру относились как к храму. За кулисами запрещалось ходить в пальто и в сапогах. Страшно, если ты не снял головного убора. А если помешал вести репетицию – это приравнивалось к катастрофе. Но теперь закулисье раскрылось, раскрыли себя и сами артисты…
– Может, в этом ничего плохого и нет? – Я бы так не сказал и считаю, что произошло это слишком рано. От этого надо уходить, вернуть театральные традиции. От этого процесса воспитания тоже зависит выход из сложившегося кризиса.
Ей 97 лет, из которых 78 она предана одному театру. Театру имени Евгения Вахтангова. Сегодня Галина Коновалова играет в пяти спектаклях и признаётся, что в 96 лет она даже «блеснула на сцене». Разговор у нас получился многоплановый: о стране, о вождях, о профессии и коллегах, о Боге, смерти и старости.
Москва без метро
Моё детство было настолько давно, что страшно представить. Вряд ли кто сегодня вообще помнит то время, которое нам казалось замечательным. На поверку оно оказалось совсем другим. В Москву я приехала в начале двадцатых годов прошлого века из Баку. Переезд организовала мама моя, она была очень энергичная коммунистка. Сейчас модно причислять себя к дворянам, причём многие ведут род от Рюриковичей. Так вот, я в этом плане не представляю вообще никакого интереса. Мои родители были большевиками, мать – активная участница бакинского революционного движения, сотрудничала со знаменитыми бакинскими комиссарами, чудом осталась жива. Потом всю жизнь гордилась этим сотрудничеством. Первым местом нашего жительства в Москве была гостиница «Лоскутная» на Тверской улице. Теснота неимоверная. Эта гостиница описана у Бунина, он там останавливался. После революции её сделали «домом ЦК», там жили ответственные товарищи, которых потом, в тридцать седьмом году, всех поарестовали и порасстреляли.
Я была очень бойкой девочкой и всё время мечтала быть прокурором. Никаких адвокатов! Только прокурором. Я рано научилась читать и с упоением читала в газете заметки под рубрикой «Суду быть». В школе училась очень плохо. Очень! Помню, как в слове Москва я умудрилась сделать три ошибки, написала: «масва» В голове сидели мальчики в основном и пионерская работа. Я была бешеная общественница – когда видела пионеров, то сломя голову бежала за три улицы, чтобы отдать им салют. Мой папа работал в Эстонии в российском торгпредстве, тогда ещё Таллин назывался Ревель, он нас туда забрал. Там он отдал меня в русскую гимназию, из которой меня выгнали с треском в первый же день. На уроке Закона Божьего я сказала на весь класс, что Бога нет, и гордо добавила, что я пионерка и еврейка. Скандал был невероятный.
Вернувшись в Москву, я поступила учиться в ФЗУ, хотя семья у нас была далеко не рабочая. Это моя мечта, мечта советской максималистки – быть рабочей. Помню, папа присылал из Эстонии дивный бежевый пуловер, я его тут же выкрасила чернилами в чёрный цвет с единственной целью – чтобы он больше походил на одежду рабочих. Тогда я ездила на подножках трамваев, а на поручнях тоже народ висел гроздьями. Вы не можете в это поверить, но тогда в Москве ещё не было метро. Ужас, как это было давно… Я поступила работать слесарем на автомобильный завод АМО, который стал позже носить имя Лихачёва. Шесть месяцев отвалялась под машинами в качестве слесаря-сборщика, там я вступила в комсомол – это было самое важное для меня на свете. Но с автозавода я сбежала, мне эта работа была совершенно непосильна. Физически не могла выдержать такие нагрузки.
И тогда с большим трудом я поступила на рабфак. С колоссальным трудом: помогли папины партийные связи. Была очень малограмотная, писала с большими ошибками. Учителя меня за это драли беспощадно. Меня всё время тянуло не туда… Проучилась на рабфаке два с половиной года – 1931-1932, голод был немыслимый в Москве. Люди падали в обморок. У меня на рабфаке блестяще шла литература, но точные предметы – это моя смерть. Помню контрольную по физике: колбы, стрелки, провода. Это совершенно не моё. Барышня я была очень бойкая, общественница ещё та, всё организовала. За меня всё написали.
Гоголева была хорошая стерва
В рабфаковское время мне замстилось стать артисткой. Мама была страшно недовольна моим решением, она считала это делом бесконечно вульгарным и пошлым. Я была влюблена в Малый театр, абсолютным кумиром была Елена Гоголева, она была дивной красоты. Брюнетка, с профилем камеи. Зачесывала волосы очень модно: назад и слегка небрежно. У неё возле виска пульсировала синяя жилка, меня это приводило в состояние дикого восторга. Я просто неистовствовала и всё время синим химическим карандашом рисовала себе жилку. Так хотела быть похожей на Гоголеву. Хотя была толстая, здоровая кобыла и совсем без актёрской стати… Я к ней как-то продралась в гримёрку, и, более того, она со мной стала заниматься, готовить меня к поступлению в театральную школу. Чем я её взяла?..
(Думает.) Когда я с ней познакомилась, у неё был муж Аксёнов, он тут же стал за мной ухаживать. Я всё время звонила папе в Ревель и просила, чтобы он прислал для Гоголевой хорошие духи. Вот этими духами и взяла. Она была хорошая стерва, это я сейчас понимаю с высоты своей почти вековой мудрости. Те духи я передавала через капельдинера. В руки актрисе передать такое считалось верхом неприличия. Помню, у меня был роскошный берет, меховой, тогда это казалось едва ли не космосом. Муж Гоголевой увидел его на мне и сказал: «Ну зачем он тебе? Отдай Лёле...» Я тут же его сняла и отдала ей. Мама меня за это едва со света не сжила.
Гоголева меня научила хорошо, выразительно читать. Я поступала в студию при Малом театре и с позором пролетела. Мою басню даже не дослушали… Помню, меня там спросили: «Вы танцуете?..» «Конечно, танцую – фокстрот», – гордо ответила я. Приёмная комиссия обалдела, и мне сказали: «Ну, идите, танцуйте фокстрот». И я завалилась. Помню, Гоголевой с мужем было неловко за это, они в качестве утешения водили меня в «Метрополь» обедать. Но я не расстроилась ни грамма! Вот такая была, дерзкая…
Помню, шла я мимо Колонного зала и встретила там свою подругу по рабфаку, рассказала ей, что провалилась в Малый театр. Она говорит: «А ты попробуй в Вахтанговский театр». Я тогда даже не знала, что это такое, что за театр. Жила на Тверской, кроме МХАТа, Большого и Малого театров ничего не знала. Когда я туда пришла, мне жутко не понравилась. Серое, мрачное здание, какие-то тяжёлые колонны. Нет лепнины и бархата, как в Малом. Что за театр? Толпа была чудовищная. Восемьдесят человек претендовали на одно место.
Потолкавшись среди абитуриентов, я поняла, что не подойду, я была нарядно одетая барышня, с причёской. А там нужны были скромные комсомолки. Но я не растерялась: быстро надела белые парусиновые тапочки, начистила их зубным порошком, напендрила комсомольский значок и пошла. И очень хорошо пошла. И сразу прошла.
Поступала с мамой Мишки Державина, артиста сегодня известного, из театра Сатиры. Она и я читали «Пожар» Пушкина. Она была хорошенькая невозможно. Ну, думаю, конечно, её возьмут – у неё был муж артист Вахтанговского театра. Но я прошла, а её не взяли. Недавно по каналу «Культура» была программа со мной, где я об этом вспоминала. Когда передача шла в эфире, я не видела, лежала в больнице. Вдруг раздаётся телефонный звонок, слышу в трубке: «Тётя Галя...» Думаю, какой же идиот меня так называет. Это звонил Мишка Державин. Такой благодарный он был за то воспоминание…
В театральной студии училась плохо. Сразу в кого-то влюбилась, умирала от любви. Запомнила: первый урок был дикция, и я весь урок смотрела преподавательнице в рот. У неё были очень красивые зубы. Как потом выяснилось, вставные. Но мне тогда и в голову не приходило, что зубы могут быть вставные. Вот такая дурёха была. В студии нас было восемь человек, среди которых мой будущий муж Владимир Осенев, самый лучший ученик. Он потом стал ведущим артистом театра, получил звание народного.
На третьем курсе у меня дело пошло, и, чудо, меня зачислили в труппу Вахтанговского театра. Как сейчас помню, прямо в приказе было написано следующее: «Надеемся, что Вы будете достойно нести высокое звание вахтанговца...» Сейчас это слово заболтали, а раньше его высоко ценили.
«На сцене у меня случилось всё…»
С той поры прошло столько, что страшно выговорить. Сегодня в театре не осталось ни одного человека, кто бы начинал ему служить ещё до начала войны. Одна я живу и служу ему. Театр у нас необыкновенный, замечательный, великий. Не побоюсь этого слова. Мне в этом году выпала честь получать «Хрустальную Турандот». Обычно в таких случаях говорят полную глупость: спасибо Господу Богу, маме и папе, партии и правительству. А мне в голову приходит только одно: на этой сцене у меня случилось всё. Я тут всё получила и всё потеряла. На этой сцене я стояла у гроба Бориса Щукина, а вот в этой ложе сидел Сталин.
Я была общественница страшная. Дура, конечно, нужно было роли вырывать. Однажды меня спросили: «Вам, наверное, обидно, что роли не дают?» «Да Бог с вами, – ответила я, – я же стенгазету делаю...» Мне казалось, что это совершенно равноценно. Ведь я в театре была всем. Едва придя, организовала комсомольскую ячейку, она состояла из трёх человек, но мы были бесконечно идейные. Я много лет была редактором многотиражки, которая называлась «Вахтанговец», туда писали и Щукин, и Мансурова. Я ко всем приставала: попробуй не напиши. Меня оттуда выперли со страшным треском, я сделала грубейшую политическую ошибку, написав слово «коммюнике» с маленькой буквы. Боже, это было как контрреволюция. Меня за это честили в хвост и в гриву.
Я, если хотите, не играла только главных ролей. На них меня не ставили. Страдала ли я от этого? Ну, наверное. Но никогда я не чувствовала себя в театре пятым лебедем справа. Я всегда кипела в эпицентре театральной жизни и всех наших страстей. В театре все массовки были мои, все групповки тоже были мои. Я вначале ходила в разряде хорошенькой барышни, потом перешла в ипостась крупного политического деятеля. До сих пор остаюсь заведующей труппой. Сейчас вот у меня полный ящик рецензий в связи со спектаклем «Пристань». Там я блеснула, без ложной скромности могу это сказать. В девяносто шесть лет блеснула…
Сейчас вот худруком в Вахтанговский пришёл иностранец, красавец Римас Туминас и увидел во мне артистку. Поставил меня на им сооружённую пристань, и я поплыла. В спектакле «Пристань» у меня случился успех. И нет никакой актёрской зависти, что само по себе явление крайне редкое. Когда сыграла первый прогон, помню, ко мне бежит Серёжка Маковецкий и такие слова говорит, что повторять просто стыдно. Так хвалил, что я едва не поверила в свою гениальность. (Смеётся.) Сейчас я в театре окружена таким вниманием, что самой страшно становится. Думаю, что тут уважение к возрасту. Что в таком возрасте я ещё шевелю ногами и мозги сохранила. Сейчас «Пристань» срывает аплодисменты и крики «браво», и я шалею и не понимаю, что я там такого сделала, чтобы меня так принимать.
Не та страна, не те люди
Мне страшно вслух это произнести, но я в труппе Вахтанговского театра состою семьдесят четыре года. Первую роль, конечно, помню: изображала девку-воровку, которая прошмыгивала по сцене в полной темноте. Меня никто и не видел, но как я готовилась! Гримировалась! Помню, прошла по сцене и почувствовала себя настоящей героиней. Когда зашла к себе в грим-уборную – обомлела. У меня на столике лежала масса подарков. Мелочёвка. Но меня это потрясло, просто порвало. Я долгие десятилетия всем ребятам, кто впервые выходил на сцену, дарила подарки. Дарила до тех пор, пока один из молодых актёров не посмотрел на меня как на полную идиотку, когда я ему протянула книгу. Я в одну секунду всё поняла, что всё не то. Всё мимо. Того театра уже нет и не будет никогда. Это уже не та страна и не те люди…
Те мои первые подарки я хранила долго, они для меня сделали очень много. Молчаливо сказав мне, как надо в театре жить. По этой сцене ходили мои боги, мои педагоги. Помню, моей дочке было уже лет пятнадцать, как меня однажды остановил в театре гениальный режиссёр Рубен Николаевич Симонов. Посмотрел на меня пристально плотоядным взглядом и глубокомысленно произнёс: «Галочка, как это я вас пропустил?..» Он был очень большой любитель хорошеньких женщин. Я от растерянности и смущения выпалила: «Рубен Николаевич, давайте хоть щас…» Этому диалогу были свидетели, и меня лет тридцать потом за это все дразнили в театре.
Что есть в моём вахтанговском? Другие театры я не знаю, может, там есть лучшие спектакли, лучшие партнёры, но мне они неизвестны. Я только знаю, что здесь очень высокий нравственный уровень. Нас учили не только профессии, но и правильно жить. Жизнь же пишется набело, её надо проживать максимально достойно. Как-то, будучи барышней, я пристала к Рубену Николаевичу Симонову с вопросом: «А кто такой был Вахтангов, что вы на него все молитесь?» Он мне сказал так: «Мы были молодые, женились, дружили, ссорились, мирились, выпивали, увлекались… Театр никогда не был монастырём. Но Вахтангов привил нам особое отношение к театру и к жизни, привил необычайное чувство интеллигентности. Это у него было в крови, и он смог передать нам. Вот за это мы его помним и боготворим».
Лет пять назад увидела, как один молодой артист пришёл босиком в театр. Я обалдела… Что было самое ужасное, я ничего ему не сказала. Не стала делать замечание и совестить его. Я понимала, что передо мной стоит уже совсем другое поколение, с другим отношением к театру. Он бы меня никогда не понял. В то время, когда в театре ещё жил дух Вахтангова, его бы выгнали через две минуты. Помню такой случай: где-то году в 1937-м мы собирались на гастроли в Киев, у нас была блестящая актриса, красавица Алла Казанская. Так вот, её не взяли на гастроли только за то, что она, играя в массовке и стоя на сцене чёрт знает как далеко, посмела выйти, не наложив на лицо тон. К ней повернулась одна наша важная артистка и сказала: «Как вы посмели выйти без тона?» Скандал был грандиозный. Хотя я считаю, что это ханжество чистой воды. Но так было. Никто бы в жизни не увидел, в тоне она или не в тоне. Но таковы были традиции, такова была дисциплина. Общая атмосфера такова была в театре.
На сцене Ленин, а в ложе Сталин
С одной стороны, наш театр обвиняли в конформизме. Попрекая тем, что встречать Новый год к нам приходила половина правительства. Думаю, что Симонов это делал осознанно, понимая, что иначе не выживешь. Товстоногову, например, некоторые пьесы не разрешали ставить, а нам позволяли. Рубен Николаевич был восточным хитрецом, он поставил «Стряпуху» Анатолия Сафронова. Интеллигенция была в шоке. Как?! Сафронова ставит?! Того, кто бил писателей, этого советского крикуна… Но Симонов сделал прекрасный спектакль. Смешной и очень яркий. Там, кстати, впервые прославилась Юля Борисова. Это был не конформизм, а умение выживать.
Мы же первыми поставили в 1937 году спектакль «Человек с ружьём» по пьесе Погодина. Вы даже не можете представить, какой это был риск и какая смелость – чтобы на сцену выходил артист в образе Ленина. Сделано всё было замечательно! Когда он выходил, вы не можете себе представить, какая была реакция зала. Полуобморочная. Бог шёл по сцене! А в ложе сидел Сталин… Это сейчас Ленина исплевали и истоптали всего, а тогда это было нечто. Борис Щукин играл Ленина просто потрясающе! Был фантастический случай: Щукин гримировался в Ленина, а Рубен Симонов в Сталина, они потом в этом сложном гриме садились в машину и ехали выступать на концерты. И вот в ноябре 1937 года они в гриме ехали в машине с закрытыми шторками в Большой театр на торжественный вечер, посвящённый двадцатилетию советской власти. Автомобиль остановил милиционер и, заглянув в салон, упал в обморок.
Какие они, мои Симоновы? Рубен Николаевич был невероятного таланта. И как режиссёр, и как артист. И как мужчина он был совершенно роскошный… Что касается Жени Симонова, то это был очень одарённый, прекрасный музыкант, писал дивные стихи, остроумия был просто невероятного. Но как режиссёр он был слабее отца. Он – более оперный, постановочный. Я бы так сказала.
Вообще режиссура – это дар редчайший. Вот сегодня Римас Туминас. Я пришла к нему на первую репетицию, говорю: «Давайте разбирать текст». Он посмотрел на меня недоуменно и сказал: «Идите туда, а теперь идите на меня и говорите текст...» Это совсем уже другая школа.
Михаил Ульянов страдал и болел
Сегодня ругают Михаила Ульянова, дескать, при нём в театре был застой. Мне трудно говорить на эту тему. Он был мне очень близким человеком и очень хорошим человеком. Трудно быть объективной, но я попробую. Он замечательный артист и замечательный парень, но ему не хватало организационных моментов. Начал он на посту худрука очень бурно, он хотел сам быть режиссёром, поставил один спектакль – и... неудачно. Потом он дал клятву, что не будет больше ставить спектакли, что тоже очень сложно. Быть художественным руководителем театра и ничего не ставить…
Он же должен вести театр, быть хотя бы на полкорпуса впереди всех. Миша стал приглашать других режиссёров, выяснилось, что это не есть хорошо. Все они тянули театр в разные стороны. Внутри труппы началось роптание, все хотели играть, но не у всех получалось. Он очень страдал от всего этого. Потом он сильно стал болеть, очень страдал от своей беспомощности. Министр культуры сказал ему: «Вы будете работать ровно столько, сколько сможете». Всё это по-человечески было очень трогательно, а вот с точки зрения профессии – не очень правильно. Если не знать изнутри всю анатомию, то можно сказать, что был застой в театре при Ульянове, но когда знаешь всё до микрона, то так говорить сложно.
Дурак, и ничего не поделаешь
Москва эпохи НЭПа? Это была красота. Рядом с Тверской, на которой мы жили, был Охотный ряд. Запомнила огромные мясные туши в магазинах, бочки с икрой. Меня больше всего интересовали дамы в роскошных шубах, в мехах. Я на них смотрела не отрываясь. Моя мама ходила в красной косынке, тужурке и всё это презирала. Как сейчас помню, как по Тверской мчались двухместные сани, в которых сидели молодые пары, ноги их были укрыты пологом из медвежьей шкуры. Кучер-лихач так гнал коней, аж снег выбрасывался из под копыт лошадей. Сани мчались к Яру, казалось, что они едут куда-то за Москву, в другую жизнь.
Бориса Щукина тоже очень хорошо помню. Он репетировал «Городничего», совершенно потрясающе делал эту роль. Он был очень талантливый и очень занят профессией. А в остальном был обычный… Пришёл домой, лёг в постель и умер с книгой в руках: читал книгу Дидро «Парадокс об актёре». Какая шикарная смерть… После того как я это узнала, и до сего дня, ложась спать, я всё очень хорошо убираю. Никаких книг на ночь! Стараюсь уснуть только тогда, когда в доме полный порядок. Вдруг умру? И про меня скажут: какой у меня в доме беспорядок. Осудят ещё…
Часто ведь как бывает – на сцене артист необыкновенный, а в жизни всё очень банально. Был такой мхатовский артист Туманов, я дружила с ним. Играл блистательно художника Гойю, необыкновенно красивый. Бабы просто с ума по нему сходили. Но в жизни он был полный дурак. Дурак, и ничего с этим не поделаешь. Николай Гриценко был актёр роскошный, разнообразный, я бы даже его назвала великим артистом. Его даже собственная мать не узнавала на сцене, так перевоплощался… Всё говорила: «А когда мой Колька выйдет?..» Я лучших артистов, чем Гриценко, не знала в жизни! Но когда он начинал где-то выступать, то нёс такую белиберду, что хотелось залезть под стол от стыда. Без конца женился, без конца разводился, жёны его вечно обирали. Жизнь закончил трагически, в сумасшедшем доме. Спился насмерть.
Вообще артистов хороших много знала. Юра Яковлев – замечательный артист. Людмила Целиковская очень хорошая была артистка. В жизни совершенно не похожая на тот образ, за который её всегда принимали. Была очень умная, образованная, учила языки, всегда стремилась к знаниям.
Юля Борисова? Очень сложная, очень закрытая. Вы бы у неё никогда в жизни не взяли интервью. Муж у неё был очень умный, чудный парень, он ей очень помог как артистке. Сделал ей первый толчок, и она блестяще пошла. Она сама таланта большого, от бездаря хоть растолкайся, толку не будет. Юля – человек очень принципиальный. Она была необыкновенная дочь, её мама сломала шейку бедра и попала в больницу, а Юля в это время играла спектакль. После первого акта ей сказали об этом, она сняла платье, хотела тут же лететь в больницу к матери и не играть второй акт. Еле уговорили. Когда она была молодая, ей дали чудную роль, она забеременела и решила рожать. Оставила роль и родила ребёнка. Да большинство актрис сделали бы пять абортов ради такой роли. Она никуда не ходит, не тусуется. Бережёт себя.
Василий Лановой? Очень сложный господин, очень. Его называют нарцисс. Ну, наверное, имеет право – красавец, герой. Ну, ничего, живём, притёрлись друг к другу… Актёры – это необыкновенно сложные организмы. Даже для меня сложные, порой малопонятные. Ни про кого говорить не буду, про себя скажу. Я недавно двенадцать дней лежала в больнице, за эти двенадцать дней сыграла десять спектаклей. Из больницы каждый день возили на машине. Чувствовала себя жутко, через силу выходила из палаты, но, как только я выходила на сцену, у меня всё проходило и ничего не болело. Врачи меня выписали со словами: «Идите, ваше место на сцене...» Чёрт его знает, что такое сцена.
Вокруг сцены много пафоса накручено. А ты после сцены приходишь домой, варишь суп и убираешь за ребёнком горшок. Моя дочка недавно вернулась из Италии, ездила туда с ВТО, с актёрами. Она театральный человек. Приехала и говорит, что актёры в отдельности дивные люди, но, когда они вместе, – это такая экзальтация, все на себя тянут одеяло, орут.
Я прекрасно это понимаю. Очень мало естественных артистов. Надо иметь голову на плечах и к себе относиться максимально иронично. И не считать, что ты особый. Если успех захлестнёт, свет рампы ослепит, значит, ты последний дурак. Жизнь есть жизнь, а профессия – это профессия. Когда говорят, что «я сегодня играю Катерину, и не трогайте меня, я в образе», – это всё враньё собачье. Я в это не верю. Есть профессия, есть талант. Должно поднять, но потом главное – вовремя опуститься. Нужно по земле ходить. Это всё слова, как говорил Чехов.
«Смерть мне нелюбопытна...»
Как я отношусь к смерти? Ужасно. Мне это нелюбопытно. Я сейчас болею и много говорю о смерти, мне это очень неприятно. Мне совершенно неинтересно, что будет там, за чертой… Но, думаю, что это произойдёт уже скоро, я же знаю, сколько мне лет. И знаю, что человек не может жить вечно. Когда я говорю свой возраст в поликлинике, мне самой становится страшно, все шарахаются от этих цифр. В прошлом году летала в Грецию, пограничники обалдели, увидев мой паспорт. Мне это не доставляет удовольствия, я не кокетничаю своим возрастом. Никаких секретов долголетия не знаю. Я неправильно питаюсь, ни одного дня не занималась спортом. Но я никогда не курила и не пила. В застолье мне всегда нравились закуски, а не выпивка. Также и в любви. Больше любила не это самое, а всё, что вокруг этого самого…
Жизнь за окном понимаю плохо и ругаю её. Сегодня разница между «ними» и «нами» становится всё больше и больше. И оппозицию нашу я не понимаю, они только орут, ничего не предлагают толкового и путного. Власть – это страшная штука. Когда тебе годами и десятилетиями никто не возражает, это ужасно. Человек теряет чувство реальности. Бог? По-моему, его нет. Я так воспитана. Мне кажется, что если бы он был, то не позволил бы такие чудовищные несправедливости. И не забирал бы раньше срока дивных людей, не оставлял бы на земле шпану и мерзавцев. У меня внучка очень верующая, меня осуждает за мой атеизм. А меня раздражает, что она ходит в церковь. Помню, хоронили мать Юли Борисовой, отпевали её в церкви, так во время обряда отпевания поп беспрерывно бранился с какой-то служкой. Ну какое после этого будет Царствие Небесное? Когда умер мой муж, я приняла решение: его останки кремировать. Ко мне прибежала Юля Борисова и стала меня ругать: «Что ты наделала? Вы же не встретитесь никогда!..» – с жаром убеждала меня она. Я на неё смотрела как на сумасшедшую. Ну, кто там встречался?! Да чёрт с ней, со смертью. Давай про жизнь! Чего от жизни хочу? Я сумасшедшая мать и хочу счастья своей дочке, внучке и правнукам. Всё банально.
Вообще, я счастливая! Я была очень счастливая в браке, я не знала, что такое одиночество. Общалась с очень интересными людьми. Когда лежу в больнице, то некогда в туалет сходить, всё люди и люди идут. Проведывают. Разве это не счастье?! Чего себе хочется? Играть ещё хочу! К сожалению, хочу. Этот миг на сцене даёт в жизни всё! Адреналин даёт! Большего счастья, чем адреналин, придумать трудно. Так что я, нахалка, в свои девяносто семь хочу ещё адреналина. Хочу, и ничего с этим поделать не могу…
24 сентября вечером в Московском академическом театре им. Вахтангова состоялась XXI церемония вручения театральной премии «Хрустальная Турандот». На вручении театральной премии «Хрустальная Турандот- 2012» побывали Нонна Гришаева, Александр Ширвиндт, Иосиф Райхельгауз, Юрий Яковлев и другие российские звезды. Самая почетная награда в номинации «лучшая режиссура» за спектакль «Театральный роман» получил Петр Фоменко посмертно. Спектакль был создан в соавторстве с актерами «Мастерской», которая названа его именем. Кириллу Пирогову присудили награду за лучшую мужскую роль, которую он сыграл в «Театральном романе».
«Пристань» была признана лучшим спектаклем сезона театра им. Вахтангова. Победительницей в номинации «лучший дебют» из Вахтанговского театра стала Ольга Лерман. Юлия Рутберг — еще одна актриса театра имени Вахтангова, в номинации «лучшая женская роль» получила «Хрустальную Турандот».
Художник Мария Трегубова была удостоена награды в номинации «лучшая сценография» в «Лаборатории Дмитрия Крымова» за спектакль «Горки 10».
Валентину Гафту, а также 96-летней действующей актрисе Вахтанговского театра Галине Коноваловой была вручена почетная награда «За честь и достоинство».
http://www.1tv.ru/news/culture/15983 02 сентября 2009 В Театре имени Вахтангова новый сезон открывается премьерой чеховского "Дяди Вани". Репортаж Яны Подзюбан.
Не секрет, что комедия Чехова "Дядя Ваня" - одна из самых репертуарных вещей, ее играют постоянно. Существуют десятки, а то и сотни сценических версий этой пьесы, и казалось бы, найти свой взгляд и не скатиться в общие представления довольно сложно. Впрочем, актеры, занятые в спектакле, утверждают, что постановщику это удалось. Нет права на счастье. Ни у кого. Так Чехова прочитали в Театре Вахтангова. Отправляясь на спектакль, прежним можно и не вернуться.
Режиссер-постановщик литовец Римас Туминас. Несколько лет назад его "Ревизора" на этой же сцене критики назвали самым скандальным спектаклем. "Дядю Ваню", похоже, ждет та же участь. Сцены деревенской жизни на сцене - без быта, герои карикатурны, истории гротескны. Этот "Дядя Ваня" такой, будто не было до этого ни постановок, ни даже самой пьесы. В спектакле, по задумке режиссера, только скрытый смысл пьесы Чехова. Без подтекста, обнаженный, и от этого жуткий. Жена профессора не беспомощна, как обычно ее играют, а беспощадна и холодна...
Доктор Астров - излишне брутален, почти ковбой. Его мужественность - пародийна, а забота - истерична... Нянечка, которая делает массаж профессору. Профессор, который швыряет жену о стены. Жена, которая крутит спортивный обруч. Эта неприкрытая театральность нужна, считает режиссер, чтобы показать ловушки Чехова. Его шутку над читателем, над жизнью.
Римас Туминас, режиссер-постановщик, художественный руководитель Театра им Е.Вахтангова: "Сплошная игра, даже жуткая игра. Стал я не доверять той правде, которую мы воспринимать готовы от Чехова. Это все холодная ложь". Зритель должен услышать Чехова, но не погрузиться в пьесу настолько, чтобы забыть, что это всего лишь театр. Физически тяжело разыгрывать такой спектакль.
Владимир Вдовиченков, исполнитель роли Астрова: "Тяжело распределиться, чтобы и двигаться, и говорить. Я же не театральный актер - все у меня на связках". Сергей Маковецкий, исполнитель роли дяди Вани: "Я сам себя ловлю на мысли – "плюсонул". В смысле, получилось, но я добавил. А вот удержаться на острие - это уже виртуозное существование".
Новое прочтение пьесы у режиссера Туминаса - безжалостное. Какой он, дядя Ваня, на самом деле? Ответов столько, сколько версий на сцене. Читать по-разному позволяет сам Чехов.
"Евгений Онегин" в театре Вахтангова - это спектакль-размышление-впечатления Римаса Туминаса от произведения Пушкина. Когда я смотрела его, мне казалось, что я знакомлюсь худруком Вахтанговского, умным, ироничным, смешливым, нежным человеком. Он завернул текст в свои фантазии. Все начинается со сценографии: огромное мутное зеркало отражает и олицетворяет мир. Когда погибает Ленский, оно сотрясается: мир на долю секунду, но потрясен тем, что умер человек. Все действие происходит в дымке. Очарованными глазами мы смотрит на романтическую историю: это решается даже пластически (посмотрите на фото). Но в спектакле много смешного и трогательного. Например, Ларины едут в Москву, а в метели они натыкаются на зайчика-попрыгайчика в балетной пачке, толстого и игривого. Или Татьяна знакомится с мужем и они вместе едят огромными ложками из одной банки варенья. Кстати Татьяна (Ольга Лерман) - это просто чудо, особенно в порывах любовной страсти. Это все о хорошем.
Теперь будет о плохом. И самое горькое, что придется сказать это о моем любимом актере Сергее Маковецком. Когда он в финале объяснялся с Татьяной, ему бы не поверила не то, что трепетная девушка, а даже тюлень. Я видела немолодого, усталого человека, которому как-то неудобно кривляться. Там не только что страсти, но даже интереса не было в глазах. Скучно, равнодушно, формально. У него сегодня видимо сорвался голос, и он отчаянно хрипел. Впрочем сцен речь - это вообще проблема этого спектакля. Очень повезло, что знакома с первоисточником... Но вообще то катастрофа. Легкий, воздушный текст Пушкина актеры тянут как тяжелые кирпичи. Им это тяжело произносить, а мне тяжело слушать. Апогея это достигло в сцене "сна Татьяны", который читала Юлия Борисова. Даже миркрофон не спасал. Юрий Шлыков, игравший князя, вышел прямиком из Вахтанговского времен Симонова. Тщательно прочитал текст и ручкой себе немного помог для настроения. Кстати, неожиданной жемчужиной в актерском составе стала Галина Коновалова - московская кузина. Есть в ней огонь и связь с реальностью. Я понимаю, что труппа Вахтанговского - это тот еще подарок. Но актеры выглядели бледно на фоне ярких режиссерских решений.
Впрочем в одном месте я не согласилась с режиссером категорически. После финального объяснения Онегин уходит вглубь сцены и стоит спиной. А это как раз тот момент, когда я хотела бы увидеть его глаза.
Наверное моя проблема в том, что я шла с планами увидеть нечто абсолютно прекрасное. Не удалось
АПД. Пытаюсь доформулировать про вчерашнего Евгения Онегина. Спектакль очень хорош, когда герои молчат. При этом у них происходит на сцене много интересного действия. И проваливается, когда начинаются слова. Например, Вдовиченков весь спектакль не вдваясь ни в какие детали произносит текст "пьяным" голосом. Вообще почти все исполнители опускают драматургичность текста и докладывт его с тщательностью школьника. Понимаете, им скууукчно. Вот, когда дело доходит до игры-игры, им в кайф. Не уверена, что сумела объяснить, но попыталась.
Ж. Сиблейрас. «Ветер шумит в тополях». Театр им. Е. Вахтангова (Москва). Режиссер Римас Туминас, художник Адомас Яцовскис
Пьесу Жеральда Сиблейраса «Ветер шумит в тополях» открыла российскому театру Ирина Мягкова, которая перевела ее несколько лет назад. Казалось, что удачная пьеса драматурга, получившего за нее в Англии в 2006 году премию Лоуренса Оливье в номинации «Лучшая комедия года», а во Франции премию Мольера, облетит все театры России. Артистов хороших у нас много, некоторые из них стареют. Сыграть Лира удается не всем.
А в тексте Сиблейраса есть все для отличного бенефисного спектакля (как бы ни презирали этот жанр, он существует). Три блестяще написанные роли, тончайший лиризм, юмор и главное — общечеловеческие смыслы. Но нет. Пока театральной моды на пьесу не возникло. Есть веселый спектакль в «Сатириконе», и вот теперь французскую разговорную комедию поставил Римас Туминас в театре им. Вахтангова.
После премьеры пьесу не попинал только ленивый. Хочется за нее заступиться. Ну да, Сиблейрас — не Чехов. И не Беккет. И не Шекспир (далее по списку). «Ветер шумит в тополях» — это просто «хорошо сделанная пьеса», изобретенная и как термин и как жанр французом, фамилию которого неприлично даже упоминать. Раньше на страницах советских учебников по истории зарубежного театра это выражение воспринималось как ужасный приговор. Просто болезнь была такая, в основном зарубежная — хорошо писать пьесы. Позорище, конечно! Наши, отечественные, тоже пытались, но куда им. А у французов всегда получалось. Сочинят что-нибудь простенькое, буржуазное, про стакан воды — весь мир напиться не может.
Вот и Сиблейрас оскоромился. Конечно, c точки зрения всемирной отзывчивости русской души (а литовская душа Туминаса должна же как-то подключиться к нашей родовой черте) поставить спектакль про французов-ветеранов — это вполне нормальное явление. Хотя известный русский патриот в телепередаче посетовал: «Почему этот литовец ставит про французских ветеранов, а не про наших фронтовиков?» (Хочется посоветовать: «Пьесу тогда кто-нибудь напишите, хотя бы на уровне Сиблейраса, а не на уровне „Выходили бабки замуж“».)
С точки зрения грамотной репертуарной политики тоже все нормально. Но после высокохудожественного «Дяди Вани» оскорбленность критиков можно сравнить разве что c обидой дяди Вани, который застал Елену Андреевну в объятиях Астрова.
Однако если вспомнить, что, как считал Ануй, драматург в некотором роде является фабрикантом пьес и что он «должен удовлетворять потребность актеров играть каждый вечер для публики, приходящей в театр, чтобы забыть о своих неприятностях и смерти», то можно и простить бедного Сиблейраса. Не потрафил он вкусам высокой критики, зато порадовал публику демократическую. (Прошу не путать c политически ориентированными демократами.)
Кстати, о смерти. В этой части Сиблейрас сильно согрешил против правил хорошего тона, потому что о смерти он публике напоминает. Хоть и ненавязчиво. И не больно. Скорее весело, как и полагается «хорошо сделанной пьесе». Легкомысленный француз предлагает насмешливые отношения со смертью, герои его пренебрегают пафосом неизбежного ухода, предпочитая выяснять отношения c жизнью, беспокоиться о «недостойной» эрекции, замышлять побег в Индокитай, на худой конец — поход на вершину холма, где ветер шумит в тополях.
Мне кажется, в реакциях на спектакль сработало «коллективное бессознательное», которое существует и в критическом цехе. Настроенные на волну «вечной молодости», многие посчитали саму тему недостойной внимания крупного режиссера. Слышала я мнение и о том, что спектакль невыносимо скучен. Это смотря для кого. Когда ты действительно молод, наверное, это так и есть. Когда ты невыносимо стар, наверное, смотреть этот спектакль больно. А когда ты отнюдь не молод, но и еще не так стар, чтобы тебя это касалось впрямую… очень интересно взглянуть в лицо недалекому будущему. Приготовиться, так сказать. Есть признаки, которые счастливо ограничивают видимость горизонта. Молодость в их числе.
Многие рецензенты посчитали, что пьеса бездейственна. На мой взгляд, вовсе нет. Разбитая на шесть сцен, каждая из которых — маленькая пьеса со всеми внятными признаками композиции, она как раз и представляет собой грамотную «неосознанную пародию» на устаревшую классическую модель драмы. Стыдно даже сказать, но я предпочитаю эту пьесу корявым текстам драматургов «новой драмы», которые слов знают мало и почти половину из них вычитали на заборах, про композицию никогда не слыхали, а Аристотеля, которого и Чехов c Брехтом не жаловали, упразднили не по причине несогласия, а потому что фамилия им неизвестна.
Хотя пусть будут и косноязычная «новая драма», и «хорошо сделанная пьеса», всем места хватит. Но иногда хочется не спектакля, вызывающего желание повеситься, — хочется посмотреть вот такой тройной актерский бенефис и взбодриться от острой жажды жизни, которую демонстрируют герои французской богадельни.
И если можно себе представить идеальный спектакль, в котором постановщик решился на достойное самоумаление, отказался от концептуальной режиссуры (хотя и не совсем), выдвинув вперед артистов как самое драгоценное в театре, то это и будет вахтанговский «Ветер…».
В условиях тотального кризиса режиссерского театра, когда артист, к общему удовлетворению, окончательно превратился в глину, из которой многие режиссеры не могут вылепить ничего путного, в ситуации, когда крупные актерские индивидуальности или не востребованы, годами сидя на голодном пайке, или тянут, как мощный паровоз, крохотный вагончик текста (как сказал Немирович-Данченко о Ермоловой), выбор Туминаса и его режиссерская позиция представляются принципиальным поступком.
Три старика тихо доживают в хосписе для ветеранов первой мировой войны. Почему драматург выбрал первую мировую, память о которой совершенно стерта страшным опытом второй? Старики в пьесе так и называют ее: «первая, наша c вами», поскольку в их жизни и в их молодости именно она была главным событием. Может быть, она выбрана драматургом именно потому, что память о ней уже в сфере мифологической? Наверное, слово «доживают» неправильное. Пьеса переполнена страстями, ревностью друг к другу, тайными мужскими признаниями, беспокойством по поводу обмороков Фернана, мучительной человекобоязнью Густава, его заветным желанием войти в историю и уязвленным самолюбием Рене.
Эти трое обаятельных стариков — живее многих из нас. Физические немощи заставляют их ярко и полноценно чувствовать каждую минуту жизни. Все для них имеет значение, все переживается крупно, остро, мучительно. (Мы встречаем таких в обычной жизни. И у каждого из нас есть в памяти драгоценные примеры и воспоминания, которые когда-нибудь пригодятся.)
Очень правильно, что роли ветеранов исполняют мужчины в самом расцвете сил. Иначе это было бы зрелищем не для слабонервных. Когда смотришь по стране «Игру в джин», или «Квартет», или «Соло для часов c боем», которые исполняют «возрастные» артисты, то в какие-то минуты перестаешь понимать: кого жаль — исполнителей или героев?
Чтобы убедительно сыграть старость и немощь, могучим вахтанговским мужикам — Максиму Суханову (Фернан), Владимиру Вдовиченкову (Густав) и Владимиру Симонову (Рене) — приходится изрядно потрудиться. При этом есть ощущение, что артисты уже догадываются о том, что где-то впереди тот самый возраст, который они играют. Играть стариков им, разумеется, рано. Но именно отсюда — актерское бесстрашие, отсутствие возрастного пафоса и сентиментальности. Неминуемых, если бы пьесу играли хотя бы и самые замечательные старики. Но нет и молодой лихости, заметной в спектакле «Сатирикона». Есть театральная, чуть грустная ирония.
Они испытывают актерский кайф, который чувствуется в их способе существования на сцене. Не знаю, как рождался спектакль, может, и нелегко. Но есть художественный результат, который убеждает. Есть человеческое послание, которое кто-то жадно считывает, а кто-то рвет, не дочитав. Пафос режиссерского посыла выражен в космизме сценографии Адомаса Яцовскиса — в обнаженности сценической площадки: она не место жизни, а поле игры. Игры мрачноватой, иногда срывающейся в кладбищенский юмор, а иногда улетающей в сценические небеса. Трое странных персонажей постоянно выходят из темноты, из какого-то небытия, чтобы воплотиться здесь, на сцене. Тонкая полоса света, которая то сужается, то расширяется, чтобы в конце дать белое безжизненное пространство, конечно, уводит сценический текст от простодушного лукавства пьесы, но нисколько не разрушает пространства игры. Пафос режиссера выражен и в графике лаконичных мизансцен, которые дают свободу актерскому высказыванию, но иногда являются знаками, требующими особого внимания…
Самый младший в пьесе, шестидесятилетний Фернан в нежнейшем исполнении Максима Суханова, «состарен» артистом лет на двадцать. И это помогает ему сыграть жизнь, истекающую на наших глазах. Он является лирическим центром блестящего актерского треугольника. И широко расставленные ноги в огромных башмаках, как будто Фернан пытается сохранить устойчивость, и неуверенно-вопросительные интонации, и странная бесплотность облика при могучем телосложении — все делает его скорее театральным персонажем, нежели реальной фигурой. Но в его игре так много нежной иронии, как будто он играет любимого дедушку, над которым не грех и усмехнуться, но как не любить его! Забавно и увлекательно следить за его мучительными метаниями между спорящими Рене и Густавом, за его легкими ухмылками и довольно тонкими шутками.
И вдруг что-то проясняет его позднее признание в том, что он был подающим надежды пианистом. От его прошлого остался только нелепо выглядящий фрак, загадочная фраза «Мы зайдем c тыла, капитан» да какая-то мифологическая сестра Дениза, о смерти которой он узнает почти случайно. А проживает артист этот момент узнавания так подлинно и так остро, что вдруг начинаешь понимать: прошлое было, и сестра была, и надежды подавал. Но это все давно уже неважно, даже осколок, который сидит в голове, и обмороки, после которых он возвращается, как c того света.
Прошлое у всех троих возникает какими-то легкими оговорками, вспышками воспоминаний, полуфразами. Как будто вспоминается земная жизнь, c которой уже покончено: не все ли равно, что там раньше было? Вот Рене мечтал стать рамщиком и учился игре на аккордеоне, но все это было так давно, что неизвестно — было ли?
Владимир Симонов играет Рене как наиболее нормального и земного из всех троих, чопорного старика. В ситуации всеобщего «улёта», мгновенных и прелестных порханий от одной темы к другой этот скрипучий педант раздражает. Он постоянно изрекает банальности, напрочь лишен романтических иллюзий и все время уточняет конечные цели действий. «А что мы будем делать в Индокитае?» «А что мы будем делать там, наверху, где ветер шумит?» Как будто эта троица вообще способна что-то делать!
Роль соткана из торжественных выходов и панических бегств, из напыщенных монологов и сконфуженных оговорок. Забавно наблюдать, как рассудительный господин, который стойко оберегал свой покой в хосписе в течение четверти века, вдруг поддается на провокацию и репетирует альпинистский подъем. Как Симонов манипулирует своей якобы деревянной ногой, как его герой, разыгрывающий из себя аристократа, внутренне подавлен, когда узнает о знатности Густава.
Владимир Вдовиченков играет героя, который еще не сломлен предмогильной жизнью богадельни. Он еще бурно сопротивляется, он в отчаянье, он оскорблен тем, что его уделом остался теплый овощной суп. И бегство на вершину холма, раз уж не получается в Индокитай, провоцирует именно Густав. Каждый из актерского трио находится в игровых отношениях со своим героем и с партнерами, но у Вдовиченкова есть и еще один партнер — каменное изваяние собаки, c которым артист играет в отдельную игру. Представляется ли она его герою живой, это уже и неважно. Потому что нас, зрителей, артист в этом почти убеждает. Конечно, подниматься на холм надо вместе c каменной собакой! Как же ее оставлять одну? (Вот и путевой дневник Фернана назван «Трое доходяг и мерцающий разум».)
Шутит герой Вдовиченкова, пожалуй, меньше остальных, и юмор его отдает сарказмом, но почемуто именно его серьезность смешит и трогает. Как будто этот взъерошенный несчастный старик еще не понял условий игры. Еще не потерял надежду остаться в истории и вообще… остаться! Он так страстно готовится к походу на холм, где ветер шумит в тополях, что начинаешь понимать — это будет последний и самый важный поступок в его жизни.
И, когда слышишь в финале свист крыльев перелетных птиц, возникает надежда, что трое доходяг вместе c мерцающим разумом все-таки успели взойти на этот последний в их жизни холм!
Римас Туминас выпустил в Театре имени Вахтангова новую версию своего "Маскарада" — некогда знаменитого спектакля, поставленного 13 лет назад в Малом театре Вильнюса. На премьере побывала АЛЛА ШЕНДЕРОВА. Подробнее: http://www.kommersant.ru/doc/1309966
Впервые литовский "Маскарад" приехал в Москву с гастролями в 1998-м. На сцене шел густой снег, из которого шутовского вида оборванец скатывал снежный ком — он рос вместе с ревностью Арбенина, заподозрившего жену в измене. В вихре вальса Хачатуряна (вальс, как теперь выяснилось, был написан в 1941-м специально для "Маскарада" в Вахтанговском, но жизнь того спектакля оборвала война) проносились по сцене баронесса Штраль, Нина, Звездич. Петербургский свет представал сворой шулеров и проходимцев: они грабили заносчивого офицеришку Звездича, топили в Неве умершего от удара картежника и грубо пялились на Нину — жертву их интриг, в финале застывавшую как изваяние за кладбищенской оградкой.
Литовский "Маскарад" играли на сцене Театра имени Вахтангова. Можно предположить, что именно тогда Михаил Ульянов разглядел в лихорадочно-веселом и безудержно-печальном спектакле Туминаса нечто генетически близкое заветам Вахтангова, а в самом режиссере — своего будущего преемника. Став в 2007-м первым иностранцем, возглавившим российский театр, Туминас в числе ближайших планов назвал и "Маскарад".
Повторять свои прежние постановки — дело опасное. И если режиссер решился, то, вероятно, не только потому, что на яркий, великолепно оформленный Адомасом Яцовскисом "Маскарад" наверняка пойдет зритель. Похоже, ему захотелось вписать в прежний, безукоризненный по форме спектакль, новое содержание. Превратив с помощью артистов Вахтанговского героев драмы Лермонтова в толпу гротескных монстров, он рассказал историю племени далеких северных варваров, разъезжающих с гиканьем на санях (иллюзию движения создает непрерывно падающий снег и музыка вальса), марширующих, когда надо танцевать, и заглушающих нежное пение Нины солдафонским "Соловьем-пташечкой". Чинны и красивы в этом мире только мертвые, а живые безобразничают и губят друг друга. О чести рассуждает порочный мальчишка Звездич (Леонид Бичевин пока не оправдывает острый шаржированный рисунок роли), о любви — развратная чертовка Штраль (Лидия Вележева). Словом, здесь каждый рад подставить другому ножку — или хотя бы передернуть в карты.
Спектакль пока еще сыроват, явно сделан на вырост, но вот примета режиссуры наших дней: сегодня Туминас делает сюжет Лермонтова куда более жестким и безнадежным, чем раньше. Как и прежде, трагические диалоги чередуются в спектакле с комичными сценками, поясняющими суть происходящего без слов: грозный муж дамы, которую осаждает Звездич, превращается в медведя, едва не задравшего горе-ухажера; Неизвестный выведывает тайны Арбенина у гигантской невской рыбины; Звездич вдруг предстает джигитом, поедающим из кивера вишни и бранящим слугу, что купил кислых ягод вместо "Хванчакары". Эти прежде смешные номера сегодня кажутся не такими уж обязательными. Однако в нынешнем "Маскараде" к ним прибавился еще один, едва ли не самый пронзительный эпизод спектакля: жаждущая веселья толпа вытаскивает на заснеженную сцену пианино. Тщетно пытается извлечь звуки из примерзших клавиш и с досады разламывает инструмент на части — чтоб доискаться, где прячется музыка.
Если с той же дотошностью выискивать, что привнесли в этот спектакль вахтанговцы, то кроме гротескных массовых сцен, величественного и намеренно театрального Арбенина, каким играет его Евгений Князев; порхающей на пуантах Нины, льнущей к мужу, как мотылек к огню (Мария Волкова не вполне владеет ролью, но этот образ передает точно), стоит назвать работу Олега Лопухова в роли слуги просцениума. Немой юродивый, прислуживающий Арбенину, Звездичу и каждому, кто попросит, он привносит в спектакль ноту невысказанного, почти до взрыва сгущающегося отчаяния. Это он в прологе принимается лепить снежок, который незаметно дорастет до огромного шара и раздавит Арбенина. Это он в финале кружит по опустевшей сцене и, заметив навсегда застывшую за кладбищенской оградой Нину, радостно тычет в нее пальцем: барыня-то стоит совсем как живая!
В 2005 году выпускница Щукинского училища была приглашена в Вахтанговский театр, где вскоре ей посчастливилось сыграть Валентину» в «ЧУЛИМСКе прошлым летом» по пьесе А. Вампилова и Денизу в «Мадемуазеле Нитуш» Ф. Эрве. Эти две роли, столь далекие друг от друга, в какой-то степени определили актерский диапазон Евгении Крегжде, способной естественно и органично существовать как в психологически утонченной материи драмы, так и в ярком и эксцентричном жанре комедии.
И все-таки настоящее открытие актрисы принадлежит художественному руководителю театра РимасуТуминасу. Их первая совместная работа над спектаклем «Троил и Крессида» У. Шекспира, принесла ей безоговорочное признание театральной общественности. Ее Крессида была прорывом в судьбе актрисы и, с этого момента, начался ее настоящий творческий рост. Сегодня Евгения - ведущая актриса молодого поколения Вахтанговского театра. Крупнейшие режиссеры, работающие на Вахтанговской сцене, доверяют ей главные роли: Соня в легендарном «Дяде Ване» А. Чехова в постановке Римаса Туминаса, Изабелла в «Мере за меру» У. Шекспира, поставленном Юрием Бутусовым, Лиза в сценической версии романа «Бесы», корифея отечественной режиссуры Юрия Любимова. Бурный темперамент, внутренняя глубина и сила, богатая эмоциональная палитра, и, одновременно, природная хрупкость и деликатность в создании того или иного сценического образа – неотъемлемые черты актерской индивидуальности Евгении Крегжде.
Актриса всегда оправдывает надежды режиссера Римаса Туминаса, для которого премьера не результат работы, а один из ее этапов. Он смотрит каждый спектакль, после которого обязательно беседует с актерами и проводит репетиции. Работа над «Евгением Онегиным» была напряженной. Евгения Крегжде изначально планировалась на роль Татьяны, но продолжительное недомогание не позволило актрисе активно участвовать в репетиционном процессе, поэтому работа продолжилась и после премьеры. Талантливая актриса по-своему раскрывает подробности характера героини. Премьера Евгении состоится 28 апреля и, вне сомнения, ее долготрудный путь к финалу будет успешным.
Новый спектакль идёт в эти дни в академическом театре имени Вахтангова — спектакль про трех стариков, ветеранов Первой мировой войны. Поставил его худрук Римас Туминас, а этих самых стариков сыграли вполне еще крепкие и молодые Максим Суханов, Владимир Симонов и Владимир Вдовиченков. На премьере побывал обозреватель «Вестей ФМ» Григорий Заславский.
Самое любопытное, что эта пьеса, в Москве уже известная, привезена была из Парижа много лет назад и именно в театр Вахтангова. Привезла заведующая литературной частью, которая сегодня, если кому спектакль не понравился, тут же звонит и устраивает разнос. Могла бы вызвать на партсобрание — думаю, вызвала бы и добилась строгого выговора. Тогда, лет десять тому назад, стариков-ветеранов должны были сыграть зрелые и уже к тому времени немолодые народные артисты СССР Михаил Ульянов, Юрий Яковлев и Владимир Этуш. Туминасу эта пьеса досталась по наследству. И, признается режиссер, работать ему было непросто. «Так хотелось всем актерам выколоть глаза. Выколоть всем, всей труппе глаза, чтобы начали видеть жизнь», — рассказывает режиссёр.
Правда, режиссер не стал искать героев-ветеранов Первой мировой войны среди актеров-ветеранов театра Вахтангова. Впрочем, точно так же поступил и Максим Райкин, когда ставил свой спектакль в театре «Сатирикон». По мысли Туминаса, актерам не должно быть просто. Стариков в его спектакле играют, причем безо всякого специального грима и даже не особо коверкая свою пластику, Максим Суханов, Владимир Вдовиченков и Владимир Симонов. По словам Максима Суханова, работать с Туминасом — непросто.
«Чтобы с ним полноценно работать, нужно его изучать. Нужно изучать его язык, его ассоциации, его метафорический язык. Даже скажу, что нужно изучать его состояние, когда он молчит», — делится Суханов.
Сцена не захламлена, как, наверное, полны разной нужной и ненужной ерундой номера в богадельне, где доживают свой век герои этой французской пьесы. В центре — три актера, которые ведут разговоры на веранде, любуются тополями, иногда заглядываются еще на девушек — неподалеку школа, где есть учительница, на которую положил глаз один из трех героев. Заглядываются — иногда, чаще вспоминают о каких-то давних своих увлечениях и похождениях. Игры в старость, впрочем, нет совсем. Это скорее мифологическая история, режиссер то и дело уводит актеров от конкретности, за которой всегда легко спрятаться, в стариковской пластике, дрожащих руках он пытается скрыть недостаток смысла, выжать слезы жалости — большего и не ждут от пьес о стариках в богадельне. Владимир Симонов рассказывает: «Мы просто не пошли по этому пути, чтобы просто сыграть старика. Мы все-таки играем какие-то мысли, какие-то думы».
Впрочем, то, что актеры в итоге помещены в некое безвоздушное пространство, добавляет трудностей не только им, но и зрителям. Смотришь на сцену и то и дело ловишь себя на том, что, вопреки традиции, привычке, этим старикам совсем не сочувствуешь. Вот они говорят что-то про Первую мировую, а видно — ни они не думали про эту войну, ни автор, француз, тоже про нее ничего толком сказать не может. То есть ветер шумит в данном случае не только в тополях — легкой, конечно, может быть любая история, но к легкости добавить бы какую-никакую историю. А тут актеры хорошие, режиссер — замечательный, а про что? Для чего? Только ветер шумит в тополях. И не дает ответа.
спектакль «Маскарад» Лермонтов Театр «Вахтангова» Режиссер Римас Туминас Премьера 21.01.2010
Спектакль «Маскарад» по произведению Лермонтова, поставил в театре им. Вахтангова, режиссер Римас Туминас. Большинство спектаклей Римаса Туминаса с глубоким трагическим уклоном, так например, спектакль «Играем… Шиллера», который был поставлен на сцене театра Современник, поразил меня своей глубиной драматизма. В первой части спектакля, мы увидели стул, привязанный за одну ногу, его подняли почти к потолку и там оставили, а в конце второго акта Марии Стюард отрубают голову и этот стул падает с огромным грохотом на пол, олицетворяя кончину правления королевы. Так ставит Туминас, со своим творческим стилем и драматическим подчерком.
Но, вернемся к спектаклю «Маскарад», как только занавес открылся, мы увидели снежный сад, в белом, словно покрытом пудрой оформлении. Женская статуя пела нам о своей горестной судьбе, мелодией из романса «Гори, гори, моя звезда» Булахова П., как будто дух этой девушки сейчас расскажет, что с ней произошло. В предвкушении истории ее рассказа, мы наблюдали за странным парнем, играющим с маленьким комочком снега. Похоже, это бродяга, решил развлечься и слепить снежную бабу. Незаметно на авансцене, появился и главный герой Арбенин, которого играет Евгений Князев, он наблюдал за происходящим как черт из табакерки. Пока на сцене пробегала толпа людей за Зведичем (Леонид Бичевин), молодым человеком, которому ни в любви, ни в картах не свезло, Арбенин (Князев), с дьявольским прищуром любовался, и, похоже решил дать совет не везучему юноше. Как сладко говорил Арбенин, словно упиваясь своим шикарным тембром, дьявольски дурманящий голос доходил до конца последнего ряда в театре. Эффектный, уверенный в себе Арбенин, насытившийся светской, так скажем тусовкой, смотрел на пылающего юношу Зведичева и продолжал натаскивать его в вопросах любви и игры.
Одурманивающий голос Евгения Князева периодически, подхватывал вальс Хачатуряна так, что можно было захлебнуться в волшебной музыке с падающими на сцену белыми хлопьями снега. В спектакле трагедия сюжета чередуется с комичными сценками, будто разрежая накаленную обстановку. Например, после монолога Марины Есипенко, в роли баронессы Штраль, которая кричала об эмансипации женщин, подхватили мимо проходившие дамы и каждая как только могла, изрекала свою правоту. Кто-то резким писком повествовал о несправедливости и угнетении, кто-то своим раздеванием пытался дать освобождение от зависимости женской души, скованной мужским отношением того времени. Все они хотели, уравнения в правах и мне очень импонирует этот момент спектакля, на который обратил внимание Римас Туминас.
В сцене возвращения домой Нины (Мария Волкова), где Арбенин ждет ее в домашнем кресле, вот в этот момент и зарождается сомнение в голове у Абенина, что молодая жена не искушенная возможно захочет большего, чем просто быть супругой. И когда Нина приходит вся разгоряченная после бала, да еще без браслета, Абренина охватывает ужас. Красавица птичка, на которой браслеты выглядели, как тюремные кандалы может упорхнуть от него, на глазах мягкий и томный Арбенин превращается в тирана, он катает Нину по сцене из стороны в сторону, словно игрушку. Бог знает, что он там себе смог надумать, после разговора со Зведичевым открывшим свою маленькую тайну, победу в любовных делах, когда девушка на балу отдала ему свой браслет в знак возможного продолжения отношений. В гневе черт был зол, да еще посыпавшийся красный снег в конце первого акта, ознаменовал приход лавины гнева и самоедства Абренина. Между мизансценами прокатывают снежный шар, вырастающий все больше и больше, ощущение такое, что это эгоизм Абренина все растет и растет, а в конце спектакля, Арбенин падает и снежный шар поглощает его полностью. Арбениным управляла ревность и исключительная претензия на «владение» другим человеком, Ниной. Ревность возникла, когда эту претензию он мнимо, поставил под вопрос, что и вызвало сильный страх его потери. А, слепая ревность порождает зависть – это когда хочется обладать, а не получается.
Спектакль грустный и сложный, снег падает почти во всех знаковых мизансценах под музыку вальса, такое ощущение, что ешь сахар с сахаром. Как будто Римаса Туминаса ограничили в технических возможностях или в творческом излиянии. Хотелось бы напомнить о так называемых фишках Туминаса, статуя прекрасной дамы грамотно дополняла почти все сцены, а прорубь, в которой выплывают то рыбы, то мертвецы, проигравшие в карты, является сильным встрясывающим элементом всего спектакля. Да и толпа людей выкативших пианино, так желали насладиться музыкой, что не найдя клавиш разорвали его на клочки. Думаю, спектакль запомниться московской публике ярким и по Туминовски сдержанным, со своим тонким вкусом к трагедии с тонкой прослойкой комизма.
Главному режиссеру театра имени Вахтангова Римасу Туминасу — 60. Когда-то он выбрал именно эту профессию, чтобы ставить Чехова, чтобы научиться переводить в сценический язык ту любовь к человеку, которыми полны Чеховские пьесы.
Преемником Михаила Ульянова и первым иностранцем, возглавившим российский театр, сегодня официально стал известный литовский режиссер Римас Туминас. На сборе труппы Московского театра имени Евгения Вахтангова нового творческого лидера знаменитому коллективу представил руководитель Федерального агентства по культуре и кинематографии Михаил Швыдкой.
Встреча артистов после "летнего антракта" началась на праздничной ноте. Цветами и аплодисментами наградили коллеги старейшую актрису и заведующую труппой Галину Львовну Коновалову. Уже 70 лет она служит в театре. Тепло поздравили и других вахтанговцев, проработавших в театре двадцать, двадцать пять и тридцать лет. Всеобщую эйфорию продолжил Михаил Швыдкой. "Вахтанговский театр – это то место, где решается судьба российского театра", – заявил глава Роскультуры. Он не скрыл, что важность миссии Вахтанговского театра была учтена при выборе художественного руководителя, который должен был заменить на этом посту великого Михаила Ульянова. Швыдкой рассказал, что в течение двух лет переговоры велись с двумя известными режиссерами – грузином Робертом Стуруа и литовцем Римасом Туминасом. "После долгих обсуждений последний, наконец, дал согласие", – заключил Швыдкой, предоставив слово новому худруку.
Речь Туминаса продолжалась, в общей сложности, около получаса и началась она с неожиданного объявления. "Праздника не будет", – заявил Римас, чем вызвал некоторый шок у собравшихся. Потом он, правда, пояснил, что это касается только артистов, которым предстоит нелегкая жизнь. "Рай – это только для зрителей", – сказал Туминас. "Я недавно зашел в театр, постоял на его сцене и понял, что это спящий зверь, которого надо разбудить", – аллегорически заметил режиссер. Чтобы это пробуждение произошло, требуется, прежде всего, хороший репертуар, уверен Туминас. Он признался, что с современной драматургией находится в сложных отношениях, поэтому будет, в основном, ориентироваться на классику.
"Я бы начал с "Чайки", но она у вас есть", – сказал новый худрук и огласил список авторов, которые лично у него вызывают интерес. В число избранных попали Шекспир, Ибсен, Беккет, Ануй, Гольдони, Аристофан, Островский и Достоевский. "Пока только наметки, ничего конкретного", – предупредил Туминас. "На следующей неделе я отправлюсь в Литву, чтобы выпустить премьеру в своем Вильнюсском Малом театре и рассчитаться с делами", – сказал он. Потом, по его словам, он выполнит обещание, данное "Современнику", и выпустит там "Горе от ума", премьера которого намечена на ноябрь. "Параллельно я буду внимательно отсматривать репертуар Вахтанговского театра", – сообщил Туминас, не исключив, что "какие-то спектакли придется снять".
Прозвучали и вполне конкретные планы. Так, Туминас предполагает заменить худсовет общественным советом, в который, по его словам, должны войти "хорошие, светлые люди, не обязательно связанные с театром". Он также предполагает создать студию внутри театра, чтобы в ней можно было свободно экспериментировать. Кроме того, необходимо оборудовать настоящую малую сцену и, наконец, пригласить к сотрудничеству интересных европейских режиссеров, которые в сочетании с русскими актерами могли бы дать потрясающий эффект. Сегодня вечером Театр Вахтангова открывает очередной сезон. Будет показана комедия "За двумя зайцами".
Сегодня в должность художественного руководителя Московского театра имени Вахтангова вступает литовский режиссер Римас Туминас. Он станет первым иностранцем, который возглавит российский театр. Официально представит коллективу Туминаса руководитель Федерального агентства по культуре и кинематографии Михаил Швыдкой. Это произойдет на сегодняшнем сборе труппы.
Вечером вахтанговцы откроют новый сезон комедией "За двумя зайцами". Не исключено, что среди зрителей будет и новый руководитель театра Римас Туминас. Он сказал, что "намерен поближе познакомиться с вахтанговцами, внимательно отсмотреть репертуар, чтобы лучше разобраться с будущим хозяйством". По словам Туминаса, никаких резких административных решений он принимать не собирается и увольнять артистов тоже не будет.
Ранее Туминас ставил в этом театре "Ревизора". Спектакль настолько полюбился исполнителю роли Городничего Сергею Маковецкому, что, когда "Ревизора" сняли из репертуара, актер неизменно вставлял сцены из гоголевской комедии в программу своих творческих вечеров.
В настоящее время у Туминаса много работы в "Современнике", где он репетирует "Горе от ума" Грибоедова. "Я обещал это сделать и слово свое привык держать", - заявил Туминас, добавив, что премьера, скорее всего, состоится в ноябре. "Только после этого и следует затеваться с другими постановками", - убежден режиссер.
За Вильнюсский Малый театр, который Туминас создал и возглавляет, он не тревожится. Эта труппа выживет, уверен режиссер. "Мои студенты доказали, что способны работать самостоятельно, и я этому рад. Значит, надо дать им волю и отойти в сторону", - говорит мастер.
22 июля в Друскининкае (Литва) кабинет драматических и национальных театров СТД РФ совместно с Гильдией театральных режиссеров России начнет очередные занятия лаборатории для молодых режиссеров под руководством режиссера и художественного руководителя Театра им. Евг. Вахтангова Римаса Туминаса.
Лаборатория проходит в рамках Первого Международного театрального фестиваля VASARA – 2013. Туминас является президентом фестиваля.
В работе лаборатории примут участие режиссеры из разных российских регионов: Владивостока, Чебоксар, Уфы, поселка Мирный (Республика Саха-Якутия), Верхнего Уфалея (Челябинская область), Заречного (Пензенская область), Новосибирска, Санкт-Петербурга, Москвы. Тема лаборатории сформулирована так: «Говорим и показываем». На ней будут исследованы принципы инсценировки литературного произведения, а также соотношение слова и действия в спектакле на примере постановки Туминаса по роману А.Пушкина «Евгений Онегин» в Вахтанговском театра и собственных работ участников лаборатории. В программу лаборатории также входят занятия по сценической речи под руководством профессора Школы-студии МХАТ Анны Петровой, просмотр и режиссерский анализ спектаклей фестиваля «VASARA – 2013».
В рамках I Международного театрального фестиваля «VASARA–2013» Кабинет драматических и национальных театров СТД РФ совместно с Гильдией театральных режиссеров России провели лабораторию для молодых режиссеров под руководством Римаса Туминаса. Занятия были посвящены принципам инсценировки литературного произведения. Туминас разбирал cоотношение слова и действия в на примере своей постановки «Евгений Онегин» в Театре Вахтангова и работ участников лаборатории, режиссеров из Владивостока, Чебоксар, Уфы, поселка Мирный (Саха-Якутия), Верхнего Уфалея (Челябинская область), города Заречный (Пензенская область), Новосибирска, Петербурга и Москвы.
Имя и присутствие Туминаса, безусловно, придало вес всему происходящему на фестивале. Согласившись стать президентом «VSARA-2013», он не только смотрел все спектакли, но и круглосуточно решал проблемы, даже развозил по площадкам и домам участников на собственной машине, так что все ощущали себя долгожданными гостями Друскининкая и лично Римаса Владимировича. Беседы с ним проходили очень камерно.
Туминас говорил об игровой природе театрального искусства: «Театр не читает, он рассказывает. Это действенное понятие. Театр владеет информацией и как ручей, родник подсказывает информацию жизни. Надо уметь напиться жизни. Работая над «Евгением Онегиным» я просто внимательно вчитывался в текст. Театр сегодня ищет новые способы мышления, языка. Наверное, этот путь принесет пусть маленькие, но открытия. Мне хочется употреблять не слово «спектакль», а «представление». И – «по поводу». Чехова, Шекспира, Пушкина. Желание принести что-то свое, наверное, не нужно. Нужно уважать автора. «Я хотел выразить себя». А кто тебя просил? Давай лучше про автора. Найди эпоху и взорви ее. И тогда будешь и ты, и автор. Я верю, что через работу с поэзией можно найти другой язык, прорваться в небо с алмазами. И весь мир придет на помощь: и Мопассан, и Брехт, и Чехов, и Гюго, и Чайковский, и Шуберт, и Моцарт ….»
Туминас говорил и о том, что cамое опасное – иллюстративность: «Как этого избежать? Образность возникает через соединение того, что мы показываем, представляем с выбранным пространством. Сценография должна быть такой, чтобы она не отвлекала от актера, декорация не так важна, она вспомогательна. Музыкальная тема в спектакле часто бывает иллюстративна. Это не правильно. Музыка дается не в помощь актерам, она должна звучать контрапунктом. Звуковой фон очень важен, он поддерживает пространство, созданное художником, звучит где-то в колосниках. Тема может спуститься, затронет событие, и улетит, похожая на птицу. Я, обдумывая будущий спектакль, начинаю с музыки. Надо найти звук человека. Эпоха также имеет свой звук. Если найден правильный звук — многие актеры смогут сыграть этот персонаж».
По просьбе одного из участников лаборатории начали фантазировать на тему пушкинского «Графа Нулина», как решать первую сцену. Пока молодые режиссеры предлагали варианты в разной степени анекдотические, Туминас прокручивал, разминал материал — а затем выстроил картину совершенно иного класса, где ирония сплавлена с высокой драмой. Таким вот образом и было положено начало разговору о теме и формате следующей встречи. Было решено, взяв за основу «Нулина», силами участников лаборатории и под руководством Туминаса подготовить сценическую версию поэмы.
Организаторы надеются, что фестиваль «VASARA» станет традиционным, а режиссерская лаборатория будет важной составляющей межкультурного диалога, который был начат в Друскининкае этим летом.
В последние годы Римас Туминас стал рекордсменом по числу театральных наград Фото: Геннадий Авраменко
Сегодня в России существует множество фестивалей с конкурсной программой. Причем ни один из них не обходится без последующих дискуссий. «Театрал» поинтересовался у руководителей театров, насколько принципиально для них участие в подобном конкурсном соревновании.
Кирилл Крок, директор Театра имени Вахтангова: – Если Россия считает себя театральной державой, страной с глубокими сценическими корнями и традициями, то, безусловно, наличие национального театрального фестиваля (и, может быть, даже не одного) полностью оправдано. Это как своеобразный театральный флаг, гимн, атрибуты некой государственности. Вахтанговский театр абсолютно не исключает себя из общего театрального процесса. Поэтому в крупных фестивалях и конкурсах мы участвуем, хотя острой необходимости в этом не чувствуем.
– А получаемые награды и премии приносят ли театру материальные и моральные дивиденды? – Я не могу сказать, что существует прямая связь между получением награды и улучшением нашего материального положения. Мы считаем себя театром, успешным во всех отношениях. У нас есть и спонсоры, и меценаты, которые будут нас поддерживать независимо от того, получаем мы премии или нет. А вот «моральные дивиденды» театру очень нужны. Могу назвать и премию Станиславского, и «Золотую маску», и «Гвоздь сезона», и «Звезду Театрала», и премию газеты «МК». Но опять-таки, они не являются самоцелью и не служат в качестве критериев внутренней оценки нашей деятельности. Мы сами все о себе знаем. И лучшее подтверждение тому – любовь публики, полные залы, моральное состояние внутри коллектива.
– Вы ведь следите за результатами театральных фестивалей. Возможна ли, на ваш взгляд, объективность в определении победителей и проигравших? – Конечно, любая премия всегда субъективна. Это видение ситуации глазами экспертов и членов жюри, которые исходят из собственных эстетических пристрастий. Другое дело, соглашаемся мы с этой субъективностью или нет. Есть какая-то горечь от недооцененности, наверное. Но, повторю, именно для нынешнего состояния Вахтанговского театра все это не является важным знаком. Театр сегодня думает о том, нужно ли ему в принципе с кем-то соревноваться или можно обойтись без этого? Впрочем, эти мысли пока существуют в качестве неких философских размышлений о жизни театральной. Никаких конкретных решений мы, естественно, пока не приняли.
http://www.teatral-online.ru/news/9064/ 5 Марта 2013 Его пример – другим наука. Виктор Борзенко, Фото: Анатолий Морковкин. «Евгением Онегиным» Римас Туминас открыл новую страницу Театра Вахтангова.
«Кто жил и мыслил, тот не может В душе не презирать людей; Кто чувствовал, того тревожит Призрак невозвратимых дней…» Пожилой Онегин в исполнении Сергея Маковецкого читает эти строки в самом начале спектакля, и они прочно оседают в памяти. Становятся эпиграфом ко всему действу, которое и в самом деле призрачно и не вполне правдоподобно, как четкий, но загадочный сон.
Своих персонажей Туминас погрузил в атмосферу томительной меланхолии (декорации серых тонов отдаленно напоминают спектакль «Дядя Ваня» и предлагают зрителю своеобразную игру: посмотрите на Пушкина глазами Чехова). Однако рядом с меланхолией соседствуют гротеск и грустный юмор. Не ждите от спектакля хрестоматийного прочтения «Евгения Онегина». Эта постановка в хорошем смысле слова «хулиганская», потому что оторвана от бытовой реальности (ее уж точно нельзя назвать «энциклопедией русской жизни»). Римас Туминас иронизирует здесь над природой пушкинских произведений, в которых документальность часто граничит с мистикой и сказкой, имеет как бы двойственную природу.
Такую же природу Туминас разглядел и в «Евгении Онегине». В крещенскую ночь спящая Татьяна Ларина (Ольга Лерман) во сне видит страшного медведя, который в сени к ней идет «и на порог ее кладет». Однако зрителям об этом рассказывает… еще одна Татьяна Ларина (внезапно появившаяся из-за кулис Юлия Борисова в элегантном, отороченном мехом синем пальто). Она садится на край Таниной кровати и словно сходится лицом к лицу со своей юностью, вспоминая себя молодую и тот злополучный сон, оказавшийся таким судьбоносным. А прежде чем покинуть сцену, в зеркале она столкнется взглядом с юной Таней.
Впрочем, не только Татьяна, но и целый ряд других персонажей спектакля удваиваются, «меняют маски» (как и тот страшный медведь в ларинском сне, который вдруг говорит человечьим голосом). Так, в самом начале рядом с печальным, умудренным жизнью Онегиным (хриповатый голос Сергея Маковецкого придает образу особый колорит) возникает Онегин молодой (Виктор Добронравов) – почти демонический персонаж, молчаливый, надменный и циничный. И, кажется, одного его появления в имении Лариных достаточно, чтобы Татьяна влюбилась. Пушкинский текст в отношении Онегина Туминас (он же и автор литературной композиции спектакля) поделил между этими двумя персонажами. Прием для театра не новый, но всегда интересный (например, в любимовском спектакле «Товарищ, верь» на сцене было сразу пять Пушкиных). Приему начинаешь верить, принимаешь «правила игры». Как и в случае с Лариной, пожилой герой словно в зеркало глядит на себя молодого. Однако не все так просто. Столь очевидная игра явно не для Туминаса. Вдруг рядом с Онегиным он вводит еще одного персонажа – Гусара в отставке (Владимир Вдовиченков), который и лицо от автора, и молодой и пожилой Онегин одновременно. Вся энергия, вольность и смелость пушкинского языка – на нем. Причем логические лабиринты, выстроенные Римасом Туминасом, с первых минут увлекают своей оригинальностью. Все в этом зазеркальном мире «так» и «не так».
Задник сцены сделан из огромного темного зеркала, которое в определенные минуты спектакля начинает двигаться, и порой кружится голова оттого, что предметы внезапно плывут перед глазами. Сценическое действо отражается в этой патине, словно трава в гладком озере. Однако от дуновения ветра идеальная гладь воды нарушается. Так и в спектакле обстановка становится тревожной (она усиливается и музыкой Фаустаса Латенаса, и ветрами, снегом и туманом, выдуваемыми на протяжении всего действия).
Сразу трех героинь играет Людмила Максакова. Она и нянька Филипьевна, и француженка-танцмейстер в балетном классе (позже этих балерин мы увидим в качестве подружек Татьяны Лариной), и смерть, уводящая Ленского (Василий Симонов) после дуэли. У каждого здесь свой «мини-спектакль» – ироничный и гротесковый. Старейшая актриса вахтанговской сцены Галина Коновалова появляется под аплодисменты на каблуках и едва ли не в подвенечном платье – в образе Московской кузины. И, разумеется, аплодисменты раздаются после ее финальной реплики: «Мне тяжела теперь и радость, Не только грусть... душа моя, Уж никуда не годна я... Под старость жизнь такая гадость...»
В концерт с чередой комических вокальных номеров превращаются и деревенские именины Лариной, да и внезапный отъезд Лариных в Москву (семью «заколачивают» в покосившуюся мрачную кибитку) украшен «комической сценой» – погоней охотника за Зайчиком (Мария Бердинских). Туминас чередует радостное с печальным. Комическое с трагичным. Татьяна, как известно, выходит замуж за Князя (Юрий Шлыков), а заканчивается спектакль вальсом с бурым медведем, который обнимает Татьяну своей мохнатой лапой.
Сергей Юрский:
– Я большой поклонник творчества Туминаса с его ранних вильнюсских спектаклей, мне очень нравилась его самостоятельность в ранних постановках. Было азартно оценить, что он выделит как важное в «Онегине». Я сам когда-то играл Онегина, трижды ставил это произведение для телевидения и знаю, как меняется его прочтение в зависимости от того, что происходит с тобой. Пушкин – сильный автор. Равный Шекспиру. Чехов – вот автор нежный, хрупкий. А с Пушкиным можно себе позволить то, что позволил Туминас, – метафоры. Они необыкновенно многочисленны и разнообразны. Есть метафоры необычайно удавшиеся, есть не очень удачные, как сцена дуэли Онегина и Ленского. Туминас боролся с Пушкиным как Иаков с Богом, и оба в этой борьбе потерпели и успех, и урон, ибо и Иаков был силен. Думал, что режиссер пропустит седьмую главу романа. Но он ее поставил, и очень интересно! Отъезд Лариных в Москву «на ярмарку невест» в возке, разросшемся в половину сцены, стал одной из удачных метафор всего спектакля, и монолог о российских дорогах, московских пейзажах и салонных нравах нарастил большие смыслы всей постановке. А в сцене бала – большая удача – удалось избежать штампов и придать финалу спектакля эпический смысл. Я говорю о фигуре Татьяны и ее отвержении Онегина не примитивным отрицанием его «люблю», а о ее моральной высоте, и на которую отчетливо поставлена режиссером. Пушкина сегодня часто низводят к автору «Гаврилиады», шутливому юношескому всплеску, а он, уходя в прошлое на наших глазах, невероятнейше глубок. Я многолетний его читатель и видел много «Онегиных», и русских, и зарубежных постановок, и потому рад версии Римаса Туминаса. Он там увидел очень важное для меня и увидел Пушкина как одного из самых умных авторов нашей страны.
Уже несколько дней театральная Москва только и обсуждает, что перемены в Вахтанговском театре. Напомним, этим летом истекает срок контракта с нынешним художественным руководителем – литовским режиссером Римасом Туминасом. Контракт может быть, разумеется, продлен на новый срок. Но вероятность такого развития событий крайне невелика. Актеры постарались. И не только актеры.
После смерти Михаила Ульянова, народного артиста СССР и человека, который без малого 20 лет руководил Академическим театром им. Евг. Вахтангова, тоже много было разговоров и много называли кандидатов на это, без преувеличения, не хлебное место. Зарплата – неплохая, конечно, но и не очень уж большая, да и кто спрашивает о зарплате, когда речь – о руководстве одним из главных московских театров?!
Вахтанговский театр – из трудных, можно даже сказать, труднейших. Труппа, давно, может быть, навсегда, разбившаяся на кланы, где одни первые актеры отказываются выходить в одном спектакле с другими, не менее замечательными и любимыми. Постоянные ссылки, если не сказать – стенания об утрате «вахтанговского». «Вот-вот потеряем!», «А с ним сохраним!»... «С ним сохраним??? – мгновенно откликаются другие. – Вот с ним-то как раз и потеряем, никогда не вернем. Ведь мы – последние, кто знает, кто несет, не расплескав ни единой капли!..» И никто не скажет наверняка. Потому что по мне, например, Мирзоев – в лучших своих спектаклях, в том числе и тех, которые он поставил в Театре Вахтангова, – это как раз и есть «вахтанговское». А в театре, я знаю, так почти никто не считает. А что Вахтангов? Он же один-единственный спектакль поставил. Гениальный, но кто знает, куда бы он двинул сам и других за собою повел?.. В Вахтанговском театре есть такие знатоки, уважаемые люди, замечательные и даже выдающиеся актеры. Сами знают и другим ошибиться не дают.
Туминас – не вахтанговской школы (а это – еще одна «грань» вахтанговского начала: по-настоящему оно открывается только тому, кто вышел из стен Щукинского училища, никак иначе). Правда, он знаком был с актерами и еще при Ульянове поставил в театре «Ревизора» (одни эту работу приняли, другие, ясное дело, нет), можно даже сказать, что Вахтанговский театр успел побороться за Туминаса, поскольку на него, и небезосновательно, имел виды «Современник». В театре всё непросто... Вспомнили наконец, что еще Михаил Ульянов просил Римаса Туминаса из его рук принять бразды правления, и хотя Туминас тогда, взвесив все «за» и «против», отказался ехать в Москву, после смерти Ульянова покрепче задумался и – принял приглашение. Оставив на родине, в Вильнюсе, свой собственный, замечательный Малый театр.
Полгода – как и предупреждал – провел на два фронта, ставил «Горе от ума» в «Современнике» и присматривался к вахтанговской труппе. Потом объявил планы. И, кажется, был удивлен, когда один за другим стали уходить из работы актеры, находя уважительные и не очень уважительные причины и предлоги. Звезды привыкли играть главные роли, а у Шекспира в «Троиле и Крессиде» многим первым актерам Туминас «неосмотрительно» предложил важные эпизоды (Шекспир, конечно, тоже тут виноват!). Прошло еще какое-то время, и новой бедой объявили пагубную страсть Туминаса, вполне, впрочем, распространенную среди деятелей русской сцены. Получалось, что, во-первых, он губит вахтанговское начало, а во-вторых, еще и пьет. А еще – не любит Систему Станиславского и русскую культуру вообще. Это – не шутка, так говорят те, кто против Туминаса.
Имея доступ к министру культуры, мастера искусства донесли и до него этот короткий, однако исчерпывающий список. А когда этот список подкреплен десятилетиями служения искусству и званием народного артиста СССР?! Или – народной артистки СССР?! Ну, если так, далее терпеть невозможно, решили наверху.
Все это невесело. И легкомысленный стиль изложения лишь скрывает горечь. Узнав, что угроза потери Туминаса приобрела реальные черты, актеры бросились на его защиту, написали письмо в Минкульт с просьбой продлить его контракт (письмо подписали больше 60 человек из 85). Письмо это уже успели назвать обращением молодых актеров, но среди этих молодых – признанные мастера: Ирина Купченко, Сергей Маковецкий, Максим Суханов, Мария Аронова, Владимир Симонов, Нонна Гришаева, Владимир Вдовиченков, Юлия Рутберг, Олег Макаров... Их министр не принял. В министерстве, куда корреспондент «НГ» обратился за комментарием, говорят, разумеется, в частном порядке: поздно. Решение принято. Новым художественным руководителем, по имеющейся в нашем распоряжении информации, назначат Валерия Фокина. Сам Фокин, ныне – худрук старейшего в России петербургского Александринского театра и экспериментального московского Центра им. Вс. Мейерхольда, коротко сказал, что слухи не комментирует. Хотя самые разные предложения получает регулярно, только в последнее время – два. Остается гадать.
За два года работы Туминаса в Театре им. Вахтангова вышло шесть спектаклей, два из них поставил он сам, «Троила и Крессиду» и «Последние луны». Сейчас репетирует «Дядю Ваню», в театре говорят, что репетирует очень интересно, так, что актеры почувствовали снова вкус профессии и даже отказываются от съемок (по нынешним временам – редкость!). Маковецкий, Вдовиченков, Дубровская, Симонов... Кстати, Туминаса приглашали на три года, но на деле договор заключали каждый год заново и на год. И вот теперь говорят, что третьего не дано.
Римас Туминас останется на посту художественного руководителя театра имени Евгения Вахтангова еще на год: на такой срок с ним продлило контракт Министерство культуры РФ. Об этом сообщает РИА Новости со ссылкой на руководителя ведомства Александра Авдеева.
Первый контракт литовского режиссера, оставившего ради московской труппы свой вильнюсский Малый драматический театр, истекает в августе 2009 года: Туминас пришел в театр Вахтангова после смерти предыдущего художественного руководителя - Михаила Ульянова. В апреле 2009-го внутренний конфликт в труппе относительно будущего Туминаса стал достоянием прессы. Одна группа артистов пожаловалась министерству на худрука, а вторая написала письмо в его защиту.
30 апреля в поддержку Туминаса высказался министр Авдеев, пообещавший встретиться с коллективом театра "хотя бы только для того, чтобы поблагодарить Туминаса, который два года возглавлял театр в нелегкие для него времена". В этот же день на сайте театра появился неподписанный "Комментарий по поводу "раскола" в театре имени Евг. Вахтангова", в котором говорилось следующее: "Несмотря на различия во взглядах относительно художественного руководителя театра, ни "раскола", провозглашенного в СМИ, ни дискуссий в театре нет. Актеры вместе с Римасом Туминасом, отдавая все силы творческому процессу, азартно репетируют "Дядю Ваню"".
В театре Вахтангова Римас Туминас, лауреат Госпремии РФ, "Золотой маски" и других наград, поставил "Ревизора" (еще при Михаиле Ульянове), "Троила и Крессиду" и "Последние луны". Также он сотрудничает с "Современником", где поставил "Играем… Шиллера!" и "Горе от ума".
Художественный руководитель театра им. Евг. Вахтангова Римас Туминас поставил спектакль «Дядя Ваня», премьера которого состоялась 2 сентября 2009г. «Дядя Ваня» нужен сегодня, чтобы поддержать нас, чтобы мы не стали циничными, грубыми, бессовестными людьми. При всех выпавших на его долю жизненных обстоятельствах он не растерял качества достойного человека и продолжал работать. Новым взглядом на театральную классику сегодня никого не удивишь, но спектакль «Дядя Ваня» театра им. Вахтангова вызвал бурную реакцию публики, а также российской и зарубежной театральной критики.
Министр культуры А.Авдеев, ставший первым зрителем «Дяди Вани» еще на репетиционном этапе, назвал спектакль «великолепным переосмысливанием Чехова» и выразил уверенность, что успех у него будет оглушительным. Прогноз оправдался. О спектакле «Дядя Ваня» говорят как об одном из самых крупных событий последних московских сезонов. А актерские работы С.Маковецкого и В.Симонова признаны достойными театральной энциклопедии. Не удивляйтесь, если придя на вахтанговский спектакль «Дядя Ваня», вы не узнаете знакомых персонажей, а известные слова зазвучат неожиданно. Режиссер очистил сцену от быта, оставив поле битвы страстей, разбитых иллюзий, не случившихся надежд. Герои А.Чехова, увиденные Туминасом и воплощенные актерами, живут в ошибке амбиций, философствования, трудолюбия и ленности, служения и потребления. Такие разные и одинокие у всех не задалась жизнь.
Почему? Мы будем разбираться в этом неспешно, от сцены к сцене, от диалогов, споров, откровений и ерничества. «Дядя Ваня» Туминаса о том, что думают герои Чехова и в чем признаются только в минуты душевного потрясения. Они порой косноязычны, как дядя Ваня, или излишне брутальны, как Астров. Но их признания вырываются из души яростно, как человек из душной комнаты на свежий воздух. Режиссер и исполнители любят своих героев, таких разных, одиноких, порой смешных. Да, да смешных.
А.П.Чехов все свои пьесы называл комедиями. Режиссеры и зрители гадали, почему эти истории, наполненные страданиями, недосказанностью, заканчивающиеся всегда на пронзительно-грустной ноте комедии? Р.Туминас не вперыве ставит Чехова, его «Три сестры», «Вишневый сад» снискали признание зрителей и критиков. Для него пьесы замечательного писателя путь поиска, разгадка сути, оправдание жанра. Каждая постановка Туминаса приближение к смыслу этого загадочного слова комедия, так противоречащего контексту сюжета. Как тут не вспомнить слова А.С.Пушкина: «Высокая комедия не основана единственно на смехе, но на развитии характеров и.... нередко близко подходит к трагедии».
Действующие лица и исполнители: Владимир Симонов (Серебряков Александр Владимирович, отставной профессор) Анна Дубровская (Елена Андреевна,его жена) Евгения Kрегжде, Мария Бердинских (Софья Александровна ( Соня ), его дочь от первого брака) Людмила Максакова (Войницкая Мария Васильевна, вдова тайного советника, мать первой жены профессора) Сергей Маковецкий (Войницкий Иван Петрович, ее сын) Владимир Вдовиченков, Артур Иванов (Астров Михаил Львович, врач) Юрий Красков (Телегин Илья Ильич, обедневший помещик) Галина Коновалова (Марина, няня) Сергей Епишев (Ефим, работник)
Постановка: Римас Туминас Сценография и костюмы: Адомас Яцовскис Композитор: Фаустас Латенас В спектакле звучит отрывок из «Кол Нидрей» М. Бруха, в исполнении Т.Докшицера
...«Дядя Ваня» в поставке Римаса Туминаса. Туминас с художником Адомасом Яцовскисом выводят чеховских героев в антураже осыпающейся усадьбы. От бывшего дворянского гнезда остались обшарпанный фронтон, истертый кабинетный диван и виднеющийся в черной глубине сцены садовый лев. Наползающий оттуда же туман, сквозь который светит лунный диск, делает пространство скорее метафизическим, чем конкретным. Как и музыка театрального мага Фаустаса Латенаса, ни на минуту не оставляющая спектакль, не дающая ни на миг уйти от раз взятой пронзительной ноты. В роли Войницкого - Сергей Маковецкий.
Не нужно видеть всех театральных работ Маковецкого, чтобы назвать эту одной из лучших. Маковецкий играет своего Войницкого постаревшим нелепым мальчиком. Жители усадьбы странны и гротескно-чудаковаты. Профессор Серебряков (Владимир Симонов) — как тот садовый лев, когда-то масштабная и обаятельная фигура, теперь смешной и жалкий, до колик надоевший всем замашками провинциального трагика, подагрой и капризами. Передвигается профессор не иначе как по авансцене, вполоборота к залу — все, мол, видели, как страдаю? Елена Андреевна (Анна Дубровская) — холодная красавица, не знающая, куда приложить свое совершенство — разве что застывать без конца античной статуей, так мужчины ведь приставать начинают, а надоело до чертиков. Маман (Людмила Максакова) — весьма эксцентричная дама с черным каре, в очках и с неизменной папочкой, няня (старейшина труппы Галина Коновалова) — смешная молодящаяся старушенция. Спектакль полон шаржей и сценических гэгов.
Римас Туминас pодился 20 января 1952 в г.Кельме (Литва). В 1970 - 1974 г.г. учился в Литовской Консерватории.В 1978 г.окончил режиссерский факультет ГИТИСа (курс И.Туманова). Его первым спектаклем стал "Январь" болгарского драматурга Й. Радичкова (1978) в Театре драмы Литовской ССР, а первой московской постановкой - "Мелодия для павлина" О. Заградника (1979) в Театре им. К.С.Станиславского. Соединяя трудносоединимое (в том числе концертность исполнения с ансамблевостью постановки), режиссер дал критике повод писать о "гармонии дискомфорта" в его ранних спектаклях.
По словам рецензента журнала "Театр", характер режиссуры Туминаса "принадлежит литовской школе, неторопливый, без крика, без резких тонов, с ее любовью к мелочам, с ее мягкостью или неожиданной взрывчатостью при внешней сдержанности, с ее умением создавать атмосферу спектакля, реальную и мистериальную одновременно". Отмечалось и отсутствие в постановках Туминаса актерских неудач, его умение работать с исполнителями.
С 1979 г. по 1990 г. режиссер работает в Государственном академическом драматическом театре Литвы, а с 1994 г. - его главный режиссер (в 1998 театр обретает статус Национального). В 1999 г. Туминас покинул театр (последними спектаклями стали "Царь Эдип" Софокла, (1998), и "Ричард III" Шекспира, (1999).
Римас Туминас поставил более 20 пьес в различных театрах Литвы и за границей. Из зарубежных работ - чеховские "Дядя Ваня" (1992) и "Чайка" (1993) в Финляндии, "Дон Жуан" Мольера в Исландии (1995). Одна из постановок на Малой сцене драматического театра Литвы - спектакль "Здесь не будет смерти" (1988) по мотивам жизни и творчества литовского поэта Паулюса Ширвиса. Пьеса, затронувшая проблемы послевоенного развития Литвы, была написана самим Р. Туминасом в соавторстве с поэтом В. Кукуласом. Здесь смешивались стихи Ширвиса, отклики на послевоенную духовную ситуацию, биографические аллюзии, цитаты из прозы Дж. Лондона. Значимы были не столько слова, сколько эмоциональный настрой, инстинктивность движений: "Спектакль... ничего не утверждает и не опровергает. Он только честно свидетельствует" (из текста буклета к спектаклю).
В 1990 г. Туминас основывает Малый театр Вильнюса. Здесь им были поставлены: "Вишневый сад" Чехова (1990), "Галилей" Б.Брехта (1991), "Улыбнись нам, Господи" Г. Кановичюса (1994), "Маскарад" М. Лермонтова (1997), гастролировавшие за рубежом (Финляндия, Швеция, Польша, Исландия и др.) Спектакли Туминаса - успешные участники фестивалей "Международная прибалтийская театральная весна", "Балтийский дом", "Life", "Контакт", "Международный театральный фестиваль им. Чехова" и др.
"Ревизор" в постановке Римаса Туминаса после успешного показа в Москве в рамках III фестиваля им. Чехова спектакля "Маскарад" (критики отмечали "цельность эстетического пейзажа" и редкую степень свободы в обращении литовского режиссера с чужой классикой), ставшего лауреатом российской национальной театральной премии "Золотая маска" в номинации "Лучший зарубежный спектакль 1998 года", Туминас был приглашен на постановку театром "Современник", где в 2000 г. выпустил спектакль "Играем...Шиллера!" по пьесе Фр. Шиллера "Мария Стюарт". "Литовцы любят разного рода мистификации", - утверждает Туминас и создает спектакль (слово "игра" в названии не случайно), в котором играет решительно со всем: с предметами реквизита, актерскими возможностями, зрительскими ожиданиями. Более же всего - с привычным представлением о том, какой надлежит быть трагедии в наши дни.
В 2002 году на сцене Театра им. Евг. Вахтангова Римас Туминас поставил спектакль по пьесе Н.В. Гоголя "Ревизор", который критики назвали "самым скандальным и одновременно спорным спектаклем сезона".
Туминас - режиссер не спеша, не суетясь, изящно, остроумно и просто выстраивал взаимоотношения хрестоматийных гоголевских персонажей. И эффект был потрясающий, когда вдруг вместо социальных масок, утрированных карикатур появлялись живые и индивидуальные человеческие лица, со своими радостями и бедами, мечтами и потерями...
Римас Туминас поставил в Театре имени Вахтангова спектакль «Ветер, который шумит в тополях» по пьесе современного французского драматурга. Премьера намечена на 19 февраля. Эту пьесу французского драматурга Жеральда Сиблейраса в Театре имени Вахтангова планировали поставить еще лет десять назад. Даже актерское трио подобралось — Владимир Этуш, Михаил Ульянов и Юрий Яковлев. Но тогда «Ветер, который шумит в тополях» до театра так и не долетел. Не нашлось режиссера, готового взяться за этот незнакомый материал. Теперь такой режиссер есть — Римас Туминас.
«Это не Шекспир, не Ибсен, не Мольер. Это современная драматургия, которая всегда попадает под критику, — говорит художественный руководитель Государственного академического театра им. Е. Вахтангова Римас Туминас. — Но в современную драматургию, наверное, надо вглядываться, смотреть как на классику. Тогда весь наш опыт — и театральный, и жизненный — он нас поддержит».
О чем играть и что пытаться донести до зрителя, актеры у Римаса Туминаса уже давно не спрашивают. Они знают, что все равно играть придется обо всем сразу. А уж как играть, режиссер подскажет. Густав, Фернан и Рене живут в доме престарелых. Каждый день они встречаются на террасе. И хотя их существование давно уже подчинено строгому расписанию, и кажется, что поводов для радости совсем уже не осталось, у них все равно есть силы, чтобы бороться. И пусть даже эта борьба — всего лишь за террасу, на которой можно мечтать, наблюдая за тополями.
Владимир Вдовиченков, Максим Суханов и Владимир Симонов под руководством Римаса Туминаса репетировать начали еще осенью. «Я думал, что это произойдет очень быстро, легко, непосредственно, чуть отдыхая. Я всегда мечтаю о том, чтобы пить с актерами кофе, разговаривать о жизни, о литературе и договариваться о пьесе, — говорит Туминас. — Но работа затянулась по многим обстоятельствам. Может быть, это к лучшему».
«Еще столько будет непростой работы, — уверен Владимир Симонов. — Даже если выйдет спектакль, надо еще со зрителями завязаться и проверить все». Премьера запланирована на 19 февраля. За месяц, говорит Римас Туминас, спектакль может еще не один раз измениться.
На площади перед зданием театра-фестиваля «Балтийский дом» состоялось торжественное открытие именного кресла художественного руководителя театра имени Вахтангова Римаса Туминаса. Неожиданным было появления виновника торжества: на велосипеде и в окружении сказочных существ с белоснежными зонтиками.
Напомним, что аллея именных кресел была заложена в прошлом году, когда фестиваль «Балтийский дом» отмечал свое 20-летие. Тогда же были открыты и первые кресла Генриетты Яновской и Камы Гинкаса, а также Донатаса Баниониса, в которые может присесть каждый желающий.
«Маскарад» Вильнюсского малого драматического театра в постановке Римаса Туминаса, показанный в рамках Международного театрального фестиваля «Киев майский», заставил благодарных зрителей задуматься не только о спектакле, но и о режиссере. Завесу тайны слегка приоткрыла пресс-конференция с г-ном Туминасом, организованная дирекцией фестиваля и лично А.Кужельным. Но только благодаря эксклюзивному интервью я еще раз убедилась в том, что литовского режиссера всерьез волнует «утраченное время». Его спектакли наполнены дыханием и рокотом вечно куда-то спешащей «реки времен». Но при этом для Туминаса существует одна универсальная, непререкаемая, волшебная эпоха. И это «золотой век» великого классического искусства. Век, в котором можно запросто беседовать с бедняжкой Ниной Арбениной или шиллеровской Марией Стюарт. И еще с тайной детской радостью смотреть на огонь и рассказывать истории. В самом деле, что еще нужно человеку?! Только, тобы одна история была краше другой.
— Римас, вы постоянно обращаетесь к классическим текстам: Шиллер, Лермонтов, Гоголь… Откуда такое пристрастие к классике? — Когда после окончания института я работал в Академическом вильнюсском театре, существовал неписаный закон: давать молодым режиссерам для постановки только сказки или пьесы современных драматургов. И я не избежал общей участи. Было, правда, одно счастливое совпадение: на фестивале драматургии социалистических стран я сделал болгарскую пьесу «Январь» в жанре притчи. Пьеса эта пахла классикой, была написана по законам классической драматургии. Я получил за «Январь» первую премию. И, окрыленный радостью, счел, что все мне теперь открыто и доступно, что я все смогу… Но не тут-то было! Меня посадили на сказку.
— Это была мера наказания? — Да, наказание за успех на фестивале. Мы, литовцы, — маленький народ. Отношения с нами — трудные, сложные. И вот я сделал две сказки и просто возненавидел детей.
— Неужели до сих пор ненавидите? — Уже нет. Прошло. Но тогда думал: «Зачем дети ходят в театр? Ведь это дело серьезное, взрослое…» Хотя умом понимал, что детский театр тоже нужен и важен, но не находил в нем интереса. А современную драматургию интуитивно пытался делать под классику, дотянуть ее до классического уровня, нащупать драматизм, выявить его. Кое-что мне удавалось, так что зрители недоумевали: «Это классика или современность?!»
Я ведь при постановке современных пьес не пользовался соответствующими времени костюмами и предметами, обходился без телефонных аппаратов и т.д. Словом, искал выразительные средства, присущие классике. А потом, отработав 10 лет в Вильнюсском академическом театре, подошел к Чехову. И началась жизнь Малого театра, который сегодня у вас в гостях.
— И что же для вас значит аромат классики? Из каких «нот» он состоит? — Классика интересна, богата, в ней вся минувшая жизнь и возможность мистифицировать. А современности я не понимаю, не знаю, ее как будто не существует для меня, она мне неинтересна. Я там, откуда мы все пришли, в истории, в минувшем. Там мне и грустно, и хорошо.
— И все же в реальной жизни вы — слуга двух господ. Я имею в виду «Современник» и Вильнюсский малый драматический театр. — Такая ситуация действительно имела место, пока строился и ремонтировался наш театр, наш дом. Еще 10 лет тому назад он был выделен, но ремонтировался очень медленно. Я уже привык к вечному ремонту, удобно было ныть. «Нет театра, не построили, нет дома…» Ведь если нет театра, нет дома, я могу себе позволить уехать куда-нибудь и ставить спектакли на стороне. Но в этом году обо мне позаботились и сказали премьер-министру, что я уже много лет жду своего дома, своего театра. Тот выделил большие деньги, и я испугался. Теперь ведь придется больше работать дома. И ныть вроде бы уже незачем.
— И «Современник» распростился с вами? — «Современник» и не думает со мной прощаться. Всеми средствами добивается, чтобы я оставался с ним. Да и не только «Современник». В Вахтанговском театре, где я недавно закончил «Ревизора», тоже скандал сейчас происходит.
— Какой скандал? — Связанный с первой реакцией критиков и общественности на «Ревизора». Московские критики сейчас играют во власть. Они ощутили, что могут создавать или убивать образ актера, режиссера или театра. Словом, такой же сценарий повторяется, как и с «Марией Стюарт». Сначала полная неприязнь, потом пауза наступает, а со второй волной вступают театральные критики, театральная общественность. Они анализируют и даже поддерживают. А третья волна — это всеобщая любовь.
— «Маскарад», как я понимаю, уже в волне всеобщей любви? — Да, уже. Хотя в Петербурге, на премьере спектакля, нас разбомбили. А потом в Москве полюбили… через паузу.
— Как-то вы сказали, что хотите перед премьерой попасть под машину. Но не так, чтобы разбиться насмерть, а чтобы на какое-то время оказаться в больнице. Все бы за вами ухаживали и вас утешали. Откуда такое желание? — Страх мною овладевает. Наверное, страх такой же природы, как и у Гоголя. Когда ты в сомнении и в отчаянии, сам себя ненавидишь, хочется оттолкнуть, отложить, отбросить, передумать, перерепетировать, начать все сначала.
— Как же вы выходите из такого состояния? — Иногда помогает взгляд со стороны, взгляд друга, знакомого. Чаще всего это композитор мой, его зовут Фаустас Мартынас. Он такой умный парень, спокойный, холодный, рациональный. Умеет выводить меня из этого состояния. Так что пока я не побывал под колесами.
— На пресс-конференции вы часто вспоминали о детстве. Наверное, детские впечатления играют для вас как режиссера определяющую роль. Вы так и не «вылечились» от своего детства? — Да ведь ничего больше нет. Ничего, кроме детства. Детство, которое было у каждого из нас, для меня — отдельный мир, совершенно самостоятельная жизнь. Я не могу связать себя ребенка и себя взрослого. Мне кажется, что это был другой человек, которого я хорошо знаю, который прошел путь познаний, открытий, мечты. И этот человек, который тоже я, — самый главный, загадочный и драматичный. А потом — черта, переход во взрослость. И разрушить эту черту мне не удается. Да и не стоит, наверное. Ведь основная ценность мира там, в детстве.
— Говорят, у творческого человека должно быть или очень счастливое, или очень несчастное детство. Только не среднее, серенькое. А вы можете назвать свое детство счастливым? — Я еще буду счастливым, когда вырасту. Когда поставлю много спектаклей и заработаю много денег. А пока я еще не вырос. Даю себе лет 15 на вырастание, а потом уже можно будет вернуться в природу и детство. И, может быть, тогда встречусь я нынешний с оставленным там двойником.
— О детстве вы любите рассказывать, а о дальнейшей своей судьбе — не очень. Почему? — Потому что в моей биографии нет ничего интересного. Я никого не убил и не сидел в тюрьме. И родители мои не погибли. Словом, нет трагедии. А какой же художник без трагедии? Ну, восемнадцать лет жил в деревне с родителями. Отец мой — странный человек, крутой, жесткий, пребывал со всеми в постоянном конфликте. Его из района то и дело выселяли, и мы кочевали по деревням. Поэтому у меня нет постоянной школы, школьных друзей, одной какой-то деревни. Деревни, в которой я родился, уже не существует. В общем, я такой — вечно с чемоданами. Поэтому у меня в пьесах всегда чемоданы появляются. И сценографические решения у меня не зациклены на каком-то определенном месте, интерьере. Только пространство, человек, его дорога. И уходящее время.
— Наверное, вы всегда мечтали о собственном доме, саде? — Да, мечтал. Особенно о саде. С яблонями и вишнями. Отец все пытался посадить сад. Но только посадит что-то — нас выселяют, и нужно уезжать. Но сейчас я посадил сад на хуторе. Работаю на земле и с землей.
— Не испытываете ли искушение бросить театр ради сада? — Так и делаю иногда. Всех обманываю. Прикидываюсь больным и еду в мой сад. Он расположен в 50 км от Вильнюса. Там я с природой живу и работаю с деревом. Делаю кровати, столы, стулья для родных и знакомых. Вот, говорю «Современнику», Волчек, что надо отдохнуть, сделать паузу. Но она все равно планирует.
— Как бы вы определили основные эстетические принципы «театра Туминаса»? — Образно говоря, мой театр напоминает женский дом, где покой, тишина, где слышны вода и земля. Где обитает человек со своей историей. Человек, не способный обозлиться. В этой тишине сладко отсчитывать свое время и чувствовать, как оно проходит. Словом, наступило время простого, открытого, умного, мудрого, спокойного театра. И, конечно, доброго. Главное, чтобы была тишина, покой, и все напоминало о детстве. Тогда можно и историю рассказать.
— И какие истории вы планируете рассказывать? — Ну, подумываю о «Юлии Цезаре» Шекспира, о беккетовском «В ожидании Годо», о Дон Кихоте, наконец. Дон Кихот сейчас нужен. Нужно, чтобы он пришел. Интересно, как он будет удивляться и воспринимать сегодняшний день. Вообще в театре сейчас просто необходима тема трагического романтика. Но я не знаю, что поставлю раньше.
— Есть ли актеры, в которых вы постоянно нуждаетесь, которых вам мучительно не хватает? — Есть, конечно. Неелова, Яковлева. Вот Неелова после «Марии Стюарт» просто испортила мне жизнь. Делаю следующую работу и постоянно вспоминаю о ней. «Вот тут бы Неелова так сыграла, она бы дала…» Мешают они мне с Яковлевой своим отсутствием. Или вот еще Сергей Маковецкий… Талантливейший актер! Но всех ведь не соберешь вместе, да и не нужно, наверное. Надо сажать свой сад, строить свой дом. Чтобы в нем было уютно, тепло, можно было слышать друг друга и жизнь, землю, воду. Смотреть на огонь и рассказывать истории.
Сергей Маковецкий с Леонидом Каневским Фото: Юрий Феклистов
Свое 90-летие труппа легендарного Театра имени Евгения Вахтангова отметила очень необычным спектаклем-концертом «Пристань». Художественный руководитель театра Римас Туминас дал возможность корифеям исполнить на любимой сцене те роли и номера, о которых они грезили всю жизнь. Так, мечты сбылись у Юрия Яковлева, который читал «Темные аллеи» Бунина. Юлия Борисова блеснула в отрывке из пьесы «Визит старой дамы» Дюрренматта. Владимир Этуш сорвал бурные аплодисменты в роли старого еврея Соломона в «Цене» Артура Миллера. А Василий Лановой посчитал лучшим подарком возможность продекламировать любимого Пушкина. Примечательно, что все перечисленные актеры носят звание народных артистов СССР и такого ценного «генофонда» не осталось ни в одном драматическом театре страны! А вот Сергея Маковецкого в тот вечер зрители на сцене не увидели. Отрывок из шекспировского «Ричарда III», который он готовил на юбилей, настолько впечатлил Римаса Туминаса на репетиции, что худрук предложил актеру сделать не эпизод, а полноценную постановку с его участием!
«У меня мурашки по коже — мастера играют гениально, — рассказывал после просмотра «Пристани» Александр Олешко. — Четыре дня назад я увидел премьеру и был так потрясен, что через день еще раз пришел на спектакль. А сегодня смотрю его в третий раз — со своей девушкой Викторией». Сильное впечатление произвела постановка и на Валентина Гафта. Артист так сильно разволновался, что в конце первого действия у него поднялось давление. Коллеги из «Современника» — Сергей Гармаш и Марина Неелова — предложили отвезти Валентина Иосифовича домой. Но Гафт мужественно заявил, что ему стало лучше и он обязательно досмотрит спектакль до конца. После чего вернулся в зал и аплодировал громче всех, когда опустился занавес. Уже на банкете Марк Захаров признался, что теперь у него есть мечта — побывать на столетии вахтанговской труппы. Стоявшая рядом компания из театральных худруков — Олег Табаков, Галина Волчек, Александр Ширвиндт, Валерий Фокин в один голос заявили: «И для нас местечки в партере приберегите!»
Римас Туминас – один из тех редких людей, которые соединяют собой рассыпающееся пространство постсоветской культуры. Художественный руководитель Малого театра в Вильнюсе и Театра имени Вахтангова в Москве, он сумел соединить в своих постановках традиции литовской и русской театральных школ. В день его юбилея актеры Вахтанговского театра показали на сцене «капустник» в форме рок-оперы, посвященный непростой и радостной истории прихода юбиляра в их театр.
Время от времени, желая спастись от неизбежной суеты суматошной театральной жизни, Римас Туминас сбегает на хутор, где родился и вырос («набраться сил», как поясняет в своих интервью). К воспоминаниям детства вообще возвращается часто, объясняя на репетиции, почему за Раневской посылали именно дочь Аню, вспомнит, как его пятилетнего, мать посылала за отцом, когда он слишком засиживался с друзьями за бутылкой. «Отец понимал, кто меня послал и зачем. Он крепко сжимал мою руку, до синяков, но шел за мной домой» («НИ», 27.07.2006). Чтобы объяснить актерам тайны профессии, вспоминает себя младшеклассником, идущим в школу, гордым от того, что в ранце лежат удивительно наточенные отцом карандаши («играть нужно не карандаш, а ощущение карандаша в ранце. Ощущение его безупречной тонкости и изящества формы. Найти это ощущение сложно, но это и есть главное в театре»).
Изящество и безупречность формы Туминас ищет не только в актерском исполнении, но и в пьесах. Открыв для себя на третьем курсе Вильнюсской консерватории мир Чехова, резко перерешил судьбу; уехал в Москву, в ГИТИС (и вот без малого сорок лет не расстается с любимым драматургом). По окончании института, вернувшись в Литву, быстро обнаружил, что «как молодой советский режиссер я был обречен ставить современную драматургию, классику ставили другие – главные режиссеры». И в 1990 году Туминас создает свой Малый театр в Вильнюсе, где ставит Лермонтова и Брехта, Чехова и Гоголя, Гольдони и Беккета…
Начиная с середины 1980-х (с появления первых спектаклей Эймунтаса Някрошюса) литовский театр занимает в сознании театралов место особое и отдельное. Гастроли вильнюсского Малого театра в Москве стали событием нерядового масштаба. Поэтичный мир снежного Петербурга, где разыгрывалось действие его «Маскарада», был одновременно узнаваемым и чужим. Туминас превратил лермонтовскую трагедию в феерию снега, огня, летучих фейерверков, прошив все действие хачатуряновским вальсом в парадном оркестровом звучании и в бедном наборе нескольких скрипок. В странном месте – то ли в снежном Летнем саду, то ли на небогатом кладбище, занесенном холодным питерским снегом (сценограф Адомас Яцовскис), ожили воспоминания. Кружила белая метель, взлетали снежные хлопья, рядом с мерзнущей статуей появлялся белый шар-сугроб. И люди, возникающие в снежном вихре, – лишь призраки, бледные тени ушедшей эпохи. Нежные дамы в капорах и митенках, господа в форменных шинелях порхали по сцене со свободой и непринужденностью сновидений, где все пропорции сбиты, и любой образ может то улететь, то вдруг скорчить самую невообразимую гримасу.
Тема исчезновения красоты, оскудения жизни, тема распада культуры – один из лейтмотивов творчества литовского режиссера. И как противовес ей Туминас вводит тему поиска «другого мира», «другой жизни», поиски иной судьбы.
Поклонник строгой формы, Туминас редко позволяет себе лирическую открытость сценического высказывания. По его постановкам судить о том, где «ходит режиссерская душа», практически никогда не удается. Пожалуй, единственным исключением стал спектакль «Мадагаскар». Примечательна сама история его создания. Прочтя роман о литовце, который отправился искать для Литвы новые земли, Туминас настойчиво начал соблазнять знакомых драматургов написать на его основе пьесу. В результате Мариус Ивашкявичус создал один из лучших современных сценических текстов, чей изощренный язык разом напоминает о Платонове и о Жванецком.
Реальные действующие лица литовской истории здесь превратились в персонажей сказочного фольклора. Посол во Франции Оскарас уверен, что Атлантиду заселяли литовцы и затонула она, потому что не вынесла тяжести роста литовскости. Он предвидит, что скоро одна половина Луны упадет на Россию и у Литвы окажется дополнительная территория, способная вынести величие литовского духа. Сам главный герой, Казимерас Пакштас (Пакштас – по-литовски «шутка»), стремится обратить своих соотечественников лицом к морю, посадить их на корабли и отыскать в Африке земли, пригодные для создания «запасной Литвы»: черного Вильнюса и черного Каунаса. Изощренный, затрудненный литературный язык, слова, вышедшие из бытового употребления, намеренно контрастируют с точными скупыми сценическими средствами. Не пытаясь ни бороться с автором, ни додумывать за него, Римас Туминас точно идет за подсказками литературного материала, находя сценические эквиваленты прекрасной прозе.
Самый свободный по духу, полный юмора и света, «Мадагаскар» оказался еще и пророческой работой. Его создатель также, в свою очередь, отправился на поиски «запасной Литвы», откликнувшись на предложение возглавить осиротевший Вахтанговский театр.
Любовь к отточенной и вычурной форме, тяга к классике, некоторая эклектичность приемов (когда цитата как бы «теряет» свой непосредственный источник) – все это оказалось близким вахтанговской школе. Сотрудничество режиссера и театра оказалось на редкость плодотворным. За неполные пять лет Вахтанговский театр успел пережить скандалы и триумфы. Туминас проявил себя гибким политиком, сумевшим занять в новых постановках практически всех корифеев театра и привести новые лица. Сумел привлечь зрителей обдуманным соотношением новаторства и традиции. А поставленный им «Дядя Ваня» стал высшей точкой долгого диалога литовского режиссера с русским классиком.
Усадьба Войницких в спектакле Театра Вахтангова наводит на мысль не столько об обедневшем помещичьем доме, сколько о разорившемся театре, в котором бестолково свалены остатки реквизита: портал из какой-нибудь костюмной пьесы, каменный лев на заднем плане – откуда-то из Лопе де Вега. В ободранном, обобранном пространстве обитают подозрительные чудики, практически каждый из которых придумал себе имидж и в нем живет. Режиссер выстроил острые, гротесковые рисунки ролей, наполнил спектакль фарсовыми эпизодами и эстрадными лихими номерами. Актеры Вахтанговского театра играют смело-комедийно, с вызывающей гротесковой яркостью, которая долго казалась несовместимой с чеховской акварелью. Однако от этого шутовского эксцентрического мельтешения драма чеховских персонажей отнюдь не теряется, а становится, если угодно, только безысходнее. В финале дядя Ваня – Сергей Маковецкий почти физически страдает от осознания, что ему 47 лет и прожить он сможет еще пару десятилетий: «Скажем, если я доживу до 60…»
В преддверии своего 60-летия Римас Туминас скрылся от журналистов, не желая подводить итоги и делиться планами. Как объясняет сам – предпочитает жить, ощущая «временность» всего происходящего: «постоянно испытываю ощущение, что в эту профессию я зашел на время, а самое главное будет потом».
На юбилейном вечере Римас Туминас озвучил замысел новой постановки: «Пару недель отдохну и примусь за «Евгения Онегина».
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 110
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума