А еще была в моей жизни одна недосягаемо прекрасная Принцесса, ни на кого не похожая, загадка - в своем таком невозвышенном, несладком неземном шарме. Театр Вахтангова, «Принцесса Турандот» – версия вторая (Рубена Симонова). Юлия Борисова и Василий Лановой, Людмила Максакова, Юрий Яковлев, Михаил Ульянов… Звезды, звезды… Звезды – да. Но все остальные – на другой чаше весов. А на первой их чаше – Принцесса. И она, такая хрупкая, перевешивала своей игрой всех этих звездных красавцев-мужчин и женщин. Для меня эта вахтанговская Турандот –Юлия Борисова - инопланетная и недосягаемая. Мне повезло, я видела Турандот несколько раз. Всегда с Борисовой и никогда с Вертинской… Так было надо!
И сам спектакль, конечно же, был прекрасен – он призывал расслабиться и не думать. Плыть на спинке по волнам не всегда тонких шуток, но поданных так элегантно, как будто это какое-нибудь супер бланманже из средиземноморских анчоусов с муссом из молодых зерен французского земляного яблока на приеме у английской королевы. Которое на поверку оказывается килькой с пюре. Вот так я себя и чувствовала на этом спектакле -как на приеме у королевы. Очень, очень мне повезло, что я это видела и не раз. Потом хотела сводить дочь, в 90-х, на третью версию, но что-то не сложилось. Как я теперь понимаю, моя Принцесса Юлия берегла меня и моих детей.
В тот же «сатировско-турандотский» период готовился к открытию новый, самый продолжительный (хотя и прерывистый)этап моей театральной жизни. Чуть более 40 лет назад всё с той же подругой Машей (и благодаря ей) я вошла в тот самый зал на Юго-Западной, что занимал часть склада овощного магазина в жилом доме. И первый же спектакль – водевили «Уроки дочкам» и «Беда от нежного сердца»… не зацепил. Уже приобретенный юношеский снобизм, а также привычка и привязанность к интеллектуальной салонной сатировской комедии не отпустили в в свободный полет в атмосфере площадной неизысканной, но (как я осознала значительно позже) великолепной в этой своей низменности комедии. Открытый огонь, горевший в глазах актеров-дилетантов никак не бился с привычным виртуозным профессионализмом сатировских звезд. Было странно и непривычно. И не было в этой труппе ни одного актера, хоть немного похожего на Андрея Миронова. «Уроки» запомнились, но вызвали больше недоумение, чем интерес. Хотя справедливости ради надо сказать, что было смешно. Очень смешно Очень-очень. (что я, не человек что ли!!!!!????)
21 сентября 2018 г. исполняется 110 лет со дня рождения народного артиста РСФСР Владимира Осенева. Осенев - один из легендарных мастеров сцены, блистательный исполнитель водевильных и комедийных ролей. Первый Флоридор Вахтанговского театра. Премьеру той «Мадемуазель Нитуш» (режиссёр - Рубен Симонов) сыграли в декабре 1944. Это был праздник вопреки всему. Н.Ф. Погодин писал о спектакле: «Нет, что вы там ни говорите, а Вахтанговцы - славные ребята, хотя бы потому, что задорно и решительно напоминают нам о театральности».
Эпизод из истории. 50 лет назад, 2 декабря 1968 года состоялась премьера спектакля «На всякого мудреца довольно простоты» по А.Н. Островскому в постановке Александры Ремизовой.
На фото: Юрий Яковлев в роли Глумова, Алла Казанская - Турусина, Николай Плотников - Крутицкий, Людмила Максакова - Мамаева.
Исповедь Евгения Рубеновича Симонова! ...хотите узнать - как жара изматывала Николая Гриценко и все окна он держал нараспашку, о том, что у Юрия Любимова не было музыкального слуха, о том, что на свете есть три типа актеров из которых один - удел гениев и многое невероятно интересное? В архивах ЦДА нашлись уникальные многочасовые записи разговоров старейшины вахтанговской театральной школы Евгения Рубеновича Симонова! Сегодня я начинаю публикации - слушайте первую часть - Евгений Рубенович Симонов рассказывает (беседу ведет Т.Е.Королькова зап. с 5.11 1991г. по 24.1.1992г) - http://staroeradio.ru/read/p4.php?id=2398 #ЦДА #ЦентральныйДомАктеров #СтароеРадио #StaroeRadio www.Staroeradio.ru www.AudioPedia.su
https://vk.com/wall46960679_2950 «С художника спросится» "С художника спросится, когда придет гость, отчего он не наполнил светильники свои елеем". / В. Иванов. "По звездам"./
21 декабря 1919 года в Первую студию на спектакль Вахтангова по пьесе Бергера «Потоп» приезжает Владимир Ильич Ленин. В Москве лютый мороз, театр не отапливается, актеры сидят за кулисами в шубах. Вбегает кто-то и сообщает взволнованно: — В зале — Ленин! Холод забыт: ведь по сюжету события происходят при температуре плюс сорок градусов. Актеры скидывают шубы. Спектакль начинается. В зал подглядывать запрещено, но сегодня исполнители невольно бросают взгляды на боковую ложу, где находятся Ленин и Крупская. Ложа рядом со сценой, в непосредственной близости, и все реакции Ленина воспринимаются отчетливо. В комедийных моментах Владимир Ильич заразительно смеется, облокачиваясь на барьер,— например, в эпизоде драки адвоката О’Нейля и Фрэзера у стойки бара. Спектакль Владимиру Ильичу пришелся по душе. «Ужасно понравилось»,— вспоминала Крупская. Скорее эффектная, чем глубокая, пьеса Г. Бергера стала поводом для спектакля общественно значительного.
Парадокс о людях буржуазного общества, утративших свою буржуазную сущность перед лицом стихийного бедствия, разрешался в спектакле саркастической повестью о неистребимости буржуазного в буржуа, о волчьей морали мира богатых, где каждый за себя, где зоологический эгоизм является незыблемым законом.
Вахтангов великолепно чувствовал авторскую иронию в адрес "христианнейшего" второго акта и ею стремился насытить спектакль.
Он видел; да, пока за окнами бушует буря, казалось бы, приговорившая к гибели кучку несчастных, что жмутся за железными ставнями бара, пока надежды на спасение нет, сохраняется видимость полного равенства, забыты классовые, имущественные преграды, еще вчера разделявшие их.
Но это — лишь видимость, "доказательство от противного", в свете которого еще отчетливее проступают "родимые пятна" общества, сформировавшего психику этих людей. Спала вода, улеглась непогода, в холле зажегся электрический свет, зазвонил телефон, застучал телеграф, и "улица, доллары, биржа" энергично вступили в свои права: беднякам не оказалось места в баре, где "должно быть прилично днем", хлебный король погрузился в свои махинации, адвокат заторопился в суд, а хозяин бара Стреттон беззастенчиво подал посетителям счет за вино, выпитое во время "потопа".
Да и самый потоп оказался фикцией — маленькие неполадки на недавно выстроенной плотине коснулись одной только улицы, нескольких домов; жизнь буржуазного города не нарушена, она течет точно так же, как и текла. И такое горькое чувство вызывали и этот город и эти люди, спаянные взаимной ненавистью, вконец испорченные буржуазной цивилизацией, что невольно думалось; старый мир безнадежно болен, он годится только на слом. Именно к этому выводу тяготел спектакль. Теперь, после Октябрьской революции, «Потоп» звучит иначе, чем до 1917 года. В свете свершившихся событий спектакль прочитывается залом как утверждение, сформулированное однажды самим Вахтанговым: «Не вернутся капиталисты, не будет фабрикантов. Надо же понять, что со всем этим покончено». Новое — это новые условия жизни. Надо же понять, наконец, что все старое кончилось. Навсегда. Умирают цари. Не вернутся помещики, не вернутся капиталы. Не будет фабрикантов. В 1924 году в газете «Известия» появится знаменитая статья Вахтангова «С художника спросится». Но написана она гораздо раньше, в апреле 1919-го, и представляет собой один из первых манифестов советской режиссуры. В ней Вахтангов настаивает на коренной связи подлинного художника с народом. «Если художник хочет творить новое, творить после того, как пришла она, Революция, то он должен творить вместе с народом. Не для него, не ради него, не вне его, а вместе с ним. О каком же «народе» идет речь? Ведь мы все — Народ. О Народе, творящем Революцию».
Революция красной линией разделила мир на "старое" и "новое". Нет такого уголка жизни человеческой, где не прошла бы эта линия, и нет такого человека, который так или иначе не почувствовал бы ее. Люди, желающие остаться в старом и защищающие это старое (вплоть до оружия), люди, приемлющие новое и также защищающие это новое (вплоть до оружия), люди, выжидающие результатов борьбы первых двух, так сказать, "пассивно приспособляющиеся", вот три категории (людей), резко оформленные резкой линией Революции. Материальная, духовная, душевная, интеллектуальная — все стороны жизни человеческой взбудоражены ураганом, подобного которому нет в истории Земли. Вихрь его все дальше и дальше, все шире и шире раскидывает истребительный огонь. Ветхие постройки человечества сжигаются. Растет круг, охваченный пожаром обновления. А все еще есть наивные люди, чаящие прибытия пожарной команды, способной погасить огонь, веками таившийся в недрах народных. Все еще мерещатся им поджигатели, и все еще ждут они, когда же переловят этих бунтарей (поджигателей), и снова вернется былое благополучие (с белой французской булочкой).
Хоть бы взяли на себя труд взглянуть на страницы книг, рассказывающих не историю царей, а жизнь многоликого существа, имя которого — Народ.
Это он своими руками возносит личность на вершины жизни, и это он несет гибель оторвавшимся от него. Это он вскрывает кратер своей необъятной души и выбрасывает лаву, веками копившуюся в грозном молчании. А вот он крикнул. Вот он прорезал толщу молчания. Крикнул в мир. И крик его — лава, крик его — огонь. Это его крик — Революция. Когда приходит Революция,— а она приходит тогда, когда истинно прекрасное во всех областях жизни становится достоянием немногих,— это значит: Народ требует вернуть ему его же. А когда идет она, выжигающая красными следами своих ураганных шагов линию, делящую мир на "до" и "после", как может она не коснуться сердца художника? Как может ухо художника, услышав крик в мир, не понять, чей это крик? Если художник хочет творить "новое", творить после того, как пришла она, Революция, то он должен творить "вместе" с Народом. Ни для него, ни ради него, ни вне его, а вместе с ним. А Народ творит сейчас новые формы жизни. Творит через Революцию, ибо не было у него и нет других средств кричать миру о Несправедливости. "Только на плечах великого социального движения истинное искусство может подняться из своего состояния цивилизованного варварства на достойную его высоту". "Только Революция может из своей глубины вызвать к жизни снова, но более прекрасным, благородным и всеобъемлющим, то, что она вырвала у консервативного духа предшествовавшего культурного периода и что она поглотила". "Только Революция, а не Реставрация, может дать нам вновь величайшие произведения искусства". Только Революция... О каком же "народе" идет речь? Ведь мы все — Народ. О Народе, творящем Революцию.
Именно в Одессе, когда тут гастролировал Московский театр имени Вахтангова, начался роман между Любимовым, тогда еще просто заслуженным артистом РСФСР и "звездой" советского экрана Людмилой Целиковской. Для окружающих это была полная неожиданность, поскольку актеры много лет играли в одном театре и вроде бы не проявляли большого интереса друг к другу. Правда, злые языки поговаривали, что Любимов, заведя роман с Целиковской, пытался утешиться после того, как его жена Ольга ушла к дирижеру Юрию Силантьеву. Так это или не так, дело прошлое, но факт, что по возвращении из Одессы Любимов перебрался в квартиру Целиковской, которую она унаследовала от предыдущего мужа - рано умершего академика архитектуры Алабяна.
Старые театралы утверждают, что именно благодаря известности Целиковской Любимову удалось получить пост главного режиссера в Театре на Таганке, который быстро приобрел всесоюзную, а затем и мировую славу. При этом Целиковская не была сторонним наблюдателем работы своего мужа. Ей принадлежат многие идеи легендарных постановок Таганки, она сочиняла инсценировки для спектаклей театра, скромно называя их "болванками". А главное - всячески оберегала мужа от нападок чиновников.
В свое время ходила такая театральная легенда. Якобы Любимова в очередной раз вызвали "на ковер" в некую высокую инстанцию. Проработка затянулась, и нервничавшая Целиковская позвонила секретарше начальника, а когда та соединила ее со своим шефом, то потребовала, чтобы тот передал трубку Любимову. И потребовала от мужа: "Юрий, не унижайся, иди домой и, кстати, купи по дороге бутылку можайского молока".
Любимов высоко ценил супругу, но не мог устоять перед красивыми женщинами. Как-то он повстречал молодую красивую мадьярку Каталину и влюбился. Целиковская не стала устраивать сцены, просто в один вечер показала мужу: "Вот Бог, вот порог".
Сегодня, когда давно уже остыли страсти, очевидно, что союз этих двух талантливых людей, истоки которого в нашем городе, был поистине счастливым. И, может быть, в первую очередь для театрального искусства.
По каким-то причинам Театр на Таганке никогда не гастролировал в Одессе. Но многие его актеры, в первую очередь Высоцкий, снимались в картинах Одесской киностудии. Не миновала сия участь и лидера театра. В 1970 году он принял участие в сериале "Хуторок в степи" по повести В. Катаева, превосходно сыграв роль старшего Бачея.
В желудочном санатории Дорохове тупые люди: всех несовместимых поселили. Со мной шофер-дальнобойщик, он приехал пить: "Я пить приехал. Я по двенадцать часов в день работаю, я пить приехал". А мне пить нельзя - я с язвой. Он пьет, а я желудочный сок выделяю и не могу. Администратора театра Вахтангова поселили с художником но пейзажам. Администратор читает до трех ночи, а художник встает в шесть утра и зубы чистит, н мольбертом гремит. И все спят по три часа.
Я сделал предложение, и мы поменялись. Теперь художник встает себе в шесть утра, и зубы чистит, и мольбертом гремит, а шоферу все равно - он без сознания еще с того вечера.
Я с язвой и администратором театра Вахтангова. Я спрошу у него, как там Вася Лановой, и тут же засыпаю. Просыпаюсь в три часа ночи - он все рассказывает, рассказывает... Зато когда он просыпается - меня нет. А я его завтрак съедаю. Знаешь, как все отдохнули: и администратор стал раньше засыпать, и художник потихоньку пить начал и перестал рано вставать, я стал ребятам про театр рассказывать. И даже шофер два рисунка сделал мелом.
Когда последнее время гуляю по Арбату, то попадаю будто в другой мир... начинаю забывать о проблемах, думаю о хорошем.. и что-то хорошее всегда случается во время таких прогулок.. не было раньше это место в душе, а теперь волшебно.. 🙌😌 #Москва #весна #вечер #прогулка #душевное #театр #Арбат #театрвахтангова #домактера #турандот #наблюдение #огоньки #Moscow #evening #spring #walking #observing #theatre #silence #Arbat #goodmood @ Государственный Академический Театр имени Евг. Вахтангова
Одним субботним днем мы ходили на замечательную экскурсию. Длится она всего час. За это время проводят по вестибюлям, рассказывают историю театра, немного о исторических спектаклях, показывают малую и большую сцену, водят в гримерки, Сталинскую ложу. Когда были мы, то, к сожалению, гримерки не видели и на большую сцену не выходили. Почему? Потому что в этот день шла репетиция нового спектакля "Евгений Онегин". Премьера 13 февраля, цены на билеты - ломовые. Зато нас при условии полной тишины завели в темный зрительный зал и мы минут 10 смотрели за репетицией. Я видела по телевизору этой действо, но в живую было ооочень необычно. Люди в джинсах и фраках, Маковецкий, периодически просит помощь у суфлера. Режиссер курит и подсказывает, что бы он хотел слышать и какой с интонацией. Рассказывает, как он видит первое появление Ленского. Маковецкий тут же к месту вспоминает, как много лет назад он приехал в деревню в белых джинсах, а местные подумали,что он в кальсонах. В общем, сидишь подслушиваешь и подсматриваешь за процессом. Смешно было, что после того как мы вышли из зала некоторые экскурсанты-девушки спрашивали:"А что репетирую то?". :-)
...Выпускницу ГИТИСа Светлану Джимбинову пригласил в 1965 году в Театр Вахтангова Рубен Симонов. Насколько знаю, у них завязались тёплые, человеческие отношения. Рубен Николаевич даже купил ей квартиру на свою Ленинскую премию. Однако, спустя три года его не стало. В официальном браке они не состояли. Вдовой Симонова она никогда не была. С семьёй Рубена Николаевича после ухода режиссёра не общалась. Последней работой Светланы Борисовны в Театре Вахтангова стал спектакль «Мария Тюдор», вышедший в 1985 году, однако он не случился, и через пару сезонов был снят. Когда художественным руководителем стал Михаил Александрович Ульянов, то Светлана Джимбинова по собственному желанию покинула театр и оборвала всякую связь с вахтанговцами. С тех пор она никогда не переступала порог Дома на Арбате, контактов ни с кем не поддерживала. Это прошло почти 30 лет!!! Единственное, насколько знаю, сохранила приятельские отношения с артистом Владимиром Ковалем, которого уже 10 лет как нет с нами...
Недавно Анатолий Софронов прочитал нам свою новую комедию "Стряпуха замужем", - рассказал нашему корреспонденту главный режиссер театра имени Евг.Вахтангова народный артист СССР Р.Симонов,- Пьеса эта- как бы продолжение идущей у нас "Стряпухи". Новый спектакль заинтересует и тех, кто ее не видел. С юмором и большой динамичностью развиваются характеры героев. Судьба сталкивает их не только в труде, но и в часы досуга. Почти все знакомые нам персонажи становятся членами самодеятельного кружка и работают под руководством молодой актрисы, приехавшей в село из Ростова. Строится большой клуб. Люди приобщаются к искусству. Растет благосостояние колхозников. Но самое главное в пьесе- это жизнеутверждающая сила, которая рождает новых, необычных людей с большими и сложными чувствами. В пьесе есть очень веселые сцены с дедом Сливой. Например, эпизод сна деда Сливы, когда он играет в городки с Эйзенхауэром. Жизнерадостная, оптимистическая комедия А Софронова, рассказывающая о жизни современного села, будет спектаклем, которым мы собираемся встретить 22 съезд партии.
К съезду мы готовили не только эту пьесу- весь нынешний репертуар театра является своеобразным отчетом о о деятельности нашего коллектива. Зрителю известен спектакль "Гибель богов"- о борьбе африканских народов с гнетом колониализма. Идет у нас пьеса "Русский лес" Леонида Леонова. Это инсценировка его романа, сделанная им совместно с Ф.Бондаренко. Постановщик- Ф.Бондаренко. В ролях выступили: Поли Вихровой - Г.Пашкова, Вихрова - В.Шалевич, Грацианского - Н.Плотников, Киттеля - Ю.Яковлев. Следующая работа театра - современная мелодрама А.Арбузова "Потерянный сын". Центральная роль Шварца поручена мне. В спектакле будут заняты А.Абрикосов, Г.Абрикосов, Л.Целиковская, В.Шалевич, Ю.Борисова и другие. Новую пьесу для театра "Белое платье для грешницы" написал драматург С.Алешин. Эта пьеса о советской интеллигенции, об актрисе. Постановка поручена А.Ремизовой. Центральную роль будет играть Юлия Борисова." Театральная жизнь. - 1961. - №9.
П.с. В 1956 году Борисова с успехом сыграла в пьесе Алешина "Одна". Но вот актрису в мелодраме "Белое платье для грешницы" так и не сыграла. Пьеса будет поставлена в Малом театре под другим названием.
Переворот 1987 года в театре им. Евгения Вахтангова не любят обсуждать до сих пор. Театр любит глянец, а сор оставлять в избе. Вещи вполне совместимые. Попытаюсь сегодня открыть завесу тайны над теми событиями.
Почти полвека театром руководила семья Симоновых. Сначала Рубен, затем его сын Евгений. Цифра заслуживает уважения. Значит Симоновым доверяли и зрители и артисты и власть.
Евгений Рубенович Симонов, говоря по правде, не обладал всеми набором качеств своего отца. Для главного режиссера нужны мудрость, коварство и даже жестокость. ( Увы, это реальность от которой не уйти). А Евгений Рубенович расслабился, начал витать в облаках, собирать частушки про "Перестройку" типа такой: "Моя милка подо мною сделала движение/ То ли хочет перестройки, то ли ускорения” или афоризм: "Что будет после перестройки? Ясное дело — перестрелка!"
В этот момент зашевелились конкуренты - Михаил Ульянов и Василий Лановой. Первый стал при Горбачеве членом ЦК КПСС, что одело его в непробиваемую броню маршала Жукова. Однако возглавил прорыв парторг театр, актер Евгений Федоров ( 1926- 2020), брат артиста Александра Збруева и дед звезды сериала "Перевал Дятлова" Петра Федорова. Но это так, к слову.
Накануне исторического партсобрания, где коммунисты театра Вахтангова принимали решение об отставке Евгения Симонова, он позвонил Федорову и спросил нужно ли его присутствие. Парторг ответил, что нет, будет рутинный прием в КПСС новых актеров, а беспартийному Симонову это не нужно. Ну и пошел, успокоенный Симонов работать над репертуаром.
А через пару дней состоялось общее собрание театра, куда приехал Министр культуры РСФСР Мелентьев. Парторг Федоров предъявил следующие обвинения главному режиссеру:
✔️он многое ставит один в театре ✔️ не допускает других режиссеров ✔️ он занимает молодежь, а не среднее и старшее поколение ✔️провал последнего спектакля “Енисейских встреч” и ряда других.
Евгений Рубенович Симонов все это выслушал и поблагодарил труппу театра за 40 лет счастья совместной работы. Раскланялся и пошел в сторону своего кабинета. Повисла гробовая тишина, все замерли, а когда он скрылся из виду, многие стали плакать. Прямо в голос. И тут Федоров сказал: — Ну что же, а теперь продолжим наше собрание! И Максакова закричала: — Иуда!
Закричала она это Федорову, а не Симонову. Она знала и как Симонов доверял своему оруженосцу и бездарному актеру Федорову и положение Максаковой в театре, позволяло ей не выбирать выражения.
Справедливости ради стоит сказать, что министр Культуры объявил о назначение Симонова главным режиссером театра Дружбы Народов. Но это была экзекуция. Сам Симонов назвал мероприятие прошедшее 25 сентября 1987 года - "снятием скальпа с головы без наркоза”.
А руками Федорова на трон театра Вахтангова взгромоздился член ЦК КПСС Михаил Ульянов. Актер он был неплохой, но режиссер никакой. Соратники по перевороту об этом знали, поэтому возложили на нового главреда только административные функции.Хотя напор "ворошиловского стрелка" и пробил дорогу в театр Роману Виктюку - режиссер совершенно не вписавшийся в идеологию театра Вахтангова. Василий Лановой рвал и метал. Но это уже другая история.
Откуда у меня вся информация? Из книги Ольги Симоновой-Партан "Ты права, Филумена". Рекомендую к прочтению и жду ваших комментариев.
Комментарии Елена А. Что значит актер неплохой Ульянов? Актер выдающийся. Любая роль- шедевр. А Василий Лановой - . Великий актер. И зачем сейчас выносить какие- дрязги обиженной женщины. Все актеры этого театра великолепны...
"В тот же период Юрий Любимов (1963 г. - прим.группы), который был тогда актёром Вахтанговского театра и преподавал в Щукинском училище, поставил со своими учениками пьесу Брехта "Добрый человек из Сезуана". Спектакль шёл без декораций - только столы и стулья, в репетиционном зале. Туда хлынула вся артистическая Москва, поражаясь, как можно создать такое волшебство столь малыми средствами. Потом Любимову удалось получить зал бывшего кинотеатра на Таганской площади - и открылся знаменитый Театр на Таганке, который вскоре стал самым популярным театром в Москве."
"Подстрочник. Жизнь Лилианны Лунгиной, рассказанная ею в фильме Олега Дормана"
Групповое фото. В центре в белой рубашке Р.Н. Симонов, слева от него И.М. Кудрявцев, у вагона в светлом пальто стоит Ц.Л.Мансурова, перед ней наклонен в сторону В.В. Балихин, крайний справа в шляпе В.В. Куза. Предположительно гастрольная поездка в Киев. Весна 1922 г. На вокзале. Архив Б.В.Щукина - Т.М. Шухминой. "Вахтангов после Вахтангова", том 2
/.../ Педагоги Вера Константиновна Львова и Леонид Моисеевич Шихматов помещались на стульях в центре. А она (Борисова) каждый раз отодвигалась подальше, пряталась за чью-нибудь спину, чтобы ее не заметили, не вызвали "на ковер". Львову она боялась. Плакала, когда Вера Константиновна кричала так, что было слышно на всех этажах Училища: "Вон с занятий! К станку! На завод! В уборщицы..." Сокурсники уговаривали Борисову: "Да брось ты, она же добрый человек.... Домой позовет, накормит- напоит, а то и денег даст... А если орет,- то это на голой технике..." Позже- на старших курсах и в первые театральные годы Борисова поняла, что Львова и Шихматов дали ей азбуку профессии, глубинные, душевные основы мастерства. Они были очень разные, эти супруги-первовахтанговцы. Выдающийся педагог и несостоявшаяся актриса Вера Константиновна, вся- бурление, бушевание, быстрая, резкая.... А Леонид Моисеевич- медлительный, вальяжный. Шествовал каждое утро по Арбату, нисколько не обеспокоенный тем, что опаздывает. Когда студенты на уроке особенно озорничали, он предупреждал: "Если вы сейчас не перестанете безобразничать, я брошу в вас пепельницу..." Летом в цветущем вахтанговском Доме отдыха- Плесково- любил остановить студента или студентку и побеседовать на вольном воздухе. Спрашивал, что молодой человек или девица знают о "звездАх?" Делал ударение на последнем слоге , так, как произносили любимое свое слово русские символисты в начале двадцатого века. Велел ученику , особенно- ученице, торопившейся на свидание, на танцы под патефон или попеть романсы под гитару,- запрокинуть голову к небесам и поразмышлять о "звездАх": "Юличка, а что вы знаете о Сириусе?" /..../ Лидеров на курсе не было.. Львова этого не допускала. Всех без исключения держала в строгости. Любила повторять: "Ермоловых и Комиссаржевских среди вас нет!.."
Целых два года один из лучших театров страны был прописан в Омске. Причём в самые сложные для России годы. В Великую Отечественную войну Омск стал убежищем для многих предприятий и учреждений культуры, и в 1941 году сюда переехал и знаменитый театр им. Вахтангова.
В июне 1941 года в театре имени Евгения Вахтангова, как и во всех театрах СССР, готовились к завершению сезона. Перед тем, как уйти в очередной отпуск, 21 июня вахтанговцы сыграли премьеру – роскошный спектакль «Маскарад».
Блестящие актёры, стихи Лермонтова, музыка Хачатуряна, которую композитор посвятил исполнительнице роли Нины Алле Казанской… Спектакль прожил короткую трагическую жизнь, но его музыка стала частью музыкальной культуры страны.
А утром 22 июня шёл спектакль «Фельдмаршал Кутузов» – история о мужестве и борьбе против завоевателей. Кутузов в исполнении Михаила Державина предстал перед зрителями не ворчливым и привередливым чудаком, как показывала его массовая культура прежде, а талантливым полководцем, умеющим принимать смелые и неожиданные решения.
Именно в это время по радио со знаменитой речью выступил Молотов, прямо сравнив начавшуюся войну с войной против Наполеона. Актёры, занятые в спектакле, не слышали этого выступления и узнали ошеломляющую новость во время антракта.
В книге «Это было недавно, это было давно…» актриса Галина Коновалова (1916–2014) оставила об этом периоде подробные воспоминания, к которым мы будем часто обращаться в этом материале. Вступление к книге, кстати, написал Михаил Ульянов, начавший свой творческий путь в Таре одновременно с эвакуацией театра.
«И в это очередное утро, стоя на сцене среди огромного количества русских крестьян, тронувшихся со своих насиженных мест из боязни нашествия Наполеона, – мы услышали по радио речь Молотова о вероломном нападении на нас Гитлера».
Поверить в случившееся было трудно. «Мы выглянули в окно – на углу у сберкассы стояла очередь. Значит, информация соответствует действительности», – вспоминал актёр Александр Граве.
Во время одной из первых бомбардировок Москвы, в ночь с 23 на 24 июля, в театр попала бомба. Значительная часть здания была разрушена, сгорели многие декорации, но самое страшное – погибли артисты. В ту ночь во время дежурства не стало одного из «строителей театра», талантливого актёра, сыгравшего на премьере «Маскарада» князя Звездича, Василия Куза.
Жизнь в театре остановилась, но бомбёжки продолжались. По мере приближения вермахта к Москве, жизнь в городе становилась всё сложней и тревожней. Осенью Государственным Комитетом Обороны было принято решение об эвакуации театров вглубь СССР. Театру им. Вахтангова надлежало уехать в Омск.
Однако организовать отъезд было непросто: на вокзалах царила суматоха, а поезда, идущие на запад, могли на несколько суток задержать те, что ехали на восток. Помог театру брат актрисы Нины Русиновой, договорившийся о предоставлении вагонов.
Отъезд был назначен на 14 октября. Труппе об этом сообщили за сутки, причём ни дата, ни время открыто не афишировались. В результате даже не все актёры знали, когда уезжает их театр!
«Когда в Москве было объявлено о неожиданной и немедленной эвакуации театра, то в числе прочих приказов и распоряжений было и такое: в определённый час всем явиться на Северный (Ярославский) вокзал в такой-то зал ожидания, имея при себе паспорт, все документы и... минимум вещей. Каждый имел право иметь при себе носильные вещи, смену постельного белья, мыльные принадлежности и самое необходимое», – рассказывала о поспешных сборах Галина Коновалова. После чего с грустью добавила, что её чрезмерно воспитанный и дисциплинированный супруг Владимир Осенев поступил именно так, а на вокзале с ужасом увидел, как некоторые артисты запихивают в вагон напольные часы, мебель и другие предметы далеко не первой необходимости.
Поезд добирался до Омска целых восемь суток, но на этом испытания только начались – в 1941 г. зима в наши края пришла рано и была невероятно холодной. В Омск приехало 250 человек: вместе с художественным руководителем театра народным артистом РСФСР Рубеном Симоновым прибыла основная часть труппы, их семьи и учащиеся Театрального училища им. Б. Щукина (которое и сегодня является частью театра), которые по документам тоже числились членами актёрских семей. Всех их было необходимо где-то разместить, что было непросто для тылового города, в который с начала войны тянулись эшелоны не только с людьми, но и с заводами, учебными и медицинскими заведениями.
Жизнь в тыловом городе
В годы войны председателем Омского исполкома горсовета был Иван Черезов. Его главной задачей стал перевод регионального хозяйства (а Омская область в то время включала в себя современную Тюменскую и часть Курганской области, Ханты-Мансийский и Ямало-Ненецкий автономные округа) на военный лад.
Эвакуированных с запада и центральной части СССР людей нужно было обеспечить жильём, едой и дровами, предприятия – помещениями, стройматериалами и электроэнергией, а госпитали – помещениями и лекарствами.
В сложнейших условиях Черезову удалось обеспечить увеличение мощностей электростанций, прокладку водопровода, канализации и трамвайных линий и, самое главное, решить вопрос с топливом. На зиму 1941-го Омску требовалось 480 тыс. кв. м дров, 120 тыс. т угля, 40 тыс. т торфа, 20 тыс. т коксовой мелочи – и все они были заготовлены.
Для борьбы с дефицитом продуктов в 1942 г. горсовет постановил создать сельские подсобные хозяйства, а также разрешил засевать свободные площади парков и скверов овощами и картофелем.
«Лето заявило о себе сильной жарой, пылью и неожиданно новыми заботами: нам всем дали за городом небольшие участки земли для огородов. Поначалу все страшно обрадовались: будут свои овощи. Но на поверку всё оказалось не так просто: земля эта находилась очень далеко от города, ехать приходилось на трамвае до последней остановки, а потом на попутных машинах. Вооружившись лопатами и ещё каким-то нехитрым инвентарём, мы в первое же воскресенье попали на свои участки почти к вечеру, очень уставшие от дороги. Немного разрыхлили неподдающуюся землю, вбили дурацкие колышки, обозначающие, что эти три грядки принадлежат нам, стали собираться обратно. Больше я на своём огороде не была. Володя ездил ещё, очень старался, даже посадил что-то, но к осени выяснилось, что ничего ни у кого не выросло, и с сельским хозяйством было покончено».
Городские власти уделяли внимание поддержанию в рабочем состоянии не только объектов инфраструктуры и коммунального хозяйства, но и обеспечивали работу культурно-досуговых учреждений. Летом благоустраивались городские парки и пляжи, зимой устраивались городские ёлки. Во время войны в Омске не прекращали работу клубы, музеи, кинотеатры и театры. Последний сеанс в кино начинался в 23 часа, а в театре – в половину первого ночи: благодаря этому омичи, трудившиеся допоздна, могли отдохнуть после тяжёлого дня. Также появилась традиция приводить на спектакли солдат, уходящих на фронт.
Защита театра и новый режим работы
Готовясь к приезду театра им. Вахтангова, Омский областной отдел по делам искусств организовал специальную комиссию, которая начала готовить артистам жильё, решала вопросы питания и встречи труппы на вокзале.
Готовился к встрече со столичными коллегами и Омский драматический театр. И нельзя сказать, что всё проходило гладко: художественному руководителю театра, актрисе и режиссёру Лине Самборской, занявшей пост в июне 1941 г., пришлось повоевать за свою труппу в начальственных кабинетах. Дело в том, что многие театры, расположенные за Уралом, власти в приказном порядке переводили в другие места. Так, Омскую драму планировали перевести в Тару, Москаленки или Исилькуль. Самборская – единственная из художественных руководителей театров за Уралом, кто смог отстоять свой коллектив и право выступать на собственной сцене.
Чтобы понять значимость этого поступка, забежим немного вперёд: после возвращения театров из эвакуации столичная комиссия по культуре была вынуждена признать, что некоторые театры за это время значительно просели в качестве постановок, растеряв труппу или перейдя к примитивному репертуару. А ведь это были театры, выросшие из мощнейших дореволюционных школ!
Так что Лина Самборская не просто отстояла для своих актёров здание театра – она вместе с супругом Николаем Шевелёвым, главным режиссёром театра, сохранила его самобытность и уровень актёрской игры всего коллектива.
26 ноября был составлен и опубликован «Распорядок работы двух театров», и вахтанговцы и омичи стали работать на одной сцене: четыре дня – московский театр, три – омский. Обычно спектакли шли несколько раз в день: в 10:00, 14:30, 20:00 и 00:00 или 00:30 и длились по 3–4 часа (как правило, давали спектакль и концерт). Билеты в театр были дёшевыми: от 3 до 18 рублей. Намного дороже в те годы стоил хлеб: 500–600 рублей за булку… Сборы от спектаклей перечислялись в Фонд обороны, в помощь семьям фронтовиков или на подарки бойцам Красной Армии, а в 1942 г. вахтанговцы объявили сбор средств на постройку эскадрильи противотанковых самолётов «Советский артист».
Актёры отмечали, что зал на 800 мест практически всегда был полон, и даже если вдруг гас свет, никто из зрителей не уходил: театр был необходим.
Трудности размещения и обустройство быта
22 октября 1941 г. газета «Омская правда» сообщила: «Сегодня в Омск прибывает Московский государственный театр им. Вахтангова. Театр везет с собой все свои основные постановки. Гастроли вахтанговцев начнутся в конце октября». В начале войны слово «эвакуация» старались не употреблять: пресса старалась поддерживать в людях уверенность, что война закончится быстро.
Прямо с вокзала вахтанговцев отвезли в драмтеатр, в столовой которого изголодавшихся в пути артистов накормили роскошным обедом – сардельками. В дальнейшем же рацион стал намного скромнее: чечевичная похлёбка, капустный суп, тушёная капуста и недоваренная перловая каша, прозванная вахтанговцами «шрапнелью». После этого прибывших разместили в спортзале школы, расположенной, судя по всему, на пересечении Красного пути и улицы Банной.
«Школа <…> являла собой нечто среднее между цыганским табором и больничными палатами. <…> По всем стенам стояли кровати и топчаны, потом шёл как бы второй ряд кроватей, образуя небольшой коридор (вероятно, для того, чтобы один встающий с кровати не свалился сразу в постель спящего рядом). Таким образом, все спали почти впритык друг к другу, но располагались семьями. Кто-то отгораживался повешенной простынёй, кто-то своим пальто, но было это всё приблизительно, и, по существу, все были вместе. Под каждую кровать были запиханы чемоданы и ящики с вещами, а посередине этого бедлама стоял длинный, вероятно учительский, стол, на котором в полном беспорядке обитали кастрюли и плошки со скудной едой», – так описывала первое место обитания труппы Галина Коновалова, приехавшая в Омск чуть позже коллег.
Отправлено: 30.11.23 08:33. Заголовок: продолжение В школе..
продолжение
В школе вахтанговцы жили около месяца и всё свободное время искали жильё. Власти города старались помочь им с расселением, но дело шло медленно: осенью 1941 г. слово «уплотнение» было самым ходовым в Омске, и жилищный вопрос был огромной проблемой. Тем не менее старания властей и отзывчивость омичей сделали своё дело: новый, 1942 год, вахтанговцы встречали в более-менее домашней обстановке.
«Омск к моменту нашего приезда был буквально заполонён эвакуированными. Целыми днями пороги всех райсоветов и райжилищных контор обивали приехавшие: тут был и вывезенный из Москвы Первый медицинский институт, и несколько крупнейших промышленных предприятий, в том числе авиазавод со знаменитыми авиаконструкторами, которые впоследствии стали не только частыми гостями нашего театра, но и ближайшими друзьями многих актёров. <…> К моменту нашего переезда многих старших товарищей уже расселили. Симонов с семьёй, Охлопков, Абрикосов получили комнаты в обкомовском доме, который находился почти напротив театра драмы… <…> Нам повезло. Недалеко от театра находилась так называемая Кооперативная улица [Прим. «Трамплина» – ныне ул. Булатова]. Состояла она из нескольких домов, утопавших в огромных сугробах, и оканчивалась крутым спуском к реке – совершенно замёрзшему Иртышу».
Омичи, разместившие у себя вахтанговцев, делились с ними вещами, которые помогли бы облегчить быт. Артисты театра неоднократно вспоминали об этом.
«Когда у меня родилась дочь Наташа, все знали, что у меня нет ничего, и резали свои одеяла и простыни на четыре части, чтобы было во что запеленать моего ребёнка», – Нина Архипова.
«И тут я посмею поспорить с Достоевским, утверждающим, что “красота спасёт мир”. Нет! Мир спасёт взаимовыручка, поддержка, надёжность – всё то, что я познала в первую холодную зиму Омска», – Галина Коновалова.
Вахтанговцы эвакуировались со всеми возможными родственниками, с маленькими и даже новорождёнными детьми, для обеспечения которых в начале войны не было ничего. В том числе игрушек.
«Если одежда в Омске не пополнялась, никто ничего не шил и не покупал, а наоборот, всё то немногое приличное, что было захвачено из Москвы, продавалось или выменивалось на продукты, то об игрушках для детей и думать было нечего: их просто не существовало. Одевали мы ребёнка, выросшего из пелёнок, исключительно в то, что нам дарилось от повзрослевших детей. А вот игрушками никто не делился», – вспоминала об этом Галина Коновалова, приехавшая в Омск с четырёхмесячной дочкой.
Из местного бюджета артистам выплатили подъёмные и зарплату, выдали продуктовые карточки, по которым ежедневно можно было получить 800 г хлеба. Зачастую эту буханку делили на всю семью: родителей, детей, тёток и сестёр, ведь безработным полагались совсем другие нормы продовольственного обеспечения. Поэтому каждый член труппы старался пристроить хоть кого-то из родственников на место, где давали более «жирную» продуктовую карточку. Это было очень непросто: в городе, куда эвакуировались десятки тысяч человек, найти работу было практически нереально.
«Преподаватель математики московского вуза, мать нашей актрисы Лёки Коровиной, сидела в билетной кассе, отец Аллы Казанской стал работать в театре, и мы впервые получили опытного юриста».
Чтобы купить зимнюю одежду или дрова, артисты продавали свои вещи.
«Однажды Цилюша [Прим. «Трамплина» – Цецилия Мансурова] попросила, чтобы я продала её платье. Но по пути у меня его украли, и я, чтобы её не огорчать, отдала свои деньги. В другой раз у кого-то из нашей компании оказался дореволюционный фарфоровый чайник фабрики Кузнецова, и мои приятели пошли вместе со мной, чтобы помочь продать подороже. Например, подходит покупатель: – Девушка, а дорогой у вас чайник-то… Но вдруг за его спиной появлялся кто-либо из наших артистов и начинал рассуждать: – Нет, ну для такого чайника это вполне нормальная цена… А знаете что, пожалуй, я куплю его. Так мы набивали цену, потому что вся надежда была только на этот товар. И в результате какой-то человек его купил», – вспоминала актриса Нина Архипова.
Весна 1942 г. принесла с собой тепло – и новые проблемы: деревянные тротуары были покрыты грязью, из-за которой обувь промокала насквозь. Многие артисты к тому времени перестали топить дома печи, чтобы сэкономить дрова, и сушили обувь на гримировальных столиках, если на это было время.
Минуты отдыха
Приближающийся 1942 г. не нёс с собой большой радости: уже было понятно, что война затянется надолго, и лучше условия жизни и работы не станут. Приглашение встретить Новый год в обкоме партии артисты восприняли с радостью: праздник в первую очередь давал возможность наесться. Праздничный стол, а не программа, занимал в то время мысли многих.
«…мы, принаряженные и возбуждённые, входим в огромный зал, где буквой «П» были накрыты столы, и кто-то из хозяев приглашает занимать места, не стесняться, чувствовать себя как дома и тому подобное, всё, что говорят в таких случаях. Мы, ещё стоя у стеночки, взглянули на столы и обомлели. Это был не просто довоенный стол, а скорее – дореволюционный. Он ломился от всяческих салатов, колбас, сыров и рыбы, рыбы во всех видах – от заливной и копчёной до всякой севрюги и нельмы. Не буду описывать торжество: это была сказка! Голодные вахтанговцы не могли поначалу ни произносить тосты, ни благодарить хозяев: все ели. Это уже потом были танцы и тосты... А сейчас все ели. Но праздник этот омрачался мыслью о том, что в это самое время, когда мы здесь пируем и наслаждаемся, – дома сидят голодные семьи: у кого – дети, у кого – родители...»
Свободное от работы время артисты проводили с семьями или собирались вместе. Летом под гитару пели старинные песни и романсы, сочиняли эпиграммы на своих коллег – всё, как и раньше. Кстати, в Омске у вахтанговцев появилось знаковое место для встреч – скамейка возле театра.
«...весь день проводили в театре, репетировали, потом спускались в столовую <…> и до спектакля, а иногда, в особо тёплые ночи, и после спектакля, сидели на лавочке, которая стояла наискосок от актёрского входа, и слушали бесконечно интересные рассказы-воспоминания старших. Ох, эта знаменитая лавочка! Как-то само собой получалось, что она стала как бы клубом, на ней с самого утра устраивалась какая-нибудь группа актёров, и начинались долгие беседы, споры, воспоминания».
Актёр Михаил Державин-старший был страстным любителем рыбалки, поэтому, когда вахтанговцев расселяли по квартирам, попросил поселить его поближе к Иртышу.
Жизнь вахтанговцев в эвакуации была сочетанием тяжёлого быта и работы. Утром артисты с кастрюлями шли в театр, где под сценой была организована столовая: каждому по талону полагалось одно блюдо. Одно – на большую семью, поэтому каждый старался найти свой подход к раздатчицам, чтобы получить лишнюю поварёшку каши. Артисты обменивались наблюдениями, какая из работниц столовой сговорчивее, кто добрее, кого можно задобрить, подарив платок… Добытую еду относили домой – и спешили обратно в театр, на репетицию или спектакль.
«Володя, ещё не отдышавшись, наскоро пил кипяток (о заварке тогда никто и не мечтал), ел принесённую со вчерашнего дня из столовой перловую кашу и, совершенно не чувствуя себя ни мучеником, ни героем, бежал на репетицию, где, надев фрак, изображал очередного фрачного героя. Так и жили. Так жили все вахтанговцы, обуреваемые двумя совершенно противоположными чувствами: голодом (всегда, все 24 часа в сутки хотелось есть) и жаждой работы».
Жемчужины военных лет
«И даже в Омске, при таком неустроенном быте, вернее, при полном его отсутствии, все как-то смотрели на эту неустроенность сквозь пальцы, потому что был театр. И это было главным. Театром жили. Именно Омск запомнился длинными вечерними собраниями, бурными обсуждениями режиссёрских докладов, шумными заседаниями художественного совета».
Уже 29 ноября 1941 г. на сцене Омского драматического театра вахтанговцы дали первый спектакль – комедию Шекспира «Много шума из ничего».
Комедия вызвала неоднозначную, но сильную реакцию как зрителей, так и критиков. Следом начали играть «Фельдмаршала Кутузова», актуального как никогда, ведь немецкие войска в это время уже стояли под Москвой, а Красная армия готовилась начать контрнаступление. Этот спектакль критики единодушно назвали личным вкладом вахтанговцев в битву под Москвой.
Но в целом, как признавались потом артисты, первое время с патриотическим репертуаром возникли большие трудности: как ставить спектакли об идущей войне, если нет литературного материала? Пока советские драматурги выполняли этот госзаказ, вахтанговцы поставили «Разлом» Бориса Лавренёва и «Парня из нашего города» Константина Симонова.
Не останавливалась в Омске и жизнь Щукинского училища, или школы, как называли его сами вахтанговцы. Занятия продолжались весь период эвакуации, за исключением августа 1942 г. – тогда для обучения вообще не было условий.
Ярким событием и важным фактором для развития коллектива стала работа с актёром и режиссёром Алексеем Диким, присоединившимся к вахтанговцам на время эвакуации. Он был арестован и отправлен в ссылку в 1937 г., и сразу после освобождения приглашён в театр Рубеном Симоновым. За короткий срок работы в театре им. Вахтангова Дикий поставил несколько пьес, часть которых вошла в золотой фонд советского театра.
22 февраля 1942 г. он выпустил спектакль «Олеко Дундич», рассказывающий о жизни реального, но легендарного человека Олеко Дундича – офицера Сербского добровольческого отряда, который во время Гражданской войны вступил в Первую конную армию под командованием Будённого. Зимой 1942-го с её неутешительными вестями людям был нужен именно такой герой – храбрый защитник Родины, человек, не щадящий себя во имя общего дела.
«И вот объявили первую репетицию. Все собрались в верхнем фойе, расположенном в закулисной части Омского облдрамтеатра. На улице лютый мороз. Все в шубах, платках, некоторые счастливчики в валенках. Ждём, с нетерпением ждём появления самого Дикого, которого многие видели только издали, так как жил он в гостинице «Иртыш»… <…> Забыт был только что прекрасно прочитанный Симоновым Дундич, забыта была в одно мгновение вся наша омская неустроенная жизнь, даже холод нашего репетиционного зала куда-то исчез. Расходились мы после первой читки возбуждённые, взволнованные и, конечно, уже влюблённые в Дикого».
Спектакль покорил Омск – и многое изменил в сознании актёров: «После того как выпустили “Олеко Дундича”, театр утвердил себя в Омске. Этому способствовали не только успех спектакля, не только относительное устройство и налаживание быта. Самое главное – мы поняли, что жить нам здесь, в Сибири, придётся долгое время. Ведь все уезжающие в эвакуацию твёрдо веровали, что война кончится очень скоро и мы вернёмся домой. Но к середине зимы 41–42 годов мы поняли, что пропагандистский бред, которым нас пичкали в начале войны, не имеет ничего общего с реальной жизнью, что немцев от Москвы отогнали ценой огромных потерь, что идут ожесточённые бои и мы пока несём большие потери», – прямо заявила Галина Коновалова.
К годовщине начала войны Дикий поставил спектакль по пьесе Константина Симонова «Русские люди». Он стал для Театра им. Вахтангова первой работой о Великой Отечественной войне. Критики высоко оценили постановку.
«Были и другие творческие дискуссии: время военное, и московское начальство, так сказать, “недремлющее око”, время от времени наведывалось на периферию с проверкой. Так к нам однажды приехал А.В. Солодовников. Занимал он тогда какой-то важный пост в Комитете по делам искусств. Был командирован инспектировать работу всех московских театров. У нас просмотрел все спектакли, к тому времени Дикий уже поставил “Русские люди” К. Симонова, которые, так же как “Фронт” Корнейчука, шли во всех театрах страны».
Следующей работой, внёсшей вклад в дело победы, стал спектакль «Фронт» по пьесе Александра Корнейчука. Её режиссёром стал Рубен Симонов, а Дикий сыграл одну из главных ролей – генерала Горлова. Пьеса, по легенде написанная лично по заказу Сталина, была напечатана в августе 1942 г. в газете «Правда» – и уже 6 ноября вахтанговцы показали её на омской сцене. Спектакль представлял собой политическую и военную дискуссию о причинах поражения советской армии в начале войны и должен был показать зрителям, что смена военного руководства приведёт армию к победе. Ставить спектакль доверили двадцати двум ведущим театрам страны, и симоновскую версию вскоре признали лучшей.
«А театр набирал силу. Выпустили “Фронт” Корнейчука с блистательным исполнением Диким роли генерала Горлова. <…> …Дикий переиграл всех Горловых, включая великого Москвина. Вообще, омский период вахтанговского театра был периодом подлинного расцвета, и определялся он прежде всего содружеством трёх замечательных режиссёров: Алексея Дикого, Рубена Симонова и Николая Охлопкова. Сохранись это содружество и в послевоенное время, результат его мог бы стать ошеломляющим для всего советского искусства».
Также в 1942 г. прошла премьера «Сирано де Бержерака», поставленного Николаем Охлопковым.
Вахтанговцы отмечали, что, как и Дикий, Охлопков искал в исторической пьесе прямой переклички с идущей войной. В газетной статье, предваряющей премьеру, он писал: «Сирано жив!.. Он как бы кричит через века: “Деритесь!”». Критик Борис Зингерман (видевший спектакль уже в Москве) отметил, что режиссёру действительно удалось связать действие с реальностью, но в необычном ключе: этот Сирано «напоминал солдатам в конце войны о том, как сурова и бедна их жизнь – жизнь победителей, как обмануты они наглым командованием, дорвавшимся до трофейного богатства». Главные роли сыграли Рубен Симонов (Сирано) и Цецилия Мансурова (Роксана).
«В одно прекрасное, очень морозное утро в верхнее фойе была приглашена вся труппа, и нарядный, расфранчённый Николай Павлович Охлопков прочёл свой удивительно интересный доклад о том, как он собирается ставить “Сирано де Бержерака”. Слухи о том, что в театре пойдёт “Сирано”, ходили давно, но никто твёрдо не знал, когда начнётся репетиция, кто будет играть и, главное, как Охлопков собирается осуществить свою постановку. Николай Павлович появлялся в театре до этого мало, на репетициях “Дундича” мы его почти не встречали», – вспоминала волнительный момент Галина Коновалова, сыгравшая в спектакле Кассандию.
Это была последняя постановка Охлопкова в театре им. Вахтангова – сразу после премьеры он отозвался на предложение возглавить московский Театр Революции. Покинул театр и Алексей Дикий, перебравшийся в Казанский театр.
Но в театре шли не только военные постановки – вахтанговская молодёжь репетировала комедии: весной 1943 г. вышли «Слуга двух господ» и музыкальный спектакль «Синий платочек».
Конечно, творческий процесс не обходился без конфликтов, однако относились к ним актёры как к естественным и необходимым элементам работы.
«Работали очень дружно, дополняя и всячески помогая друг другу. При этом никакого “благолепия” не существовало. На репетициях спорили, ссорились, до хрипоты кричали, но результатом этих разногласий являлась или прекрасно сделанная сцена, или неожиданно найденная краска, или правильное раскрытие образа – словом, то, что впоследствии становилось украшением спектакля. Вообще споры и дискуссии, всевозможные творческие конференции всегда существовали в театре. <…> Так вот, эту традицию, несмотря на все трудности омской жизни, старались в эвакуации поддерживать».
Во второй части статьи мы расскажем, как вахтанговцы помогали фронту и возвращались в Москву, и, конечно же, как они подружились с актёрами Омского драматического театра.
Гостелерадиофонд опубликовал запись телепередачи о Театре Вахтангова. Признаемся, многие из нас впервые её видят. По некоторым указаниям в тексте мы определили, какой это год. Скажем, что больше 30 лет назад.
Столько родных лиц... и при этом ощущается, как меняется время, меняется стиль ведения репортажей. И даже внешний вид здания, фойе, зала: другое освещение, нет архитектурной подсветки - и будто бы на видео показан другой театр. А ведь зал исторической сцены сегодня в точности сохраняет тот облик, который придал ему архитектор Павел Абросимов, восстановивший здание Театра Вахтангова после попадания в 1941 году фашистской бомбы.
А вы, дорогие друзья, сможете указать точно, когда Михаил Александрович Ульянов дал это интервью? Если да, то по каким моментам вы это угадали?
...Анастасия Герцун Наверное, 1988 год? Михаил Александрович говорит, что он рад, приходу Петра Фоменко, анонсирует премьеру спектакля «Дело». Его премьера была как раз в 1988 году. Репортаж замечательный!!!!
Сегодня перемена спектакля. Вместо"Трупа" идёт "Варшавская". Крещенские морозы стоят по-прежнему. Может быть, пойду на Райкина. В театре я не был очень давно. Просто интересно посмотреть, как идут спектакли. Правда, что-то начало чувствоваться в сердце. Смотрел "Егеря" в постановке Захавы на телевидении. Она хорошо, Галевский неискренен и довольно противен. Получилась её трагедия, а не драма двух. Райкин прелестен. Программа хороша. Мне понравился директор, врач и человек, поехавший в Париж. Как у него хватает сил на такую роль, с такой большой отдачей?"
Записи из дневника Л. М. Шихматова, "Вахтанговцы: Л.М. Шихматов и В.К. Львова. Том II: учителя вахтанговцев ", М., Театралис, 2023
Вчера перед спектаклем «Война и мир» зритель Никита Техов подарил нашему директору Кириллу Кроку напечатанный в 1960 году на машинке текст пьесы Анатолия Софронова «Стряпуха». Когда-то этот экземпляр пьесы принадлежал народному артисту СССР Юрию Васильевичу Яковлеву.
«Стряпуха» была написана специально для нашего театра. В далёком 1959 году главный режиссёр Рубен Николаевич Симонов поставил её. Пьеса, надо заметить, была довольно простенькой. Но вахтанговцы смогли сделать из неё шедевр. Спектакль стал демонстрацией актёрского мастерства, фантазии и вкуса, «Стряпуха» пользовалась невероятной популярностью у зрителей.
Видя такой успех, драматург даже написал продолжение – «Стряпуха замужем». Вторая постановка также имела оглушительный успех! По воспоминаниям очевидцев – зрители почти что висели на люстрах. Сцена, в которой танцевали Юрий Яковлев и Людмила Максакова, произвела столь яркое впечатление, что артистов даже стали приглашать с этим номером выступать на праздниках в Кремле.
Благодарим Никиту за возможность вспомнить славные страницы нашей истории и за подарок, который теперь будет храниться в Музее театра!
Marus Sia ответила Сообществу Театр имени Евгения Вахтангова
... Да, читала, что отец всячески противился увлечению сына театром, видел его продолжателем своего «бизнеса». Насчет характера, думаю, есть в этом доля истины😁 Баграт Сергеевич так же изменил отчество, взял русифицированную версию. И так же имел конфликт с отцом - Саркисом. Полагаю, из-за русской жены (мамы Евгения). Возможно, таким образом, Евгений хотел показать отцу некорректность его поступка по отношению к деду. Кто теперь узнает… кровь горячая))
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 13
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума